Может, они это не осознавали до конца, но чувствовали – чувствовали, как они стали близки друг другу и как тяжело будет терять кого-то...
И чувствовали ведь, что терять придется. Впереди бои. Если вдуматься – только они, дальше будущее не просматривалось... Но наших ребят спасала юность. Будь на их месте взрослые, с опытом, со знанием жизни – кто знает, может, и опустили бы руки. А юнцам такой дальний прицел был неведом. В немногом знании – немного и печали! Парадокс.
На новом месте стали обживаться. В здешних подземельях оказалось потеснее и погрязнее, чем в цехах авиазавода, однако сами подземные ходы, заключавшие в себе множество трубопроводов, образовывали такую сеть, в которой заплутать – плевое дело. Но изучать ее было необходимо.
Эту мысль первым высказал Бабай. Очкарик горячо подхватил:
– Тут весь наш оперативный простор! Выучим – никто не поймает.
О-о бегал, суетился:
– Я тут все знаю! Все ходы-выходы. Как мышь! Со мной не пропадешь.
– Тише, мыши! – осадил Бабай. – Кот на крыше... Посмотрим, как ты знаешь. Давай покажи, где завод этот да гоблины где.
– Завод – вот он, смотрите до упаду. А гадость эта позорная где – идем, покажу.
Показал. Он, Бабай и Костя, спрятавшись в траве, разглядывали установки: как они работают, как подъезжают, отъезжают бензовозы...
– Нормально, – прошептал Костя. – Позицию выберем, «Навахой» пульнуть – самое то выйдет... А вон там, смотрите, склад у них продуктовый. Потом надо будет успеть сколько можно выгрести... Главное, чтоб взрывом не зацепило.
– Выйдет, выйдет, – поддакнул О-о. – Я же и говорил – самое то.
Мальчишки загорелись, но опять-таки Бабай их остудил:
– Сначала как следует ходы выучим. Без этого – только попробуйте суньтесь!
Пришлось всем подчиниться.
Надо сказать, если Очкарик был мозговым центром команды, то Бабай явно становился боевым лидером. У него раскрывался талант к этому, и все подспудно это ощущали. А раз так – командуй!
Чуть ли не все лето парни осваивали подземелья. Путались. Кишка один раз чуть не потерялся, едва нашли. Изучить все оказалось делом немыслимым, но уж все возможные пути подхода-отхода меж основным местом и эстакадой, откуда решили жахнуть по гоблинским трудам, освоили от и до. Отработали и ложные отходы. Очкарик сиял.
– Собьем со следу! – говорил он.
Ребят охватил азарт, они спешили, рвались в бой. Передалось это и соплякам – те давай играть «в войну», бегать с палками в руках, верещать пронзительно... Приходилось урезонивать. Бабай с Очкариком оставались самыми трезвомыслящими.
– Семь раз отмерь – один отрежь! – не уставал твердить Очкарик, значительно подымая палец.
Очень эта присказка Бабаю нравилась, но уж очень хотелось прекратить «отмерять» и начать «отрезать».
Ну вот наконец и настал день, когда операцию сочли подготовленной. Незадолго перед тем Костя предложил:
– Я это... Мысль такая: нам же надо, чтоб эти уроды в кучу собрались, так? Так. И я вот что придумал. Надо кабель перерубить, который от генератора к насосу. Тогда они все к насосу сбегутся, а он как раз возле печи... И наш снаряд туда – на! Всем крышка.
– Дельно, – одобрил Очкарик. А Бабай брови сдвинул:
– Дельно-то дельно, а кто рубить будет?
– Я! – так и вскинулся Костя. – Я сам и рубану. Я прикинул уже: надо рубануть и сразу за складом спрятаться. Тут взрыв... надо минуты три пересидеть, а потом по косогору назад. Если кто и уцелеет из гадов, им все равно не до меня будет.
Бабай подумал.
– Нет, – сказал он. – Ты у нас главный технарь, ты стрелять должен. Рисковать нельзя.
– Да это ж просто! Там всех делов – на спуск нажать. Ракета сама цель найдет. Я покажу...
– Нет.
– Я смогу выстрелить! – встрял Витек. – Чего там такого сложного?
– Нет! Я сказал. Это что, шутки, что ли?! Стрелять хотелось каждому. Но Бабай расставил все точки над i. Сделал это разумно, споры прекратились.
– Ну, мне тогда кабель рубить. – Витек набычился.
– А может, я? – это О-о уже наготове. – Я тут давно, как-никак соображу, куда бежать!
Бабай помолчал.
– Решу, – сказал он.
На самом деле он уже решил. Мгновенно, четко и жестко. Возможно, именно в этот момент он стал настоящим командиром – от его решения теперь зависело, кому жить, а кому умереть. О-о – прирожденный разведчик, к тому же отлично знает местность, такой для команды – клад. А Витек – ну что, парень неплохой, но и всего-то... Сам рвется. Пусть и идет.
Вечером Бабай тайно поделился своими рассуждениями с Очкариком.
– Все верно, – кивнул тот. – Тут не до чувств, один расчет. А Витек даже и рад будет, что его пошлют. Он самолюбивый, черт.
Так и сделали. И вышло в самую десяточку! Для гоблинов в Уфе начался новый отсчет времени. Хотя сами они об этом еще не знали.
7
Это время побежало куда быстрее прежнего. Их всех спасло отличное знание подземных коммуникаций – тренировки, как оказалось, пошли впрок.
Гоблины, понятно, спуску не дали: долго они бродили по окрестностям, искали, где могут прятаться диверсанты. Один подземный ход они нашли, старательно его разрушили. Делали даже засады – и на это у них ума хватало... Но ребята оказались еще умнее, хитрее, изворотливее – и вышли победителями. Они переждали напасть, пережили зиму. А весной приступили к новой операции. Вдохновителем стал Костя.
– ... они готовый бензин в тот здоровый бак сливают, – говорил он возбужденно, блестя глазами. – Ну, круглый такой, серебристый.
– Резервуар. – Очкарик кивнул.
– Да! И вот я решил...
И решил взорвать этот резервуар. Он дотошно изучил устройство «Навахи». И понял: автоматику наведения ракеты можно изменить так, чтобы она шла не на температурный максимум, а строго по прямой. То или иное расстояние можно задать специальным механизмом. И начинку выстрела можно комбинировать: делать бронебойной, зажигательной, бронебойно-зажигательной... Костя предложил: первый выстрел с метрической наводкой сделать чисто зажигательным. Задать дистанцию до резервуара, пальнуть, и пламя охватит его поверхность. И тут же долбануть еще раз, уже с температурной наводкой и выстрелом бронебойно-зажигательным. Этот снаряд летит прямо на пламя, бьет в металлическую стенку... ну, дальнейшее – без комментариев.
– Что ж. Толково, – произнес Очкарик, выслушав. А Бабай даже улыбнулся.
– Молоток, – только и сказал он. Костя воспрянул, глаза засверкали.
– Слушайте, а хорошо бы ночью! Представляете картинку?! Класс!..
Но романтику отклонили, сказав, что при свете с наводкой все же надежнее. А права на ошибку нет. Эх, ладно... – Костя с сожалением подчинился. – Если для пользы дела...
План приняли. Однако внимательный Бабай заметил, что Витек насупился. Видать, глодало то, что не он в центре внимания... И Бабай подбодрил его.
– Первый выстрел твой, Костя. А вторым пусть Витек. Заслужил.
Очкарик бросил быстрый взгляд туда, сюда. Все понял.
– Да, да! Заслужил. Пусть стрельнет!
Тот аж поперхнулся:
– Да я... Братва! Да я так стрельну! Я...
И слов у него не хватило, затряс кулаками.
В восторге он и не сообразил, что главное-то в этом деле – первый выстрел, от него все зависит. А второй... в самом деле, на спуск нажать – невелика мудрость. Но Витек прямо на седьмом небе был от счастья. Бабай про себя усмехнулся. Он становился неплохим психологом.
Ну и эту акцию провели как по нотам. Костя сработал молодцом. Он изучил местность, выбрал идеальную позицию для стрельбы. Вычислил расстояние – в точку!
Стреляли на рассвете. И это учли. Гоблины бдительность если не потеряли, то понизили. Задремали, расслабились...
И получили по самые помидоры! Костин расчет был верен. Зажигательный выстрел влепился точно в борт резервуара. Пламя вспыхнуло так – фыхх! – словно с резким выдохом. И тут же вдогон Витек врезал бронебойным.
Этот снаряд звонко щелкнул в железо – как гвоздь в консервную банку. И на миг повисла полная тишина.
Или так показалось?..
А затем парни увидали такое, чему бы ни за что ни поверили, если бы своими глазами не видели.
Огромный, с двухэтажный дом, резервуар стал важно надуваться, как воздушный шар...
И сорвалось куда-то небо. Дрогнула земля. Рассвет с испугу враз стал днем, без всякого утра.
Так дало по ушам, что парни вмиг оглохли. Разинув рты, остолбенев, смотрели они на беззвучное безумие огня. Очкарик первый очнулся от ступора. Он толкнул друзей, знаками показал, что надо тикать. И в той же полной тишине все кинулись в укрытие.
Слух начал возвращаться к ним через полчаса. Ну а там!.. Разговоров, поздравлений, восхищений было не остановить...
Тогда-то Костю и прозвали Громом, с легкой руки Очкарика. Костя Гром! – прилепилось прозвище.
Вот тут-то, видно, до Витька дошло, что лавры главного героя опять проехали мимо. Нет, его хвалили, ясное дело, поздравляли – но ведь это же не то... А тут еще и О-о вдруг отличился.
– А я вроде знаю, где еще оружие может быть! – взял да и ляпнул он где-то спустя неделю после взрыва.
– Что значит – вроде? – Бабай нахмурился.
– Догадываюсь.
– А что ж раньше молчал?!
Тот плечами пожал:
– Да кто ж его знает. Может, и нет там ничего. У Бабая от такой логики голова кругом пошла.
– Ну... – только и сказал он без мата, а дальше сплошная ненормативная лексика. – Показывай, давай, чудак на букву «м»!
Правда, последней фразы Бабая О-о не понял.
Выяснилось, что километрах в пяти к северо-востоку была воинская часть. Гоблины там все, что могли, разграбили – но что-то все же не смогли. В бытность свою бродягой-одиночкой О-о из любопытства побывал там, полазал везде. Углядел неприметный холмик – совсем бы неприметный, если б не металлическая труба с грибовидной крышкой, торчащая из земли. По ней шустрый малый и смекнул, что холмик скорее всего вход в подземное хранилище...
– А с чего ты решил, что там оружие? Может, там картошка!
– Да я же говорю, не знаю. Может, и картошка. Тоже неплохо...
Так она там, поди, вся сгнила! – встрял Кишка. Невесть отчего это показалось ему ужасно смешным. – Га-а!..
Но там оказалось все-таки оружие. Автоматы с «подствольниками», один ручной пулемет, патроны и гранаты к ним. И добра этого – хоть завались!..
Так вот и О-о попал в передовики. И, похоже, это стало последней каплей, переполнившей чашу попранного самолюбия Витька. Он надулся, пару дней ходил мрачнее тучи, а вечером, за общим ужином, взорвался.
Сидели, ели печеную картошку, старую, еще осенью захваченную на складе. Весной жратва не ахти, авитаминоз – все исхудавшие были, утомленные, но бодрились, а вот Витек не удержался. Он молчал, ел нехотя, а когда Кишка взял какую-то картофелину, вспылил:
– Куда хватаешь, дебил? Твое, что ли?!
Кишка тоже был не денди:
– А что, твое?
– Мое!
– Ну и подавись! – Картошка полетела Витьку в голову.
Через секунду оба катались с матом по полу, а прочие, и девчонки в том числе, крутились вокруг, пытаясь остановить драку.
– А-а!.. Да тише вы! Придурки! Услышат! А-а!.. Да разнимите их!..
А мальцы по глупости хохотали. Они подумали, что это хохма такая.
Растащили наконец. Витек бешено рвался из рук, растрепанный, с царапиной на лбу:
– Пришибу! Сволочь!..
– Сам сволочь! – неслось в ответ.
– Да тише вы! – еще громче вопили девчонки.
Кончилось тем, что Витек вырвался, обложил напоследок матом всех и убежал куда-то в ночь. Кишка зло плюнул на пол:
– Тьфу! С-сучара!..
– А ну всем спать! – приказал Бабай. Оглядел себя, отряхнул брезгливо. – Г-гадство, все пуговицы оборвали... Ну? Спать, я сказал!
Ночью они с Очкариком, естественно, шептались – когда все уснули.
– Хреново, брат, – качал головой Бабай. – Ох, хреново! Вот тебе и семья.
– В семье не без урода, – утешал Очкарик.
– И я проглядел, дурак. Видел же, что он сам не свой! А, думаю, обойдется... Куда он рванул, как думаешь?
– Понятия не имею. Утром объявится, наверное.
– А делать-то что? Разброд пойдет – хуже не придумаешь.
– Это точно. Ты знаешь... – Очкарик неловко усмехнулся, – я подумал... С этой точки зрения лучше, чтоб он вообще не вернулся. Да со всех точек! Для него тоже.
Бабай сперва не понял, что имеет в виду товарищ, а когда понял, то поднял голову и посмотрел собеседнику прямо в глаза. Вернее, в очки. Увидал в них отблеск догоравшего костра.
– Ты думаешь? А ты?
Что тут скажешь...
– Ладно, – сказал Бабай. – Давай-ка спать. Там поглядим. Утро вечера мудренее, как говорится.
Но глядеть не пришлось. Витек сам все решил за них.
С ранья обнаружилось, что пропала одна «Наваха» и пять выстрелов. Честно говоря, Бабай даже и не рассердился. Велел только всем сегодня быть тише воды, ниже травы.
– А еще лучше, – невесело сказал Очкарик, – отойти в запасные ходы. Чую я, будет нынче буря...
И как в воду глядел. Не успел толком начаться день, часов в десять полыхнуло пламя. Совсем с другой стороны, оттуда, где когда-то был город Благовещенск. Как Витек успел туда пробраться?.. Да какая разница!
Разницы, точно, не было, ибо иное затмило безрассудный Витьков героизм. Ракета не достигла цели. Она взвилась, ринулась было на цель – но тут же воздушная волна чудовищной силы ударила в ответ. Снесло деревья, как бритвой скосило верхний слой почвы, с бугорками, пригорками – все, ровный чернозем. Земля вздрогнула. По бетонному своду коллектора пошла трещина. Что-то посыпалось сверху.
Позже ребята, выбравшись наружу, из-за укрытия смотрели, как все еще дымятся земля и поваленные деревья на месте удара. Там бродили гоблины, рычали, гоготали – ветер доносил это... Все были подавлены.
– Ничего, – утешал Очкарик. – Не найдут нас! И отходных путей у нас куча...
Но все же понимали, что не в этом дело, а в том, что эти уроды, оказывается, могут гораздо больше, чем думалось.
– Надо еще эти подземные ходы отработать, – сказал Костя. – Такое дело... Запас не повредит.
Согласились.
А гоблины зачем-то сместились в сторону Благовещенска, и несколько дней там что-то бухало, взрывалось. Потом стихло.
А еще через пару дней О-о, отправленный на разведку, наткнулся на здорового парня лет семнадцати – у него, у О-о, видимо, вообще был талант встречать людей в этом безлюдном мире.
Оказалось, что парень как раз из Благовещенска. Там тоже была группа, но жили они недружно и с гоблинами не воевали – просто выживали как могли. Разумеется, взрывы на заводах они видели и слышали, и у них пошли толковища на эту тему. Часть ребят стала склоняться к тому, что надо бы и им включаться в бои: вот ведь воюют же люди... Но таких было мало. Некоторые просто отмахивались – живем, мол, да и ладно, нас не трогают, ну и не надо высовываться... Большинство же вяло бормотало, что оно бы хорошо, конечно, да ведь зима на носу. Вот кончится она...
Она кончилась, и на носу очутилась весна, а с ней опять что-то не слава богу... потом еще что-то мешало... а потом нагрянули твари и всех «зачистили».
Один этот парень и уцелел. С неделю он плутал, питаясь подножным кормом, но все же наконец наткнулся на команду.
– Теперь я ваш, – так просто сказал он. Бабай смерил пришельца взглядом, помолчал.
Спросил:
– Звать как?
– Гондурас, – ответил тот.
– Твою мать. И что это значит?
– Да вроде город такой.
– Страна, – поправил Очкарик. – Страна... Далеко где-то. Была. А город вот Москва такой есть. Ну, то есть тоже был. Вот бы где я хотел побывать...
– Ну что, берем? – обратился Бабай к соратникам.
– Берем! – сказали все.
– Зачислен с испытательным сроком, – Бабай хмуро улыбнулся. – Правила простые. Приказы у нас не обсуждаются, конфликты не одобряются – мы одна команда! Все понял? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Обживайся, все равно недели две будем сидеть тихо.
Парень оказался крайне спокойным. Не спрашивают – молчит. Сидит и молчит. Мог целыми днями молчать. Окликнут его:
– Гондурас!
А он:
– А? – и снова молчит.
Кстати, и Очкарик сделался молчаливым. Вернее, задумчивым каким-то – а отсюда и молчание.
Да и все, честно сказать, приуныли. Тут тебе и взрыв, и гибель Витька, и авитаминоз... Сам Бабай сдал. Лежал часами, закрыв глаза. Дремал. Вспоминал мать, сестру... Странно – но не было при этом боли в душе. Лишь тихая печаль такая, точно не годы прошли с тех пор, а десятки лет, точно самому ему не шестнадцать, а шестьдесят, и все, чему суждено сбыться, сбылось, и ждать больше нечего...
Даже вставать не хотелось. Лежать бы да лежать так... Он сам себя заставлял. Ближе к вечеру, когда уже обозначались недалекие сумерки, выбирался наверх. Было у него любимое местечко: перелесок на склоне холма, березы, елочки, рябины. Там на проталинке, прислонясь к березе, он сидел, старался дышать поглубже. В сырых осенних ветрах было нечто такое, чего не изъяснить словами... Уходил почти в темноте.
Однажды он сидел так, и подсел к нему Очкарик.
– Слушай... – негромко молвил он.
– Слушаю, – так же вполголоса отвечал Бабай. Очкарик помолчал чуток, затем кашлянул и начал:
– Знаешь, давно уже я подозревал, а теперь все больше убеждаюсь... У гоблинов этих, у них иерархия. Этот взрыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
И чувствовали ведь, что терять придется. Впереди бои. Если вдуматься – только они, дальше будущее не просматривалось... Но наших ребят спасала юность. Будь на их месте взрослые, с опытом, со знанием жизни – кто знает, может, и опустили бы руки. А юнцам такой дальний прицел был неведом. В немногом знании – немного и печали! Парадокс.
На новом месте стали обживаться. В здешних подземельях оказалось потеснее и погрязнее, чем в цехах авиазавода, однако сами подземные ходы, заключавшие в себе множество трубопроводов, образовывали такую сеть, в которой заплутать – плевое дело. Но изучать ее было необходимо.
Эту мысль первым высказал Бабай. Очкарик горячо подхватил:
– Тут весь наш оперативный простор! Выучим – никто не поймает.
О-о бегал, суетился:
– Я тут все знаю! Все ходы-выходы. Как мышь! Со мной не пропадешь.
– Тише, мыши! – осадил Бабай. – Кот на крыше... Посмотрим, как ты знаешь. Давай покажи, где завод этот да гоблины где.
– Завод – вот он, смотрите до упаду. А гадость эта позорная где – идем, покажу.
Показал. Он, Бабай и Костя, спрятавшись в траве, разглядывали установки: как они работают, как подъезжают, отъезжают бензовозы...
– Нормально, – прошептал Костя. – Позицию выберем, «Навахой» пульнуть – самое то выйдет... А вон там, смотрите, склад у них продуктовый. Потом надо будет успеть сколько можно выгрести... Главное, чтоб взрывом не зацепило.
– Выйдет, выйдет, – поддакнул О-о. – Я же и говорил – самое то.
Мальчишки загорелись, но опять-таки Бабай их остудил:
– Сначала как следует ходы выучим. Без этого – только попробуйте суньтесь!
Пришлось всем подчиниться.
Надо сказать, если Очкарик был мозговым центром команды, то Бабай явно становился боевым лидером. У него раскрывался талант к этому, и все подспудно это ощущали. А раз так – командуй!
Чуть ли не все лето парни осваивали подземелья. Путались. Кишка один раз чуть не потерялся, едва нашли. Изучить все оказалось делом немыслимым, но уж все возможные пути подхода-отхода меж основным местом и эстакадой, откуда решили жахнуть по гоблинским трудам, освоили от и до. Отработали и ложные отходы. Очкарик сиял.
– Собьем со следу! – говорил он.
Ребят охватил азарт, они спешили, рвались в бой. Передалось это и соплякам – те давай играть «в войну», бегать с палками в руках, верещать пронзительно... Приходилось урезонивать. Бабай с Очкариком оставались самыми трезвомыслящими.
– Семь раз отмерь – один отрежь! – не уставал твердить Очкарик, значительно подымая палец.
Очень эта присказка Бабаю нравилась, но уж очень хотелось прекратить «отмерять» и начать «отрезать».
Ну вот наконец и настал день, когда операцию сочли подготовленной. Незадолго перед тем Костя предложил:
– Я это... Мысль такая: нам же надо, чтоб эти уроды в кучу собрались, так? Так. И я вот что придумал. Надо кабель перерубить, который от генератора к насосу. Тогда они все к насосу сбегутся, а он как раз возле печи... И наш снаряд туда – на! Всем крышка.
– Дельно, – одобрил Очкарик. А Бабай брови сдвинул:
– Дельно-то дельно, а кто рубить будет?
– Я! – так и вскинулся Костя. – Я сам и рубану. Я прикинул уже: надо рубануть и сразу за складом спрятаться. Тут взрыв... надо минуты три пересидеть, а потом по косогору назад. Если кто и уцелеет из гадов, им все равно не до меня будет.
Бабай подумал.
– Нет, – сказал он. – Ты у нас главный технарь, ты стрелять должен. Рисковать нельзя.
– Да это ж просто! Там всех делов – на спуск нажать. Ракета сама цель найдет. Я покажу...
– Нет.
– Я смогу выстрелить! – встрял Витек. – Чего там такого сложного?
– Нет! Я сказал. Это что, шутки, что ли?! Стрелять хотелось каждому. Но Бабай расставил все точки над i. Сделал это разумно, споры прекратились.
– Ну, мне тогда кабель рубить. – Витек набычился.
– А может, я? – это О-о уже наготове. – Я тут давно, как-никак соображу, куда бежать!
Бабай помолчал.
– Решу, – сказал он.
На самом деле он уже решил. Мгновенно, четко и жестко. Возможно, именно в этот момент он стал настоящим командиром – от его решения теперь зависело, кому жить, а кому умереть. О-о – прирожденный разведчик, к тому же отлично знает местность, такой для команды – клад. А Витек – ну что, парень неплохой, но и всего-то... Сам рвется. Пусть и идет.
Вечером Бабай тайно поделился своими рассуждениями с Очкариком.
– Все верно, – кивнул тот. – Тут не до чувств, один расчет. А Витек даже и рад будет, что его пошлют. Он самолюбивый, черт.
Так и сделали. И вышло в самую десяточку! Для гоблинов в Уфе начался новый отсчет времени. Хотя сами они об этом еще не знали.
7
Это время побежало куда быстрее прежнего. Их всех спасло отличное знание подземных коммуникаций – тренировки, как оказалось, пошли впрок.
Гоблины, понятно, спуску не дали: долго они бродили по окрестностям, искали, где могут прятаться диверсанты. Один подземный ход они нашли, старательно его разрушили. Делали даже засады – и на это у них ума хватало... Но ребята оказались еще умнее, хитрее, изворотливее – и вышли победителями. Они переждали напасть, пережили зиму. А весной приступили к новой операции. Вдохновителем стал Костя.
– ... они готовый бензин в тот здоровый бак сливают, – говорил он возбужденно, блестя глазами. – Ну, круглый такой, серебристый.
– Резервуар. – Очкарик кивнул.
– Да! И вот я решил...
И решил взорвать этот резервуар. Он дотошно изучил устройство «Навахи». И понял: автоматику наведения ракеты можно изменить так, чтобы она шла не на температурный максимум, а строго по прямой. То или иное расстояние можно задать специальным механизмом. И начинку выстрела можно комбинировать: делать бронебойной, зажигательной, бронебойно-зажигательной... Костя предложил: первый выстрел с метрической наводкой сделать чисто зажигательным. Задать дистанцию до резервуара, пальнуть, и пламя охватит его поверхность. И тут же долбануть еще раз, уже с температурной наводкой и выстрелом бронебойно-зажигательным. Этот снаряд летит прямо на пламя, бьет в металлическую стенку... ну, дальнейшее – без комментариев.
– Что ж. Толково, – произнес Очкарик, выслушав. А Бабай даже улыбнулся.
– Молоток, – только и сказал он. Костя воспрянул, глаза засверкали.
– Слушайте, а хорошо бы ночью! Представляете картинку?! Класс!..
Но романтику отклонили, сказав, что при свете с наводкой все же надежнее. А права на ошибку нет. Эх, ладно... – Костя с сожалением подчинился. – Если для пользы дела...
План приняли. Однако внимательный Бабай заметил, что Витек насупился. Видать, глодало то, что не он в центре внимания... И Бабай подбодрил его.
– Первый выстрел твой, Костя. А вторым пусть Витек. Заслужил.
Очкарик бросил быстрый взгляд туда, сюда. Все понял.
– Да, да! Заслужил. Пусть стрельнет!
Тот аж поперхнулся:
– Да я... Братва! Да я так стрельну! Я...
И слов у него не хватило, затряс кулаками.
В восторге он и не сообразил, что главное-то в этом деле – первый выстрел, от него все зависит. А второй... в самом деле, на спуск нажать – невелика мудрость. Но Витек прямо на седьмом небе был от счастья. Бабай про себя усмехнулся. Он становился неплохим психологом.
Ну и эту акцию провели как по нотам. Костя сработал молодцом. Он изучил местность, выбрал идеальную позицию для стрельбы. Вычислил расстояние – в точку!
Стреляли на рассвете. И это учли. Гоблины бдительность если не потеряли, то понизили. Задремали, расслабились...
И получили по самые помидоры! Костин расчет был верен. Зажигательный выстрел влепился точно в борт резервуара. Пламя вспыхнуло так – фыхх! – словно с резким выдохом. И тут же вдогон Витек врезал бронебойным.
Этот снаряд звонко щелкнул в железо – как гвоздь в консервную банку. И на миг повисла полная тишина.
Или так показалось?..
А затем парни увидали такое, чему бы ни за что ни поверили, если бы своими глазами не видели.
Огромный, с двухэтажный дом, резервуар стал важно надуваться, как воздушный шар...
И сорвалось куда-то небо. Дрогнула земля. Рассвет с испугу враз стал днем, без всякого утра.
Так дало по ушам, что парни вмиг оглохли. Разинув рты, остолбенев, смотрели они на беззвучное безумие огня. Очкарик первый очнулся от ступора. Он толкнул друзей, знаками показал, что надо тикать. И в той же полной тишине все кинулись в укрытие.
Слух начал возвращаться к ним через полчаса. Ну а там!.. Разговоров, поздравлений, восхищений было не остановить...
Тогда-то Костю и прозвали Громом, с легкой руки Очкарика. Костя Гром! – прилепилось прозвище.
Вот тут-то, видно, до Витька дошло, что лавры главного героя опять проехали мимо. Нет, его хвалили, ясное дело, поздравляли – но ведь это же не то... А тут еще и О-о вдруг отличился.
– А я вроде знаю, где еще оружие может быть! – взял да и ляпнул он где-то спустя неделю после взрыва.
– Что значит – вроде? – Бабай нахмурился.
– Догадываюсь.
– А что ж раньше молчал?!
Тот плечами пожал:
– Да кто ж его знает. Может, и нет там ничего. У Бабая от такой логики голова кругом пошла.
– Ну... – только и сказал он без мата, а дальше сплошная ненормативная лексика. – Показывай, давай, чудак на букву «м»!
Правда, последней фразы Бабая О-о не понял.
Выяснилось, что километрах в пяти к северо-востоку была воинская часть. Гоблины там все, что могли, разграбили – но что-то все же не смогли. В бытность свою бродягой-одиночкой О-о из любопытства побывал там, полазал везде. Углядел неприметный холмик – совсем бы неприметный, если б не металлическая труба с грибовидной крышкой, торчащая из земли. По ней шустрый малый и смекнул, что холмик скорее всего вход в подземное хранилище...
– А с чего ты решил, что там оружие? Может, там картошка!
– Да я же говорю, не знаю. Может, и картошка. Тоже неплохо...
Так она там, поди, вся сгнила! – встрял Кишка. Невесть отчего это показалось ему ужасно смешным. – Га-а!..
Но там оказалось все-таки оружие. Автоматы с «подствольниками», один ручной пулемет, патроны и гранаты к ним. И добра этого – хоть завались!..
Так вот и О-о попал в передовики. И, похоже, это стало последней каплей, переполнившей чашу попранного самолюбия Витька. Он надулся, пару дней ходил мрачнее тучи, а вечером, за общим ужином, взорвался.
Сидели, ели печеную картошку, старую, еще осенью захваченную на складе. Весной жратва не ахти, авитаминоз – все исхудавшие были, утомленные, но бодрились, а вот Витек не удержался. Он молчал, ел нехотя, а когда Кишка взял какую-то картофелину, вспылил:
– Куда хватаешь, дебил? Твое, что ли?!
Кишка тоже был не денди:
– А что, твое?
– Мое!
– Ну и подавись! – Картошка полетела Витьку в голову.
Через секунду оба катались с матом по полу, а прочие, и девчонки в том числе, крутились вокруг, пытаясь остановить драку.
– А-а!.. Да тише вы! Придурки! Услышат! А-а!.. Да разнимите их!..
А мальцы по глупости хохотали. Они подумали, что это хохма такая.
Растащили наконец. Витек бешено рвался из рук, растрепанный, с царапиной на лбу:
– Пришибу! Сволочь!..
– Сам сволочь! – неслось в ответ.
– Да тише вы! – еще громче вопили девчонки.
Кончилось тем, что Витек вырвался, обложил напоследок матом всех и убежал куда-то в ночь. Кишка зло плюнул на пол:
– Тьфу! С-сучара!..
– А ну всем спать! – приказал Бабай. Оглядел себя, отряхнул брезгливо. – Г-гадство, все пуговицы оборвали... Ну? Спать, я сказал!
Ночью они с Очкариком, естественно, шептались – когда все уснули.
– Хреново, брат, – качал головой Бабай. – Ох, хреново! Вот тебе и семья.
– В семье не без урода, – утешал Очкарик.
– И я проглядел, дурак. Видел же, что он сам не свой! А, думаю, обойдется... Куда он рванул, как думаешь?
– Понятия не имею. Утром объявится, наверное.
– А делать-то что? Разброд пойдет – хуже не придумаешь.
– Это точно. Ты знаешь... – Очкарик неловко усмехнулся, – я подумал... С этой точки зрения лучше, чтоб он вообще не вернулся. Да со всех точек! Для него тоже.
Бабай сперва не понял, что имеет в виду товарищ, а когда понял, то поднял голову и посмотрел собеседнику прямо в глаза. Вернее, в очки. Увидал в них отблеск догоравшего костра.
– Ты думаешь? А ты?
Что тут скажешь...
– Ладно, – сказал Бабай. – Давай-ка спать. Там поглядим. Утро вечера мудренее, как говорится.
Но глядеть не пришлось. Витек сам все решил за них.
С ранья обнаружилось, что пропала одна «Наваха» и пять выстрелов. Честно говоря, Бабай даже и не рассердился. Велел только всем сегодня быть тише воды, ниже травы.
– А еще лучше, – невесело сказал Очкарик, – отойти в запасные ходы. Чую я, будет нынче буря...
И как в воду глядел. Не успел толком начаться день, часов в десять полыхнуло пламя. Совсем с другой стороны, оттуда, где когда-то был город Благовещенск. Как Витек успел туда пробраться?.. Да какая разница!
Разницы, точно, не было, ибо иное затмило безрассудный Витьков героизм. Ракета не достигла цели. Она взвилась, ринулась было на цель – но тут же воздушная волна чудовищной силы ударила в ответ. Снесло деревья, как бритвой скосило верхний слой почвы, с бугорками, пригорками – все, ровный чернозем. Земля вздрогнула. По бетонному своду коллектора пошла трещина. Что-то посыпалось сверху.
Позже ребята, выбравшись наружу, из-за укрытия смотрели, как все еще дымятся земля и поваленные деревья на месте удара. Там бродили гоблины, рычали, гоготали – ветер доносил это... Все были подавлены.
– Ничего, – утешал Очкарик. – Не найдут нас! И отходных путей у нас куча...
Но все же понимали, что не в этом дело, а в том, что эти уроды, оказывается, могут гораздо больше, чем думалось.
– Надо еще эти подземные ходы отработать, – сказал Костя. – Такое дело... Запас не повредит.
Согласились.
А гоблины зачем-то сместились в сторону Благовещенска, и несколько дней там что-то бухало, взрывалось. Потом стихло.
А еще через пару дней О-о, отправленный на разведку, наткнулся на здорового парня лет семнадцати – у него, у О-о, видимо, вообще был талант встречать людей в этом безлюдном мире.
Оказалось, что парень как раз из Благовещенска. Там тоже была группа, но жили они недружно и с гоблинами не воевали – просто выживали как могли. Разумеется, взрывы на заводах они видели и слышали, и у них пошли толковища на эту тему. Часть ребят стала склоняться к тому, что надо бы и им включаться в бои: вот ведь воюют же люди... Но таких было мало. Некоторые просто отмахивались – живем, мол, да и ладно, нас не трогают, ну и не надо высовываться... Большинство же вяло бормотало, что оно бы хорошо, конечно, да ведь зима на носу. Вот кончится она...
Она кончилась, и на носу очутилась весна, а с ней опять что-то не слава богу... потом еще что-то мешало... а потом нагрянули твари и всех «зачистили».
Один этот парень и уцелел. С неделю он плутал, питаясь подножным кормом, но все же наконец наткнулся на команду.
– Теперь я ваш, – так просто сказал он. Бабай смерил пришельца взглядом, помолчал.
Спросил:
– Звать как?
– Гондурас, – ответил тот.
– Твою мать. И что это значит?
– Да вроде город такой.
– Страна, – поправил Очкарик. – Страна... Далеко где-то. Была. А город вот Москва такой есть. Ну, то есть тоже был. Вот бы где я хотел побывать...
– Ну что, берем? – обратился Бабай к соратникам.
– Берем! – сказали все.
– Зачислен с испытательным сроком, – Бабай хмуро улыбнулся. – Правила простые. Приказы у нас не обсуждаются, конфликты не одобряются – мы одна команда! Все понял? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Обживайся, все равно недели две будем сидеть тихо.
Парень оказался крайне спокойным. Не спрашивают – молчит. Сидит и молчит. Мог целыми днями молчать. Окликнут его:
– Гондурас!
А он:
– А? – и снова молчит.
Кстати, и Очкарик сделался молчаливым. Вернее, задумчивым каким-то – а отсюда и молчание.
Да и все, честно сказать, приуныли. Тут тебе и взрыв, и гибель Витька, и авитаминоз... Сам Бабай сдал. Лежал часами, закрыв глаза. Дремал. Вспоминал мать, сестру... Странно – но не было при этом боли в душе. Лишь тихая печаль такая, точно не годы прошли с тех пор, а десятки лет, точно самому ему не шестнадцать, а шестьдесят, и все, чему суждено сбыться, сбылось, и ждать больше нечего...
Даже вставать не хотелось. Лежать бы да лежать так... Он сам себя заставлял. Ближе к вечеру, когда уже обозначались недалекие сумерки, выбирался наверх. Было у него любимое местечко: перелесок на склоне холма, березы, елочки, рябины. Там на проталинке, прислонясь к березе, он сидел, старался дышать поглубже. В сырых осенних ветрах было нечто такое, чего не изъяснить словами... Уходил почти в темноте.
Однажды он сидел так, и подсел к нему Очкарик.
– Слушай... – негромко молвил он.
– Слушаю, – так же вполголоса отвечал Бабай. Очкарик помолчал чуток, затем кашлянул и начал:
– Знаешь, давно уже я подозревал, а теперь все больше убеждаюсь... У гоблинов этих, у них иерархия. Этот взрыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34