Да ведь больше ей и некому отдать свою любовь.
Новый год! Замечательный праздник, когда кажется, что все неприятности остаются позади, а новый год обязательно принесет нечто необыкновенно прекрасное. Готовить много не пришлось – встречать Новый год они будут вдвоем. Лиза приготовила селедку под шубой и мясной салат, отварила курицу, зарубленную бабой Нюрой, живущей по соседству, нарезала немного колбасы и сыра, поставила на стол соленья. Для себя она налила в графин собственного вина, а для дочери сок из винограда «Изабелла». На горячее будут пельмени, их обожает маленькая Вероничка, ну и торт, приготовленный Лизой. Вот и все. Да на большее и денег нет, что, однако, вовсе не угнетало Лизу. Сельская учительница получает мало, на ее зарплату не разгуляешься. Помогает подсобное хозяйство, которое требует много времени и труда, только тут уж никуда не денешься, если хочешь жить по-человечески. Лиза родилась, выросла и училась в городе – окончила педагогический институт. Но работы в городе для нее не нашлось, как и для большинства молодых специалистов, а работать ей хотелось. Вот и поехала в деревню к деду. Потом он умер, оставив наследство внучке.
На улице послышался звук работающего двигателя автомобиля, затем мотор заглох, и вскоре кто-то постучал в окно. Вероничка удивленно взглянула на мать. Та тоже не ждала поздних гостей, да еще в новогоднюю ночь, и поторопилась открыть.
В дом ввалился Андрей – здоровенный, общительный. Правда, его немного портил большой шрам от ожога на левой стороне лица, но это не мешало деревенским девчатам, проходу ему не дававшим, – не женат же. Последнее время он подружился с Лизой, но причина их дружбы была не во взаимной симпатии, а деловой: осенью Андрей попросил помочь с английским, и Лиза, являясь единственным человеком в деревне, владеющим английским, занималась с ним в свободное время. Денег она не брала, ему же не к поступлению готовиться, а в Интернете и журналах читывать про новые технологии и прочее. Да только язык давался бывшему военному тяжко, поэтому Лиза часто просто переводила для него тексты. Правда, Андрей в долгу не оставался, одаривал Лизу и ее дочку щедрыми подарками. Ну, вот и вся дружба. А соседка баба Нюра называет Лизу дурой. Мол, давно пора мужика пригреть и баб от него отвадить.
– Гляди, мужик какой! – увещевала баба Нюра. – Давно он у нас? А хозяйство как поднял! Фермер! И зажиточный. Это ничего, что лицо маленько подпорчено. Вон девки за ним так и шныряют, а ты? Он же к тебе сам набивается. На кой мужику язык иностранный? Чтоб с тобой встречаться. Вот дура-то… Упустишь мужика! А ты ведь не молодая уже, шутка ли – тридцать годков…
Но Лиза не умеет пригревать, а тем более отваживать баб. Да и с чего баба Нюра решила, что ему необходимо «пригревание»? Кажется, он ни в чем не нуждается. И ни в ком. С Лизой вежливо и уважительно обходится, намеков с его стороны на какие-то отношения, о которых долдонит баба Нюра, не было. Собственно, Лиза не рассчитывает на крепкие отношения. Мать-одиночка – на деревне всеми осуждаемое явление до сих пор. Впрочем, к Лизе все относятся хорошо, а она привыкла рассчитывать лишь на себя, давно уже перестала лелеять надежду выйти замуж.
Андрей ввалился, как медведь, – шумно, внеся с собой в дом морозную свежесть и праздничную атмосферу. Он поставил свертки на комод, сбросил тулуп и громко сказал:
– Гостей не выгоните? А то ребята разбрелись кто куда, одному встречать Новый год как-то скучно. Так не выгоните?
– Нет, конечно, – рассмеялась Лиза. – Хотя не ждали. Ты проходи.
Он отдал ей большой пакет, произнес:
– Это на стол.
– Ну, зачем же… У нас все есть.
– Всего быть не может, а с пустыми руками в гости не ходят, – откликнулся он. Потом выбрав из груды пакетов коробку, упакованную в блестящую бумагу, подошел к Вероничке. – Как думаешь, Вероника, что поручил мне передать тебе Дед Мороз?
– Я большая, в Деда Мороза не верю, – сосредоточенно склеивая тесто, ответила девочка.
– Да ну! – удивился он. – А кто же тогда передал вот это?
Он содрал обертку с коробки, и… Вероничка ахнула, схватившись за щечки руками в муке. Кукла! Барби! Настоящая, с длинными белокурыми волосами!
– Мама! – воскликнула она. – Можно взять?
– Ну, бери, раз Дед Мороз передал, – вздохнула Лиза. – Только руки вымой. И щеки, они у тебя в муке.
Вероника умчалась к умывальнику, а Лиза пожурила Андрея:
– Зачем тратился? Эта кукла слишком дорого стоит.
– Так Новый год же… – улыбнулся он. – Знаешь, я в детстве всегда ожидал, что на Новый год получу какой-нибудь необычный подарок. Но не получал. Тебе помочь?
– Помоги. Лепи пельмени, а то теперь Вероничке не до них.
– Есть, лепить пельмени! – шутливо козырнул он и уселся за стол. – У, какие красавцы! На манты похожи.
Лиза начала распаковывать принесенное Андреем. Теперь на столе появились шампанское и коньяк, маслины и маринованные грибы, копчености.
…Андрей и еще двое офицеров, уволившихся из армии, приехали в деревню три года назад. Поселились втроем в одном доме, купленном по дешевке. Все трое не женаты, так что у одиноких баб с их появлением в деревне и головная боль появилась – как мужиков заарканить. А те взялись за дело смело, как отчаявшиеся люди берутся за все, за любую работу, когда речь идет о том, чтобы выжить. Взяли в аренду надел земли и развалившуюся ферму, которую отремонтировали сами. Поначалу деревенские крутили пальцем у виска, глядя на приезжих мужиков. Никто не верил, что у парней, не имеющих опыта в сельском хозяйстве, что-нибудь путное получится. Но… через три года начинающие фермеры превратились в самодостаточных людей, к которым теперь нанимаются на работу из всех окрестных деревень. Они разделили ферму на две части: в одной начали выращивать крупный рогатый скот, а во второй свиней на продажу. На мясо-то всегда спрос есть! Уже через год расширились – построили еще и небольшую птицеферму. А в новом году фермеры собираются запустить собственный перерабатывающий мясоцех.
Планы их простираются далеко, например, хотят закупить несколько коров молочной породы за границей. Конечно, не все у них гладко идет, и долги есть, случаются и убытки, но, как говорят, кто хочет, тот добьется. Андрей уже заговаривал, что помощь Лизы ему необходима как воздух. Ведь придется ехать за границу, а где переводчика брать? Своя-то переводчица не подведет…
Без пятнадцати двенадцать Лиза переоделась и пригласила Андрея и дочку к столу.
* * *
Черкесов открыл бутылку шампанского, налил в стакан и замер, глядя на пузырьки. Разве так он обычно встречал Новый год?
Пробило двенадцать. Черкесов выпил холодное шампанское и стал заедать икрой, зачерпывая ее чайной ложкой прямо из банки. Ради праздника все же пробовал включить телевизор, и сначала экран засветился, но потом что-то там щелкнуло, затрещало, изображение исчезло, и Черкесов поспешил ящик выключить. Из всех прелестей цивилизации у него остались электрический свет, который он, правда, не включал, чтоб никто не увидел, и радиола. Он подумал, что современному человеку невозможно жить без газа, телевизора, ванны… О, ванна! Горячая вода! А как хорошо было бы сейчас развалиться на чистой постели… Даже жену можно стерпеть вместе с тещей, только бы вернулось былое. Но… это невозможно. Однако и так жить невозможно.
Черкесов снял перчатки и подышал на руки. Ноги его стояли на утюге, однако тепло по телу не разливалось. Видимо, остыл он до последней клеточки. Кстати, если он тут сдохнет, то когда его найдут? Наверняка поздней весной или летом, когда… От неприятной мысли Черкесов подскочил, придвинул поближе к себе ведро и подкинул в тлеющие угли ножку от следующей табуретки. Нанизав креветку на шило, поднес ее к языку пламени.
– Не дождетесь, – бубнил он, обращаясь неизвестно к кому. – Я выживу. Я вам всем покажу! Что-нибудь придумаю. Я найду тех, кто меня убил, найду…
Одну за другой он поджаривал креветки и поедал их, не испытывая наслаждения.
Спал Черкесов на отцовской кровати, натянув на себя два холодных одеяла и укрывшись с головой. Приснились ему взрыв «самурая» да еще… собственные похороны, отчего он проснулся вскоре в холодном поту, а потом долго лежал, думая, как жить дальше. Бежать надо… А если к приятелю двинуть в Москву? Он занимает ответственный пост, способен помочь, у него есть связи. Дадут указание из центра отыскать убийц, а Черкесову приятель найдет пока временное местечко.
Приняв решение ехать в Москву, Василий Романович уже спокойнее отнесся к своему вынужденному затворничеству и незаметно заснул вновь. Уже без гадких сновидений.
* * *
Лиза уложила Вероничку, а новую куклу поставила на видное место, чтобы, засыпая, девочка видела ее. До сих пор Лиза сама шила для своей дочки игрушки, а еще рисовала на картоне и вырезала кукол, а малышка рисовала им одежки. Дорогих игрушек в доме не было.
Лиза вышла к Андрею, села за стол и отпила из бокала шампанского. Наступила неловкая пауза, хотя им было о чем поговорить. Но именно сейчас все темы куда-то делись, не шли на ум.
Безусловно, Лизу удивило появление Андрея. И насторожило одновременно. А он смотрел на нее открыто, не скрывая восхищения, что тоже смущало, потому что раньше он не вел себя так. Нет, разумеется, Лиза чувствовала, что нравится ему… Да и он нравился ей – человек-то хороший. Но это еще не повод. Однажды ее уже закрутил вихрь любви, а потом… осталась на бобах.
Вокруг Андрея и без Лизы девчат полно вертится – не пересчитать. Ходили слухи, что он захаживал сначала к одной из деревенских, потом к другой. Захаживал тайно, под покровом темноты, значит, не хотел, чтобы его посещения стали достоянием гласности. Только в деревне не спрячешься, быстро все становится известно. Сегодня к Лизе Андрей приехал открыто, машину оставил у ворот. Уже завтра об этом будут судачить, но, кажется, его не волнуют разговоры. А Лизу волнуют. Не может же он по-настоящему увлечься тридцатилетней женщиной? Для мужчины тридцать два года – это, можно сказать, начало жизни, а для женщины тридцать… Разве что в полюбовницы он ее наметил. Но Лизу не устраивает статус любовницы.
– Лиза… – произнес наконец Андрей проникновенно.
– Я постелила тебе в моей комнате, – поспешила она пресечь то, что витало в воздухе. – А сама лягу с Вероничкой.
Он усмехнулся, хитро сощурив глаза. Подлил себе коньяка, а Лизе шампанского, и… они вдруг разговорились. Лишь под утро разбрелись по комнатам.
Глава 3
Два дня спустя, рано утром, Черкесов трусцой – заодно и согрелся! – добежал до станции, сел в электричку и через сорок минут приехал в Ростов-на-Дону. Был он голоден, как бездомный пес, поэтому прежде выпил кофе и проглотил две сосиски в кафетерии, насладившись наконец вкусом хлеба. А потом решительно двинул на рынок.
Черкесов встал у ларьков с одеждой, набросив дубленку на плечи, а часы держал в руке. Людей было немного. Видимо, все еще праздновали, имея запас продуктов, а мимо промышленных товаров вообще редко кто проходил. Несмело, стыдясь – хотя его мало кто знает в этом большом городе, да и не ходит городское начальство по рынкам, – Черкесов протягивал часы прохожим. Один паренек остановился, спросил, сколько стоят.
– Две тысячи, – заикаясь, произнес Черкесов.
– Офонарел? – хмыкнул парень и потопал дальше.
– Но они стоят пять тысяч долларов!.. – хрипло крикнул вдогонку ему Черкесов. – А я за две… рублей…
– Эй! – выглянула из ближайшего ларька продавщица, отодвинув рукой свитера и кофточки. – А ну иди отсюда! Ишь, придумал! Втихаря возле меня толкать краденое… Пошел, пошел, а то милицию позову! Эй, милиция…
Ну и бабы есть на свете! Прямо как теща! Вот кого убивать следует. Черкесов, чувствуя себя униженным и оскорбленным, поспешил удалиться от сварливой мегеры. Он бродил по рынку, боясь остановиться. Наконец набрел на продавцов турецкими товарами. Тут-то и пришла в голову мысль: он подошел к девушке, закутанной в пуховый платок, обутой в валенки, пританцовывающей от холода.
– Купите у меня дубленку, – предложил Черкесов.
Она окинула его взглядом с ног до головы, осмотрела дубленку, спросила:
– А сам-то в чем ходить будешь?
– Куплю что-нибудь попроще. Видите ли, я нездешний… меня ограбили, я вынужден… пожалуйста… недорого продам. Она новая.
– Щас позову хозяина.
Она скрылась в недрах ларька, завешанного дубленками, кожаными пиджаками и пальто. Через минуту вышел низкорослый кавказец, жуя в зубах спичку. Держа руки в карманах, он обошел Черкесова, затем равнодушно произнес:
– Чей товар?
– Мой, – ответил Черкесов.
– Кто делаль товар?
– А… где сшита… Франция.
– Скока хатишь?
– Десять тысяч.
– Тири.
– Да ты что! Дубленка ж новая! Я и так даром отдаю! Мне купить надо взамен что-нибудь и добраться до Москвы… Билет стоит полторы штуки.
– В купе. А ты паедь плацкартом и не фирмений поезд, – нагло заявил торговец.
– Тогда шесть, – насупился Черкесов. – Не хочешь, продам в другом месте.
– Четири тисача.
– Пять! – разозлился Черкесов, ругая про себя кавказца: «Чурки чертовы, так и норовят русского человека объегорить, а еще нас не любят».
Сошлись на четырех с половиной тысячах, Черкесов скинул дубленку. Предложил торговцу и швейцарские часы, но тот предложил за них всего пятьсот рублей, что было просто невозможно. Решив продать часы в другом месте, Черкесов получил деньги, вприпрыжку помчался искать курточку. Нашел более-менее подходящую, на искусственном меху и с капюшоном. Примерно в такую курточку был одет несчастный погибший Федька. Черкесов раньше не то что не надевал подобное тряпье, но даже никогда и не подходил к рядам, где им торгуют.
Теперь предстояло попасть на поезд, а документов-то нет… Оставался один выход – ехать на вокзал и просить проводников подвезти, те документы не спрашивают. Черкесов сел в трамвай и добрался до вокзала, снова выпил горячего кофе и слегка отогрелся. Купил нормальные сигареты, Алкины курить он не мог, впечатление такое, будто одни ароматизаторы вдыхаешь. Но теперь он экономил – купил сигареты без фильтра. Вышел на улицу покурить. И вдруг…
– Предъявите ваши документы, – кто-то тронул его за плечо.
Черкесова обдало жаром, а перед глазами все поплыло. Он оглянулся, увидел двух молодых откормленных ментов. Это называется – стопроцентное невезение! Собственно, почему ментам не попросить документы? Рожа у Черкесова заросла щетиной, вид удручающий.
Один из милиционеров вежливо повторил просьбу и добавил:
– Мы не потому просим вас предъявить документы, что вы похожи на Хаттаба, просто положено проверять.
– Видите ли… – начал осторожно Черкесов. – Меня ограбили. Забрали вещи, документы…
– Та-ак… – протянул первый мент. – Значит, документов не имеется.
– Я еду домой, – начал объяснять Черкесов, надеясь все же, что его не задержат, но тут же услышал суровое:
– Пройдемте с нами.
Черкесов понуро поплелся за ментом, второй шел сзади. Прошли несколько метров, и тут, сам от себя не ожидая такого, Черкесов сорвался с места и побежал. Менты рванули за ним. Черкесов пробежал вдоль вокзала, но за остановкой троллейбусов его настигли, ведь он сильно ослаб, затащили за какой-то закрытый киоск.
– Ах, ты падаль вонючая… – прошипел первый мент и ударил Черкесова под дых.
Напал и второй. Они поупражнялись на Черкесове в боксе, а когда тот свалился на землю, били ногами. Затем обыскали. Забрали все деньги, шапку, мобильник, сняли часы. Пнули еще напоследок и ушли, пригрозив:
– Попробуй вякни, паскуда. В обезьянник определим, там тебе и вовсе потроха отобьют.
Черкесов лежал на заснеженной земле, пока не утихла немного боль в теле. Сел. И заплакал. Он плакал беззвучно и горько, утирая кровь с лица. Все, прощай, Москва, прощай, помощь приятеля. Хотя чем тот мог помочь, Черкесов плохо представлял. Так, рисовал, успокаивая себя, радужные картинки, подпитываясь надеждой. Он плакал, потому что очутился в безнадежном положении, потому что стал никем, потому что незнаком с тяготами жизни обычного человека. И было ему ужасно жалко себя. Мелькнула мысль: хорошо, что он не взял с собой пистолет, оставил его в отцовском доме. Нашли бы его менты – еще бы хуже, наверное, было. Он замерз, страшно замерз. Тяжело поднявшись, Черкесов натянул на голову капюшон куртки, поплелся на пригородный вокзал, сел в электричку и зайцем вернулся назад, в Гороховку.
Он медленно брел по проселочной дороге к деревне, засыпанной снегом, брел из последних сил, чувствуя боль не только в теле, но и внутри. А впереди его ждал дом отца, такой же холодный, как и все кругом.
1 2 3 4 5 6
Новый год! Замечательный праздник, когда кажется, что все неприятности остаются позади, а новый год обязательно принесет нечто необыкновенно прекрасное. Готовить много не пришлось – встречать Новый год они будут вдвоем. Лиза приготовила селедку под шубой и мясной салат, отварила курицу, зарубленную бабой Нюрой, живущей по соседству, нарезала немного колбасы и сыра, поставила на стол соленья. Для себя она налила в графин собственного вина, а для дочери сок из винограда «Изабелла». На горячее будут пельмени, их обожает маленькая Вероничка, ну и торт, приготовленный Лизой. Вот и все. Да на большее и денег нет, что, однако, вовсе не угнетало Лизу. Сельская учительница получает мало, на ее зарплату не разгуляешься. Помогает подсобное хозяйство, которое требует много времени и труда, только тут уж никуда не денешься, если хочешь жить по-человечески. Лиза родилась, выросла и училась в городе – окончила педагогический институт. Но работы в городе для нее не нашлось, как и для большинства молодых специалистов, а работать ей хотелось. Вот и поехала в деревню к деду. Потом он умер, оставив наследство внучке.
На улице послышался звук работающего двигателя автомобиля, затем мотор заглох, и вскоре кто-то постучал в окно. Вероничка удивленно взглянула на мать. Та тоже не ждала поздних гостей, да еще в новогоднюю ночь, и поторопилась открыть.
В дом ввалился Андрей – здоровенный, общительный. Правда, его немного портил большой шрам от ожога на левой стороне лица, но это не мешало деревенским девчатам, проходу ему не дававшим, – не женат же. Последнее время он подружился с Лизой, но причина их дружбы была не во взаимной симпатии, а деловой: осенью Андрей попросил помочь с английским, и Лиза, являясь единственным человеком в деревне, владеющим английским, занималась с ним в свободное время. Денег она не брала, ему же не к поступлению готовиться, а в Интернете и журналах читывать про новые технологии и прочее. Да только язык давался бывшему военному тяжко, поэтому Лиза часто просто переводила для него тексты. Правда, Андрей в долгу не оставался, одаривал Лизу и ее дочку щедрыми подарками. Ну, вот и вся дружба. А соседка баба Нюра называет Лизу дурой. Мол, давно пора мужика пригреть и баб от него отвадить.
– Гляди, мужик какой! – увещевала баба Нюра. – Давно он у нас? А хозяйство как поднял! Фермер! И зажиточный. Это ничего, что лицо маленько подпорчено. Вон девки за ним так и шныряют, а ты? Он же к тебе сам набивается. На кой мужику язык иностранный? Чтоб с тобой встречаться. Вот дура-то… Упустишь мужика! А ты ведь не молодая уже, шутка ли – тридцать годков…
Но Лиза не умеет пригревать, а тем более отваживать баб. Да и с чего баба Нюра решила, что ему необходимо «пригревание»? Кажется, он ни в чем не нуждается. И ни в ком. С Лизой вежливо и уважительно обходится, намеков с его стороны на какие-то отношения, о которых долдонит баба Нюра, не было. Собственно, Лиза не рассчитывает на крепкие отношения. Мать-одиночка – на деревне всеми осуждаемое явление до сих пор. Впрочем, к Лизе все относятся хорошо, а она привыкла рассчитывать лишь на себя, давно уже перестала лелеять надежду выйти замуж.
Андрей ввалился, как медведь, – шумно, внеся с собой в дом морозную свежесть и праздничную атмосферу. Он поставил свертки на комод, сбросил тулуп и громко сказал:
– Гостей не выгоните? А то ребята разбрелись кто куда, одному встречать Новый год как-то скучно. Так не выгоните?
– Нет, конечно, – рассмеялась Лиза. – Хотя не ждали. Ты проходи.
Он отдал ей большой пакет, произнес:
– Это на стол.
– Ну, зачем же… У нас все есть.
– Всего быть не может, а с пустыми руками в гости не ходят, – откликнулся он. Потом выбрав из груды пакетов коробку, упакованную в блестящую бумагу, подошел к Вероничке. – Как думаешь, Вероника, что поручил мне передать тебе Дед Мороз?
– Я большая, в Деда Мороза не верю, – сосредоточенно склеивая тесто, ответила девочка.
– Да ну! – удивился он. – А кто же тогда передал вот это?
Он содрал обертку с коробки, и… Вероничка ахнула, схватившись за щечки руками в муке. Кукла! Барби! Настоящая, с длинными белокурыми волосами!
– Мама! – воскликнула она. – Можно взять?
– Ну, бери, раз Дед Мороз передал, – вздохнула Лиза. – Только руки вымой. И щеки, они у тебя в муке.
Вероника умчалась к умывальнику, а Лиза пожурила Андрея:
– Зачем тратился? Эта кукла слишком дорого стоит.
– Так Новый год же… – улыбнулся он. – Знаешь, я в детстве всегда ожидал, что на Новый год получу какой-нибудь необычный подарок. Но не получал. Тебе помочь?
– Помоги. Лепи пельмени, а то теперь Вероничке не до них.
– Есть, лепить пельмени! – шутливо козырнул он и уселся за стол. – У, какие красавцы! На манты похожи.
Лиза начала распаковывать принесенное Андреем. Теперь на столе появились шампанское и коньяк, маслины и маринованные грибы, копчености.
…Андрей и еще двое офицеров, уволившихся из армии, приехали в деревню три года назад. Поселились втроем в одном доме, купленном по дешевке. Все трое не женаты, так что у одиноких баб с их появлением в деревне и головная боль появилась – как мужиков заарканить. А те взялись за дело смело, как отчаявшиеся люди берутся за все, за любую работу, когда речь идет о том, чтобы выжить. Взяли в аренду надел земли и развалившуюся ферму, которую отремонтировали сами. Поначалу деревенские крутили пальцем у виска, глядя на приезжих мужиков. Никто не верил, что у парней, не имеющих опыта в сельском хозяйстве, что-нибудь путное получится. Но… через три года начинающие фермеры превратились в самодостаточных людей, к которым теперь нанимаются на работу из всех окрестных деревень. Они разделили ферму на две части: в одной начали выращивать крупный рогатый скот, а во второй свиней на продажу. На мясо-то всегда спрос есть! Уже через год расширились – построили еще и небольшую птицеферму. А в новом году фермеры собираются запустить собственный перерабатывающий мясоцех.
Планы их простираются далеко, например, хотят закупить несколько коров молочной породы за границей. Конечно, не все у них гладко идет, и долги есть, случаются и убытки, но, как говорят, кто хочет, тот добьется. Андрей уже заговаривал, что помощь Лизы ему необходима как воздух. Ведь придется ехать за границу, а где переводчика брать? Своя-то переводчица не подведет…
Без пятнадцати двенадцать Лиза переоделась и пригласила Андрея и дочку к столу.
* * *
Черкесов открыл бутылку шампанского, налил в стакан и замер, глядя на пузырьки. Разве так он обычно встречал Новый год?
Пробило двенадцать. Черкесов выпил холодное шампанское и стал заедать икрой, зачерпывая ее чайной ложкой прямо из банки. Ради праздника все же пробовал включить телевизор, и сначала экран засветился, но потом что-то там щелкнуло, затрещало, изображение исчезло, и Черкесов поспешил ящик выключить. Из всех прелестей цивилизации у него остались электрический свет, который он, правда, не включал, чтоб никто не увидел, и радиола. Он подумал, что современному человеку невозможно жить без газа, телевизора, ванны… О, ванна! Горячая вода! А как хорошо было бы сейчас развалиться на чистой постели… Даже жену можно стерпеть вместе с тещей, только бы вернулось былое. Но… это невозможно. Однако и так жить невозможно.
Черкесов снял перчатки и подышал на руки. Ноги его стояли на утюге, однако тепло по телу не разливалось. Видимо, остыл он до последней клеточки. Кстати, если он тут сдохнет, то когда его найдут? Наверняка поздней весной или летом, когда… От неприятной мысли Черкесов подскочил, придвинул поближе к себе ведро и подкинул в тлеющие угли ножку от следующей табуретки. Нанизав креветку на шило, поднес ее к языку пламени.
– Не дождетесь, – бубнил он, обращаясь неизвестно к кому. – Я выживу. Я вам всем покажу! Что-нибудь придумаю. Я найду тех, кто меня убил, найду…
Одну за другой он поджаривал креветки и поедал их, не испытывая наслаждения.
Спал Черкесов на отцовской кровати, натянув на себя два холодных одеяла и укрывшись с головой. Приснились ему взрыв «самурая» да еще… собственные похороны, отчего он проснулся вскоре в холодном поту, а потом долго лежал, думая, как жить дальше. Бежать надо… А если к приятелю двинуть в Москву? Он занимает ответственный пост, способен помочь, у него есть связи. Дадут указание из центра отыскать убийц, а Черкесову приятель найдет пока временное местечко.
Приняв решение ехать в Москву, Василий Романович уже спокойнее отнесся к своему вынужденному затворничеству и незаметно заснул вновь. Уже без гадких сновидений.
* * *
Лиза уложила Вероничку, а новую куклу поставила на видное место, чтобы, засыпая, девочка видела ее. До сих пор Лиза сама шила для своей дочки игрушки, а еще рисовала на картоне и вырезала кукол, а малышка рисовала им одежки. Дорогих игрушек в доме не было.
Лиза вышла к Андрею, села за стол и отпила из бокала шампанского. Наступила неловкая пауза, хотя им было о чем поговорить. Но именно сейчас все темы куда-то делись, не шли на ум.
Безусловно, Лизу удивило появление Андрея. И насторожило одновременно. А он смотрел на нее открыто, не скрывая восхищения, что тоже смущало, потому что раньше он не вел себя так. Нет, разумеется, Лиза чувствовала, что нравится ему… Да и он нравился ей – человек-то хороший. Но это еще не повод. Однажды ее уже закрутил вихрь любви, а потом… осталась на бобах.
Вокруг Андрея и без Лизы девчат полно вертится – не пересчитать. Ходили слухи, что он захаживал сначала к одной из деревенских, потом к другой. Захаживал тайно, под покровом темноты, значит, не хотел, чтобы его посещения стали достоянием гласности. Только в деревне не спрячешься, быстро все становится известно. Сегодня к Лизе Андрей приехал открыто, машину оставил у ворот. Уже завтра об этом будут судачить, но, кажется, его не волнуют разговоры. А Лизу волнуют. Не может же он по-настоящему увлечься тридцатилетней женщиной? Для мужчины тридцать два года – это, можно сказать, начало жизни, а для женщины тридцать… Разве что в полюбовницы он ее наметил. Но Лизу не устраивает статус любовницы.
– Лиза… – произнес наконец Андрей проникновенно.
– Я постелила тебе в моей комнате, – поспешила она пресечь то, что витало в воздухе. – А сама лягу с Вероничкой.
Он усмехнулся, хитро сощурив глаза. Подлил себе коньяка, а Лизе шампанского, и… они вдруг разговорились. Лишь под утро разбрелись по комнатам.
Глава 3
Два дня спустя, рано утром, Черкесов трусцой – заодно и согрелся! – добежал до станции, сел в электричку и через сорок минут приехал в Ростов-на-Дону. Был он голоден, как бездомный пес, поэтому прежде выпил кофе и проглотил две сосиски в кафетерии, насладившись наконец вкусом хлеба. А потом решительно двинул на рынок.
Черкесов встал у ларьков с одеждой, набросив дубленку на плечи, а часы держал в руке. Людей было немного. Видимо, все еще праздновали, имея запас продуктов, а мимо промышленных товаров вообще редко кто проходил. Несмело, стыдясь – хотя его мало кто знает в этом большом городе, да и не ходит городское начальство по рынкам, – Черкесов протягивал часы прохожим. Один паренек остановился, спросил, сколько стоят.
– Две тысячи, – заикаясь, произнес Черкесов.
– Офонарел? – хмыкнул парень и потопал дальше.
– Но они стоят пять тысяч долларов!.. – хрипло крикнул вдогонку ему Черкесов. – А я за две… рублей…
– Эй! – выглянула из ближайшего ларька продавщица, отодвинув рукой свитера и кофточки. – А ну иди отсюда! Ишь, придумал! Втихаря возле меня толкать краденое… Пошел, пошел, а то милицию позову! Эй, милиция…
Ну и бабы есть на свете! Прямо как теща! Вот кого убивать следует. Черкесов, чувствуя себя униженным и оскорбленным, поспешил удалиться от сварливой мегеры. Он бродил по рынку, боясь остановиться. Наконец набрел на продавцов турецкими товарами. Тут-то и пришла в голову мысль: он подошел к девушке, закутанной в пуховый платок, обутой в валенки, пританцовывающей от холода.
– Купите у меня дубленку, – предложил Черкесов.
Она окинула его взглядом с ног до головы, осмотрела дубленку, спросила:
– А сам-то в чем ходить будешь?
– Куплю что-нибудь попроще. Видите ли, я нездешний… меня ограбили, я вынужден… пожалуйста… недорого продам. Она новая.
– Щас позову хозяина.
Она скрылась в недрах ларька, завешанного дубленками, кожаными пиджаками и пальто. Через минуту вышел низкорослый кавказец, жуя в зубах спичку. Держа руки в карманах, он обошел Черкесова, затем равнодушно произнес:
– Чей товар?
– Мой, – ответил Черкесов.
– Кто делаль товар?
– А… где сшита… Франция.
– Скока хатишь?
– Десять тысяч.
– Тири.
– Да ты что! Дубленка ж новая! Я и так даром отдаю! Мне купить надо взамен что-нибудь и добраться до Москвы… Билет стоит полторы штуки.
– В купе. А ты паедь плацкартом и не фирмений поезд, – нагло заявил торговец.
– Тогда шесть, – насупился Черкесов. – Не хочешь, продам в другом месте.
– Четири тисача.
– Пять! – разозлился Черкесов, ругая про себя кавказца: «Чурки чертовы, так и норовят русского человека объегорить, а еще нас не любят».
Сошлись на четырех с половиной тысячах, Черкесов скинул дубленку. Предложил торговцу и швейцарские часы, но тот предложил за них всего пятьсот рублей, что было просто невозможно. Решив продать часы в другом месте, Черкесов получил деньги, вприпрыжку помчался искать курточку. Нашел более-менее подходящую, на искусственном меху и с капюшоном. Примерно в такую курточку был одет несчастный погибший Федька. Черкесов раньше не то что не надевал подобное тряпье, но даже никогда и не подходил к рядам, где им торгуют.
Теперь предстояло попасть на поезд, а документов-то нет… Оставался один выход – ехать на вокзал и просить проводников подвезти, те документы не спрашивают. Черкесов сел в трамвай и добрался до вокзала, снова выпил горячего кофе и слегка отогрелся. Купил нормальные сигареты, Алкины курить он не мог, впечатление такое, будто одни ароматизаторы вдыхаешь. Но теперь он экономил – купил сигареты без фильтра. Вышел на улицу покурить. И вдруг…
– Предъявите ваши документы, – кто-то тронул его за плечо.
Черкесова обдало жаром, а перед глазами все поплыло. Он оглянулся, увидел двух молодых откормленных ментов. Это называется – стопроцентное невезение! Собственно, почему ментам не попросить документы? Рожа у Черкесова заросла щетиной, вид удручающий.
Один из милиционеров вежливо повторил просьбу и добавил:
– Мы не потому просим вас предъявить документы, что вы похожи на Хаттаба, просто положено проверять.
– Видите ли… – начал осторожно Черкесов. – Меня ограбили. Забрали вещи, документы…
– Та-ак… – протянул первый мент. – Значит, документов не имеется.
– Я еду домой, – начал объяснять Черкесов, надеясь все же, что его не задержат, но тут же услышал суровое:
– Пройдемте с нами.
Черкесов понуро поплелся за ментом, второй шел сзади. Прошли несколько метров, и тут, сам от себя не ожидая такого, Черкесов сорвался с места и побежал. Менты рванули за ним. Черкесов пробежал вдоль вокзала, но за остановкой троллейбусов его настигли, ведь он сильно ослаб, затащили за какой-то закрытый киоск.
– Ах, ты падаль вонючая… – прошипел первый мент и ударил Черкесова под дых.
Напал и второй. Они поупражнялись на Черкесове в боксе, а когда тот свалился на землю, били ногами. Затем обыскали. Забрали все деньги, шапку, мобильник, сняли часы. Пнули еще напоследок и ушли, пригрозив:
– Попробуй вякни, паскуда. В обезьянник определим, там тебе и вовсе потроха отобьют.
Черкесов лежал на заснеженной земле, пока не утихла немного боль в теле. Сел. И заплакал. Он плакал беззвучно и горько, утирая кровь с лица. Все, прощай, Москва, прощай, помощь приятеля. Хотя чем тот мог помочь, Черкесов плохо представлял. Так, рисовал, успокаивая себя, радужные картинки, подпитываясь надеждой. Он плакал, потому что очутился в безнадежном положении, потому что стал никем, потому что незнаком с тяготами жизни обычного человека. И было ему ужасно жалко себя. Мелькнула мысль: хорошо, что он не взял с собой пистолет, оставил его в отцовском доме. Нашли бы его менты – еще бы хуже, наверное, было. Он замерз, страшно замерз. Тяжело поднявшись, Черкесов натянул на голову капюшон куртки, поплелся на пригородный вокзал, сел в электричку и зайцем вернулся назад, в Гороховку.
Он медленно брел по проселочной дороге к деревне, засыпанной снегом, брел из последних сил, чувствуя боль не только в теле, но и внутри. А впереди его ждал дом отца, такой же холодный, как и все кругом.
1 2 3 4 5 6