В полупустом автобусе он сделал еще пару глотков. Люди смотрели на Кофи во все глаза. Кое-кто из них немало повидал в жизни. Но такого чуда не видел никто.
Здоровенный пьяный негр едва держался за поручень. Время от времени он прикладывал к губам бутылку «Русской».
А после пихал в рот огромные куски сливочного рулета.
Вид у него был такой, словно он сперва хорошенько подрался, а затем долго лежал в канаве. «Наш парень! – с затаенной гордостью думали простые люди. – Небось и матом ругается будь здоров…»
Словно прочитав мысли окружающих, рослый, плечистый негр встряхнул грязной головой и заявил:
– Все это херня!
И немедленно выпил. Мужчины, женщины, старики и немногочисленные дети, ехавшие в столь поздний час, радостно закивали, заулыбались. Стали переглядываться. Люди словно поздравляли друг друга. Даже в негре они встретили своего.
Хорошо сказал! Вот какова наша сила!
Дадим достойный ответ Чемберлену!
Скоро автобус затрясло на мостовых стыках. Кофи вышел за остановку до общежития, сопровождаемый ласковыми взглядами простых людей. Он побрел по широкому тротуару Пискаревского проспекта, сжимая в одной руке водку, а в другой – остатки приторно-сладкого рулета.
Первый же встреченный патруль застыл в немом изумлении. На асфальте выписывал замысловатую кривую негр.
Милиционеры невольно преисполнились той же симпатией к черному парню, что и пассажиры автобуса. У российских собственная гордость.
– Вот это по-нашему! – воскликнул один.
– Свой человек, – согласился другой. – А еще говорят: черные – не люди.
– Загребем? Мы ж пока только четверых сдали.
Старший патруля сдвинул кепи на глаза и поскреб затылок.
– До плана еще искать и искать, – сказал он. – Но, если он иностранец, лучше не связываться. Потом замучаешься объяснительные записки писать.
– Ну так давай загребать не будем, а только лупцанем? – предложил милиционер в бронежилете. – И ребят можно позвать с противоположной стороны. Нас они всегда приглашают…
Предложение выглядело заманчиво.
Патрульные развернулись и направились вслед за Кофи Догме. Здесь, вдали от центра, прохожих было немного, но ни один из них не отказал себе в удовольствии понаблюдать за пьяным вдребадан темнокожим.
Старший сержант на ходу передал по рации сообщение на противоположный тротуар Пискаревского проспекта. «Спускаемся в подземный переход», – был лаконичный ответ.
Четверо милиционеров окружили мулата как почетный эскорт. Кофи не выказывал ни малейшего беспокойства. Шел себе и шел, покачиваясь и путаясь в собственных ногах.
– Документики, гражданин, – начал для затравки один из милиционеров.
В ответ раздалось что-то нечленораздельное. Кофи и не подумал останавливаться.
– Вы что, гражданин, не слышите? – грозно повторил кто-то. – Предъявите документы!
– А пошел ты…
Больше от Кофи никто ничего добиваться не стал. Этой фразы было достаточно. Милиционеры закинули за спины автоматы и отцепили дубинки.
Один из них преградил вождю путь.
– Стоять! – приказал он.
– А пошел ты, – повторил Кофи.
В следующую секунду на Пискаревском проспекте словно работала бригада по выбиванию ковров. Кофи свалился от первых же ударов. Каждая дубинка опускалась на него ровно два раза в секунду.
Зазвенела по асфальту водочная бутылка. Вывалились из руки липкие остатки рулета.
– Харэ! – раздалась команда.
«Выбивание ковра» вмиг прекратилось.
– Посмотри, может, наш? – сказал один из сержантов.
Другой нагнулся. Темнокожий лежал без признаков жизни. Милиционер расстегнул один нагрудный карман и достал какую-то черную железку. Сунул ее назад.
В другом кармане оказался зеленый паспорт.
– Зеленый, – сказал сержант, – не наш.
– А чей? Давай светану.
– Гляди, какой герб! Я таких еще не видал…
Они встали в тесный кружок возле Кофи и в слабом свете карманного фонарика стали переводить с английского. Из носа у Кофи текла кровь. Он очнулся.
Приоткрыл один глаз. Посмотрел на блюстителей порядка и закрыл.
– Хрен его знает, – услышал он над собой. – Какой-то Бенин. Что за страна, где?
– Может, тогда загребем? Карманы вывернем, – раздался другой голос. – Страна малоизвестная, проблем не будет.
– Черт его знает – будет или не будет.
А вдруг сейчас в Москве с визитом ихний президент? Помните, Петьку Лукьяненко уволили из органов за то, что трезвых граждан Люксембурга отлупил и отправил в мойку? Потом вдруг выяснилось, что Люксембург – международный финансовый центр и что у нашего мэра там личный счет в банке. А ведь сначала Петька тоже думал, что страна неизвестная и шума не будет.
Все милиционеры разом обернулись на стон.
Негр стоял на четвереньках и силился подняться.
– Ах ты, сука черномазая! – воскликнул тот, кто неоднократно предлагал забрать парня в вытрезвитель. – Крепкий, гад…
Милиционер размахнулся дубинкой и обрушил на спину Кофи страшный удар.
За ним – другой и третий. Кофи повалился набок.
– Подожди, – положил руку на плечо разбушевавшемуся милиционеру старший патруля. – Ты ж ему так на хер легкие отобьешь.
Милиционер недовольно прекратил избиение. Он поступил в милицию потому, что не мог найти другой работы. Сейчас он работал уже не только ради денег.
От каждого дежурства он ждал таких вот минут, когда можно бить во всю силу, не жалея, не таясь, не боясь искалечить или убить.
Наоборот: он старался сделать именно это. Если нельзя убить, то хотя бы искалечить.
У одного из сержантов на груди забормотала рация.
– Вовремя мы тут сошлись, – сказал он. – Возле кинотеатра молодняк машется. Аида туда.
У разбушевавшегося загорелись глаза.
Групповая драка – это не один-единственный негритос. Если не зевать, то можно всласть душу отвести.
– На, сунь негру паспорт в рубашку…
Значит, так. Как увидим драку, вы ее обходите оттуда, а мы отсюда. И погоним друг на друга. Так меньше пацанов разбежится.

38

Катя лежала в глубоком обмороке перед распахнутой морозильной камерой.
Молодой лейтенант пытался привести девушку в чувство. Он соскребал ногтями рыхлый лед со стенок камеры и посыпал Катино лицо.
За этой сценой с интересом наблюдал рослый сержант в бронежилете. В порыве человеколюбия лейтенант расстегнул верхние пуговицы на Катиной блузке, и автоматчику теперь прекрасно была видна белая бретелька бюстгальтера.
В широком коридоре загрохотали шаги.
– Здорово, хлопцы! – с порога рявкнул человек в штатском и сунул автоматчику под нос удостоверение.
Сержант изобразил нечто вроде стойки «смирно» и без энтузиазма сказал:
– Здравия желаю, товарищ капитан.
Лейтенант оторвался наконец от Кати, выпрямился и отдал честь:
– Здравия желаю, товарищ капитан.
Лейтенант Сомов.
– Что с ней? – человек в штатском кивнул на Катю.
– Родимчик приключился.
– Что?!
– Ну, обморок…
– Так ты и говори: «обморок». А то родимчики какие-то. – Следователь подошел к распахнутой двери морозильника, заглянул внутрь и уточнил: – Готов?
– Так точно.
К морозильнику подошли еще двое в штатском.
– Как девка здесь оказалась?
– Так она вскрытый склад обнаружила! – объяснил лейтенант Сомов. – Кидалась на меня, царапалась, требовала, чтоб я отца ее нашел. Ну, я и нашел.
– Так это ее папаша?
– Выходит, так. Она как увидела, бросилась к нему, заорала: «Папа, нет, не надо!» И свалилась. Я чуть подхватить успел.
– А потом еще чуток расстегнул, – усмехнулся следователь. – А что, красивая девчонка.
Молоденькое лицо лейтенанта резко изменило цвет. Оно густо покраснело.
Одну щеку украшала свежая царапина.
– Никак нет, – пролепетал он. – Я только первую помощь…
Сержант в бронежилете собрал в кулак волю, чтобы не заржать во весь голос.
– Слушай, а ты отдаешь себе отчет в том, что будет, когда она очухается? – спросил капитан в штатском.
Сомов был совершенно сбит с толку.
– Ну как – что будет? Будет хорошо…
Следователь обернулся к своей свите и уточнил:
– Что, уголовщина, вы такого кретина когда-нибудь видали?
Люди в штатском задумчиво закачали головами. Один из них, судмедэксперт с чемоданчиком в руке, очень серьезно ответил:
– Я, Саш, таких законченных кретинов вообще-то никогда не видал.
Сочный красный цвет на лице лейтенанта распался на отдельные пятна. Пятна от горькой обиды поползли, как черепахи.
– Товарищ капитан, я младше по званию, но я бы попросил, – выдавил Сомов. – Я бы вас попросил не оскорблять честь и достоинство офицера. Тем более нельзя это делать в присутствии моего подчиненного…
– Эх, Сомов, – вздохнул капитан в штатском. – Ты бы хоть подумал, что будет с этой девицей, когда она придет в себя! Она снова увидит труп собственного отца. Да еще с кровавыми сосульками вместо ушей… Ты «скорую» вызвал?
Лейтенант вопросительно посмотрел на сержанта в бронежилете.
– Так точно! – сказал тот. – «Скорая» вызвана.
Следователь положил руку на плечо автоматчика и приказал:
– Сходи за медиками. Пусть девицу быстренько в чувство приведут. Мне ее допросить надо. Пока в ее рыжей головке события не обросли теми деталями, которых не было. Если она очухается, конечно.
С этими словами следователь достал из пиджака портсигар, а из портсигара – сигаретку. Как по команде, это проделали и сопровождающие люди в штатском.
В помещении заклубился тот самый сизый смрад, который неизменно возникает, когда три человека разом курят «Приму» фабрики имени Урицкого.
– Ну что, Саш? – спросил судмедэксперт. – Поехали?
– Погнали, – кивнул следователь и обратился ко второму своему спутнику: – Ты сразу возьми отпечатки у этого лейтенанта. Он наверняка дергал ручки камер без перчаток. Кстати, лейтенант. Владельцы этой фирмы, как ее…
– «Тоусна», – с готовностью подсказал Сомов.
Ему необходимо было любым путем реабилитировать себя в глазах начальства и подчиненных.
– Да, владельцы «Тоусны» извещены?
Сомов почувствовал, что плиточный пол под ногами качается. Сейчас он получит еще одну вздрючку. За то, что не сообщил хозяевам. «Я действительно кретин, – обреченно пронеслось в голове. – Самые простые вещи делать забываю».
Сомов опустил голову и едва слышно произнес:
– Нет, владельцам не сообщил.
– От молодец! – воскликнул капитан в штатском и выпустил струю вонючего дыма. – Мы сперва соберем все, что можно, по мокрому делу, а уж после займемся складом. Вот тогда и порадуем капиталистов. А то работать не дадут.

39

«Рафик» опергруппы угрозыска затормозил у старого пятиэтажного дома, в котором проживали Кондратьевы. Было половина пятого утра. Если можно называть утром четыре тридцать ночи.
Благодаря этому обстоятельству лавочка у подъезда была пуста. Старушки Ганя, Пуня, Фоня и другие отдыхали от вахты, которую несли весь световой день.
Из машины выбрался капитан в штатском. Подал руку Кате Кондратьевой. Перед этим они проговорили полтора часа.
Следователя поразило мужество девушки.
Они поднялись по темной лестнице.
Следователь невольно держал руку на рукояти «Макарова», который висел под сердцем. Он полностью согласился с девушкой, что на ее семью идет охота.
Катя повернула ключ в замке. Толкнула дверь. Та не поддалась.
– О Господи, – прошептала Катя. – Почему ты не забрал меня первой?!
Капитан пошевелил ключ в скважине.
– Не волнуйтесь, Катя, – мягко проговорил он. – Брат заперся на фиксатор.
Давайте позвоним.
Он обнял девушку за плечи. Она послушно нажала кнопку. Ночью звонок доносился из квартиры совершенно отчетливо. Прошло несколько томительных минут.
– Неужели можно так крепко спать? – в ужасе сказала девушка. – Ведь их там должно быть двое! Неужели ни Борька, ни дядя Сергей не слышат?!
Следователю стало не по себе. Можно было сомневаться в рассказе этой рыжей красавицы, если бы не труп ее отца. Нет ничего красноречивее и убедительнее трупов. Следователь нетерпеливо стал колотить в дверь кулаком. Дверь была обита дерматином, под которым скрывался ватин, и удары выходили глухие.
– Вы позволите? – спросил капитан, извлекая из кармана набор отмычек. – Я постараюсь не испортить замок.
Из другого кармана он достал изящную портативную фомку. Пять лет назад ему подарил свои инструменты матерый домушник по кличке Сыч. Перед отсидкой.
Через минуту дверь распахнулась. В квартире повсюду горел свет. Капитан не выдержал и выхватил пистолет. Положил палец на предохранитель. Остро пахло окурками и алкоголем.
– Оставайтесь здесь, – шепнул капитан Кате на ухо.
Он вошел в гостиную. Здесь не было ни души. Следователь обвел внимательными глазами мерцающий экран телевизора, разломанное кресло, пустые бутылки из-под водки и коньяка «Белый аист», грязную посуду на журнальном столике, переполненную пепельницу…
Капитан перешагнул опрокинутый торшер. Ковер под ногами был скомкан так, будто на нем шел длительный борцовский поединок. Не убирая пистолета, капитан выдернул шнур из розетки. Экран погас.
Следующая дверь была также распахнута настежь. "Должно быть, спальня родителей, – подумал следователь и сам себя поправил: – Покойных родителей…
Впрочем, мать еще не найдена".
В спальне зачем-то горели бра над кроватями супругов и люстра под потолком. Следователь заглянул в большой платяной шкаф. Никого. Он ощутил непривычный комок в горле.
Вроде бы ко всему уже привык. Всего насмотрелся. Но чтобы кто-то методично вырезал целую семью – о таком он даже не слышал. «Судя по Кате, чудесная, дружная была семья», – пронеслось в голове. Предательски защипало в глазах.
Капитан даже опустился на четвереньки и заглянул под кровать. Там не было даже пыли. В чистоте и любви жили люди… «А ну возьми себя в руки! – грозно приказал капитан самому себе. – Все убийства кажутся необъяснимыми и загадочными до тех пор, пока они не раскрыты»
Он выключил в спальне свет и прошел через гостиную в третью комнату. И остолбенел у порога. Прямо на покрывале, посреди неразложенной постели, раскинув руки, лежал юноша. В одежде и домашних тапочках. Под ярким светом трехрожковой люстры.
Больше в комнате никого не было.
«Бедная девчонка, – подумал капитан. – Недаром она говорила, что больше всего боится остаться одна. Укоряет Бога, что он не с нее начал изводить семью».
Следователь подошел к кровати. Протянул руку. Прикоснулся кончиками пальцев к ладони юноши.
Ладонь показалась еще теплой. «Неужели это произошло, пока я допрашивал на складе „Тоусны“ его сестру?!»
По привычке его пальцы легли на запястье.
– Есть! – воскликнул следователь. – Катя, он жив!
– Бо-о-орька-а-а!
Катя ринулась в детскую с такой прытью, что своротила по пути второе кресло. Вместе со следователем они перевернули Бориса с живота на спину. Он немедленно захрапел.
– Господи, Боренька, Борька, что с тобой? – причитала Катя, обнимая брата. – Не оставляй меня, Боренька… У меня уже и папы нет. У меня остался только ты!
– Катя, вы зря плачете. Пока его жизни ничто не угрожает. Он абсолютно невредим. Но очень пьян.
До Кати не сразу дошел смысл сказанного. Она бросилась капитану на шею и стала благодарить. Слова смешивались с остатками слез.
Несмотря на успокаивающие уколы, которые сделал фельдшер «скорой помощи», она была на грани психического истощения.
Следователь очень устал. Ему хотелось поскорее добраться до здания питерского угро, заполнить всевозможные отчеты о дежурстве и отправиться домой, чтобы хоть немного поспать.
Однако он не мог оттолкнуть эту несчастную. Он не знал, как она переживет кошмар, в который превратились ее последние дни.
– У тебя все в порядке, Саш? – послышался из прихожей голос судмедэксперта. – Мы уже заволновались. Может, думаем, и тебя уже без ушей в холодильник…
Катя зарыдала в полный голос. Она билась головой о грудь капитана. Слезы кончились. Гладя ее по голове, капитан крикнул:
– А ты помнишь сегодняшнего лейтенанта, Сомова, кажется?
– Конечно, – пробасил эксперт, входя в гостиную и оглядывая разгром. – Круглый болван.
– Так вот ты сейчас от него нисколько не отличаешься. Ты хоть соображаешь, что говоришь при ней?! Что ты мелешь, Леонид?
– Во, блин, – сказал смущенный эксперт. – Извините, девушка. Что-то башка к утру не того.
Чтобы как-то успокоить безутешную Катю, следователь решил ее отвлечь и спросил:
– Кстати, вы говорили, что сегодня вместе с братом ночует друг… э-э, простите, Катя, что опять напоминаю, Василия Константиновича. Где же он?
– Не знаю, – равнодушно ответила Катя. – Ему ничего не угрожает. Он будет жить. Он не Кондратьев.
– Однако, раз уж вы привели домой сыщиков, позвольте все-таки поискать.
Осторожно отстранив девушку, следователь спрятал наконец пистолет в кобуру под пиджаком и решительно направился на кухню.
Там царил не менее страшный беспорядок, чем в гостиной, из крана тонко лилась вода и горел свет.
– Чудес не бывает! – провозгласил капитан и распахнул дверь ванной комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22