А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Затем фигура свалилась как подкошенная.
Лэсситер почувствовал острое жжение в правом плече, заметил также, что кровь лилась у него по руке. Но не было времени заняться этим. Он полз на четвереньках вперед.
– Эй, Джим, что там стряслось?
– Что случилось, Джим?
Внизу из «Оазиса в Пыльной долине» бешено стрелял винчестер.
Луа, хорошая Луа, ты поняла все! Лэсситер мог перевести дух. Оба негодяя должны были снова сосредоточиться на ферме. Они открыли огонь.
Лэсситер добрался до этого Джима. Из груди у него торчала ореховая рукоятка длинного охотничьего ножа, вслепую брошенного Лэсситером. Рядом с ним лежало ружье, это был винчестер. Лэсситер схватил его и начал стрелять по ферме. Затем снова наступила тишина.
Один из двух караульных спросил:
– Что там еще случилось, Джим? Почему ты стрелял?
Лэсситер не ответил. На мгновение ему пришла в голову мысль изменить голос, но это, пожалуй, вызвало бы подозрение.
Он сделал еще несколько выстрелов по ферме, преследуя особую цель, – это был знак для Луа.
И она поняла. Необыкновенная девушка! Она снова открыла частый огонь, а два противника отстреливались.
Лэсситер прицелился, ориентируясь на вспышки выстрелов. Раздались два диких крика. И затем все снова стихло. Лэсситер перекатился к мужчине по имени Джим и вынул нож из его окровавленной груди. Лэсситер подождал еще пару минут.
– Луа, – позвал он затем.
– Лэсситер, ты?
– Я думаю, мы победили!
Лэсситер выпрямился. Качаясь, он стоял на выступе скалы, каждое мгновенье ожидая выстрелов. Но ничего не случилось, было тихо. Лэсситер взял винчестер мертвого Джима и начал спускаться вниз.
Через несколько минут он был у фермы, которая одновременно была и салуном. Луа Макбрайд с ликованием бежала ему навстречу.
– Лэсситер!
Он заключил ее в объятия.
– Луа, ты…
У него потемнело в глазах, и он уже не ощутил, как потерял сознание.
Луа крепко удерживала его, пока мягко не опустила на землю.
Она действовала без паники: побежала в дом, достала перевязочный материал и виски. Луа попеременно лила виски ему в горло и на рану, стараясь привести его в чувство. Через несколько минут ей это удалось. Его глаза прояснились. Он хотел встать, но она прижала его к земле.
– Спокойно, продолжай лежать! – приказала она.
Луа рванула у него рубаху с плеча и наложила тугую повязку. Рана горела, как в аду, но это было хорошо, потому что позволяло поддерживать сознание.
– Ты еще не преодолел кризис, – сказала она. – Потеряно чертовски много крови. Оставайся лежать на месте. Я оседлаю лошадей.
Он улыбнулся ей.
– Спасибо, Луа.
Как он восхищался ею! На нее можно положиться. Ему казалось, что он встретил ангела-спасителя.
«Теперь я уже достаточно отдохнул», – подумал он и сел. Все снова закружилось у него перед глазами, но он усилием воли остался в сидячем положении. О господи, как же быть дальше! По его телу вновь и вновь прокатывались волны боли.
Луа снова стояла перед ним.
– А теперь давай-ка в седло! – энергично сказала она. – Я надеюсь, мы это сумеем сделать.
Она схватила его под мышки и помогла встать на ноги. Он не думал, что эта изящная женщина может проявить столько силы.
Наконец он сидел на своем буланом коне.
Лошади двинулись в путь. Наступало утро. Издали доносился цокот копыт, как приближающаяся гроза.
– Нельзя ли побыстрее, Лэсситер? – накричала на него Луа.
Его руки впились в поводья. Все окружающее плыло перед глазами, но он боролся со своей слабостью, мобилизовав последние остатки сил.
Луа взяла за повод буланого жеребца и тянула его за собой, а высокий мужчина рискованно болтался в седле.
Вновь и вновь голос Луа стучал в его сознании:
– Ты должен сделать это, Лэсситер! Ради тебя я ступила на край преисподней!
Они продвигались все дальше в горы. Солнце поднималось. Луа неумолимо продолжала скакать.
«Надеюсь, что я сделала правильный выбор, -постоянно стучало у нее в мозгу. – Я все поставила на тебя, Лэсситер, и ты не разочаруешь меня…»
В отдалении лошади преследователей вздымали облака пыли, поднимавшиеся у горизонта, как тонкая туманная дымка.
Луа поняла, что их нагоняли. С раненым Лэсситером она не сможет долгое время сохранять эту дистанцию. И вообще – куда она может податься? Где они хотя бы частично будут в безопасности?
На это был, собственно, лишь один ответ: Мексика. Но, может быть, там подстерегает их еще большая опасность? Особенно в северных регионах Чихуахуа и Соноры, где множество бандитов.
Тем не менее Мексика была их единственным шансом. Луа знала, что наемные стрелки Кинсберга будут безжалостно охотиться на них.
Кинсберг! Этот проклятый деспот! Как она его ненавидела! Уже два года ее судьба была полностью в его руках, с тех пор как случилась история с ее мужем.
Конечно, Мартин Макбрайд был конокрадом. Муж Луа, безусловно, провинился. Но являлось ли это достаточной причиной, чтобы повесить его? А потом он прибыл и сообщил Луа, что на многие годы упрячет ее в тюрьму, если она не будет ему подчиняться.
В этом он, конечно, был прав. У него достаточно доказательств против Луа Макбрайд. Она соучастница в конокрадстве и контрабанде оружия. Их ущелье, Пыльная долина, была пунктом самой разнообразной нелегальной деятельности в обоих направлениях.
Теперь Пыльная долина принадлежала могущественному Кинсбергу. Луа вынуждена была подписать все бумаги. И она сама – всего лишь служащая Кинсберга, его рабыня. Он сделал ее потаскухой.
А людям она должна была рассказать, что ее муж якобы ищет золото в Монтане. Ложь, которую она также поведала Лэсситеру. Луа сделала это из страха. Она знала, что за ней наблюдают на каждом шагу.
Тем не менее она потом решилась сказать Лэсситеру правду. Луа и сама не знала, почему это сделала.
Откуда у нее появилось это самоубийственное мужество? Оно просто нахлынуло на нее. Чувство подсказало ей, что на Лэсситера можно положиться.
Лэсситер был довольно сильно измотан. Он потерял много крови и не особенно уверенно держался в седле.
Они снова сделали остановку. Оглядевшись назад на горный ландшафт, они обратили внимание, что пыльное облако, поднятое преследователями, стало больше. Лэсситер судорожно сжимал обеими руками выступ седла и чувствовал, что долго в седле не протянет.
Но перед ними развернулся лабиринт ущелий и глубоко разрезанных каньонов.
– Там мы можем найти укрытие, – сказала Луа. – Как долго ты еще можешь продержаться, дорогой?
– Пока не упаду с лошади, – ответил он с кривой от боли ухмылкой.
И трудная скачка продолжалась. Еще через час они находились в узком каньоне с почти вертикально поднимающимися вверх скалами.
И вдруг перед ними возникли всадники. Индейцы. Они представляли собой дикое, внушающее страх зрелище. Их лица были раскрашены пестрыми знаками, на головах возвышались самые великолепные уборы из перьев, какие только можно себе представить. Это был совершенно другой головной убор, чем у апачей, команчей, кайова или шайенов, – более пестрый и роскошный.
Индейцы были вооружены луками, стрелами и копьями, но на их седлах висели также современные ружья-винчестеры.
Лэсситер видел все лишь расплывчато, но, несмотря на это, вобрал в себя самые важные подробности.
Воины окружили его и Луа. Они говорили друг с другом на каком-то гортанном диалекте, похожем на тот, который Лэсситер слышал у племен ирокезов на востоке, в районе Онтарио и Гурона.
Лэсситер смог понять некоторые обрывки разговора. Воины совещались, что они должны сделать с обоими бледнолицыми. Наконец, они решили считать пока их своими пленниками. Лэсситер и Луа без сопротивления позволили себя разоружить. Затем два индейца взяли их лошадей за поводья и без слов поскакали вперед.
– Что они замышляют? – спросила Луа со страхом. – Что это вообще за индейцы? Ты имеешь какое-либо представление?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Лэсситер, хотя это не соответствовало действительности. Но ему было сейчас не до объяснений о своих предположениях. Каждое слово стоило невероятного напряжения.
Странные индейцы увозили их все глубже в хаос каньонов. Они огибали узкие выступы скал, где лошади могли следовать лишь одна за другой. А индейцы в хвосте колонны заботились о том, чтобы замести все следы. И вот они попали в котловину, которая казалась маленьким раем среди этого сурового горного ландшафта.
Индейцы поставили здесь несколько хижин. Все выглядело так, как будто они живут здесь лишь недавно.
Лэсситер хотел слезть с лошади и потерял равновесие, когда перекидывал ногу через седло. Со стоном он покачнулся в сторону и не мог более предотвратить падение.
Индейцы молча наблюдали за этим.
Луа озабоченно наклонилась над Лэсситером и сказала:
– Повязка снова пропиталась кровью. Пойдем к ручью на той стороне. Я промою тебе рану и наложу свежую повязку.
Индейцы позволили им это сделать.
– Что они хотят? – прошептала Луа озабоченно.
– Вероятно, они поставят нас к столбу пыток, – ухмыльнулся Лэсситер.
– О боже! – задохнулась Луа.
5
Посреди ночи к Кинсбергу пришли с визитом. Человек неслышно проскользнул в рабочий кабинет, когда он сидел за письменным столом и писал письма. Это были письма к «сильным мира сего», которых он хотел просить о поддержке в борьбе против ужасного мексиканского дьявола дона Яго.
Словно тень, фигура встала у него за спиной, а он все еще не замечал, что был уже не один.
Он непроизвольно вздрогнул, когда чья-то рука легла ему на плечо. Его первым импульсом было желание схватиться за револьвер, лежавший перед ним на письменном столе. Он всегда держал наготове оружие, даже когда ложился в постель, будучи человеком, который постоянно должен опасаться вероломного покушения.
Однако раздавшийся голос заставил его замереть.
– Не беспокойся, – услышал Кинсберг. – Мне никогда не придет в голову напасть на тебя.
Он медленно поднялся и нерешительно повернулся.
– Слава всем святым! – облегченно прошептали его губы. – Это самый прекрасный сюрприз, который ты мне когда-либо могла приготовить.
Какое-то мгновение казалось, что он хотел подойти к стройной фигуре и обнять ее за плечи. Но затем он опустил руки и отступил назад, пока не наткнулся на край письменного стола.
Посетителем была женщина. Высокая и стройная, она была одета в костюм из мягкой кожи косули, который в некоторых местах был украшен пестрыми знаками индейского племени.
Длинные рыжевато-золотистые волосы были скреплены украшенной жемчугом налобной повязкой. За поясом у нее торчали револьвер 44-го калибра, нож и томагавк.
Патрик Кинсберг уставился на нее, словно на призрак.
– Мария! – хрипло проговорил он затем. – Ты не можешь поверить, как я рад.
Он отвернулся и открыл секретер у стены, вынул оттуда бутылку и два стакана.
– За этот испуг я должен выпить, – попытался пошутить он. – Ты выпьешь со мной, Мария?
Она отрицательно покачала головой.
– Пожалуй, нет, я уже за долгое время отвыкла от этого, отец. После первого же стакана я буду под хмельком, что может повредить моей миссии.
Тем не менее он наполнил оба стакана виски марки «Теннесси» и осушил сначала один стакан, а второй взял в руку, которая слегка дрожала.
– Ты стала еще красивее, Мария, – сказал он. – Я должен был бы гордиться тобой, но не могу. Не могу после того горя, которое ты мне причинила. Ты все еще не знаешь, как сильно я страдаю, Мария!
– Я знаю, отец. но не могу вернуть прошлое. За это время произошло слишком многое.
Он плюхнулся в кресло у письменного стола. Его дочь заняла место в кожаном кресле напротив.
– Почему ты пришла? – спросил он сиплым голосом. – Почти два года ты не показывалась! Где ты была все это время?
Она как-то странно улыбнулась. Втайне Мария все еще испытывала к нему любовь, потому что он всегда был хорошим отцом. Но когда она перестала быть маленькой, неопытной девочкой, то поняла: Патрик Кинсберг стал таким влиятельным человеком не только благодаря старанию и способностям. К своему ужасу, она узнала, что за внешним благополучием скрывалось не одно преступление.
– Ты тогда не вернулась с верховой прогулки в горы, – продолжал отец. – Я посылал поисковые отряды, потратил на это много денег и нанял самых дорогих следопытов. Но все было напрасно…
Он замолчал, качая головой. Он все еще не мог поверить, что дочь живая сидит перед ним.
– Но я же передавала тебе послания, и ты не должен был беспокоиться обо мне.
– А где ты была все это время? Может быть, у краснокожих? Об этом можно судить по твоей одежде.
Он выпил виски и тотчас налил себе снова. Его улыбка стала между тем менее напряженной.
– Я живу у индейцев, отец, – сказала она. – Еще и сегодня мне кажется чудом, что я наткнулась на них. Это было приключение, как в сказке. Я спешилась с лошади у родника, и тут на меня напала голодная самка пумы. Может быть, она считала, что жизнь ее детенышей находится в опасности. Как выяснилось позднее, недалеко от того источника как раз находилось ее логово. Я бы, безусловно, погибла, но вдруг откуда-то появился индеец. Он ножом отбивался от пумы и получил довольно тяжелое ранение. По его подсказкам я соорудила носилки-волокушу, которые прикрепила к лошади. Он объяснил мне также, где убежище пумы, а там оказалась пара голодных детенышей. Я достала их, двух пухленьких котят, с которыми можно еще по-настоящему играть. Индеец взял их к себе на носилки. Сам он оказался без лошади. Это был особый выход на охоту, который должен проделать раз в год каждый воин этого племени, чтобы принести жертву богам.
– Это проклятый пережиток! – проворчал, не сдержавшись, Кинсберг, когда его дочь сделала паузу. – Эти идолопоклонники…
Она посмотрела на него, сочувственно улыбаясь.
– Ты, пожалуй, никогда не поймешь, отец, – сказала она, – почему я рассталась с тобой. В то время у меня уже созрело намерение уйти отсюда. И этот случай помог мне его выполнить.
Он мрачно уставился на нее.
– И теперь ты живешь вместе с ними?.
– Да, это так.
– У горстки примитивных, грязных, завшивленных дикарей? – с презрением выдохнул он.
– Я стала одной из них, отец, – сказала она гордо, – и останусь такой до конца своей жизни.
Он вскочил и схватил револьвер с письменного стола, но Мария опередила его: ее томагавк попал ему в предплечье. Кинсберг глухо вскрикнул от боли и выпустил оружие.
– Ты не можешь больше обращаться со мной как с маленьким ребенком, отец, – улыбнулась она, как будто ничего не произошло. – Постепенно ты должен привыкать к этому. Я решила вести другую жизнь, не ту, которую ты мне запланировал. Я не выйду замуж за одного из богатых сынков, которых ты подыскивал для меня. Я не подарю наследника для этого ранчо. Ты напрасно нахапал так много, отец Патрик. Почти напрасно.
Он откинулся назад в кресло, дрожащей рукой снова наполнил стакан и отпил.
– Почему ты вообще пришла, Мария? Чего ты хочешь? – спросил Патрик Кинсберг, оказавшись в заложниках у собственной дочери.
– Я желала бы заключить с тобой соглашение, – сказала Мария, – и потребовать принадлежавшую мне часть наследства.
– В любом случае ты его получишь. После моей смерти все будет принадлежать тебе.
– Я бы хотела, чтобы уже теперь был составлен договор, – возразила она холодно. – Моему племени нужно больше земли. Мы хотим распространить наши владения в горах Аламо Хуэко. Наши границы будут тогда соприкасаться, и ты должен обещать, что оставишь нас в покое. Мы хотим мирно жить бок о бок. Таким образом вновь могут установиться нормальные отношения между нами.
– Ты сошла с ума.
– Я все хорошо обдумала, отец.
– Как ты себе это представляешь?
– Я составила список фермеров и владельцев мелких ранчо, у которых ты силой отнял их собственность. Я хотела бы, чтобы эти люди получили соответствующее возмещение убытков. Они бы переселились в другие места, но испытывают финансовые трудности. Тут им поможет денежное возмещение, да оно им и положено.
– Они продали мне свои владения в соответствии с законом.
– Это был шантаж, – жестко сказала Мария. – Люди были загнаны тобой в угол. У них не осталось иного выбора, как все продать по бросовой цене.
Он уставился в пустоту перед собой, снова налил себе виски.
– Я знаю, что ты хотел бы вновь перетянуть меня на свою сторону, отец, – сказала она настойчиво. – Я хорошо тебя изучила. Ты известен всем как твердый, непримиримый человек, но у тебя есть уязвимое место по имени Мария Кинсберг. Отец, чем ты уронишь свое достоинство, если мы помиримся? Ничем. Тебе лишь нужно согласиться на мои условия. Мы могли бы замечательно жить рядом. Я имею в виду племя сенека и тебя с твоим ранчо и твоими ковбоями – и с твоей подругой.
Он удивленно взглянул на нее:
– Откуда ты это знаешь?
– Я знаю почти все, что в последнее время происходило на ранчо.
– Ты против того, чтобы у меня была эта женщина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12