Аннотация

Андрей Имранов
Что в имени тебе моем?
Рассказ
Я потрогал скулу - больно. Количество света, попадающее в мой левый глаз, уменьшалось с каждой секундой. Синяк будет - просто загляденье... в лучшем случае, в худшем - смотреть на этот синяк будет некому, разве что могильным червям. Эти ребята шутить не умеют - я не про червей, у червей-то чувства юмора будет побольше, чем у Хьюза и Мэтта О`Хары. Плохо дело, если за мной послали именно их. Я это знаю, и они знают, что я это знаю. И отлично понимаю, что они меня еще бить и не начинали - так, приласкали, чтобы мысли в моей голове пошли в правильном направлении.
Собственно, будь они одни, мне уже давно нужно было начинать молиться. Но с ними был еще Хорек Малковиц - и это вселяло некоторые надежды. Хорек тоже тот еще тип, но от братьев О`Хара он выгодно отличается наличием чего-то выше уровня глаз. И означало это, что меня, возможно, захотят послушать. И, может даже, смерть моя еще не внесена сегодняшним числом в книгу судеб.
Хорек со скрежетом развернул к себе кресло, с которого пять секунд назад слетел я, уселся в него, посмотрел сквозь меня и произнес совершенно равнодушным голосом телефонного автомата:
- Валяй, рассказывай.
- Чего рассказывать? - удивился я. Хорек, сохраняя все то же выражение лица «как-меня-все-задолбало», медленно повернул голову в сторону Хьюза. Ладно-ладно! Я вообще, сообразительный.
* * *
Началась эта бодяга промозглым ноябрьским вечером. Зима в Лэйклэнде - это самый большой отстой, который я видел за свои тридцать с небольшим. В смысле погоды, я имею в виду. Наверное, во всем виноват океан, до которого тут что-то около сотни миль - в Майами зима почти такая же мерзкая. Но в Майами это воспринимается проще - как расплата за лето, за пляжи и цыпочек в бикини. А здесь - пляжей нет, а задница есть. Вон она - висит, зацепившись за двадцать седьмой этаж Намато билдинг, и поливает весь мир жидкой безысходностью. От парковки до входа - двести футов, но я успел вымокнуть так, что, пробежав распахнувшиеся стеклянные двери, почувствовал себя выкинутой на берег жертвой кораблекрушения. Задержался на пару секунд в завесе теплого воздуха, встряхнулся и пошел к арке.
После 11-го хозяева здания решили, что следующей целью террористы наметили как раз Намато билдинг и толпы смертников бродят по улицам Лэйклэнда с одной лишь мыслью - протащить центнер гексагена в здание и орать «Аллах Акбар» все время, пока горит фитиль. Так что с безопасностью теперь здесь похлеще, чем в Нью-Йоркском аэропорту. Какие-то бумагомараки из какой-то конторы развонялись было насчет ежедневных просветок металлоискателем и раковых опухолей, даже пикет в холле попытались организовать, но их быстро приструнили. С одной стороны, хорошо, что я здесь не работаю. С другой стороны - плохо, потому что пропуска у меня нет и нужно долго объяснять, что мне здесь нужно и кто я такой. Что, вообще-то, не очень радует - есть большое подозрение, скорее даже уверенность, что кто-нибудь из ребятишек папы Бруно список посетителей на 13 этаж каждый вечер просматривает. И если среди них попадется кто-нибудь, знающий мое имя, у него может возникнуть резонный вопрос, с чего это Флипперу, мне, то есть, два раза в месяц просиживать пару часов в «Металлоконструкциях, Ангарах и Остеклениях Инк.»? Этот Флиппер что, закрытый бассейн себе решил построить, имя оправдать, так сказать? И будут у меня проблемы.
* * *
Я перевел дух. Хорек сидел, ничем не выражая своего внимания. Посмотри на него, так можно было бы подумать, что он вообще меня не слушает, а прикидывает на завтра шансы Манчестерцев во встрече с Красными Крысами. Что до братьев - так про них и думать нечего, они на слух воспринимают только пару десятков команд, все остальное пролетает мимо их ушей, не задерживаясь.
* * *
Тут начинался первый скользкий момент в моем повествовании. В организации не любят, когда их люди подрабатывают на стороне. Хотя с другой стороны, я как бы все же не полноправный член организации, а так - на подхвате. И если на то пошло, проблемы должны были бы начаться у Дока. Но Доку уже хуже не будет - все его земные проблемы закончились три дня назад, вскоре после моего визита в Намато билдинг, где на тринадцатом этаже находилась его берлога. И, как я понимаю, моя жизнь зависит от того, удастся ли доказать, что душа Дока покинула этот грешный мир именно после моего визита, а не во время его.
Док, вообще, был личностью уникальной. Мне бы одну десятую его мозгов и я бы давно жил себе в бунгало со своим пляжем на Гаваях в окружении шестнадцати горячих мулаток. Но потребности Дока так далеко не простирались, ему достаточно было крыши над головой, компьютера с интернетом и чего-нибудь пожрать-попить. И прочной двери с надежными замками.
Есть такая болезнь - паранойя.
С тех пор, как Док работает - то есть работал - у папы Бруно, я никогда не слышал, чтобы он хоть раз вышел из своей берлоги на тринадцатом этаже. А работа Дока заключалась в том, что он сидел день и ночь, уткнувшись в свой комп, а временами поднимал трубку, звонил по одному номеру и сообщал, что такой-то и такой-то, проживающий там-то и там-то, занимается тем-то и тем-то. И что характерно, этот такой-то очень не хочет, чтобы о его делах кто-нибудь узнал. Все. Остальным занимались ребята папы Бруно, а Доку на счет капала очередная капелька. Мавр как-то проболтался мне, сколько деятельность Дока приносит папе Бруно в месяц - я был впечатлен. Неудивительно, что папа так Дока ценил.
Док, кстати, не всю жизнь работал на папу Бруно, начинал он сам по себе. Но в начале двухтысячного года, аккурат, когда весь народ праздновал Миллениум, Док пронюхал про шашни жены нашего сенатора. И наехал на нее со стандартным «Если вы не хотите, чтобы все стало известно, положите кучу баксов мелкими купюрами в мусорный мешок» и т.д. и т.п. Вот только Док не озаботился узнать, кто такой этот тип, к которому бегала ветреная женушка, пока сенатор заседал в Вашингтоне Ди-Си. Хотя Дока можно понять - папа Бруно не из тех людей, что любят себя видеть на страницах «Кто есть кто в Америке». Короче, папа очень огорчился такому рождественскому подарку и поначалу хотел было закатать Дока в фундамент строящегося торгового центра, но там как раз профсоюз объявил забастовку. А потом папа Бруно узнал про стиль работы Дока побольше и сообразил, что с него можно иметь неплохой навар. Так что в фундамент закатали профсоюзного лидера, а Дока отправили в клинику - лечиться. Вылечили Дока качественно: все детали его тела при нем остались и даже вполне себе в рабочем состоянии, но паранойей он себе все же обзавелся именно после знакомства с папой Бруно.
А меня с Доком свела совершенно иррациональная любовь к бейсбольной команде Летающих Молотков. Я понимаю, что им даже до первой лиги, как мне - вплавь до Новой Зеландии, а в высшую они смогут попасть только после избирательной эпидемии, которая истребит всех, у кого есть талант к бейсболу; но - сердцу не прикажешь. Мне нравится их стиль, их отношение к жизни и друг к другу. А за интервью, которое Майк Мэрдок (их бэттер), дал по случаю победы над какой-то командой красношеих с дикого запада, за эти полчаса иронии и тонкого юмора, им всем следовало бы вручить по медали Конгресса. Я это интервью на кассету записал и смотрю время от времени, когда мне начинает казаться, что жизнь любит меня уж очень в извращенной форме. Через эту кассету мы с Доком и познакомились. Не знаю, как он про нее пронюхал, но не удивился - «пронюхивать» и «Док» - это, в общем-то, синонимы. Вот чему я удивился, так это тому, что Доку, оказывается, «Молотки» нравятся не меньше, чем мне. Ну, я-то ладно, я свои границы знаю, но чтобы Док - с его-то мозгами... я ж говорю - сердцу не прикажешь. Когда Орлы Индианы разгромили Молотов на их же поле, Док капитану Орлов несчастный случай подстроил, во как!
Короче, совсем скорефаниться с Доком мы может и не скорефанились - не тот он человек был, да и в общении тяжеловат, но раз в пару недель я к нему захаживал - пивка там попить, запись игры Молотков посмотреть, да потрепаться о том - о сем. А чтобы папа особо не дергался, я на входе говорил охраннику, что иду в эти «Металлоконструкции и прочая дребедень инкорпорейтед». На тринадцатом этаже почти все комнаты папе Бруно принадлежат, там только две чужие конторы: контора нашего сенатора, через которую он деньги налогоплательщиков отмывает, перед тем, как себе в карман положить и эта самая Металлохрень, владелец которой - друг детства папы Бруно.
И ведь что интересно, когда я на выходе к ним захожу, девочка тамошняя, не моргнув глазом, мне айди отмечает, что я два часа у них просидел, а не с Доком за жизнь перетирал. Это какой же ключик надо подобрать к человеку, чтобы он и гнева папы Бруно не испугался в случае чего? Хотя чего мне удивляться - есть тут один человек, чья работа - ключики подбирать. Теперь уже - был. Док, он хоть и работал на папу Бруно, но, думается мне, особой благодарности к нему не испытывал и к правилам, обязательным для каждого члена организации, относился наплевательски. Если к его делишкам присмотреться, там, наверное, много еще сюрпризов для папы найдется.
Ну вот, встречались мы так за баночкой пива с годик, и пришла мне в голову идея - а что бы и мне мозгами Доковскими не воспользоваться с целью собственного обогащения. Не, разумеется, шантажом заняться у меня и в мыслях не было - я, может, и не гений, как некоторые, но и не дурак. Я другую мыслишку обсасывал - есть тут поблизости конторка букмекерская, место надежное, без кидалова, ну и притащил я к Доку как-то список текущих ставок, так - попробовать. Док одним глазом глянул мельком и говорит - вот это, говорит, дело дохлое, вот тут вообще непонятно, а вот тут - верняк, все проплачено и вот тут - тоже. Понес я сотенную, на первый раз, и что б вы думали - вернул вдвое. Ну и вошел во вкус. Не, я, повторюсь, не дурак - больших сумм не брал, несколько раз проигрывал, пару раз по-крупному - один раз специально, второй раз - сдуру. Но пару-тройку сотен в неделю имел. Вроде мелочь, а приятно.
* * *
Тут я опять прервался - у Хорька телефон зазвонил. Хорек послушал трубку и сказал в нее же: «Рассказывает пока». Что-то мне подсказало, что обо мне там речь идет. А голос из трубки слышится характерный такой, с подвизгиваниями... Н-да, похоже, как выражаются репортеры, «расследование взято под контроль на самом высоком уровне». Плохо дело. «Хорошо», - сказал Хорек, сунул трубку в карман и посмотрел на меня. А взгляд у него стал вдруг такой добрый и внимательный. Очень плохо дело.
* * *
Ну, в тот дождливый вечер, пришел я, стало быть, с очередным списком ставок. То-да се, холл, металлоискатель, выгребаю карманы, а охранник мне и говорит:
- А ты, часом, не баба?
Я аж растерялся слегка.
- Нет, - говорю, - с утра вроде мужиком еще был. А разве, - говорю, - по мне незаметно?
- А хрен, - отвечает, - вас теперь разберет. Снаружи вроде мужик. Только вот ведь какое дело: звонил псих с тринадцатого этажа, сказал, чтоб никаких баб сегодня на его этаж не пускали.
Я насторожился - психом с тринадцатого этажа мог быть только Док. А охранник тем временем продолжает:
- А у нас указание есть - все, чего этот псих пожелает, исполнять в точности, как если бы он был сам президент.
- Щупать будешь? - спрашиваю. Охранник подумал и говорит:
- А пошел ты. Щупать приказа не было. Был приказ баб не пропускать. Из «Моторики» баб мы пропустили - указание пришло, что можно, а вот все бабы из Металлоконструкций отдыхать пошли сегодня. Так что, может, тебе и идти-то незачем.
Тут я задумался ненадолго - появилась трезвая мысль, что, может, не стоит в эти непонятки влезать. И почему я эту мысль не послушал? Но больно уж я поиздержался было и твердо рассчитывал сотен пять через Дока заработать до следующей пятницы. Да и настрой был такой, и погода на улице чересчур мерзкая. Вот так все сложилось и мысль я эту трезвую задушил, не понимая, что сам голову в капкан засовываю.
- Нет, - говорю, - пройду я, пожалуй. Уж больно дело срочное
- Ну, - говорит, - как знаешь.
Чего-то он там на своей машинке тыкает, берет айди из кучки, проводит им по машинке и мне отдает. Ну взял я айди и пошел. А дальше - все, как обычно, айди в лифте в щель тыкаю, лифт меня на тринадцатый отвозит, я к Доковской берлоге топаю и кнопку звонка давлю. Тут камера над дверью завозилась - туда-сюда красным глазом зырк-зырк. И голос Дока из микрофона говорит «Привет, Флип. Там тебе в коридоре или в лифте баб не встречалось?» «Привет, Док», отвечаю, нагнувшись к сеточке: «Нет, не видел, да и охранник у входа всех баб заворачивает». А сам думаю: «Эк тебя прихватило, бедолагу».
Нет, скандальчики у Дока с его пассиями изредка случались (еще бы им не случаться), но до такого еще не доходило. Хотя, если вдуматься, то удивляться, в общем, нечему. Док евнухом не был, девки забредали в его берлогу не так уж редко, но он с ними общался так, что и дипломированная рабыня на стенку бы полезла. Не то чтобы он их бил или там намеренно оскорблял, боже упаси - он просто относился к ним, как к неодушевленным предметам. Чувств он никаких не признавал, называя их «биохимическими процессами» и всех женщин считал эдакими самоходными приспособлениями для снятия сексуального напряжения. Следовало бы удивляться, как это он с таким отношением и с его привычкой всегда говорить, что думает, ухитряется сохранять глаза не выцарапанными. Положа руку на сердце, я всегда думал, что если Дока кто-нибудь и прибьет однажды, то это будет вовсе не отчаявшаяся жертва шантажа, а какая-нибудь разъяренная девка. Правильно, получается, думал.
Ну, стало быть, открывает мне Док дверь, быстренько впускает меня, закрывает дверь, и стоит - скалится. Такое у него бывает, только когда он крупную махинацию какую-нибудь раскроет. Или когда очередную девку разложит. Ну, я и смекаю про себя: «Что», спрашиваю, «небось с латинкой связался? Смотри, зарежет она тебя, не говори потом, что я тебя не предупреждал». «Неее» - ржет - «близко не угадал» И разговор в сторону уводит: «Давай», говорит, «чего там у тебя?». Ну, если Док чего-то не хочет говорить, тут уж вытягивай-не вытягивай - бесполезно. Потолковали мы с ним пару часов, как и обычно, и, когда я уже уходить собрался, он мне и говорит, как бы, между прочим: «Не мог бы ты, Флип, одну вещичку у себя подержать. Недолго - до завтра-послезавтра?» Тут я сразу вскинулся, как гончая, напавшая на след, но про себя, а сам говорю: «Без проблем, Док, давай, сохраню в лучшем виде». Вот он мне и дает такой пакет почтовый странной расцветки и в нем на ощупь коробка довольно тяжеленькая, унций на десять. Я и глазом не повел, будто только тем и живу, что всякую ерунду на хранение беру - сунул, не глядя, под мышку, сказал «Бывай, Док» и пошел себе к двери. «Я тебе позвоню» - сказал Док, перед тем как закрыть дверь на четыре замка и это были последние слова, которые я от него слышал.
* * *
Ну, последние, которые слышал вживую. На следующее утро меня разбудил звонок часов в шесть утра. Я раз пять съездил кулаком по будильнику, прежде чем понял, что звонит телефон. Спотыкаясь о мебель и проклиная Дока (этот долбаный гений всегда был уверен, что мир вертится вокруг него) я добрел до тумбочки с телефоном. «Привези мне этот чертов пакет. Сейчас же» - рявкнул он и бросил трубку. Клянусь, окажись сейчас Док в пределах досягаемости, его убийцу не пришлось бы долго искать. Но делать нечего - выпив натощак чашку кофе и быстренько приняв душ, я обрел способность мыслить логически и немного задергался. Явно, случилось что-то из ряда вон. Поэтому я не стал дожидаться, пока подогреется мой завтрак, а забросил «чертов пакет» в машину и поехал в Притчард. Как назло, движение на 12-ой авеню было закрыто - что-то там работяги за ночь не доделали и, хотя машин еще было мало, быстро доехать уже не получалось. А когда через три четверти часа я выехал на Санярд-роад, поток уже разросся и до Намато билдинг я добирался еще минут двадцать.
Непорядок я заметил еще на подъезде - две полицейские машины стояли в художественном беспорядке, заехав на тротуар перед входом, рядом с одной из них со скучающим видом подпирал стенку толстый коп. Впрочем, на входе меня задерживать никто не стал и в холл я прошел беспрепятственно. Все равно - вряд ли было разумным в этой ситуации идти обычным путем, поэтому я заозирался, подыскивая знакомое лицо. Тут мне повезло - охранником был сегодня знакомый молодой паренек, который знал меня в лицо и явно считал кем-то из людей папы Бруно. Не знаю, с чего он это взял, но общался он со мной всегда слегка подобострастно, я же автоматически подстраивался и отвечал эдак снисходительно-доброжелательно. Жаль только, имени я его не знал. Так что я просто подошел и сказал «Привет». Он меня тоже узнал: «Утро доброе», говорит, «Хотя кому как - слыхали, психа с тринадцатого шлепнули». Ну я чего-то в этом роде и полагал, поэтому бледнеть лицом и хвататься за сердце не стал, но кое-какие дурные предчувствия у меня появились.
1 2 3 4