Наконец, Пэтти Джакомин нарушила тишину:
— Ну, заходите, мистер Спенсер. Выпейте что-нибудь. Пол, пропусти мистера Спенсера.
Я вошел в гостиную. На низком кофейном столике перед кушеткой стояли два стакана и бутылка в форме кувшина, похоже с мартини. На блюдечке — нарезанный сыр, тарелка с печеньем. В камине уютно потрескивал огонь. У кушетки стоял мужчина — само воплощение современной элегантности. Примерно моего роста. Стройный. Бледно-серый в “елочку” костюм-тройка, розовый узкий галстук, воротник с пуговичками и мягкие кожаные туфли от “Гуччи”. В кармане пиджака — черно-розовый платочек. Волосы коротко подстрижены, виски высоко подбриты. Аккуратная бородка и усики. Неизвестно зачем на нем были розовые очки в тонкой черной оправе. Розовый галстук слегка поблескивал.
— Пол, ты уже знаком со Стивеном, — сказала Пэтти. — Стивен, познакомься с мистером Спенсером. Стивен Корт.
Стивен протянул загорелую руку с маникюром. Рукопожатие твердое, но не сильное.
— Рад познакомиться, — произнес он.
Полу он ничего не сказал, впрочем. Пол на него и не взглянул.
— Выпьете с нами, мистер Спенсер? — предложила Петти.
— Конечно, — согласился я. — Пиво у вас есть?
— Даже не знаю, — поморщилась она. — Пол, глянь в холодильнике.
Не снимая бушлата, Пол подошел к телевизору, включил его, не выбирая канала, и уселся в черное кожаное кресло. Телевизор нагрелся и начал показывать какую-то рекламу. Звук ревел на всю комнату.
— Пол, ради Бога, — укоризненно воскликнула Пэтти Джакомин и уменьшила звук.
Пока они этим занимались, я сходил на кухню, открыл холодильник и нашел банку пива “Шлиц”. Кроме еще двух банок больше там ничего не было. Я вернулся в гостиную. Стивен сидел в кресле, потягивая мартини. Ноги он вытянул, чтобы не помялись стрелки на брюках. Пэтти стояла с бокалом мартини в руках.
— Ну как, мистер Спенсер, сложно вам было найти Пола?
— Раз плюнуть, — небрежно бросил я.
— С отцом были проблемы?
— Нет.
— Угощайтесь сыром и печеньем, — предложила она. Я взял кусочек сыра и положил на печенье. Не совсем в моем вкусе, но я ведь так и не пообедал. Тишину нарушал только приглушенный звук телевизора.
Стивен отпил глоток мартини, слегка откинулся назад, смахнул несуществующую пылинку с лацкана пиджака и спросил:
— Скажите, мистер Спенсер, а где вы работаете?
В его голосе мне почудился оттенок презрительности, хотя может быть я слишком подозрительный.
— Диск-жокей в “Реджине”, — развязно сказал я. — Мы там не встречались?
— Мистер Спенсер, — быстро залепетала Пэтти Джакомин, — я вам так признательна, вы столько для меня сделали, но, понимаете, я не думала, что вы так быстро управитесь, а у нас со Стивеном уже заказан столик... Вы бы не могли сводить Пола куда-нибудь... Ну хотя бы в “Макдональдс”? Конечно, я заплачу.
Я посмотрел на Пола. Он сидел по-прежнему в бушлате и тупо смотрел рекламу.
— В городе есть приличный китайский ресторан, — поддержал ее Стивен. — Там неплохо готовят.
— Да-да, это хорошая идея, — Пэтти Джакомин уже рылась в кошельке. — Пол вам покажет. Он любит там обедать.
Она выудила из кошелька двадцатидолларовую бумажку и протянула мне.
— Вот. Этого должно хватить. Он не дорогой.
Я не стал брать деньги.
— Хочешь сходить? — обратился я к Полу и одновременно с ним пожал плечами.
— Что это вы делаете? — спросил он.
— Отрабатываю синхронность, — ответил я. — Ты очень выразительно пожимаешь плечами, а я пытаюсь скопировать. Хочешь что-нибудь поесть?
Он приподнял было плечи, но тут же замер и пробормотал:
— Мне все равно.
— А мне не все равно, — бодро сказал я. — Я умираю от голода. Пойдем.
Пэтти Джакомин снова протянула двадцатку. Я отрицательно покачал головой.
— Вы просите меня об одолжении. Для этой работы вы меня не нанимали. Так что угощаю я.
— Ну, Спенсер, не глупите, — настаивала Пэтти.
— Давай, паренек, — обратился я к Полу. — Пошли, я потрясу тебя своими познаниями восточных обычаев.
Мальчик слегка шевельнулся.
— Пойдем, — повторил я. — Я чертовски проголодался.
Он встал.
— Когда ты вернешься? — спросил он у матери.
— До полуночи буду уже дома.
— Приятно было познакомиться с вами, Спенсер. Приятно было повидать тебя, Пол, — попрощался Стивен.
— Уверен, что удовольствие было обоюдным, — отозвался я.
Мы вышли.
Уже в машине Пол поинтересовался:
— Почему вы это сделали?
— Согласился тебя покормить?
— Да.
— Просто пожалел тебя, — сквозь зубы сказал я.
— Почему?
— Ты возвратился домой, а тебе, похоже, никто не рад?
— Мне все равно.
— Может быть это и к лучшему, — размышлял я вслух. — Не обращать внимания.
Мы выехали на Эмерсон-роуд.
— Теперь куда? — спросил я.
— Налево, — показал он.
— Но я бы, пожалуй, не смог, — пробормотал я.
— Что?
— Не обращать внимания. Если бы меня в первый же вечер после возвращения отправили ужинать в ресторан с незнакомцем, я бы расстроился.
— Ну а я не расстроился, — сказал он нарочито равнодушным тоном.
— Это хорошо. — Я взглянул на него. — А ты хочешь ужинать у этих китайцев?
— Мне все равно, — последовал неизменный ответ.
Мы подъехали к перекрестку.
— А теперь куда? — спросил я.
— Налево, — механически ответил он.
— Эта дорога ведет к китайскому ресторану? — уточнил я.
— Да.
— Ну что ж. Поужинаем там.
Мы проехали через весь Лексингтон по темным, почти пустым улицам. Люди прятались по домам от холодного ветра. В Лексингтоне было много белых построек колониального типа, большинство из них действительно построены еще во времена колоний. Зеленые ставни на окнах. Много цветных стекол и маленьких узорчатых боковых окон. Мы выехали в центр города. Статуя минитмена одиноко стояла на площади. Никто ее не фотографировал.
— Вон там, — указал Пол, — за этой площадью.
Уже в ресторане Пол спросил:
— А почему это вы решили не брать у нее денег?
— Мне показалось это неуместным, — ответил я.
— А почему бы и нет? С чего это вы должны платить сами? У нее денег много.
— Если не будем слишком шиковать, — сказал я, — денег и у меня хватит.
Подошел официант. Я заказал себе пиво “Бек”, а Полу кока-колу. Мы начали изучать меню.
— Что я могу заказать? — спросил Пол.
— Все, что хочешь, — ответил я.
Мы еще раз прочитали меню. Официант принес пиво и кока-колу и, приготовив карандаш и блокнот, замер у столика.
— Заказывать будем? — спросил он.
— Пока нет, — ответил я, — мы еще не выбрали.
— Хорошо, — улыбнулся он и ушел.
— Я не знаю, что выбрать, — сказал Пол.
— А что тебе нравится?
— Не знаю.
— М-да, — кивнул я. — Вообще-то я ожидал, что ты это скажешь.
Он снова уставился на меню.
— Может мне самому заказать на двоих? — предложил я.
— А если мне не понравится?
— Не ешь.
— Но я голодный.
— Тогда выбирай сам.
Он еще какое-то время созерцал меню. Официант вернулся.
— Заказывать будем? — повторил он.
— Да, — взял я на себя инициативу. — Два равиоли по-пекински, две утки в сливовом соусе, две порции му-шу из свинины и две порции белого риса. И еще пиво и кока-колу.
— Хорошо, — кивнул официант, забрал меню и ушел.
— Не знаю, — угрюмо пробормотал Пол, — понравится мне эта фигня или нет.
— Скоро узнаем, — в тон ему сказал я.
— Вы пошлете счет моей матери?
— За еду?
— Да.
— Нет.
— Все-таки не понимаю, зачем вам платить за мои обед?
— Как бы это точнее выразиться, — задумчиво сказал я. — Видишь ли, это имеет отношение к уместности.
Официант вернулся и небрежно поставил на стол равиоли и две бутылочки с соусом.
— А что такое уместность? — озадаченно спросил Пол.
— Уместность — это когда выбираешь единственно правильный вариант поведения.
Пол задумчиво посмотрел на меня.
— Хочешь попробовать равиоли? — предложил я.
— Одну штучку, — согласился он. — Выглядит аппетитно.
— Я думал, тебе нравится здесь есть.
— Это моя мать просто так брякнула. Я здесь ни разу не был.
— Полей его соусом, — посоветовал я. — Но не сильно. Он горячий.
Пол разрезал равиоли пополам и съел вначале одну, а потом и вторую половинку. Официант принес остальной заказ. Мы уговорили по четыре равиоли каждый.
— Положи ложечку му-шу на этот блинчик. Вот так. А теперь сверни блинчик. Так. И ешь.
— По-моему, они сырые, — проворчал Пол, но взял блинчик и повторил за мной все операции.
— Хочешь еще кока-колы? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой. Я заказал еще пива.
— Вы много пьете?
— Нет, — ответил я. — Не столько, сколько хотелось бы.
Он наколол кусочек утки вилкой и попытался разрезать его ножом на своей тарелке.
— Это едят руками, — подсказал я.
Пол молчал и продолжал упорно орудовать ножом и вилкой. Я тоже замолчал. В семь пятнадцать мы закончили есть и в семь тридцать вернулись к его дому. Я припарковался и вместе с Полом вышел из машины.
— Я не боюсь возвращаться один, — сказал он.
— Я тоже, — кивнул я. — Но в пустой дом входить неприятно. Я зайду с тобой.
— Зачем это вам? Я уже привык к одиночеству.
— Я тоже, — сказал я.
Мы вошли в дом вместе.
Глава 6
В пятницу вечером мы с Сюзан Сильверман пошли на баскетбол. Играли “Селтикс” и “Феникс Санз”. Я ел жареные орешки, пил пиво и объяснял Сюзан тонкости прорывов по краю. Я получал удовольствие. Она скучала.
— Теперь ты мой должник, — сказала она, пригубив пиво из бумажного стаканчика. На стаканчике остался след губной помады.
— Ну не продают тут шампанское в бумажных стаканчиках, — оправдывался я. — Что ж тут поделаешь?
— Может хоть сухое вино?
— Ты пытаешься выставить меня в дурном свете, — нахмурился я. — Не хочешь сама попробовать заказать “Бордо” в здешнем буфете?
— А почему все так обрадованно кричат?
— Вестфал только что положил мяч в корзину, стоя спиной к кольцу, разве ты не видела?
— Но ведь он играет против “Селтикс”.
— Да, но болельщики оценили бросок. Кроме того, он раньше играл за “Селтикс”.
— Боже, как это скучно, — пожаловалась Сюзан.
Я предложил ей орешки. Она взяла два.
— Зато потом я дам себя поцеловать, — с оптимизмом сказал я.
— Мое мнение об игре начинает исправляться, — оценила она перспективу.
Ковекс выбил мяч за боковую линию.
— А почему большинство игроков черные? — спросила Сюзан.
— Эта игра как бы создана для черных. Хоук говорит, это у них в крови. Говорит, в джунглях у них было много спортплощадок.
Она улыбнулась и сделала глоток пива. И тут же скорчила гримаску.
— Как ты можешь пить эту гадость в таких количествах?
— Главное — практика, — с апломбом ответил я. — Годы тренировок.
Уолтер Дэвис в прыжке забросил мяч.
— Что ты там рассказывал об этом мальчике, ну, которого ты в среду нашел? Как его зовут?
— Пол Джакомин.
— Да. Ты говорил, что хочешь рассказать о нем поподробнее.
— Но не на баскетболе же.
— Разве ты не можешь одновременно и смотреть, и говорить? Если нет, тогда сходи купи мне что-нибудь почитать.
— Не знаю, — я задумчиво раскусил орешек. — Просто он не выходит у меня из головы. Мне его жаль.
— Ну, это не удивительно.
— Что мне его жаль?
— Ты можешь пожалеть и Вилли-Койота.
Вестфал забил мяч левой рукой в одно касание. Команда “Селтикс” явно проигрывала.
— Малыш в ужасном состоянии, — продолжал я. — Такой тощий. Не способен принимать самых простых решений. Единственное, в чем он уверен, это то, что его родители — сволочи.
— Не столь необычная уверенность для пятнадцатилетнего подростка, — вставила Сюзан и взяла еще один орешек.
— Да, но в этом случае мальчишка, пожалуй, прав.
— Ну, утверждать ты еще не можешь, — возразила Сюзан. — Ты провел с ними слишком мало времени, чтобы делать какие-то выводы.
“Феникс Санз” оторвались уже на восемь очков. “Селтикс” взяли тайм-аут.
— Но я сам все это пережил, — настаивал я. — Я ведь тоже был пацаном. Одежда у него ужасная и сидит ужасно. Он не знает, как вести себя в ресторане. Никто его ничему не учил.
— А что, это так важно — уметь себя вести в ресторане?
— Само по себе это, конечно, неважно. Но это один из примеров, понимаешь? Я хочу сказать, что никто им не занимался. Его ничему не учили, даже самым элементарным вещам. Как одеваться, как есть в общественных местах. Всем было просто плевать на него. Никто не научил его даже правильно себя вести.
“Селтикс” провели вбрасывание. “Феникс Санз” перехватили мяч и тут же положили его в корзину. Я покачал головой. Только Коузи мог еще исправить положение. Но он уже больше не играл.
— Я не встречала этого мальчика, — авторитетно сказала Сюзан, — но я встречала множество других подростков. В конце концов это моя работа. Ты не представляешь, насколько отрицательно они реагируют в этом возрасте на любые указания со стороны взрослых. Эту фазу развития называют “эдиповой”, и, кроме всего прочего, она отличается тем, что подростки выглядят и ведут себя так, как будто никто о них не заботится, даже если на самом деле все наоборот. Таким образом они выражают протест.
“Селтикс” снова потеряли мяч. “Феникс Санз” заработали еще два очка.
— Знаешь такой термин — “сломаться”? — спросил я.
— В области психиатрии?
— Нет. Я имею в виду игру, — сказал я, печально глядя на площадку. — Сейчас на твоих глазах сломалась хорошая команда.
— “Селтикс” проигрывают?
— Да.
— Хочешь уйти?
— Нет. Дело не в том, кто выиграл. Я люблю смотреть, как они играют.
— М-м-м, — только и сказала она.
Я купил еще один кулек орехов и еще пива. За пять минут до финального свистка счет был 114:90. Я посмотрел вверх, где на щитах были написаны имена игроков, уже ушедших из спорта.
— Если бы ты только видела, — сказал я Сюзан.
— Что? — Она смахнула с колен крошки от орехов. На ней были французские голубые джинсы, заправленные в черные сапожки.
— Коузи, Шармана, Хайнсона, Лосткутофа, Рассела, Хавличка, Сандерса, Рамсея, обоих Джонсонов, Силаса и Дон Нельсона. А как они бились с командой “Никс”! С одной стороны Коузи — с другой Эл Макгир. А Рассел против Чемберлена! Ты бы видела Билла Рассела!
Сюзан зевнула. Рукав ее свободного черного свитера соскользнул до локтя. Кожа руки была гладкой и белой. На золотой цепочке на шее висел небольшой бриллиант. После развода она больше не носила обручальное кольцо, а камень вставила в другую оправу. На голове — модная прическа-перманент спиралью под африканку. Рот чуть широковат, а в больших темных глазах постоянно прыгает чертик скрываемого смеха.
— С другой стороны, видел бы Рассел тебя, — покачал головой я.
— Дай мне орешек, — попросила Сюзан.
Матч закончился со счетом 130:101, и, когда в 9.25 прозвучал финальный свисток, зал был почти пуст. Мы надели куртки и пошли к выходу. Без толкотни, без суеты. Большинство болельщиков уже давно ушло. А многие вообще не приходили.
— Хорошо, что Вальтер Браун все это не видит, — вздохнул я. — Во времена Рассела надо было отчаянно пробиваться как в зал, так и к выходу после матча.
— Заманчиво, судя по рассказу, — улыбнулась Сюзан. — Жаль, что я это не видела.
— Хочешь, пройдемся до рынка, — предложил я. — Или поедем домой?
— Холодно, — поежилась Сюзан. — Поехали ко мне. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.
Она подняла воротник.
В машине я включил обогреватель и уже через пять минут можно было расстегнуть куртку.
— Беда с этим пареньком в том, — вернулся я к разговору о Поле, — что он вроде как заложник. Мать с отцом ненавидят друг друга и пользуются им для сведения счетов.
— Господи, Спенсер, сколько тебе лет? Конечно, они сводят счеты. Это делают не только те, кто ненавидит друг друга. Но обычно на детях это особо не отражается.
— На этом пацане обязательно отразится. Он этого не переживет, — возразил я. — Он так одинок.
Сюзан промолчала.
— Он совсем слабый, — продолжал я. — У него нет ни хитрости, ни силы, ни смазливости. Его нельзя назвать забавным или нахальным. Все, что у него есть — это какая-то крысиная подлость. А этого недостаточно для жизни.
— И что же ты собираешься предпринять? — осторожно спросила Сюзан.
— Ну, во всяком случае, я не собираюсь усыновить его.
— А как насчет государственных заведений? Например, Дома ребенка?
— У них хватает своих забот по выбиванию средств из федеральных фондов. Я не хотел бы обременять их еще одним ребенком.
— Я знаю добровольцев, которые работают в гуманитарных службах штата, — подсказала Сюзан. — Некоторые из них очень преданы этой работе.
— А сколько среди них компетентных?
— Кое-кто есть.
— А ты можешь сказать, какой именно процент?
— И преданных и компетентных одновременно?
— Да.
— Что ж, твоя взяла, — вздохнула она.
Мы повернули на 128-ю дорогу.
— Так что же ты предлагаешь? — спросила Сюзан.
— Предлагаю пустить его вниз по течению, — ответил я. — Больше я ничего не могу придумать.
— Но это тебя беспокоит?
— Конечно, это меня беспокоит. Но к этому я привык. В мире много людей, которых я не могу спасти. Я привык к этому еще тогда, когда служил в полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Ну, заходите, мистер Спенсер. Выпейте что-нибудь. Пол, пропусти мистера Спенсера.
Я вошел в гостиную. На низком кофейном столике перед кушеткой стояли два стакана и бутылка в форме кувшина, похоже с мартини. На блюдечке — нарезанный сыр, тарелка с печеньем. В камине уютно потрескивал огонь. У кушетки стоял мужчина — само воплощение современной элегантности. Примерно моего роста. Стройный. Бледно-серый в “елочку” костюм-тройка, розовый узкий галстук, воротник с пуговичками и мягкие кожаные туфли от “Гуччи”. В кармане пиджака — черно-розовый платочек. Волосы коротко подстрижены, виски высоко подбриты. Аккуратная бородка и усики. Неизвестно зачем на нем были розовые очки в тонкой черной оправе. Розовый галстук слегка поблескивал.
— Пол, ты уже знаком со Стивеном, — сказала Пэтти. — Стивен, познакомься с мистером Спенсером. Стивен Корт.
Стивен протянул загорелую руку с маникюром. Рукопожатие твердое, но не сильное.
— Рад познакомиться, — произнес он.
Полу он ничего не сказал, впрочем. Пол на него и не взглянул.
— Выпьете с нами, мистер Спенсер? — предложила Петти.
— Конечно, — согласился я. — Пиво у вас есть?
— Даже не знаю, — поморщилась она. — Пол, глянь в холодильнике.
Не снимая бушлата, Пол подошел к телевизору, включил его, не выбирая канала, и уселся в черное кожаное кресло. Телевизор нагрелся и начал показывать какую-то рекламу. Звук ревел на всю комнату.
— Пол, ради Бога, — укоризненно воскликнула Пэтти Джакомин и уменьшила звук.
Пока они этим занимались, я сходил на кухню, открыл холодильник и нашел банку пива “Шлиц”. Кроме еще двух банок больше там ничего не было. Я вернулся в гостиную. Стивен сидел в кресле, потягивая мартини. Ноги он вытянул, чтобы не помялись стрелки на брюках. Пэтти стояла с бокалом мартини в руках.
— Ну как, мистер Спенсер, сложно вам было найти Пола?
— Раз плюнуть, — небрежно бросил я.
— С отцом были проблемы?
— Нет.
— Угощайтесь сыром и печеньем, — предложила она. Я взял кусочек сыра и положил на печенье. Не совсем в моем вкусе, но я ведь так и не пообедал. Тишину нарушал только приглушенный звук телевизора.
Стивен отпил глоток мартини, слегка откинулся назад, смахнул несуществующую пылинку с лацкана пиджака и спросил:
— Скажите, мистер Спенсер, а где вы работаете?
В его голосе мне почудился оттенок презрительности, хотя может быть я слишком подозрительный.
— Диск-жокей в “Реджине”, — развязно сказал я. — Мы там не встречались?
— Мистер Спенсер, — быстро залепетала Пэтти Джакомин, — я вам так признательна, вы столько для меня сделали, но, понимаете, я не думала, что вы так быстро управитесь, а у нас со Стивеном уже заказан столик... Вы бы не могли сводить Пола куда-нибудь... Ну хотя бы в “Макдональдс”? Конечно, я заплачу.
Я посмотрел на Пола. Он сидел по-прежнему в бушлате и тупо смотрел рекламу.
— В городе есть приличный китайский ресторан, — поддержал ее Стивен. — Там неплохо готовят.
— Да-да, это хорошая идея, — Пэтти Джакомин уже рылась в кошельке. — Пол вам покажет. Он любит там обедать.
Она выудила из кошелька двадцатидолларовую бумажку и протянула мне.
— Вот. Этого должно хватить. Он не дорогой.
Я не стал брать деньги.
— Хочешь сходить? — обратился я к Полу и одновременно с ним пожал плечами.
— Что это вы делаете? — спросил он.
— Отрабатываю синхронность, — ответил я. — Ты очень выразительно пожимаешь плечами, а я пытаюсь скопировать. Хочешь что-нибудь поесть?
Он приподнял было плечи, но тут же замер и пробормотал:
— Мне все равно.
— А мне не все равно, — бодро сказал я. — Я умираю от голода. Пойдем.
Пэтти Джакомин снова протянула двадцатку. Я отрицательно покачал головой.
— Вы просите меня об одолжении. Для этой работы вы меня не нанимали. Так что угощаю я.
— Ну, Спенсер, не глупите, — настаивала Пэтти.
— Давай, паренек, — обратился я к Полу. — Пошли, я потрясу тебя своими познаниями восточных обычаев.
Мальчик слегка шевельнулся.
— Пойдем, — повторил я. — Я чертовски проголодался.
Он встал.
— Когда ты вернешься? — спросил он у матери.
— До полуночи буду уже дома.
— Приятно было познакомиться с вами, Спенсер. Приятно было повидать тебя, Пол, — попрощался Стивен.
— Уверен, что удовольствие было обоюдным, — отозвался я.
Мы вышли.
Уже в машине Пол поинтересовался:
— Почему вы это сделали?
— Согласился тебя покормить?
— Да.
— Просто пожалел тебя, — сквозь зубы сказал я.
— Почему?
— Ты возвратился домой, а тебе, похоже, никто не рад?
— Мне все равно.
— Может быть это и к лучшему, — размышлял я вслух. — Не обращать внимания.
Мы выехали на Эмерсон-роуд.
— Теперь куда? — спросил я.
— Налево, — показал он.
— Но я бы, пожалуй, не смог, — пробормотал я.
— Что?
— Не обращать внимания. Если бы меня в первый же вечер после возвращения отправили ужинать в ресторан с незнакомцем, я бы расстроился.
— Ну а я не расстроился, — сказал он нарочито равнодушным тоном.
— Это хорошо. — Я взглянул на него. — А ты хочешь ужинать у этих китайцев?
— Мне все равно, — последовал неизменный ответ.
Мы подъехали к перекрестку.
— А теперь куда? — спросил я.
— Налево, — механически ответил он.
— Эта дорога ведет к китайскому ресторану? — уточнил я.
— Да.
— Ну что ж. Поужинаем там.
Мы проехали через весь Лексингтон по темным, почти пустым улицам. Люди прятались по домам от холодного ветра. В Лексингтоне было много белых построек колониального типа, большинство из них действительно построены еще во времена колоний. Зеленые ставни на окнах. Много цветных стекол и маленьких узорчатых боковых окон. Мы выехали в центр города. Статуя минитмена одиноко стояла на площади. Никто ее не фотографировал.
— Вон там, — указал Пол, — за этой площадью.
Уже в ресторане Пол спросил:
— А почему это вы решили не брать у нее денег?
— Мне показалось это неуместным, — ответил я.
— А почему бы и нет? С чего это вы должны платить сами? У нее денег много.
— Если не будем слишком шиковать, — сказал я, — денег и у меня хватит.
Подошел официант. Я заказал себе пиво “Бек”, а Полу кока-колу. Мы начали изучать меню.
— Что я могу заказать? — спросил Пол.
— Все, что хочешь, — ответил я.
Мы еще раз прочитали меню. Официант принес пиво и кока-колу и, приготовив карандаш и блокнот, замер у столика.
— Заказывать будем? — спросил он.
— Пока нет, — ответил я, — мы еще не выбрали.
— Хорошо, — улыбнулся он и ушел.
— Я не знаю, что выбрать, — сказал Пол.
— А что тебе нравится?
— Не знаю.
— М-да, — кивнул я. — Вообще-то я ожидал, что ты это скажешь.
Он снова уставился на меню.
— Может мне самому заказать на двоих? — предложил я.
— А если мне не понравится?
— Не ешь.
— Но я голодный.
— Тогда выбирай сам.
Он еще какое-то время созерцал меню. Официант вернулся.
— Заказывать будем? — повторил он.
— Да, — взял я на себя инициативу. — Два равиоли по-пекински, две утки в сливовом соусе, две порции му-шу из свинины и две порции белого риса. И еще пиво и кока-колу.
— Хорошо, — кивнул официант, забрал меню и ушел.
— Не знаю, — угрюмо пробормотал Пол, — понравится мне эта фигня или нет.
— Скоро узнаем, — в тон ему сказал я.
— Вы пошлете счет моей матери?
— За еду?
— Да.
— Нет.
— Все-таки не понимаю, зачем вам платить за мои обед?
— Как бы это точнее выразиться, — задумчиво сказал я. — Видишь ли, это имеет отношение к уместности.
Официант вернулся и небрежно поставил на стол равиоли и две бутылочки с соусом.
— А что такое уместность? — озадаченно спросил Пол.
— Уместность — это когда выбираешь единственно правильный вариант поведения.
Пол задумчиво посмотрел на меня.
— Хочешь попробовать равиоли? — предложил я.
— Одну штучку, — согласился он. — Выглядит аппетитно.
— Я думал, тебе нравится здесь есть.
— Это моя мать просто так брякнула. Я здесь ни разу не был.
— Полей его соусом, — посоветовал я. — Но не сильно. Он горячий.
Пол разрезал равиоли пополам и съел вначале одну, а потом и вторую половинку. Официант принес остальной заказ. Мы уговорили по четыре равиоли каждый.
— Положи ложечку му-шу на этот блинчик. Вот так. А теперь сверни блинчик. Так. И ешь.
— По-моему, они сырые, — проворчал Пол, но взял блинчик и повторил за мной все операции.
— Хочешь еще кока-колы? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой. Я заказал еще пива.
— Вы много пьете?
— Нет, — ответил я. — Не столько, сколько хотелось бы.
Он наколол кусочек утки вилкой и попытался разрезать его ножом на своей тарелке.
— Это едят руками, — подсказал я.
Пол молчал и продолжал упорно орудовать ножом и вилкой. Я тоже замолчал. В семь пятнадцать мы закончили есть и в семь тридцать вернулись к его дому. Я припарковался и вместе с Полом вышел из машины.
— Я не боюсь возвращаться один, — сказал он.
— Я тоже, — кивнул я. — Но в пустой дом входить неприятно. Я зайду с тобой.
— Зачем это вам? Я уже привык к одиночеству.
— Я тоже, — сказал я.
Мы вошли в дом вместе.
Глава 6
В пятницу вечером мы с Сюзан Сильверман пошли на баскетбол. Играли “Селтикс” и “Феникс Санз”. Я ел жареные орешки, пил пиво и объяснял Сюзан тонкости прорывов по краю. Я получал удовольствие. Она скучала.
— Теперь ты мой должник, — сказала она, пригубив пиво из бумажного стаканчика. На стаканчике остался след губной помады.
— Ну не продают тут шампанское в бумажных стаканчиках, — оправдывался я. — Что ж тут поделаешь?
— Может хоть сухое вино?
— Ты пытаешься выставить меня в дурном свете, — нахмурился я. — Не хочешь сама попробовать заказать “Бордо” в здешнем буфете?
— А почему все так обрадованно кричат?
— Вестфал только что положил мяч в корзину, стоя спиной к кольцу, разве ты не видела?
— Но ведь он играет против “Селтикс”.
— Да, но болельщики оценили бросок. Кроме того, он раньше играл за “Селтикс”.
— Боже, как это скучно, — пожаловалась Сюзан.
Я предложил ей орешки. Она взяла два.
— Зато потом я дам себя поцеловать, — с оптимизмом сказал я.
— Мое мнение об игре начинает исправляться, — оценила она перспективу.
Ковекс выбил мяч за боковую линию.
— А почему большинство игроков черные? — спросила Сюзан.
— Эта игра как бы создана для черных. Хоук говорит, это у них в крови. Говорит, в джунглях у них было много спортплощадок.
Она улыбнулась и сделала глоток пива. И тут же скорчила гримаску.
— Как ты можешь пить эту гадость в таких количествах?
— Главное — практика, — с апломбом ответил я. — Годы тренировок.
Уолтер Дэвис в прыжке забросил мяч.
— Что ты там рассказывал об этом мальчике, ну, которого ты в среду нашел? Как его зовут?
— Пол Джакомин.
— Да. Ты говорил, что хочешь рассказать о нем поподробнее.
— Но не на баскетболе же.
— Разве ты не можешь одновременно и смотреть, и говорить? Если нет, тогда сходи купи мне что-нибудь почитать.
— Не знаю, — я задумчиво раскусил орешек. — Просто он не выходит у меня из головы. Мне его жаль.
— Ну, это не удивительно.
— Что мне его жаль?
— Ты можешь пожалеть и Вилли-Койота.
Вестфал забил мяч левой рукой в одно касание. Команда “Селтикс” явно проигрывала.
— Малыш в ужасном состоянии, — продолжал я. — Такой тощий. Не способен принимать самых простых решений. Единственное, в чем он уверен, это то, что его родители — сволочи.
— Не столь необычная уверенность для пятнадцатилетнего подростка, — вставила Сюзан и взяла еще один орешек.
— Да, но в этом случае мальчишка, пожалуй, прав.
— Ну, утверждать ты еще не можешь, — возразила Сюзан. — Ты провел с ними слишком мало времени, чтобы делать какие-то выводы.
“Феникс Санз” оторвались уже на восемь очков. “Селтикс” взяли тайм-аут.
— Но я сам все это пережил, — настаивал я. — Я ведь тоже был пацаном. Одежда у него ужасная и сидит ужасно. Он не знает, как вести себя в ресторане. Никто его ничему не учил.
— А что, это так важно — уметь себя вести в ресторане?
— Само по себе это, конечно, неважно. Но это один из примеров, понимаешь? Я хочу сказать, что никто им не занимался. Его ничему не учили, даже самым элементарным вещам. Как одеваться, как есть в общественных местах. Всем было просто плевать на него. Никто не научил его даже правильно себя вести.
“Селтикс” провели вбрасывание. “Феникс Санз” перехватили мяч и тут же положили его в корзину. Я покачал головой. Только Коузи мог еще исправить положение. Но он уже больше не играл.
— Я не встречала этого мальчика, — авторитетно сказала Сюзан, — но я встречала множество других подростков. В конце концов это моя работа. Ты не представляешь, насколько отрицательно они реагируют в этом возрасте на любые указания со стороны взрослых. Эту фазу развития называют “эдиповой”, и, кроме всего прочего, она отличается тем, что подростки выглядят и ведут себя так, как будто никто о них не заботится, даже если на самом деле все наоборот. Таким образом они выражают протест.
“Селтикс” снова потеряли мяч. “Феникс Санз” заработали еще два очка.
— Знаешь такой термин — “сломаться”? — спросил я.
— В области психиатрии?
— Нет. Я имею в виду игру, — сказал я, печально глядя на площадку. — Сейчас на твоих глазах сломалась хорошая команда.
— “Селтикс” проигрывают?
— Да.
— Хочешь уйти?
— Нет. Дело не в том, кто выиграл. Я люблю смотреть, как они играют.
— М-м-м, — только и сказала она.
Я купил еще один кулек орехов и еще пива. За пять минут до финального свистка счет был 114:90. Я посмотрел вверх, где на щитах были написаны имена игроков, уже ушедших из спорта.
— Если бы ты только видела, — сказал я Сюзан.
— Что? — Она смахнула с колен крошки от орехов. На ней были французские голубые джинсы, заправленные в черные сапожки.
— Коузи, Шармана, Хайнсона, Лосткутофа, Рассела, Хавличка, Сандерса, Рамсея, обоих Джонсонов, Силаса и Дон Нельсона. А как они бились с командой “Никс”! С одной стороны Коузи — с другой Эл Макгир. А Рассел против Чемберлена! Ты бы видела Билла Рассела!
Сюзан зевнула. Рукав ее свободного черного свитера соскользнул до локтя. Кожа руки была гладкой и белой. На золотой цепочке на шее висел небольшой бриллиант. После развода она больше не носила обручальное кольцо, а камень вставила в другую оправу. На голове — модная прическа-перманент спиралью под африканку. Рот чуть широковат, а в больших темных глазах постоянно прыгает чертик скрываемого смеха.
— С другой стороны, видел бы Рассел тебя, — покачал головой я.
— Дай мне орешек, — попросила Сюзан.
Матч закончился со счетом 130:101, и, когда в 9.25 прозвучал финальный свисток, зал был почти пуст. Мы надели куртки и пошли к выходу. Без толкотни, без суеты. Большинство болельщиков уже давно ушло. А многие вообще не приходили.
— Хорошо, что Вальтер Браун все это не видит, — вздохнул я. — Во времена Рассела надо было отчаянно пробиваться как в зал, так и к выходу после матча.
— Заманчиво, судя по рассказу, — улыбнулась Сюзан. — Жаль, что я это не видела.
— Хочешь, пройдемся до рынка, — предложил я. — Или поедем домой?
— Холодно, — поежилась Сюзан. — Поехали ко мне. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.
Она подняла воротник.
В машине я включил обогреватель и уже через пять минут можно было расстегнуть куртку.
— Беда с этим пареньком в том, — вернулся я к разговору о Поле, — что он вроде как заложник. Мать с отцом ненавидят друг друга и пользуются им для сведения счетов.
— Господи, Спенсер, сколько тебе лет? Конечно, они сводят счеты. Это делают не только те, кто ненавидит друг друга. Но обычно на детях это особо не отражается.
— На этом пацане обязательно отразится. Он этого не переживет, — возразил я. — Он так одинок.
Сюзан промолчала.
— Он совсем слабый, — продолжал я. — У него нет ни хитрости, ни силы, ни смазливости. Его нельзя назвать забавным или нахальным. Все, что у него есть — это какая-то крысиная подлость. А этого недостаточно для жизни.
— И что же ты собираешься предпринять? — осторожно спросила Сюзан.
— Ну, во всяком случае, я не собираюсь усыновить его.
— А как насчет государственных заведений? Например, Дома ребенка?
— У них хватает своих забот по выбиванию средств из федеральных фондов. Я не хотел бы обременять их еще одним ребенком.
— Я знаю добровольцев, которые работают в гуманитарных службах штата, — подсказала Сюзан. — Некоторые из них очень преданы этой работе.
— А сколько среди них компетентных?
— Кое-кто есть.
— А ты можешь сказать, какой именно процент?
— И преданных и компетентных одновременно?
— Да.
— Что ж, твоя взяла, — вздохнула она.
Мы повернули на 128-ю дорогу.
— Так что же ты предлагаешь? — спросила Сюзан.
— Предлагаю пустить его вниз по течению, — ответил я. — Больше я ничего не могу придумать.
— Но это тебя беспокоит?
— Конечно, это меня беспокоит. Но к этому я привык. В мире много людей, которых я не могу спасти. Я привык к этому еще тогда, когда служил в полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16