– Многим закономерностям свойственна иллюзорность, потому что они основаны на неполных данных. Человеку, наблюдающему за игрой в рулетку и заметившему, что красное и черное выпали поочередно шесть раз подряд, кажется, что он нашел закономерность, так обычно и происходит. Но потом красное выпадает два раза подряд. Все – от вашей закономерности не осталось следа.
– Это не что иное, как попытка рационального ума отмахнуться от необъяснимого, – сказал Мечер, вставая. – Еще увидимся.
– Я сообщу вам, когда решу, какую роль мне сыграть в вашей жизни.
– Сделайте одолжение, – прокричал Мечер, отходя, – только слишком не усердствуйте. Пусть само собой станет ясно.
Мечер кричал не оттого, что разозлился или расстроился, просто иначе Роджер не услышал бы его. Шум на барже стоял невообразимый. На носу что было мочи гремел, дудел и рассыпался трелями банджо оркестр – несколько человек в пестрых оранжевых и фиолетовых рубашках. Роджеру сказали – он так и не понял зачем, – что все они – главы рекламных или страховых фирм. Еще с полсотни человек сидели на скамьях, расставленных вдоль планшира, громко разговаривая и хохоча. На корме не смолкая выл и стучал шатунами и кривошипами дизель. Баржа была открытая, никаких надстроек, кроме легкого навеса, и тем не менее звук здесь заметно усиливался, как в тоннеле. Вечеринка была что называется приходи-и-приноси-с-собой (пять долларов с каждого в оплату аренды баржи), и многие явно принесли немало.
Роджер прихватил с собой бутылку виски. Половину отлил в пустую бутылку, и обе долил водой. Он плеснул немного в бумажный стаканчик и протянул его Сюзан, которая придвинулась на место ушедшего Мечера и сказала:
– Второй тайм, счет не открыт.
Насколько он помнил, это были ее первые слова, обращенные к нему. До сих пор их отношения ограничивались несколькими потаенно-плотоядными взглядами с его стороны и такими же – с ее. Без долгих раздумий он решил, что будет вести себя с ней как душка. С новыми людьми, которые еще не слышали его историй, а если и слышали, то не от него, он всегда старался показать себя с наилучшей стороны или хотя бы что он не такой уж плохой.
– Нравится быть его подружкой? – спросил он.
– Не знаю, что и сказать. Ведь я не его подружка. То есть он не какой-то там единственный у меня. Я дружу и с Принсом Каслмейном, и с Шамвеем, и с Хаблером – со всей их компанией. Я из девушек девушка.
– Ах вот как? – Это могло означать все, что угодно, кроме того, на что он надеялся, но наверняка не пристрастие к однополой любви. – Мечер всегда такой?
– О нет, это он сегодня такой серьезный. Он может быть по-настоящему необузданным. Любит выпить.
– Он это всерьез говорил?
– Конечно – он жутко умный. Читает много, много думает.
– И какие же книги он читает?
– Всяких французов: Сартра, де Лакло, знаете таких?
– Знаю. Понимаете, Сюзан, в связи с этой его шуточкой кое-что в нем несколько меня удивляет. Как бы то ни было, почему он не боится, что я сообщу об этом администрации колледжа, Мейнарду Пэрришу или еще кому-то?
– Но вы же этого не сделаете, надеюсь?
– Естественно нет. – Роджер уже не мог точно вспомнить, зачем четыре часа назад бесполезно пытался дозвониться до Пэрриша. Ему было ясно, что, если бы это все-таки удалось, он поблагодарил бы того за обед, еще раз обменялся бы с ним сожалениями по поводу несостоявшейся лекции и без всяких объяснений сообщил бы, что пропавшие бумаги нашлись. – Но как он мог узнать, что я не собираюсь ничего такого делать?
– Он и не знал, но считал, что если сделаете, то будете последним дураком. Кажется, он ожидал, что вы пожалуетесь. Ему начинает надоедать в Будвайзере, а с треском вылететь отсюда за такую проделку означало бы для него стать знаменитым, и даже если до этого бы не дошло, все равно ему было бы что вспомнить. В любом случае он ничего бы не потерял.
– Не думаете ли вы – теперь я о другом, – не думаете ли вы, что подобное отношение к жизни, такие вот выходки – не свидетельствует ли все это о некоторой, я бы сказал, неуравновешенности характера?
– Ни в коем случае, Роджер. Он набрался этих мыслей от одного из тех французов, которых все время читает. В прошлом году увлекся марихуаной и мескалином. Он не все время такой. Раз или два в семестр на него как находит. Это происходит с ними со всеми. Джон Пейдж начинает пить, Пит Хаблер находит массажистку в Амман-форде, а Ирвин… последний раз, когда на него нашло, он прикинулся сумасшедшим, изобразил припадок и схватил за горло преподавателя, который читает курс по драме эпохи Якова Первого.
– И чем это кончилось?
– Преподаватель двинул ему по голове стеклянным пресс-папье, так что Ирвин час не приходил в сознание.
– Думаю, подобной реакции он и добивался.
– Да что там! Он был просто в восторге. Теперь Ирвин не пропускает ни одной лекции или семинара того парня, садится в первом ряду.
– Придется отбросить всякую мысль о том, чтобы посчитаться с ним. А такая мысль, признаюсь, возникла у меня, когда я узнал, кто почистил портфель, иначе он будет до конца жизни почитать меня.
– Думаю, это вам не грозит.
Роджер обвел внимательным взглядом баржу, кое-где освещенную дюжиной голых лампочек, потом так же внимательно взглянул на Сюзан.
– Еще хотите?
– Мне и так хорошо.
– А я, пожалуй, выпью, с вашего позволенья… Эта баржа не скоро еще приплывет туда, куда она там плывет.
– Вы же не против этого, как я понимаю?
– Нет. – Он снова внимательно взглянул на нее. У нее были прекрасные сильные плечи, которыми она легонько поводила. – А куда она плывет?
– Тут на реке есть остров, где мы устроим пикник.
– Что, пикник в такое время? Да уж тьма кромешная вокруг.
– Зато совсем не холодно для такого времени года. А света хватит и того, что на барже.
– И что, остров большой?
– Не знаю, но говорят, не маленький, на нем есть даже несколько домов.
– Это еще куда ни шло. Вот только свет с баржи далеко не достанет.
– Вы боитесь темноты, мистер Мичелдекан?
– Это у меня врожденное, мисс Клайн.
– Просто восхитительно.
Следующие минут двадцать Роджер делал тонкие намеки на то, как это действительно восхитительно или могло бы быть восхитительно. Затем он заметил, что река разделилась на два рукава, и высокий молчаливый негр в форменной шапочке, который в одиночку управлялся на барже – все-таки не всякая американская традиция не внушала доверия, – приглушил мотор и заработал румпелем. Из темноты выплыла короткая дощатая пристань. Народ принялся собирать свои вещи. Роджер собрался заранее, уложив в плотный бумажный пакет две бутылки виски, около полуфунта нарезанного виргинского окорока, некоторое количество бекона, добрый кусок швейцарского сыра, хлеб двух видов и немного яблок. Это было все, что он смог обнаружить в кухонном шкафу Бангов. Оставалось решить проблему, как удержать при себе Сюзан, но чтобы при этом не делиться с ней едой. Они встали, и он, обняв ее свободной рукой за талию, сказал:
– Пока тут все устроится, пройдет какое-то время. Видишь те два дерева в сторонке с просветом между ними? Нет, вон там, подальше.
– Ах те. Да, вижу.
– Буду ждать тебя где-нибудь там минут через двадцать.
– Договорились.
Она толкнула его в темноту; лицо ее оказалось возле его шеи. Потом она больно укусила его. Оркестр в этот момент смолк, мотор тоже окончательно заглох, так что, когда он от боли и неожиданности вскрикнул, это было слышно вокруг, хотя он и постарался, как мог, тут же изобразить, что смеется. Человек в клетчатой куртке, очень похоже, что Фраччини, повернул голову и уставился на них, но тут его одолела такая икота, что голова его начала дергаться, как боксерская груша под градом ударов.
– Да мало ли кто мог вскрикнуть, не волнуйся, – сказала Сюзан.
– Спасибо, ты меня немного успокоила, – с иронией ответил Роджер.
Высадка была произведена умело и быстро, на едином порыве, словно высаживалась боевая тактическая группировка, готовая к немедленному соприкосновению с противником, хотя в данном случае такового не предвиделось. Роджер, как только оказался на суше, пристроился к группе, в которой, как ему показалось, он кого-то знал, знатно подкрепился со всеми и оглянулся в поисках Элен. Наконец он увидел ее: голова и плечи освещены желтоватым светом с баржи, рядом Мечер и двое его дружков. Она выразительно кивала и смеялась, когда Мечер говорил что-то, тыча в нее пальцем.
Роджер намерен был позднее вновь найти Элен и провести с нею остаток ночи, а может, если удастся, и еще сколько-то времени. После того как она привезла Артура с пресловутой медвежьей охоты, – Роджер, которому живо представлялось, как разъяренный гризли сорвался с проржавевшей цепи, очень удивился, увидев его целым и невредимым, – в ее поведении появилась явная холодность, во всяком случае достаточно явная, чтобы он догадался на всякий случай несколько часов не попадаться ей на глаза. Он не мог понять, что еще следовало ему сделать и чего он не сделал, кроме, конечно, того, что должен был бы поцеловать ее на прощание, перед тем как она уехала в зоопарк. Он совершенно искренне полагал, что его галантного поведения до этого момента вполне достаточно. Действительно, женщинам требуется, или просто хочется, чтобы им постоянно оказывали внимание. Тот роковой пакет, что и говорить, принесли не вовремя, но он тут ни при чем. Главное же – без сомненья, то, что происшедшее грубо напомнило ей, что мир на ней не замыкается, что жизнь должна продолжаться. Ни он, ни она так и не научились принимать непреложный этот факт.
Но что было, то прошло, вернемся к настоящему. Роджер сунул в рот последний кусок хлеба и сопроводил его таким большим глотком разбавленного виски, что, когда он принялся жевать, струйка виски потекла по подбородку и пришлось податься вперед, чтобы не запачкать рубашку. Он поднялся и пошел к двум деревьям – месту встречи с Сюзан. Ночь стояла тихая и ясная, легкий ветерок приятно освежал. В свете яркой луны и беспорядочно развешанных лампочек зеленела трава; под деревьями, где прозрачней, где гуще, лежала тень. Бледная полоска света время от времени ложилась на реку. Роджер, глядя прямо перед собой, шел между групп незнакомых мужчин и женщин к намеченной цели.
Едва он миновал место, где проходил пикник, как кто-то, появившись сбоку, догнал его.
– Правда, здесь просто замечательно? – спросила Молли Эткинс. Да, это была она. – Уверена, что где-то наверняка есть лучшие места, но я таких не знаю. А ты видел ночь чудеснее этой?
– Да, ночь приятная, что и говорить.
Она приблизилась вплотную и заглянула ему в лицо.
– Что-то, дружок, вид у тебя потерянный. Зная, как никто, твои привычки и таланты, скажу, что это совершенно тебе не свойственно. Очень все странно. Тем не менее. Хорошо они придумали с этой баржей и пикником. Хотя организовали неважно. Ты понимаешь, что надо полчаса, не меньше, чтобы собрать всех и посадить опять на баржу, даже если начать прямо сейчас? А они даже не начинали. Ты хоть понимаешь это?
Фигура, видневшаяся в пятидесяти ярдах от них, возможно Сюзан Клайн, двинулась в их сторону.
– Как-то не думал об этом, – сказал Роджер, чертыхаясь про себя.
– Подумай об этом, подумай. Вот еще что мне скажи, приятель: ты, вообще-то, знаешь этот остров?
– Никогда прежде не видел.
– А я знаю его как свои пять пальцев. Не скажу, что хорошо знаю свои пять пальцев, но этот остров знаю, наверно, лучше тебя. Хочешь полюбоваться его красотами, какие известны не так хорошо?
Женщина, которая могла быть Сюзан Клайн, оказалась действительно Сюзан Клайн, и теперь она прямиком направлялась к ним.
– Это было бы недурно, – ответил Роджер, – но давай сделаем это чуть позже.
Он кивнул, и Молли обернулась.
– А что такое? Давай, пошли.
– Да нет, сейчас вряд ли стоит, понимаешь? Она смотрит на нас.
– Господи, да что тут такого? Что, уж мы и пройтись не можем?
– Да неприятно.
– Вас, британцев, очень заботит, что скажут другие, я права? А может, дело в чем другом? Должно быть, это баржа на тебя так повлияла. Привет, Сюзан!
– Привет, Молли, – ответила Сюзан, подойдя к ним. Ниже ростом, чем представлялось Роджеру, она стояла, с улыбкой поглядывая то на него, то на Молли. – Ну вот, капитан, – наконец сказала она, – я прибыла по вашему приказанию, жду дальнейших распоряжений.
Она еще не кончила, как Молли заговорила:
– Знаете, это очень странно, но я вдруг почувствовала такую сильную жажду, от которой недолго и умереть. Просто не могу думать ни о чем, как только о той чудесной бутылочке, что осталась у костра. Так что, дети мои, если не возражаете, я удалюсь, чтобы утолить жажду. А вы тут слишком долго не задерживайтесь. Ну, до свидания.
– Боюсь, что она ушла из-за меня, – сказала Сюзан.
– Как пить дать. Ты очень вовремя появилась. Стоит нам с ней заговорить, и это может тянуться часами. Так что, прогуляемся немножко, как договаривались?
– Чуть погодя. Как насчет того, чтобы сперва получить задаток?
Обняв ее, Роджер взглянул через ее плечо и увидел, как круг света от одной из ламп, повешенной на шесте, резко дернулся и переместился, как будто кто задел шест или сдвинул его. Роджер не мог сказать, стало ли от этого лучше видно его и Сюзан, но заметил в двадцати ярдах от них группку из трех-четырех человек, которые, похоже, наблюдали за ними. Одна фигура в этой группе была в белом или почти белом платье, похожем на то, какое было на Элен. Роджер напряг зрение, пытаясь разглядеть фигуру. Но свет опять переместился, тень качнулась, и белая фигура превратилась в смутное пятно – так или иначе, но Роджер предпочел сосредоточить внимание на другой фигуре, которая тесно прильнула к нему. Губы Сюзан бродили внизу его шеи, потом он вдруг почувствовал, как они раскрылись. Таким образом он получил лишние полсекунды, не на то, чтобы успеть избежать неизбежного, но хотя бы подготовиться к нему, и потому он не завопил во всю глотку, а лишь застонал не слишком громко, когда ее острые зубы впились сквозь рубашку в его толстое плечо.
Он отпрянул от нее и занес кулак, чтобы ударить, но она была настороже и живо отскочила в сторону.
– И не пытайся, – сказала она с безопасного расстояния, – я куда быстрее тебя. К тому же ты уже набрался.
Роджер довольно редко позволял себе ударить женщину, разве что был в великом гневе или, по крайней мере, очень пьян, да и злость его уже почти прошла, сменившись замешательством и, может быть, дурным предчувствием.
– Что это на тебя нашло? – спросил он, потирая плечо и морщась.
– Эй, я не слишком сильно тебя укусила? Я, честное слово, не хотела сделать тебе больно. Прости, просто не могла придумать, как еще остановить тебя.
– Но тогда зачем это все? Я имею в виду, что если ты все равно собиралась останавливать меня, зачем нужно было начинать, там, в этом чертовом плавучем сумасшедшем доме? Можешь ты мне сказать?
– Наверно, у меня такая манера шутить. Но Роджер, моя манера ничуть не хуже твоей. Моя шутка не влечет за собой таких последствий и кончается намного быстрее. Неужели ты искренне думаешь, что то, на что ты нацелился, имея в виду меня, хоть кому-то может понравиться?
– Полагаю, что это была идея нашего дорогого Мечера?
– О, не совсем. Знаешь, я не считаю, что он прав, когда обвиняет тебя в недостатке непосредственности. Вчера вечером мы с ним долго спорили об этом. Ведь ты же не всегда заранее продумываешь свои действия, да? Я видела записку, которую Мечер написал тебе. Ты когда-нибудь прислушиваешься к предупреждениям? Я же предупредила тебя, приписав постскриптум.
Такая дружеская забота после столь агрессивного проявления физической и сексуальной неприязни напомнила Роджеру вежливую готовность Мечера объяснить свой поступок и отстаивать свою правоту.
– Будь добра, убирайся прочь. Сгинь. Пробуй на ком-нибудь другом. На женщине, а? Наверно, ты это предпочитаешь? Ведь это тебе больше по вкусу? Из девушек девушка.
– Я правда не хотела сделать тебе больно. Как это ужасно. Дай посмотрю.
Роджер отступил назад.
– Убирайся немедленно.
– Ладно, уйду. Извини еще раз.
Когда она ушла, Роджер достал деревянную табакерку, забил в нос понюшку «Макубы», потом еще и еще, пока в носу не заполыхало. Нет, надо сделать перерыв, отказаться от нюхательного табака до возвращения в Англию. Минут десять он неторопливо расхаживал среди деревьев, сморкаясь в желтый платок и раздумывая. Неужели он так и не сможет достойно отомстить Мечеру? В прошлом Роджеру всегда удавалось найти способ ответить на оскорбление оскорблением, воздать сторицей за поражение, чтобы оно обернулось победой, но сейчас он просто-таки видел врага в котле с кипящим маслом – пусть варится и объясняет, какая такая важная причина заставила его совершить то, что он совершил. Роджер слишком поздно понял, что Сюзан, возможно, могла и хотела помочь ему разрешить эту проблему. Странная, однако, девушка, эта Сюзан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Это не что иное, как попытка рационального ума отмахнуться от необъяснимого, – сказал Мечер, вставая. – Еще увидимся.
– Я сообщу вам, когда решу, какую роль мне сыграть в вашей жизни.
– Сделайте одолжение, – прокричал Мечер, отходя, – только слишком не усердствуйте. Пусть само собой станет ясно.
Мечер кричал не оттого, что разозлился или расстроился, просто иначе Роджер не услышал бы его. Шум на барже стоял невообразимый. На носу что было мочи гремел, дудел и рассыпался трелями банджо оркестр – несколько человек в пестрых оранжевых и фиолетовых рубашках. Роджеру сказали – он так и не понял зачем, – что все они – главы рекламных или страховых фирм. Еще с полсотни человек сидели на скамьях, расставленных вдоль планшира, громко разговаривая и хохоча. На корме не смолкая выл и стучал шатунами и кривошипами дизель. Баржа была открытая, никаких надстроек, кроме легкого навеса, и тем не менее звук здесь заметно усиливался, как в тоннеле. Вечеринка была что называется приходи-и-приноси-с-собой (пять долларов с каждого в оплату аренды баржи), и многие явно принесли немало.
Роджер прихватил с собой бутылку виски. Половину отлил в пустую бутылку, и обе долил водой. Он плеснул немного в бумажный стаканчик и протянул его Сюзан, которая придвинулась на место ушедшего Мечера и сказала:
– Второй тайм, счет не открыт.
Насколько он помнил, это были ее первые слова, обращенные к нему. До сих пор их отношения ограничивались несколькими потаенно-плотоядными взглядами с его стороны и такими же – с ее. Без долгих раздумий он решил, что будет вести себя с ней как душка. С новыми людьми, которые еще не слышали его историй, а если и слышали, то не от него, он всегда старался показать себя с наилучшей стороны или хотя бы что он не такой уж плохой.
– Нравится быть его подружкой? – спросил он.
– Не знаю, что и сказать. Ведь я не его подружка. То есть он не какой-то там единственный у меня. Я дружу и с Принсом Каслмейном, и с Шамвеем, и с Хаблером – со всей их компанией. Я из девушек девушка.
– Ах вот как? – Это могло означать все, что угодно, кроме того, на что он надеялся, но наверняка не пристрастие к однополой любви. – Мечер всегда такой?
– О нет, это он сегодня такой серьезный. Он может быть по-настоящему необузданным. Любит выпить.
– Он это всерьез говорил?
– Конечно – он жутко умный. Читает много, много думает.
– И какие же книги он читает?
– Всяких французов: Сартра, де Лакло, знаете таких?
– Знаю. Понимаете, Сюзан, в связи с этой его шуточкой кое-что в нем несколько меня удивляет. Как бы то ни было, почему он не боится, что я сообщу об этом администрации колледжа, Мейнарду Пэрришу или еще кому-то?
– Но вы же этого не сделаете, надеюсь?
– Естественно нет. – Роджер уже не мог точно вспомнить, зачем четыре часа назад бесполезно пытался дозвониться до Пэрриша. Ему было ясно, что, если бы это все-таки удалось, он поблагодарил бы того за обед, еще раз обменялся бы с ним сожалениями по поводу несостоявшейся лекции и без всяких объяснений сообщил бы, что пропавшие бумаги нашлись. – Но как он мог узнать, что я не собираюсь ничего такого делать?
– Он и не знал, но считал, что если сделаете, то будете последним дураком. Кажется, он ожидал, что вы пожалуетесь. Ему начинает надоедать в Будвайзере, а с треском вылететь отсюда за такую проделку означало бы для него стать знаменитым, и даже если до этого бы не дошло, все равно ему было бы что вспомнить. В любом случае он ничего бы не потерял.
– Не думаете ли вы – теперь я о другом, – не думаете ли вы, что подобное отношение к жизни, такие вот выходки – не свидетельствует ли все это о некоторой, я бы сказал, неуравновешенности характера?
– Ни в коем случае, Роджер. Он набрался этих мыслей от одного из тех французов, которых все время читает. В прошлом году увлекся марихуаной и мескалином. Он не все время такой. Раз или два в семестр на него как находит. Это происходит с ними со всеми. Джон Пейдж начинает пить, Пит Хаблер находит массажистку в Амман-форде, а Ирвин… последний раз, когда на него нашло, он прикинулся сумасшедшим, изобразил припадок и схватил за горло преподавателя, который читает курс по драме эпохи Якова Первого.
– И чем это кончилось?
– Преподаватель двинул ему по голове стеклянным пресс-папье, так что Ирвин час не приходил в сознание.
– Думаю, подобной реакции он и добивался.
– Да что там! Он был просто в восторге. Теперь Ирвин не пропускает ни одной лекции или семинара того парня, садится в первом ряду.
– Придется отбросить всякую мысль о том, чтобы посчитаться с ним. А такая мысль, признаюсь, возникла у меня, когда я узнал, кто почистил портфель, иначе он будет до конца жизни почитать меня.
– Думаю, это вам не грозит.
Роджер обвел внимательным взглядом баржу, кое-где освещенную дюжиной голых лампочек, потом так же внимательно взглянул на Сюзан.
– Еще хотите?
– Мне и так хорошо.
– А я, пожалуй, выпью, с вашего позволенья… Эта баржа не скоро еще приплывет туда, куда она там плывет.
– Вы же не против этого, как я понимаю?
– Нет. – Он снова внимательно взглянул на нее. У нее были прекрасные сильные плечи, которыми она легонько поводила. – А куда она плывет?
– Тут на реке есть остров, где мы устроим пикник.
– Что, пикник в такое время? Да уж тьма кромешная вокруг.
– Зато совсем не холодно для такого времени года. А света хватит и того, что на барже.
– И что, остров большой?
– Не знаю, но говорят, не маленький, на нем есть даже несколько домов.
– Это еще куда ни шло. Вот только свет с баржи далеко не достанет.
– Вы боитесь темноты, мистер Мичелдекан?
– Это у меня врожденное, мисс Клайн.
– Просто восхитительно.
Следующие минут двадцать Роджер делал тонкие намеки на то, как это действительно восхитительно или могло бы быть восхитительно. Затем он заметил, что река разделилась на два рукава, и высокий молчаливый негр в форменной шапочке, который в одиночку управлялся на барже – все-таки не всякая американская традиция не внушала доверия, – приглушил мотор и заработал румпелем. Из темноты выплыла короткая дощатая пристань. Народ принялся собирать свои вещи. Роджер собрался заранее, уложив в плотный бумажный пакет две бутылки виски, около полуфунта нарезанного виргинского окорока, некоторое количество бекона, добрый кусок швейцарского сыра, хлеб двух видов и немного яблок. Это было все, что он смог обнаружить в кухонном шкафу Бангов. Оставалось решить проблему, как удержать при себе Сюзан, но чтобы при этом не делиться с ней едой. Они встали, и он, обняв ее свободной рукой за талию, сказал:
– Пока тут все устроится, пройдет какое-то время. Видишь те два дерева в сторонке с просветом между ними? Нет, вон там, подальше.
– Ах те. Да, вижу.
– Буду ждать тебя где-нибудь там минут через двадцать.
– Договорились.
Она толкнула его в темноту; лицо ее оказалось возле его шеи. Потом она больно укусила его. Оркестр в этот момент смолк, мотор тоже окончательно заглох, так что, когда он от боли и неожиданности вскрикнул, это было слышно вокруг, хотя он и постарался, как мог, тут же изобразить, что смеется. Человек в клетчатой куртке, очень похоже, что Фраччини, повернул голову и уставился на них, но тут его одолела такая икота, что голова его начала дергаться, как боксерская груша под градом ударов.
– Да мало ли кто мог вскрикнуть, не волнуйся, – сказала Сюзан.
– Спасибо, ты меня немного успокоила, – с иронией ответил Роджер.
Высадка была произведена умело и быстро, на едином порыве, словно высаживалась боевая тактическая группировка, готовая к немедленному соприкосновению с противником, хотя в данном случае такового не предвиделось. Роджер, как только оказался на суше, пристроился к группе, в которой, как ему показалось, он кого-то знал, знатно подкрепился со всеми и оглянулся в поисках Элен. Наконец он увидел ее: голова и плечи освещены желтоватым светом с баржи, рядом Мечер и двое его дружков. Она выразительно кивала и смеялась, когда Мечер говорил что-то, тыча в нее пальцем.
Роджер намерен был позднее вновь найти Элен и провести с нею остаток ночи, а может, если удастся, и еще сколько-то времени. После того как она привезла Артура с пресловутой медвежьей охоты, – Роджер, которому живо представлялось, как разъяренный гризли сорвался с проржавевшей цепи, очень удивился, увидев его целым и невредимым, – в ее поведении появилась явная холодность, во всяком случае достаточно явная, чтобы он догадался на всякий случай несколько часов не попадаться ей на глаза. Он не мог понять, что еще следовало ему сделать и чего он не сделал, кроме, конечно, того, что должен был бы поцеловать ее на прощание, перед тем как она уехала в зоопарк. Он совершенно искренне полагал, что его галантного поведения до этого момента вполне достаточно. Действительно, женщинам требуется, или просто хочется, чтобы им постоянно оказывали внимание. Тот роковой пакет, что и говорить, принесли не вовремя, но он тут ни при чем. Главное же – без сомненья, то, что происшедшее грубо напомнило ей, что мир на ней не замыкается, что жизнь должна продолжаться. Ни он, ни она так и не научились принимать непреложный этот факт.
Но что было, то прошло, вернемся к настоящему. Роджер сунул в рот последний кусок хлеба и сопроводил его таким большим глотком разбавленного виски, что, когда он принялся жевать, струйка виски потекла по подбородку и пришлось податься вперед, чтобы не запачкать рубашку. Он поднялся и пошел к двум деревьям – месту встречи с Сюзан. Ночь стояла тихая и ясная, легкий ветерок приятно освежал. В свете яркой луны и беспорядочно развешанных лампочек зеленела трава; под деревьями, где прозрачней, где гуще, лежала тень. Бледная полоска света время от времени ложилась на реку. Роджер, глядя прямо перед собой, шел между групп незнакомых мужчин и женщин к намеченной цели.
Едва он миновал место, где проходил пикник, как кто-то, появившись сбоку, догнал его.
– Правда, здесь просто замечательно? – спросила Молли Эткинс. Да, это была она. – Уверена, что где-то наверняка есть лучшие места, но я таких не знаю. А ты видел ночь чудеснее этой?
– Да, ночь приятная, что и говорить.
Она приблизилась вплотную и заглянула ему в лицо.
– Что-то, дружок, вид у тебя потерянный. Зная, как никто, твои привычки и таланты, скажу, что это совершенно тебе не свойственно. Очень все странно. Тем не менее. Хорошо они придумали с этой баржей и пикником. Хотя организовали неважно. Ты понимаешь, что надо полчаса, не меньше, чтобы собрать всех и посадить опять на баржу, даже если начать прямо сейчас? А они даже не начинали. Ты хоть понимаешь это?
Фигура, видневшаяся в пятидесяти ярдах от них, возможно Сюзан Клайн, двинулась в их сторону.
– Как-то не думал об этом, – сказал Роджер, чертыхаясь про себя.
– Подумай об этом, подумай. Вот еще что мне скажи, приятель: ты, вообще-то, знаешь этот остров?
– Никогда прежде не видел.
– А я знаю его как свои пять пальцев. Не скажу, что хорошо знаю свои пять пальцев, но этот остров знаю, наверно, лучше тебя. Хочешь полюбоваться его красотами, какие известны не так хорошо?
Женщина, которая могла быть Сюзан Клайн, оказалась действительно Сюзан Клайн, и теперь она прямиком направлялась к ним.
– Это было бы недурно, – ответил Роджер, – но давай сделаем это чуть позже.
Он кивнул, и Молли обернулась.
– А что такое? Давай, пошли.
– Да нет, сейчас вряд ли стоит, понимаешь? Она смотрит на нас.
– Господи, да что тут такого? Что, уж мы и пройтись не можем?
– Да неприятно.
– Вас, британцев, очень заботит, что скажут другие, я права? А может, дело в чем другом? Должно быть, это баржа на тебя так повлияла. Привет, Сюзан!
– Привет, Молли, – ответила Сюзан, подойдя к ним. Ниже ростом, чем представлялось Роджеру, она стояла, с улыбкой поглядывая то на него, то на Молли. – Ну вот, капитан, – наконец сказала она, – я прибыла по вашему приказанию, жду дальнейших распоряжений.
Она еще не кончила, как Молли заговорила:
– Знаете, это очень странно, но я вдруг почувствовала такую сильную жажду, от которой недолго и умереть. Просто не могу думать ни о чем, как только о той чудесной бутылочке, что осталась у костра. Так что, дети мои, если не возражаете, я удалюсь, чтобы утолить жажду. А вы тут слишком долго не задерживайтесь. Ну, до свидания.
– Боюсь, что она ушла из-за меня, – сказала Сюзан.
– Как пить дать. Ты очень вовремя появилась. Стоит нам с ней заговорить, и это может тянуться часами. Так что, прогуляемся немножко, как договаривались?
– Чуть погодя. Как насчет того, чтобы сперва получить задаток?
Обняв ее, Роджер взглянул через ее плечо и увидел, как круг света от одной из ламп, повешенной на шесте, резко дернулся и переместился, как будто кто задел шест или сдвинул его. Роджер не мог сказать, стало ли от этого лучше видно его и Сюзан, но заметил в двадцати ярдах от них группку из трех-четырех человек, которые, похоже, наблюдали за ними. Одна фигура в этой группе была в белом или почти белом платье, похожем на то, какое было на Элен. Роджер напряг зрение, пытаясь разглядеть фигуру. Но свет опять переместился, тень качнулась, и белая фигура превратилась в смутное пятно – так или иначе, но Роджер предпочел сосредоточить внимание на другой фигуре, которая тесно прильнула к нему. Губы Сюзан бродили внизу его шеи, потом он вдруг почувствовал, как они раскрылись. Таким образом он получил лишние полсекунды, не на то, чтобы успеть избежать неизбежного, но хотя бы подготовиться к нему, и потому он не завопил во всю глотку, а лишь застонал не слишком громко, когда ее острые зубы впились сквозь рубашку в его толстое плечо.
Он отпрянул от нее и занес кулак, чтобы ударить, но она была настороже и живо отскочила в сторону.
– И не пытайся, – сказала она с безопасного расстояния, – я куда быстрее тебя. К тому же ты уже набрался.
Роджер довольно редко позволял себе ударить женщину, разве что был в великом гневе или, по крайней мере, очень пьян, да и злость его уже почти прошла, сменившись замешательством и, может быть, дурным предчувствием.
– Что это на тебя нашло? – спросил он, потирая плечо и морщась.
– Эй, я не слишком сильно тебя укусила? Я, честное слово, не хотела сделать тебе больно. Прости, просто не могла придумать, как еще остановить тебя.
– Но тогда зачем это все? Я имею в виду, что если ты все равно собиралась останавливать меня, зачем нужно было начинать, там, в этом чертовом плавучем сумасшедшем доме? Можешь ты мне сказать?
– Наверно, у меня такая манера шутить. Но Роджер, моя манера ничуть не хуже твоей. Моя шутка не влечет за собой таких последствий и кончается намного быстрее. Неужели ты искренне думаешь, что то, на что ты нацелился, имея в виду меня, хоть кому-то может понравиться?
– Полагаю, что это была идея нашего дорогого Мечера?
– О, не совсем. Знаешь, я не считаю, что он прав, когда обвиняет тебя в недостатке непосредственности. Вчера вечером мы с ним долго спорили об этом. Ведь ты же не всегда заранее продумываешь свои действия, да? Я видела записку, которую Мечер написал тебе. Ты когда-нибудь прислушиваешься к предупреждениям? Я же предупредила тебя, приписав постскриптум.
Такая дружеская забота после столь агрессивного проявления физической и сексуальной неприязни напомнила Роджеру вежливую готовность Мечера объяснить свой поступок и отстаивать свою правоту.
– Будь добра, убирайся прочь. Сгинь. Пробуй на ком-нибудь другом. На женщине, а? Наверно, ты это предпочитаешь? Ведь это тебе больше по вкусу? Из девушек девушка.
– Я правда не хотела сделать тебе больно. Как это ужасно. Дай посмотрю.
Роджер отступил назад.
– Убирайся немедленно.
– Ладно, уйду. Извини еще раз.
Когда она ушла, Роджер достал деревянную табакерку, забил в нос понюшку «Макубы», потом еще и еще, пока в носу не заполыхало. Нет, надо сделать перерыв, отказаться от нюхательного табака до возвращения в Англию. Минут десять он неторопливо расхаживал среди деревьев, сморкаясь в желтый платок и раздумывая. Неужели он так и не сможет достойно отомстить Мечеру? В прошлом Роджеру всегда удавалось найти способ ответить на оскорбление оскорблением, воздать сторицей за поражение, чтобы оно обернулось победой, но сейчас он просто-таки видел врага в котле с кипящим маслом – пусть варится и объясняет, какая такая важная причина заставила его совершить то, что он совершил. Роджер слишком поздно понял, что Сюзан, возможно, могла и хотела помочь ему разрешить эту проблему. Странная, однако, девушка, эта Сюзан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21