Газ загорелся. И только чудом буровики остались целыми и невредимыми. Иначе объяснить это нельзя.
Так началась эпопея Уртабулака.
…В одном из вагончиков, которые, как грибы, выросли на склоне холма, живут геологи Центральной нефтеразведочной экспедиции глубокого бурения. Почти три года они здесь, у фонтана. 1000 дней рядом с разъяренным чудовищем, которое ни на мгновение не затихает.
– Нет, к такому звуку привыкнуть нельзя, – уже по привычке кричит один из них. – Сейчас еще ничего, а когда ветер… Вот слышите…
Раздались отрывистые взрывы.
– Ветер разбивает пламя. Кислорода больше, вот и хлопает. Особенно зимой в пылевые бури. – У геолога усталое лицо. Глаза воспаленные. И хотя он, как и его товарищи, уже привык засыпать под этот рев, покоя нервам нет ни на мгновение.
– Нашу трехгодичную «вахту» можно условно разделить на несколько этапов, – говорит он. – Первый:
декабрь 1963-го…
Вначале буровики и геологи даже обрадовались фонтану. Его размеры и давление порядка 300 атмосфер убедительнее всяких расчетов подтверждали, что найдено крупнейшее месторождение газа. Вопреки пессимистическим прогнозам.
Уже через несколько дней штаб по тушению пожара действовал в полную силу. Приехали бакинцы, которые гасили далеко не первую скважину.
Вызвали артиллеристов с пушкой. Надо было разбить превентера, которые герметизируют устье скважины.
Словно накануне большого наступления началась "артподготовка", выпустили по цели 70 снарядов. Превентера были "повержены". Пламя освободилось, и тонкая огненная свеча потянулась вверх.
Сбить огонь особых трудностей не представляло.
Вскоре его отсекли от струящегося из-под земли газа, и факел погас.
Начался самый ответственный период. На горловину скважины нужно было надвинуть прочный колпак с трубами для отвода газа.
Сделали и это. Теперь скважина вела себя сравнительно прилично. Газ выбрасывался в воздух, но уже но трубам.
И здесь возникли новые неожиданности. В газе оказалось много сероводорода. Люди начали отравляться.
Идет человек к скважине и вдруг падает. Пена на губах. Спазмы. Пришлось работать в противогазах.
А газ по-прежнему рвался из-под земли, растекался по лощине…
Люди торопились.
В течение полугода буровики пытались спустить внутрь скважины трубу, по которой должен идти газ.
Но трубы ломались, как щепки. Газовый исполин с тех пор крошил самую прочную сталь, выплевывал трубы и отбрасывал далеко прочь. Так и лежат они. Притронешьея – горячо. Их нагревают и солнце, и пламя. Уже метров за 150 прикрываешь ладонью лицо, иначе обожжешься.
В июне 1964 года газ где-то внутри скважины «проел» старую обсадную колонну. Так как устье было закупорено колпаком, он ушел в сторону, пробился сквозь грунты и с глубины 30 метров ударил снова. Образовалось около ста грифонов – микрофонтанов.
Земля кипела. Песок булькал, словно манная каша.
Бороться е грифонами было невозможно.
Фонтан расчленился. Запертый в скважине, он растекался под землей и при малейшей «лазейке» прокладывал себе дорогу наверх. Одна из вспомогательных скважин, которые были уже пробурены, оказалась в зоне грифонов. Газ ринулся и через нее.
Оставался единственный выход: вновь открыть главную скважину.
И этот метод гашения не оправдал себя. Надо было начинать все сначала. Тогда снова позвали артиллеристов. Они уничтожили прочный колпак, который с таким трудом натаскивали на горловину скважины.
В небо взметнулся столб высотой до 70 метров: газ зажгли, чтобы не заражать местность.
Но давление было настолько высоким, что газ всетаки проходил и в отверстие в колонне. Грифоны остались.
Прямая атака не удалась. Необходимо готовиться к новой. На площадке появились буровые станки для проходки наклонных скважин.
Фонтан можно погасить не только сверху, но и снизу.
Но прежде надо найти ствол скважины на глубине порядка двух километров. И в Уртабулак приехали геофизики.
Один из них так описывает свою работу:
"…Группа московских и ленинградских геофизиков прибыла в район Бухары со специальным заданием. Нам предстояло выполнить разведочную операцию, необходимую для тушения огромного и затянувшегося пожара – пылающего открытого газового фонтана. Попытки погасить пожар испытанными «классическими» методами не дали результата. Для того чтобы прекратить пожар и избежать утечки газа, оставалось одно – перекрыть скважину на большой глубине. А для этого, в свою очередь, нужно было пробурить наклонную «противопожарную» скважину, подойти к аварийному стволу на близкое расстояние, но ни в коем случае не наткнуться на него. Именно для решения этой задачи и понадобились геофизики – они должны были точно установить ход аварийной скважины, в том числе и на большой глубине.
Во время этой "игры в жмурки" – поисков невидимого и, как потом оказалось, искривленного ствола – пришлось применить несколько методов разведки. Одпи позволили найти среднюю часть ствола, другие – нижнюю, третьи нужны были для проверки результатов.
Так, например, пробурив вспомогательную разведочную скважину, создали в почве переменный ток, причем некоторая часть общего тока замыкалась по стальной трубе, которой был облицован ствол. В результате в сложной конфигурации электромагнитного поля удалось обнаружить поле, созданное током в трубе. Тонкие измерения и точные расчеты позволили найти центр симметрии силовых линий магнитной составляющей поля и таким образом обнаружить среднюю часть аварийной скважины.
Но ее нижняя часть этим методом не обнаруживалась, так как находилась в слоях, плохо проводящих ток, найти нижнюю часть ствола удалось чувствительным магнитометром – стальная труба намагнитилась в поле Земли и стала большим вертикальным магнитом. Измерения постоянного магнитного поля дали лишь приближенный результат, и поэтому весьма полезным оказался еще один источник информации – звук. Газ, входя в скважину и двигаясь по ней, шумит подобно тому, как шумит вода в водопроводных трубах. Замерили уровень шумов, определили форму звукового поля и таким образом уточнили результаты магнитометрических измерений.
После большого числа кропотливых экспериментов и расчетов геофизики назвали точные «координаты» пылающей скважины…"
Геофизики «искали» ствол скважины, а в Государственном проектном институте сотрудники уже готовились к необычной командировке. Они разработали проект гашения фонтана с помощью… подземного ядерного взрыва.
У одного из руководителей нашей атомной промышленности возникла дерзкая идея. Настолько дерзкая, что многим она показалась несбыточной, фантастической.
Огромный опыт и знания этого человека, его увлеченность и уверенность в успехе убедили многих. А когда под идею подвели точную базу, стало ясно, что именно подземный ядерный взрыв – единственный выход из создавшегося положения.
Разбушевавшегося газового исполина можно укротить лишь силой. И эта сила – ядерный взрыв!
…Ночью фонтан очень красив. Можно часами сидеть напротив него и смотреть на огонь, который завораживает, притягивает.
На песке мелькают причудливые тени. Это порывы ветра разрывают пламя и придают ему прихотливые очертания.
Песок шуршит. Пытаешься приглядеться, но глаза уже ослеплены пламенем. А шуршит, наверное, ящерица. Говорят, что ночью вся живность, обитающая в лощине, сползается сюда, к фонтану, чтобы погреться у этого гигантского костра.
Какие шорохи? Какая ящерица? Ведь, кроме рева этого взбесившегося подземного чудовища, ничего не слышно. Просто я еще не успел забыть, как шуршит песок, как звенит весенний ручеек, размывший корочку льда.
– Десять лет жизни отдал бы, чтобы сейчас хотя бы пять минут побыть в тишине, – сказал мне днем геолог. – Уже не представляю, что она существует…
Заснуть невозможно. И не столько из-за рева этой естественной газовой турбины. К нему все-таки привыкаешь… Ведь завтра в 11 утра все должно быть кончено. Прошло 1063 дня власти фонтана. Три года он демонстрировал людям свой характер. Завтра – последняя схватка. Так решила государственная комиссия.
Заседание было очень долгим. Присутствовали члены правительства Узбекской ССР, руководители министерств и ведомств, геологи, газовики, бурильщики, физики. И конечно, проектировщики. К ним было больше всего вопросов. Самых разных, простых и сложных.
В перерыве я подошел к главному инженеру проекта.
– Сейчас… одну минуту, – он налил в стакан нарзана и залпом выпил. Потом налил еще. На лбу выступили крошечные капельки пота. – Это последняя проверка, самая последняя, – сказал он. отдышавшись, – и мы словно студенты на экзамене. И тройку получить нельзя, – неожиданно рассмеялся он, – только "отлично", а экзаменаторы, сами видите, строгие. Все проверяют.
– Очень уж необычно…
– Вот именно, – перебил главный инженер, – бьем по фонтану взрывом. Он должен сплюнуть скважину, сдвинуть пласты, перекрыть фонтан.
Председатель госкомиссии постучал авторучкой по графину:
– Заседание продолжается.
Главный инженер неожиданно подмигнул мне:
– Сдадим на "отлично", не беспокойтесь.
– Ни пуха…
– Тсс, – он прижал палец к губам и тихо добавил: – Не заставляйте посылать прессу "к черту"…
– Разрешите доложить о результатах генеральной репетиции, – начал председатель. – Она показала, что все службы подготовлены к завершающему этапу. У меня замечаний нет…
В эту ночь я провел возле фонтана почти два часа.
Внизу, глубоко под землей, ядерный контейнер. Он ждет, когда будет отдан приказ.
…Как-то мног о лет назад я смотрел фильм, который рассказывал о трагедии Хиросимы и Нагасаки, об американских взрывах в Тихом океане. Фильм многое позволяет не только представить, но и увидеть. И смертоносный гриб, взметнувшийся над океаном, и обожженные лица людей, и тени на стенах развалившихся домов – все, что осталось от мужчин, женщин и детей, и башни танков, беспорядочно катившиеся по земле, и многое другое. Тогда, в кинозале, я почувствовал, как во мне поднимается негодование, ненависть перемешивается со страхом перед ядерным чудовищем, которое уничтожило тысячи ни в чем не повинных людей.
И вот иод нами лежит ядерный заряд. В принципе тот же самый, но в нем все другое. Он мне друг, а не враг.
Он помогает мне, человеку, он защищает меня от стихии.
Наконец, он заботится обо мне, обо всех нас, потому чти он должен сберечь народное добро, которое горит сейчас в этом фонтане.
На глубине двух с лишним километров гигантское месторождение газа. Оно погибло бы, если б не было этого мирного ядерного заряда…
Утро. Надеваем белые рубашки, галстуки.
Может, со стороны это выглядит и нелепо – царство тушканчиков и… галстуки. Но сегодня праздник.
8.00. Удаляемся из зоны.
Кабель, который соединяет ядерное устройство и автоматику, разъединен в двух местах. Вначале стоит выключатель, а потом часовой механизм. Подрывники замыкают цепь и включают часовой механизм. Он начинает отсчитывать время.
9.00. Председателю государственной комиссии докладывают о готовности различные службы. В том числе звучит короткий рапорт подрывников:
– Автоматика подрыва полностью подготовлена. Часовые механизмы запущены!
В воздух взмывает вертолет. Последний облет района.
Предохранительный часовой механизм сработал. На командный пункт пришел сигнал, что линия подрыва включена, значит, теперь ядерное устройство и автоматика образуют единое целое.
10.50. Председатель государственной комиссии отдает прхгсаз:
– Включить программный автомат!
С наблюдательного пункта отлично видна лощина, ажурные буровые вышки и язык огня между ними.
Ставлю на скамейку коробок опичек. Интересно, упадет ли?
Вертолет висит почти над нами. Кинооператор уже прильгул к камере.
– Ноль!!
Коробок слетел на песок.
А фонтан горит. Секунда, другая, третья… Горит, Я вижу, как бледнеет лицо главного инженера.
Горит!
Над пустыней все тот же рев газового исполина.
Горит!!
Я закрыл глаза. Что за наваждение?
Вновь открыл. И тут же крик:
– Смотрите, погас!
Факела нет. Вышки, лощина, домики – все есть, а факела нет. Невероятно! Нет факела, а был ли он вообще? Вокруг тишина. Такая тишина, что больно в ушах.
А может быть, вчерашнее – это сон? И зарево над Бухарой, и подземный гул, и разорванные в клочья трубы – долгий кошмарный сон?
Рядом плачет геолог, тот самый, что так жаждал тишины. Вокруг радостные, счастливые лица, а он плачет.
Наверное, ревет еще этот фонтан в его уставшей голове…
– Ну и волновался же! – подходит главный инженер. – Не мог фонтан мгновенно задохнуться, вот и выгорал несколько секунд. – И он пошел дальше, рассказывая другим, почему не сразу сдался газовый исполин.
Он словно оправдывался перед нами…
Фонтана нет. И это не мираж. Кратер скважины еще раскален, дышит теплом, к нему не подойдешь. Но металлические труоы уже остыли…
Это произошло в пятницу 30 сентября 1966 года неподалеку от Бухары…
* * *
Записка из зала. "Знаю, что вы бывали на мирных ядерных взрывах, читал репортажи. Но разве это имеет отношение к событиям в Чернобыле?"
На мой взгляд, да. И не только мирные взрывы, но и опасность других тех, которые могут привести к ядерной зиме на планете.
Об этом чуть позже…
5. Чернобыль. Месяц после аварии
В Чернобыле соловьи будто торопятся проводить оставшиеся весенние дни, столь щедрые на солнце и тепло. Соловьиные концерты над Припятью не прекращаются ни днем, ни ночью. Интересно, а тогда, в начале мая, пели соловьи?
– Разве до них было… – заметил дозиметрист, который тщательно «осматривал» наши куртки, брюки и ботинки.
– А сейчас? – настаиваем мы.
– Теперь другие времена, – лаконично заключил дозиметрист, открывая проход к штабу, где находится правительственная комиссия.
Уже месяц прошел после аварии по календарю. Ноу тех, кто ведет схватку с вышедшим из повиновения реактором, иные подсчеты времени. Диапазон рабочей смены здесь от 18 часов у тех, кто трудится за пределами промплощадки, и до нескольких минут для тех, кто приближается к реактору, чтобы установить на нем температурные датчики. Время работы каждого диктует уровень радиации, а он колеблется от почти естественного фона до сотни рентген в час. Дозиметристы регулярно – ночью и днем – ведут неослабный контроль за радиационной обстановкой как на территории АЭС, так и внутри помещений каждого блока, в том числе и четвертого, хотя к нему по-прежнему трудно подобраться…
Месяц после трагедии в Чернобыле…
Сейчас уже можно проанализировать этапы развития событий. Их драматизм и напряжение ясны каждому. Хотя далеко не все выводы можно сделать – это дело будущего.
К сожалению, в первые дни невозможно было определить масштабы аварии.
– До сих пор не могу поверить, что в реакторе произошел взрыв. Конструкция надежная, с точки зрения безопасности – тройное дублирование. Физики, казалось бы, предусмотрели все, но тем не менее авария… Нет, не укладывается это в голове! А может быть, настолько привыкли к атомной энергетике, что считаем ее обычной! Но мы не должны забывать, насколько сложна атомная техника…
Мы разговариваем с одним из наших прославленных атомников у штаба, где находится правительственная комиссия. Он прибыл сюда вчера. Сначала облетел район Чернобыльской АЭС на вертолете, потом отправился на станцию, прошелся по машинному залу…
– Будет работать, – коротко заключил он. – Надо готовить к пуску первый и второй блоки, внимательно изучить обстановку в тридцатикилометровой зоне – в некоторых районах радиации нет. Так почему люди должны где-то скитаться? Пусть возвращаются домой и нормально работают. Ну а там, где уровень радиации повыше, необходимо срочно проводить дезактивацию. В общем, пора начать решительное наступление!
Столь большой аварии еще не знала атомная энергетика. И потому потребовались невероятные усилия, чтобы локализовать ее в первые же дни. Подвиг совершили десятки вертолетчиков. Они вели свои боевые машины к жерлу атомного вулкана, опускались над ним, зависали в радиоактивном столбе газов и сбрасывали защитные материалы. Они накрыли реактор толстым слоем песка, свинца, бора и глины и тем самым предотвратили распространение радиоактивности в атмосферу. Сейчас над реактором чистое голубое небо.
Атака на аварийный реактор недавно началась и "в лоб". Люди не могут подойти к нему сами, и на штурм отправились машины, управляемые по радио. Нет, пока взбунтовавшийся ядерный исполин не сдался, он еще опасен. Но стратегия борьбы определена, необходимые средства есть. А значит, победа обязательно придет.
Л. А. Воронин только что вернулся с промплощадки.
Как и положено здесь, будь ты рядовым или заместителем Председателя Совета Министров СССР, надо пройти дезактивацию, показаться врачам, и лишь после этого можно появляться в своем кабинете, где рабочий день начинается в 6 утра и заканчивается за полночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Так началась эпопея Уртабулака.
…В одном из вагончиков, которые, как грибы, выросли на склоне холма, живут геологи Центральной нефтеразведочной экспедиции глубокого бурения. Почти три года они здесь, у фонтана. 1000 дней рядом с разъяренным чудовищем, которое ни на мгновение не затихает.
– Нет, к такому звуку привыкнуть нельзя, – уже по привычке кричит один из них. – Сейчас еще ничего, а когда ветер… Вот слышите…
Раздались отрывистые взрывы.
– Ветер разбивает пламя. Кислорода больше, вот и хлопает. Особенно зимой в пылевые бури. – У геолога усталое лицо. Глаза воспаленные. И хотя он, как и его товарищи, уже привык засыпать под этот рев, покоя нервам нет ни на мгновение.
– Нашу трехгодичную «вахту» можно условно разделить на несколько этапов, – говорит он. – Первый:
декабрь 1963-го…
Вначале буровики и геологи даже обрадовались фонтану. Его размеры и давление порядка 300 атмосфер убедительнее всяких расчетов подтверждали, что найдено крупнейшее месторождение газа. Вопреки пессимистическим прогнозам.
Уже через несколько дней штаб по тушению пожара действовал в полную силу. Приехали бакинцы, которые гасили далеко не первую скважину.
Вызвали артиллеристов с пушкой. Надо было разбить превентера, которые герметизируют устье скважины.
Словно накануне большого наступления началась "артподготовка", выпустили по цели 70 снарядов. Превентера были "повержены". Пламя освободилось, и тонкая огненная свеча потянулась вверх.
Сбить огонь особых трудностей не представляло.
Вскоре его отсекли от струящегося из-под земли газа, и факел погас.
Начался самый ответственный период. На горловину скважины нужно было надвинуть прочный колпак с трубами для отвода газа.
Сделали и это. Теперь скважина вела себя сравнительно прилично. Газ выбрасывался в воздух, но уже но трубам.
И здесь возникли новые неожиданности. В газе оказалось много сероводорода. Люди начали отравляться.
Идет человек к скважине и вдруг падает. Пена на губах. Спазмы. Пришлось работать в противогазах.
А газ по-прежнему рвался из-под земли, растекался по лощине…
Люди торопились.
В течение полугода буровики пытались спустить внутрь скважины трубу, по которой должен идти газ.
Но трубы ломались, как щепки. Газовый исполин с тех пор крошил самую прочную сталь, выплевывал трубы и отбрасывал далеко прочь. Так и лежат они. Притронешьея – горячо. Их нагревают и солнце, и пламя. Уже метров за 150 прикрываешь ладонью лицо, иначе обожжешься.
В июне 1964 года газ где-то внутри скважины «проел» старую обсадную колонну. Так как устье было закупорено колпаком, он ушел в сторону, пробился сквозь грунты и с глубины 30 метров ударил снова. Образовалось около ста грифонов – микрофонтанов.
Земля кипела. Песок булькал, словно манная каша.
Бороться е грифонами было невозможно.
Фонтан расчленился. Запертый в скважине, он растекался под землей и при малейшей «лазейке» прокладывал себе дорогу наверх. Одна из вспомогательных скважин, которые были уже пробурены, оказалась в зоне грифонов. Газ ринулся и через нее.
Оставался единственный выход: вновь открыть главную скважину.
И этот метод гашения не оправдал себя. Надо было начинать все сначала. Тогда снова позвали артиллеристов. Они уничтожили прочный колпак, который с таким трудом натаскивали на горловину скважины.
В небо взметнулся столб высотой до 70 метров: газ зажгли, чтобы не заражать местность.
Но давление было настолько высоким, что газ всетаки проходил и в отверстие в колонне. Грифоны остались.
Прямая атака не удалась. Необходимо готовиться к новой. На площадке появились буровые станки для проходки наклонных скважин.
Фонтан можно погасить не только сверху, но и снизу.
Но прежде надо найти ствол скважины на глубине порядка двух километров. И в Уртабулак приехали геофизики.
Один из них так описывает свою работу:
"…Группа московских и ленинградских геофизиков прибыла в район Бухары со специальным заданием. Нам предстояло выполнить разведочную операцию, необходимую для тушения огромного и затянувшегося пожара – пылающего открытого газового фонтана. Попытки погасить пожар испытанными «классическими» методами не дали результата. Для того чтобы прекратить пожар и избежать утечки газа, оставалось одно – перекрыть скважину на большой глубине. А для этого, в свою очередь, нужно было пробурить наклонную «противопожарную» скважину, подойти к аварийному стволу на близкое расстояние, но ни в коем случае не наткнуться на него. Именно для решения этой задачи и понадобились геофизики – они должны были точно установить ход аварийной скважины, в том числе и на большой глубине.
Во время этой "игры в жмурки" – поисков невидимого и, как потом оказалось, искривленного ствола – пришлось применить несколько методов разведки. Одпи позволили найти среднюю часть ствола, другие – нижнюю, третьи нужны были для проверки результатов.
Так, например, пробурив вспомогательную разведочную скважину, создали в почве переменный ток, причем некоторая часть общего тока замыкалась по стальной трубе, которой был облицован ствол. В результате в сложной конфигурации электромагнитного поля удалось обнаружить поле, созданное током в трубе. Тонкие измерения и точные расчеты позволили найти центр симметрии силовых линий магнитной составляющей поля и таким образом обнаружить среднюю часть аварийной скважины.
Но ее нижняя часть этим методом не обнаруживалась, так как находилась в слоях, плохо проводящих ток, найти нижнюю часть ствола удалось чувствительным магнитометром – стальная труба намагнитилась в поле Земли и стала большим вертикальным магнитом. Измерения постоянного магнитного поля дали лишь приближенный результат, и поэтому весьма полезным оказался еще один источник информации – звук. Газ, входя в скважину и двигаясь по ней, шумит подобно тому, как шумит вода в водопроводных трубах. Замерили уровень шумов, определили форму звукового поля и таким образом уточнили результаты магнитометрических измерений.
После большого числа кропотливых экспериментов и расчетов геофизики назвали точные «координаты» пылающей скважины…"
Геофизики «искали» ствол скважины, а в Государственном проектном институте сотрудники уже готовились к необычной командировке. Они разработали проект гашения фонтана с помощью… подземного ядерного взрыва.
У одного из руководителей нашей атомной промышленности возникла дерзкая идея. Настолько дерзкая, что многим она показалась несбыточной, фантастической.
Огромный опыт и знания этого человека, его увлеченность и уверенность в успехе убедили многих. А когда под идею подвели точную базу, стало ясно, что именно подземный ядерный взрыв – единственный выход из создавшегося положения.
Разбушевавшегося газового исполина можно укротить лишь силой. И эта сила – ядерный взрыв!
…Ночью фонтан очень красив. Можно часами сидеть напротив него и смотреть на огонь, который завораживает, притягивает.
На песке мелькают причудливые тени. Это порывы ветра разрывают пламя и придают ему прихотливые очертания.
Песок шуршит. Пытаешься приглядеться, но глаза уже ослеплены пламенем. А шуршит, наверное, ящерица. Говорят, что ночью вся живность, обитающая в лощине, сползается сюда, к фонтану, чтобы погреться у этого гигантского костра.
Какие шорохи? Какая ящерица? Ведь, кроме рева этого взбесившегося подземного чудовища, ничего не слышно. Просто я еще не успел забыть, как шуршит песок, как звенит весенний ручеек, размывший корочку льда.
– Десять лет жизни отдал бы, чтобы сейчас хотя бы пять минут побыть в тишине, – сказал мне днем геолог. – Уже не представляю, что она существует…
Заснуть невозможно. И не столько из-за рева этой естественной газовой турбины. К нему все-таки привыкаешь… Ведь завтра в 11 утра все должно быть кончено. Прошло 1063 дня власти фонтана. Три года он демонстрировал людям свой характер. Завтра – последняя схватка. Так решила государственная комиссия.
Заседание было очень долгим. Присутствовали члены правительства Узбекской ССР, руководители министерств и ведомств, геологи, газовики, бурильщики, физики. И конечно, проектировщики. К ним было больше всего вопросов. Самых разных, простых и сложных.
В перерыве я подошел к главному инженеру проекта.
– Сейчас… одну минуту, – он налил в стакан нарзана и залпом выпил. Потом налил еще. На лбу выступили крошечные капельки пота. – Это последняя проверка, самая последняя, – сказал он. отдышавшись, – и мы словно студенты на экзамене. И тройку получить нельзя, – неожиданно рассмеялся он, – только "отлично", а экзаменаторы, сами видите, строгие. Все проверяют.
– Очень уж необычно…
– Вот именно, – перебил главный инженер, – бьем по фонтану взрывом. Он должен сплюнуть скважину, сдвинуть пласты, перекрыть фонтан.
Председатель госкомиссии постучал авторучкой по графину:
– Заседание продолжается.
Главный инженер неожиданно подмигнул мне:
– Сдадим на "отлично", не беспокойтесь.
– Ни пуха…
– Тсс, – он прижал палец к губам и тихо добавил: – Не заставляйте посылать прессу "к черту"…
– Разрешите доложить о результатах генеральной репетиции, – начал председатель. – Она показала, что все службы подготовлены к завершающему этапу. У меня замечаний нет…
В эту ночь я провел возле фонтана почти два часа.
Внизу, глубоко под землей, ядерный контейнер. Он ждет, когда будет отдан приказ.
…Как-то мног о лет назад я смотрел фильм, который рассказывал о трагедии Хиросимы и Нагасаки, об американских взрывах в Тихом океане. Фильм многое позволяет не только представить, но и увидеть. И смертоносный гриб, взметнувшийся над океаном, и обожженные лица людей, и тени на стенах развалившихся домов – все, что осталось от мужчин, женщин и детей, и башни танков, беспорядочно катившиеся по земле, и многое другое. Тогда, в кинозале, я почувствовал, как во мне поднимается негодование, ненависть перемешивается со страхом перед ядерным чудовищем, которое уничтожило тысячи ни в чем не повинных людей.
И вот иод нами лежит ядерный заряд. В принципе тот же самый, но в нем все другое. Он мне друг, а не враг.
Он помогает мне, человеку, он защищает меня от стихии.
Наконец, он заботится обо мне, обо всех нас, потому чти он должен сберечь народное добро, которое горит сейчас в этом фонтане.
На глубине двух с лишним километров гигантское месторождение газа. Оно погибло бы, если б не было этого мирного ядерного заряда…
Утро. Надеваем белые рубашки, галстуки.
Может, со стороны это выглядит и нелепо – царство тушканчиков и… галстуки. Но сегодня праздник.
8.00. Удаляемся из зоны.
Кабель, который соединяет ядерное устройство и автоматику, разъединен в двух местах. Вначале стоит выключатель, а потом часовой механизм. Подрывники замыкают цепь и включают часовой механизм. Он начинает отсчитывать время.
9.00. Председателю государственной комиссии докладывают о готовности различные службы. В том числе звучит короткий рапорт подрывников:
– Автоматика подрыва полностью подготовлена. Часовые механизмы запущены!
В воздух взмывает вертолет. Последний облет района.
Предохранительный часовой механизм сработал. На командный пункт пришел сигнал, что линия подрыва включена, значит, теперь ядерное устройство и автоматика образуют единое целое.
10.50. Председатель государственной комиссии отдает прхгсаз:
– Включить программный автомат!
С наблюдательного пункта отлично видна лощина, ажурные буровые вышки и язык огня между ними.
Ставлю на скамейку коробок опичек. Интересно, упадет ли?
Вертолет висит почти над нами. Кинооператор уже прильгул к камере.
– Ноль!!
Коробок слетел на песок.
А фонтан горит. Секунда, другая, третья… Горит, Я вижу, как бледнеет лицо главного инженера.
Горит!
Над пустыней все тот же рев газового исполина.
Горит!!
Я закрыл глаза. Что за наваждение?
Вновь открыл. И тут же крик:
– Смотрите, погас!
Факела нет. Вышки, лощина, домики – все есть, а факела нет. Невероятно! Нет факела, а был ли он вообще? Вокруг тишина. Такая тишина, что больно в ушах.
А может быть, вчерашнее – это сон? И зарево над Бухарой, и подземный гул, и разорванные в клочья трубы – долгий кошмарный сон?
Рядом плачет геолог, тот самый, что так жаждал тишины. Вокруг радостные, счастливые лица, а он плачет.
Наверное, ревет еще этот фонтан в его уставшей голове…
– Ну и волновался же! – подходит главный инженер. – Не мог фонтан мгновенно задохнуться, вот и выгорал несколько секунд. – И он пошел дальше, рассказывая другим, почему не сразу сдался газовый исполин.
Он словно оправдывался перед нами…
Фонтана нет. И это не мираж. Кратер скважины еще раскален, дышит теплом, к нему не подойдешь. Но металлические труоы уже остыли…
Это произошло в пятницу 30 сентября 1966 года неподалеку от Бухары…
* * *
Записка из зала. "Знаю, что вы бывали на мирных ядерных взрывах, читал репортажи. Но разве это имеет отношение к событиям в Чернобыле?"
На мой взгляд, да. И не только мирные взрывы, но и опасность других тех, которые могут привести к ядерной зиме на планете.
Об этом чуть позже…
5. Чернобыль. Месяц после аварии
В Чернобыле соловьи будто торопятся проводить оставшиеся весенние дни, столь щедрые на солнце и тепло. Соловьиные концерты над Припятью не прекращаются ни днем, ни ночью. Интересно, а тогда, в начале мая, пели соловьи?
– Разве до них было… – заметил дозиметрист, который тщательно «осматривал» наши куртки, брюки и ботинки.
– А сейчас? – настаиваем мы.
– Теперь другие времена, – лаконично заключил дозиметрист, открывая проход к штабу, где находится правительственная комиссия.
Уже месяц прошел после аварии по календарю. Ноу тех, кто ведет схватку с вышедшим из повиновения реактором, иные подсчеты времени. Диапазон рабочей смены здесь от 18 часов у тех, кто трудится за пределами промплощадки, и до нескольких минут для тех, кто приближается к реактору, чтобы установить на нем температурные датчики. Время работы каждого диктует уровень радиации, а он колеблется от почти естественного фона до сотни рентген в час. Дозиметристы регулярно – ночью и днем – ведут неослабный контроль за радиационной обстановкой как на территории АЭС, так и внутри помещений каждого блока, в том числе и четвертого, хотя к нему по-прежнему трудно подобраться…
Месяц после трагедии в Чернобыле…
Сейчас уже можно проанализировать этапы развития событий. Их драматизм и напряжение ясны каждому. Хотя далеко не все выводы можно сделать – это дело будущего.
К сожалению, в первые дни невозможно было определить масштабы аварии.
– До сих пор не могу поверить, что в реакторе произошел взрыв. Конструкция надежная, с точки зрения безопасности – тройное дублирование. Физики, казалось бы, предусмотрели все, но тем не менее авария… Нет, не укладывается это в голове! А может быть, настолько привыкли к атомной энергетике, что считаем ее обычной! Но мы не должны забывать, насколько сложна атомная техника…
Мы разговариваем с одним из наших прославленных атомников у штаба, где находится правительственная комиссия. Он прибыл сюда вчера. Сначала облетел район Чернобыльской АЭС на вертолете, потом отправился на станцию, прошелся по машинному залу…
– Будет работать, – коротко заключил он. – Надо готовить к пуску первый и второй блоки, внимательно изучить обстановку в тридцатикилометровой зоне – в некоторых районах радиации нет. Так почему люди должны где-то скитаться? Пусть возвращаются домой и нормально работают. Ну а там, где уровень радиации повыше, необходимо срочно проводить дезактивацию. В общем, пора начать решительное наступление!
Столь большой аварии еще не знала атомная энергетика. И потому потребовались невероятные усилия, чтобы локализовать ее в первые же дни. Подвиг совершили десятки вертолетчиков. Они вели свои боевые машины к жерлу атомного вулкана, опускались над ним, зависали в радиоактивном столбе газов и сбрасывали защитные материалы. Они накрыли реактор толстым слоем песка, свинца, бора и глины и тем самым предотвратили распространение радиоактивности в атмосферу. Сейчас над реактором чистое голубое небо.
Атака на аварийный реактор недавно началась и "в лоб". Люди не могут подойти к нему сами, и на штурм отправились машины, управляемые по радио. Нет, пока взбунтовавшийся ядерный исполин не сдался, он еще опасен. Но стратегия борьбы определена, необходимые средства есть. А значит, победа обязательно придет.
Л. А. Воронин только что вернулся с промплощадки.
Как и положено здесь, будь ты рядовым или заместителем Председателя Совета Министров СССР, надо пройти дезактивацию, показаться врачам, и лишь после этого можно появляться в своем кабинете, где рабочий день начинается в 6 утра и заканчивается за полночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28