Великий Голод всегда приходит во время Долгой Ночи. И тогда Голодная Смерть становится охотником, триумфально шествующим по земле.Нынешний год был Седьмым. Стояла середина Долгой Ночи. Прошел месяц с тех пор, как стада карибу откочевали все дальше и дальше на юг и на запад. Сильные бури скрыли их уход, и волки, чьи миграционные инстинкты были менее острыми и чуткими, утратили след, который привел бы их в страну изобилия, к далеким берегам Большого Медвежьего озера. На пустынных равнинах они дрались, голодали и умирали, ибо закон выживания наиболее приспособленных распространялся на всей территории от берегов озера Киуотин до залива Франклина, — и рука об руку с ним среди всех существ, питающихся мясом и кровью, шествовал каннибализм. Быстрая Молния, до недавних пор предводитель могучей стаи белых полярных волков, сам превратился в тощую, голодную, Дикую тень, занятую постоянными поисками пищи. С той ночи, три недели тому назад, когда он привел своих волков на убийство стада домашних оленей Оле Джона, голод крепко прижал его, и оба приятеля — он и Мистик — поддерживали теперь искорку жизни в своих телах тем, что выкапывали из-под снега и поедали мерзлый зеленый мох. Мистик, серый лесной волк, который присоединился к белой стае далеко отсюда, на южной окраине бесплодной арктической пустыни, завязал дружбу с Быстрой Молнией, отдаленным на двадцать лет от своего предка, Скагена, огромного пса из породы догов.Вот эта капля собачьей крови в его жилах и заставляла Быструю Молнию в страшные дни голода и смерти держаться вблизи побережья, рядом с дикими эскимосскими поселениями, разбросанными вдоль залива Коронации. Его стая, сто пятьдесят некогда сильных зверей, пришедшая из далекого кустарникового леса, распалась и исчезла. Оставшиеся в живых по одному, по двое разбрелись на все четыре стороны. Разрушенная голодом, рассеянная насущной необходимостью, белая орда больше не мчалась под яркими звездами, «гонимая дьяволами», с Быстрой Молнией, самым крупным из всех полярных волков, во главе. Над пустынной равниной больше не разносился охотничий клич, потому что если волку и удавалось найти добычу, то он убивал ее втихомолку, оставляя все мясо себе и ревностно охраняя его до последней косточки.За целую неделю ни Быстрая Молния, ни большой лесной волк не сумели поймать ничего, что могло бы утолить голод. Последние три дня они раскапывали снег в укромных местах и поддерживали жизнь жестким кудрявым зеленым мхом, которым питаются карибу. И никогда они еще не охотились так усердно, как в эту неделю. Они обследовали границы пустынных равнин, побережье и окраины ледяных нолей. Несколько раз они натыкались на песцов, но маленькие белые лисички, словно блуждающие огоньки, легко терялись в хаосе ночи. Однажды Быстрая Молния напал на след тюленя, но эта незнакомая добыча ускользнула прежде, чем он успел найти, за что ее ухватить. Дважды видели больших белых медведей, слишком могучих, чтобы можно было даже помыслить о нападении. И за все время ни разу ни одного зайца там, где их должны были быть тысячи! Наконец их постигло последнее и наиболее крупное разочарование. В самый разгар бури они напали на след мускусных овцебыков и в течение всей этой снежной круговерти преследовали их, пока на далекой пустынной равнине следы их безнадежно не замело налетевшим бураном.И вот теперь они лежали, распластавшись на узком ледниковом выступе высокой скалы, наблюдая за явлением, которое уже дважды возникало прямо перед ними в призрачном белом сиянии ночи. В течение четверти часа они не двигались, притаившись, словно замороженные насмерть. Ни одно случайное движение не выдавало их, пи один мускул не дрогнул. В пятнадцати футах скалистая стена поворачивала к морю, и они дважды наблюдали, как большая белая тень взлетала оттуда и снова возвращалась назад. И в третий раз их покрасневшие глаза заметили, как тень взлетела опять, на мгновение появилась в их поле зрения и исчезла.Вопину, сова, не видела их. Она тоже голодала. С исчезновением больших белых зайцев пропала пища, и настал час, когда ее душа убийцы все более склонялась к каннибализму. Среди своих сородичей она была настоящим чудовищем. Крылья ее в размахе достигали пяти футов. Когти ее были подобны кинжалам и достаточно велики, чтобы выпотрошить волка, если бы для этого хватило сил. Ее могучий клюв способен был раздробить череп лисицы. И она тоже вела наблюдение. Но ее глаза, пылавшие огнем голодного бешенства, не останавливались на выступе, где лежали Быстрая Молния и Мистик. Сова пытливо вглядывалась в искрящийся звездным светом мрак Полярной Ночи. Она знала, что вскоре опять увидит то, что возникало там, впереди, и вновь исчезало Трижды это появлялось, и трижды она вылетала, но все никак не могла выбрать подходящий момент для стремительного броска. Смертельно опасная в своей предусмотрительной осторожности, Вопину выжидала. И на четвертый раз она приготовилась нанести удар.Над крутым склоном скалистого обрыва в поисках дичи кружила в бесшумном полете чужая сова, с каждым разом приближаясь все ближе и ближе. В душе Вопину не было инстинкта страха. Всю свою жизнь она полагалась на собственную мощь. Ни одна сова до сих пор не побеждала ее в бою. Вопину либо прогоняла, либо убивала каждого незваного претендента на ее охотничью территорию и благодаря превосходству в силе и ощущению безнаказанности стала беззастенчивой грабительницей и задирой. Во время прошлого сезона, высиживая птенцов, она в припадке ярости уничтожила весь свой выводок, и теперь голод сделал ее еще более страшной и жестокой. Она выжидала не для того, чтобы определить размеры и степень отваги своей жертвы, но чтобы выбрать момент для более удобного нанесения удара. Она не принимала во внимание то, что Низпак, чужая сова, ни на йоту не уступала ей по величине; она не знала, что два дня тому назад Низпак убила полувзрослую лисицу и, стало быть, обладала большим запасом сил, и что в своих собственных охотничьих угодьях Низпак слыла еще более свирепым и кровожадным пиратом, чем она.На четвертый раз, когда Низпак, выискивая горящими глазами добычу, бесшумно выплыла из-за скалы, Вопину метнулась вниз из своей засады наподобие большого белого ядра. Она не разила когтями или клювом, но, атаковав сверху и сбоку, умышленно ударила соперницу плечом. Это был сильный и хорошо направленный удар, и Низпак потеряла равновесие в полете, напоминая в воздухе споткнувшегося человека, который пытается удержаться на ногах. Вопину вторично нанесла удар, и две старые разбойницы с громким шумом чудовищных крыльев шлепнулись на мерзлый снег у подножия скалы. Преимущество Вопину было велико, и ее нападение очень скоро завершилось бы убийством соперницы, будь та обычной совой. Гигантские крылья словно дубиной колотили ошеломленную Низпак. С резким гортанным клекотом ярости и торжества Вопину вонзила когти в покрытую перьями грудь чужой совы, а мощным клювом изо всех сил долбила ее череп, стараясь пробить в нем дыру. Но Низпак была разбойницей, закаленной в борьбе. Свободным крылом она стала защищаться и наносить ответные удары. Никогда еще за всю свою кровавую жизнь не ощущала Вопину такой мощной силы, как от крыла своей противницы. Удары эти превзошли ее собственные, сшибли ее в сторону и заставили прекратить смертельную долбежку черепа Низпак. Но когти Вопину впивались все глубже. Они проникали сквозь перья, кожу, мышцы и кости и, однажды проникнув, сжимались и держали крепко, хотя Низпак и удалось в один из удобных моментов перевернуть врага на спину. Теперь уже клюв Низпак молотил череп соперницы. Он бил Вопину по голове, словно острым стальным долотом. Он выдолбил ей глаза и сквозь отверстия в черепе проник глубоко в мозг. Задолго до того как Низпак прекратила свою смертоносную работу, Вопину была мертва, и теперь — дергая, толкая и изворачиваясь — Низпак пыталась освободиться от вцепившихся ей в грудь когтей мертвой птицы.По мере того как битва становилась все яростнее, Быстрая Молния и Мистик медленно и бесшумно подползали поближе. Они очутились в полусотне футов от обеих птиц, когда Низпак наконец удалось избавиться от цепкой хватки когтей мертвой Вопину. И «тогда их серые тела, быстрые, словно тени, метнулись в прыжке сквозь ночную мглу. Низпак заметила их и, хлопая крыльями, попыталась взлететь. Но глубокие раны в груди ослабили ее, и она поднималась медленно и с трудом. Она была всего в шести футах от земли, когда Быстрая Молния совершил могучий прыжок и его челюсти сомкнулись в плотном оперении птицы. В следующую секунду Низпак рухнула на землю, и острые зубы Быстрой Молнии сверкнули, освобождаясь от перьев. С коротким рычанием он метнулся к голове гигантской совы; хруст костей, и Низпак была мертва.Мистик уже рвал жесткое мясо старой Вопину, и прежде чем крылья Низпак перестали трепетать, Быстрая Молния приступил к трапезе. Оба жадно принялись срывать перья с туловища своих жертв, — а Вопину и Низпак, несмотря на свирепость и силу, на девяносто процентов состояли из перьев. В каждой было, пожалуй, не более трех или четырех фунтов мяса и костей. И мясо было жестким от множества хрящей, сухожилий и связок. Но Быстрой Молнии и Мистику оно показалось слаще печени карибу в дни изобилия, и они проглотили его до последнего кусочка, завершив трапезу совиными головами, что явилось финальным триумфом их жевательных мышц.Как еда и питье возвращают жизнь и надежду умирающему с голоду человеку, так и эта пища влила новые силы и бодрость в тела Быстрой Молнии и Мистика. Они попросту рассудили, — если способность рассуждать вообще присуща волкам, — что голодная пора миновала. Они нашли наконец мясо и съели его, а завтрашний день их не тревожил. Горячая кровь вновь энергично заструилась в их жилах, и их первым побуждением было увеличить достигнутые успехи, ибо их аппетит был лишь в малой степени успокоен, но вовсе не удовлетворен. Много раз большой лесной волк пытался склонить Быструю Молнию отправиться на юг, к пустынным просторам тундры, так как в том направлении — Мистик знал — расположены благословенные леса и полные дичи болота, которые он так опрометчиво покинул, связавшись с белой стаей. Теперь он смело и решительно повернул к югу, а Быстрая Молния, приободренный мясом, находившимся у него в желудке, и вдохновленный на новые и более захватывающие приключения, чем битва с совами, не протестовал.Никогда еще звезды над ними не сияли так ярко. Сквозь толщу атмосферы, просветленной бурей и ветром, отдельные звезды приумножились, казалось, в целые созвездия, пока не украсили небо золочеными вставками вышивок на бесконечном фоне пурпурно-синего гобелена. Северное Сияние, словно устыдившись и заскромничав перед их чистым и строгим великолепием, прекратило чересчур красочный и пышный спектакль и засияло мягким серебристым светом. Быстрая Молния и Мистик за полмили могли бы разглядеть любой движущийся темный предмет. Но во всем этом белом и замерзшем мире не было других предметов, одушевленных или неодушевленных, столь же темных, как их собственная серая шерсть. Сама жизнь была белой — там, где она была. Огромные медведи были белыми, совы и зайцы были белыми, и даже окрас карибу и мускусных быков — более темных, так как в минуту опасности природа заставляла их искать спасения в быстром формировании стада, — обманчиво скрадывался рассеянным звездным светом и призрачной игрой ночных теней. Мистик, привыкший к лесам и болотам, в поисках добычи больше полагался на глаза и уши. Опыт научил Быструю Молнию, что присутствие мяса следует в первую очередь искать в воздухе. Мистик способен был расслышать звук на большем расстоянии, мог, пожалуй, и видеть немного дальше, но ветер приносил известия Выстрой Молнии задолго до звуков и зрительных образов.Передвигаясь по снежной пустыне, каждый из них был по-своему настороже. Все охотничьи инстинкты опять пробудились в них, готовые к действию. Кровь разогревалась по мере того, как пища в их желудках начинала распространять по жилам свою живительную силу. Они шли прямо на юг, зорко присматриваясь ко всему, что шевелилось иод дуновением легкого ветерка. После бури температура повысилась, и мороз был не сильнее сорока трех или сорока четырех градусов. Стояла мертвая тишина, такая, что охотничий клич Выстрой Молнии мог бы разнестись по площади в двадцать квадратных миль открытого пространства. Невероятно, но не было слышно даже тявканья песцов. Всякая жизнь, казалось, прекратилась.Тем не менее ни один из обоих охотников не ощущал опасений или страха перед голодной смертью. Еще раз довольно прилично подкрепившись, они продолжали ограничивать свои надежды ожиданием немедленных свершений, не затрудняя себя взглядыванием в туманное будущее. Они двигались вперед безостановочно, но ни на миг не теряли бдительности. Все их охотничьи инстинкты работали в полную силу. Однажды, пройдя первые полдюжины миль, Быстрая Молния внезапно замер на месте и издал короткое басовитое ворчание, заставившее Мистика остановиться. Он почуял в слабом ветре едва уловимый запах песца. Он не мог распознать, откуда доносится этот запах, который исчез через мгновение. Следующие полдюжины миль они бежали не сворачивая, пока наконец не приблизились к границе древнего катаклизма, где много столетий тому назад гигантский ледник решил немного поиграть с землей. Он вывернул се наизнанку, разрыл и перекопал во всех направлениях, вытолкнул на поверхность скалистые холмы и утесы, прорезал глубокие долины и овраги. Бесплодная земля в этих местах словно оспой была испещрена впадинами и ложбинами и покрыта разбросанными повсюду огромными валунами и грядами накопленных ледником при своем движении каменистых отложений-морен. Не часто случалось, чтобы волки или лисы охотились здесь, но Быстрая Молния и Мистик храбро ступили в этот первобытный хаос. Для Мистика эта земля была полна ожиданий и надежд. Постоянная ровная гладь бесконечных открытых пространств наконец исчезла, а здесь было множество укрытий для всяких живых существ: овраги и лощины между грядами холмов и удобные пещеры из снега, льда и камней. И инстинкт говорил ему, что он движется по направлению к своим родным лесам, — а именно в этом направлении он и намеревался идти. Зачем ему эти белые волки и бесплодные пустоши без деревца и кустика, раз он может вернуться на свои родные охотничьи просторы!Путь их пролегал по пересеченной тундре, в которую они успели углубиться на две или три мили, когда Быстрая Молния снова издал свое предупреждающее ворчание. Они остановились на гребне холма из вздыбленной земли и камня, и опять до Быстрой Молнии с ветром донесся запах. На сей раз запах не принадлежал ни песцу, ни зайцу и ни сове. Он свидетельствовал о близости крупной дичи, и дрожь возбуждения пробежала по телу Быстрой Молнии, когда очередной порыв ветра более отчетливо донес этот запах до его ноздрей. Теперь его уловил и Мистик. Это был острый, плотный запах шерсти Япао, мускусного овцебыка. Мистику подобный запах был незнаком: он не встречался в его лесах дальше к югу; неизвестный запах был тайной, и он принюхивался с любопытством и с предвкушением чего-то необычного. Быстрая Молния, со своей стороны, был возбужден до предела. Запах словно телеграфировал ему о том, что где-то поблизости находится самая крупная дичь из всех теплокровных млекопитающих, на которую охотятся белые волки. И дрожь его тела с одновременным глухим нетерпеливым ворчанием сообщили Мистику, что, кем бы ни были эти создания, они были мясом, с Которым его товарищ уже имел случай познакомиться.Быстрая Молния возглавил спуск но склону в долину и там, внизу, быстро и бесшумно метнулся вперед. Его движения приобрели крадущиеся, осторожные волчьи повадки. И опять-таки инстинкт и безошибочный опыт заставляли его держаться строго по ветру, не сворачивая ни вправо, ни влево, ибо среди всех обитателей снежных равнин Япао отличался самым чутким обонянием и лучше всех умел по запаху почуять приближающуюся опасность. В то время как Быстрая Молния и Мистик подобно двум теням скользили между снежными сугробами и грудами камней, старый бык неподвижно стоял в центре узкой ровной полоски земли, которая, словно ободок у блюдца, изгибалась в трехстах ярдах к западу от них. Именно этот сдвиг к западу и дал ему возможность учуять первый едва уловимый запах врагов, так как Быстрая Молния и Мистик, двигаясь строго против южного ветра, проследовали на значительном расстоянии от вершины излучины, где стоял Япао. А еще в трехстах ярдах к югу, как раз в том направлении, куда стремились волки, по площади в несколько акров разбрелось его стадо — большие темные пятна, почти неподвижные в усердном добывании мха из-под снега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23