Она включила свет, чтобы покончить со всякой двусмысленностью. Он положил свертки на столик, налил себе стакан рома.
– Хотите?
Она отказалась.
– О, нет! Я и так слишком много выпила!
Бенто покраснел и принялся грызть ногти, пока она раскладывала свертки перед яслями.
– Если Хосе узнает, – сказала Марианна глухим голосом, – он вас убьет.
Он ничего не ответил. Отвечать было нечего. Она сказала: «Если Хосе узнает...» Это означало, что она не намерена сама рассказать ему об этом.
Он подошел к ней, и в горле у него встал комок. Выпитый только что ром оживил его опьянение. Он заплакал. Она посмотрела на него и с нежностью спросила:
– Что с вами?
Он сказал, чтобы разжалобить ее:
– Я думаю о моих ребятах. Мы ведь тоже встречали Рождество всей семьей. Эстефания все делала по правилам.
Она коснулась его руки. Это прикосновение потрясло его. Он чувствовал себя очень несчастным, жутко пьяным и больным.
– Почему она вас бросила? – спросила вдруг Марианна.
Он как-то машинально ответил:
– Она больше не хотела жить вместе со шпионом. У нас были разные взгляды.
Она убрала руку, открыла рот, собираясь расспросить подробности, но передумала.
– Я ложусь спать, – сказала она. – Вам лучше сделать то же самое.
Она вышла в коридор, оставив его одного. Через некоторое время он, покачиваясь, ушел через балкон, не выключив свет. Рассвело.
Вдруг его затошнило.
5
Марианна медленно открыла глаза. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи солнца, косо ложившиеся на обветшавший паркет. Судя по наклону золотых лучей, было где-то около четырех часов дня.
Марианна повернулась на бок и приподнялась на локте. Сильная головная боль в затылке и в висках заставила ее застонать. Постель Хосе была пуста; она не была разобрана, Хосе спал на покрывале так, как его положил Бенто Итикира.
В доме никакого шума. Весь переулок был тих. Марианна услышала дребезжащий звонок трамвая, потом приглушенное урчание тяжелой машины, отъезжавшей с улице Эскобар на Сан-Кристовао.
Она сбросила простыню и заметила, что спала в комбинации и чулках, сняв только платье и туфли. Когда она встала, из глубины желудка к губам подкатила тошнота.
Марианна нашла в старом гардеробе с жутко скрипящими дверцами халат и тапочки. Она чувствовала себя больной и подавленной. И зачем она столько выпила? Это было дуростью, просто полной дуростью.
Вдруг она вспомнила о том, что у нее произошло с Бенто Итикирой, но Марианна слишком устала, чтобы что-либо чувствовать, и просто махнула рукой, отгоняя эту мысль, словно назойливую муху.
Застегнув халат на пуговицы только сверху, потому что было невозможно нагнуться из-за боли, постоянно долбившей ее череп и становившейся порой просто невыносимой, она обула тапочки и потащилась на кухню, волоча ноги.
Хосе Моарес сидел там в полумраке, поставив локти на стол, заставленный грязной посудой, и держался руками за голову. Его жирное мокрое лицо казалось вылепленным из тающего воска. Торс у него был обнажен, и по волосатой груди стекали широкие струйки пота, исчезавшие в складках выпуклого живота.
Секунду они молча смотрели друг на друга. Над столом и раковиной вились синие мухи. Отвратительный запах разлагающегося мяса наполнял помещение. Марианна подошла к окну и открыла ставни.
– Ну и вонь! – сказала она. – Не понимаю, как ты можешь здесь сидеть.
Он ничего не ответил.
– Ты болен? – спросила она смягчившимся тоном. – Мне что-то не очень хорошо.
Он буркнул:
– Ничего. Могло быть и хуже.
Она пришла в отчаяние при виде ожидавшей ее работы.
– Ты мне поможешь?
Он шумно вздохнул.
– Если хочешь.
– Я сварю кофе.
Она поставила воду кипятиться на газ, потом открыла ящик буфета, где лежал аспирин, взяла две таблетки и протянула пузырек мужу.
– Хочешь?
– Да, у меня жутко болит голова!
– Не надо было столько пить, старик.
Он усмехнулся.
– Мне кажется, что не тебе об этом говорить!
В его голосе ей послышался болезненный сарказм. Он смотрел сквозь полуопущенные ресницы. Мог ли он знать о том, что произошло между ней и Бенто? Он мог встать в тот момент, чтобы сходить в туалет, и заметить их из коридора... Нет, он бы бросился на них, даже смертельно пьяный.
Вода закипела, она убавила газ, взяла банку с молотым кофе и, открывая ее, спросила отвлеченным, нейтральным тоном:
– Моряк все еще спит?
– Нет, ушел. Он уходил, когда я вставал.
– Как выглядел? Надеюсь, не слишком плохо?
Он медлил с ответом, и она бросила на него косой взгляд.
– Нет, не очень.
Марианна стала наводить порядок, высыпая объедки в развернутую газету и складывая тарелки в раковину.
Толстая муха упрямо крутилась возле мужчины, который не обращал на нее никакого внимания. Марианна некоторое время продолжала молча разбираться на столе, потом вытерла натертую воском столешницу и поставила чашки и сахар.
– К счастью, он был еще в хорошей форме, чтобы ночью донести тебя до постели. Если бы не он, ты бы спал на полу. Я бы никогда не смогла поднять тебя в одиночку.
Хосе вышел из неподвижности и с подозрительностью посмотрел на нее.
– Надо же! – сказал он. – Я думал, что все легли в одно время.
Она прикусила губу, поняв, что допустила ошибку, и несколько бесконечных секунд не находила ответа. Он не сводил с нее взгляда; она это чувствовала, хотя почти тотчас повернулась к нему спиной, чтобы заняться кофе.
– В котором часу вы меня уложили?
Она пожала плечами:
– Понятия не имею. Мы ели десерт.
– А что вы делали потом?
– Ну... Доели, а потом положили подарки малышу...
Она вздрогнула:
– Я совсем про него забыла! Где он?
Он провел влажной рукой по полуоблысевшей голове.
– Не знаю. Игрушек нет. Наверное, побежал к соседям. Скорее всего к Гальва.
Она серьезно забеспокоилась.
– Что он ел сегодня днем?
Он раздраженно пожал плечами, согнал, синюю муху, севшую на угол его рта.
– Не знаю. Не ломай из-за него голову... Он голодным не останется.
– Выпью кофе и пойду за ним к Гальва.
Она положила в чашки сахар и налила густой кипящий кофе.
– Что вы делали потом? – настаивал Моарес.
– Я же тебе сказала. Доели, положили игрушки для малыша и легли спать.
Он спросил с тяжеловесной иронией:
– Вместе?
Марианна стала пунцовой. Жаркая волна бросилась ей в лицо при воспоминании о необыкновенном наслаждении, которое она получила с Итикирой. На секунду она почувствовала себя виноватой, но тут же пригасила это чувство, подчиняясь инстинкту самосохранения:
– Тебе не следует говорить такие вещи, Хосе. Для этого нет причины.
Он смягчился и бесшумно рассмеялся.
– Я просто хотел тебя немного позлить, – сказал он. – Шутки ради. Все-таки, когда выпьешь... И что же, он даже не пытался тебя немного полапать?
Она быстро ответила:
– Нисколько. Он был в мрачном настроении и исповедовался мне. Кажется, он был женат и имеет двоих детей; ты это знал?
Моарес показался удивленным. Он перестал болтать ложкой в чашке и сказал, поднеся ее к губам:
– Нет. И что же стало с его женой?
Он отпил глоток обжигающего кофе. Марианна сделала то же самое, прежде чем ответить:
– Она его бросила.
– Он тебе сказал, почему?
Она некоторое время колебалась, раздумывая над тем, что, может быть, нужно сообщить Хосе сенсацию и он не станет тогда думать ни о чем другом.
– Наверное, он был сильно пьян, раз сказал такое, – продолжал размышлять вслух Хосе.
Она молчала, не зная, какое решение принять, как будто остановилась на грани предательства. Может быть, Бенто пошутил, и тогда было бы глупостью повторять это.
Моарес посмотрел на жену и стал вдруг нервно настаивать:
– Ты рожаешь или что?
– Когда я его спросила, почему это произошло, он мне ответил, что его жена больше не хотела жить вместе со шпионом и что у них были разные взгляды.
Замерев, Моарес повторил, воскликнув:
– Со шпионом? Он так сказал?
– Да, как я тебе рассказала.
Хосе явно не знал, что и думать. Он пожал плечами и одним глотком осушил свою чашку.
– Он над тобой посмеялся!
Ее задела его недоверчивость, и она запротестовала:
– Я уверена, что нет. Во-первых, он не привык шутить, это не в его характере. А потом, он был слишком взволнован. Он сказал это, когда мы клали игрушки для малыша. Тогда он заговорил о своих детях, о праздниках Рождества, которые он проводил со своей семьей. Он даже плакал...
Моарес нахмурил брови.
– Шутишь! Он плакал?
– Клянусь тебе жизнью Жоао!
– Он плакал, когда сказал это... ну... про шпиона?
– Да.
– И он был сильно пьян?
– Пожалуй, да.
– Ну, тогда, может быть, сам того не желая, он и сказал правду.
Хосе стал вынимать ложечкой оставшийся в чашке сахар. Марианна продолжала пить кофе маленькими глотками, после каждого чувствуя себя все лучше. Моарес вытер рот тыльной стороной ладони.
– Это серьезная история. Об этом надо сообщить в полицию.
Удивленная, Марианна вздрогнула.
– Полицейским? Зачем? Это же нас не касается. Моарес нахмурил брови:
– Ну, нет, раз этот парень предает страну, это нас касается!
Хосе завелся, счастливый от возможности устроить неприятности унтер-офицеру, которого не любил за стройную фигуру, форму и то, что он не потел; а еще за восхищенные взгляды, которые иногда бросала на него жена.
– Этот негодяй достоин того, чтобы его повесили!
Марианна в страхе запротестовала:
– Но он, может быть, рассказал это, чтобы посмеяться! Конечно, это так!
– Тс! Тс! Тс! Тс! – Хосе пощелкал языком по небу. – Ну, ты знаешь! – Только что сама утверждала, что он шпион, а теперь говоришь обратное. И потом, если это правда и он попадется, у нас наверняка будут большие неприятности. Нас могут обвинить в пособничестве. Да, да! Во всяком случае, если это не так, то он ничем не рискует, а мы просто выполним свой долг и нас не в чем будет обвинить!
Марианна очень недовольно заметила:
– Но если он узнает, то захочет отомстить...
– Не выдумывай! Пойми, полицейские к этому привыкли. В подобных случаях они сохраняют полную тайну. Если он невиновен, то даже не узнает, что его проверяли. Надо идти, старушка. Тут уже ничего не поделаешь.
– Мне?
– Конечно. Он ведь тебе рассказал все это.
Она машинально снова налила кофе в пустые чашки.
– Если хочешь, – добавил он, – я пойду с тобой...
Марианна вздохнула с некоторым облегчением.
– Меня давно удивляло, – сказал Моарес, – что у такого человека есть машина. А его фотоаппарат? Ты видела? Знаешь, сколько он стоит? Восемь тысяч крузейро! Я видел точно такой же в одной витрине на Авениде.
От величины суммы у нее перехватило дыхание.
– Восемь тысяч крузейро! – повторила она.
– Да, восемь тысяч. Ты можешь мне объяснить, как это тип вроде него может купить аппарат за восемь тысяч? Я тебе скажу: тут что-то нечисто!
Она размышляла. Какие-то детали, двусмысленные слова всплывали у нее в памяти. Итикира был таинственным человеком, в этом не было сомнений...
– Можно, конечно, сходить туда сейчас, поскольку сегодня воскресенье, – снова заговорил Моарес, – но мы пойдем завтра.
– Как хочешь, – ответила она.
6
Энрике Сагарра вел машину небрежно. Часы на приборной доске показывали четыре утра, но он не чувствовал никакой усталости.
Полная луна освещала своим пепельным светом восхитительный пейзаж. Дорога скользила, как змея, по краю Сиерры д'Эстрела, иногда уходя в скалы, иногда перепрыгивая по подвесным мостам через узкие глубокие ущелья.
Придорожная табличка известила Энрике о том, что он находится в десяти километрах от Петрополиса, на высоте восьмисот метров. Интересные сведения. Он сбавил скорость и выключил фары. Лунного света было вполне достаточно, чтобы следить за дорогой, в крайнем случае можно было ориентироваться по белым столбикам на обочине, которые четко выделялись на темном фоне горы.
Он уже собирался остановиться, когда двойной луч света возник довольно далеко слева, исчез на несколько секунд и вынырнул на новом повороте: ему навстречу шла машина.
Энрике включил фары и набрал среднюю скорость. За все это время, а он уже удалился от Рио километров на пятьдесят, ему встретились только два грузовика. Где два, там и три. Все нормально.
Это действительно был грузовик – огромная машина с прицепом. Они разъехались на повороте. Затем автомобиль Сагарры въехал под карниз скалы. Он проехал еще полкилометра в поисках места, откуда он мог бы видеть дорогу в обе стороны и на довольно большое расстояние, чтобы не быть захваченным врасплох. Потом он выключил фары и остановил свой «шевроле» у скалы носом к балюстраде, окаймлявшей поворот.
Он вышел и открыл багажник. Мертвый Перо Кабраль лежал там все такой же скрюченный, с тем же удивленным выражением в больших выпученных глазах.
Убедившись, что ни слева, ни справа машин нет, Сагарра вытащил труп Перо Кабраля. Человек умер больше двух часов назад, но жара в багажнике не дала телу остыть. Оно было все еще достаточно гибким, и Энрике мог придать ему любую позу.
Он донес тело до переднего сиденья, на место, с которого только что сошел сам. Мотор продолжал работать почти бесшумно. Энрике положил мертвеца грудью на руль и переставил рычаг на передний ход. Затем он снял машину с тормоза и нагнулся, чтобы поставить ногу трупа на педаль газа. Машина рванулась. Сагарра успел отскочить, но все-таки получил удар дверцей по плечу. «Шевроле», быстро набирая скорость, покатил прямо к бордюру.
Удар произвел сильный шум. Два столбика ограждения разлетелись на куски. Тяжелая и стремительная машина прыгнула в пустоту, и Энрике ее больше не видел. Несколько бесконечных секунд, потом жуткий грохот, долго разносившийся по высоким горам.
Держась правой рукой за ушибленное плечо, Энрике подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Там было совершенно тихо и ничего не видно. Разбитый «шевроле» находился в густом кустарнике, и могло бы пройти немало времени, прежде чем его найдут... Если в только не пробитая балюстрада.
Энрике Сагарра посмотрел, подумал и решил, что работа сделана неплохо, потер руки и пошел назад, в Рио.
Он, разумеется не собирался пройти все пятьдесят километров пешком, но хотел сначала отойти подальше от места своего последнего подвига. Энрике заранее наметил себе один особо сложный поворот, где грузовикам приходилось сбавлять ход до скорости менее десяти километров в час...
Энрике Сагарра, испанец по происхождению, был еще не стар, имел тонкую талию, узкие бедра и изящные движения танцора. На костлявом его лице с волевым плотным подбородком и матовой кожей выделялись горящие, слегка зауженные, мавританские глаза с очень длинными и густыми, как у женщины, ресницами и тонкие усики покорителя сердец. Он всегда был очень элегантным, очень ухоженным, очень чистым, но прядь черных вьющихся волос, несмотря на все усилия постоянно спадавшая на лоб, придавала его чопорному виду необходимую черточку небрежности. Роста Энрике был не очень высокого, но, тем не менее, очень нравился многим женщинам, считавшим его обворожительным... Сколько Энрике Сагарра помнил себя, он всегда вел довольно бурную жизнь. Откровенно говоря, простой рассказ о его жизни составил бы не один авантюрный роман с лихо закрученными сюжетами. Но Энрике об этом не думал. Он не чувствовал вкуса к литературе, предпочитая музыку жизни.
В начале последней мировой войны он находился в Тулузе, во Франции, куда бежал из Испании, где воевал в рядах республиканцев. В 1942 году немцы вторглись в неоккупированную зону и он создал партизанский отряд, специализировавшийся на диверсиях и уничтожении коллаборационистов. После освобождения неблагодарные французы хотели его арестовать под тем предлогом, что иногда он действовал необдуманно и по его приказу были расстреляны люди, совершенно невиновные. Неизбежные издержки войны, считал Сагарра.
Возмущенный таким отношением, он тотчас бросился в объятья американского УСС Управление Стратегических Служб – американская разведслужба, замененная после войны ЦРУ.
, где ему повезло встретить людей, способных оценить его по достоинству.
Он оказался настолько полезным, что его оставили, перевели в США, а когда УСС было распущено и заменено ЦРУ, его приняли в новую разведслужбу. Энрике Сагарра фигурировал в ведомостях ЦРУ на выплату жалования как «специальный агент» и был вполне доволен своей судьбой.
Когда он, наконец, достиг поворота, где собирался ждать подходящий грузовик, его хронометр показывал четыре часа сорок пять минут. Место было выбрано что надо: это был крутой вираж с сильным уклоном дороги и малым обзором. С одной стороны шла стена скал, с другой – обрыв, глубокий, как настоящая бездна. В этом месте водитель тяжелого грузовика не имел права совершить ошибку.
Энрике прислонился к стене и замер, борясь с мучившим его желанием закурить.
Перо Кабраль, которого он ликвидировал, был занятным типом: он посчитал себя умнее всех. Кабраль не очень-то преуспел в своих делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Хотите?
Она отказалась.
– О, нет! Я и так слишком много выпила!
Бенто покраснел и принялся грызть ногти, пока она раскладывала свертки перед яслями.
– Если Хосе узнает, – сказала Марианна глухим голосом, – он вас убьет.
Он ничего не ответил. Отвечать было нечего. Она сказала: «Если Хосе узнает...» Это означало, что она не намерена сама рассказать ему об этом.
Он подошел к ней, и в горле у него встал комок. Выпитый только что ром оживил его опьянение. Он заплакал. Она посмотрела на него и с нежностью спросила:
– Что с вами?
Он сказал, чтобы разжалобить ее:
– Я думаю о моих ребятах. Мы ведь тоже встречали Рождество всей семьей. Эстефания все делала по правилам.
Она коснулась его руки. Это прикосновение потрясло его. Он чувствовал себя очень несчастным, жутко пьяным и больным.
– Почему она вас бросила? – спросила вдруг Марианна.
Он как-то машинально ответил:
– Она больше не хотела жить вместе со шпионом. У нас были разные взгляды.
Она убрала руку, открыла рот, собираясь расспросить подробности, но передумала.
– Я ложусь спать, – сказала она. – Вам лучше сделать то же самое.
Она вышла в коридор, оставив его одного. Через некоторое время он, покачиваясь, ушел через балкон, не выключив свет. Рассвело.
Вдруг его затошнило.
5
Марианна медленно открыла глаза. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи солнца, косо ложившиеся на обветшавший паркет. Судя по наклону золотых лучей, было где-то около четырех часов дня.
Марианна повернулась на бок и приподнялась на локте. Сильная головная боль в затылке и в висках заставила ее застонать. Постель Хосе была пуста; она не была разобрана, Хосе спал на покрывале так, как его положил Бенто Итикира.
В доме никакого шума. Весь переулок был тих. Марианна услышала дребезжащий звонок трамвая, потом приглушенное урчание тяжелой машины, отъезжавшей с улице Эскобар на Сан-Кристовао.
Она сбросила простыню и заметила, что спала в комбинации и чулках, сняв только платье и туфли. Когда она встала, из глубины желудка к губам подкатила тошнота.
Марианна нашла в старом гардеробе с жутко скрипящими дверцами халат и тапочки. Она чувствовала себя больной и подавленной. И зачем она столько выпила? Это было дуростью, просто полной дуростью.
Вдруг она вспомнила о том, что у нее произошло с Бенто Итикирой, но Марианна слишком устала, чтобы что-либо чувствовать, и просто махнула рукой, отгоняя эту мысль, словно назойливую муху.
Застегнув халат на пуговицы только сверху, потому что было невозможно нагнуться из-за боли, постоянно долбившей ее череп и становившейся порой просто невыносимой, она обула тапочки и потащилась на кухню, волоча ноги.
Хосе Моарес сидел там в полумраке, поставив локти на стол, заставленный грязной посудой, и держался руками за голову. Его жирное мокрое лицо казалось вылепленным из тающего воска. Торс у него был обнажен, и по волосатой груди стекали широкие струйки пота, исчезавшие в складках выпуклого живота.
Секунду они молча смотрели друг на друга. Над столом и раковиной вились синие мухи. Отвратительный запах разлагающегося мяса наполнял помещение. Марианна подошла к окну и открыла ставни.
– Ну и вонь! – сказала она. – Не понимаю, как ты можешь здесь сидеть.
Он ничего не ответил.
– Ты болен? – спросила она смягчившимся тоном. – Мне что-то не очень хорошо.
Он буркнул:
– Ничего. Могло быть и хуже.
Она пришла в отчаяние при виде ожидавшей ее работы.
– Ты мне поможешь?
Он шумно вздохнул.
– Если хочешь.
– Я сварю кофе.
Она поставила воду кипятиться на газ, потом открыла ящик буфета, где лежал аспирин, взяла две таблетки и протянула пузырек мужу.
– Хочешь?
– Да, у меня жутко болит голова!
– Не надо было столько пить, старик.
Он усмехнулся.
– Мне кажется, что не тебе об этом говорить!
В его голосе ей послышался болезненный сарказм. Он смотрел сквозь полуопущенные ресницы. Мог ли он знать о том, что произошло между ней и Бенто? Он мог встать в тот момент, чтобы сходить в туалет, и заметить их из коридора... Нет, он бы бросился на них, даже смертельно пьяный.
Вода закипела, она убавила газ, взяла банку с молотым кофе и, открывая ее, спросила отвлеченным, нейтральным тоном:
– Моряк все еще спит?
– Нет, ушел. Он уходил, когда я вставал.
– Как выглядел? Надеюсь, не слишком плохо?
Он медлил с ответом, и она бросила на него косой взгляд.
– Нет, не очень.
Марианна стала наводить порядок, высыпая объедки в развернутую газету и складывая тарелки в раковину.
Толстая муха упрямо крутилась возле мужчины, который не обращал на нее никакого внимания. Марианна некоторое время продолжала молча разбираться на столе, потом вытерла натертую воском столешницу и поставила чашки и сахар.
– К счастью, он был еще в хорошей форме, чтобы ночью донести тебя до постели. Если бы не он, ты бы спал на полу. Я бы никогда не смогла поднять тебя в одиночку.
Хосе вышел из неподвижности и с подозрительностью посмотрел на нее.
– Надо же! – сказал он. – Я думал, что все легли в одно время.
Она прикусила губу, поняв, что допустила ошибку, и несколько бесконечных секунд не находила ответа. Он не сводил с нее взгляда; она это чувствовала, хотя почти тотчас повернулась к нему спиной, чтобы заняться кофе.
– В котором часу вы меня уложили?
Она пожала плечами:
– Понятия не имею. Мы ели десерт.
– А что вы делали потом?
– Ну... Доели, а потом положили подарки малышу...
Она вздрогнула:
– Я совсем про него забыла! Где он?
Он провел влажной рукой по полуоблысевшей голове.
– Не знаю. Игрушек нет. Наверное, побежал к соседям. Скорее всего к Гальва.
Она серьезно забеспокоилась.
– Что он ел сегодня днем?
Он раздраженно пожал плечами, согнал, синюю муху, севшую на угол его рта.
– Не знаю. Не ломай из-за него голову... Он голодным не останется.
– Выпью кофе и пойду за ним к Гальва.
Она положила в чашки сахар и налила густой кипящий кофе.
– Что вы делали потом? – настаивал Моарес.
– Я же тебе сказала. Доели, положили игрушки для малыша и легли спать.
Он спросил с тяжеловесной иронией:
– Вместе?
Марианна стала пунцовой. Жаркая волна бросилась ей в лицо при воспоминании о необыкновенном наслаждении, которое она получила с Итикирой. На секунду она почувствовала себя виноватой, но тут же пригасила это чувство, подчиняясь инстинкту самосохранения:
– Тебе не следует говорить такие вещи, Хосе. Для этого нет причины.
Он смягчился и бесшумно рассмеялся.
– Я просто хотел тебя немного позлить, – сказал он. – Шутки ради. Все-таки, когда выпьешь... И что же, он даже не пытался тебя немного полапать?
Она быстро ответила:
– Нисколько. Он был в мрачном настроении и исповедовался мне. Кажется, он был женат и имеет двоих детей; ты это знал?
Моарес показался удивленным. Он перестал болтать ложкой в чашке и сказал, поднеся ее к губам:
– Нет. И что же стало с его женой?
Он отпил глоток обжигающего кофе. Марианна сделала то же самое, прежде чем ответить:
– Она его бросила.
– Он тебе сказал, почему?
Она некоторое время колебалась, раздумывая над тем, что, может быть, нужно сообщить Хосе сенсацию и он не станет тогда думать ни о чем другом.
– Наверное, он был сильно пьян, раз сказал такое, – продолжал размышлять вслух Хосе.
Она молчала, не зная, какое решение принять, как будто остановилась на грани предательства. Может быть, Бенто пошутил, и тогда было бы глупостью повторять это.
Моарес посмотрел на жену и стал вдруг нервно настаивать:
– Ты рожаешь или что?
– Когда я его спросила, почему это произошло, он мне ответил, что его жена больше не хотела жить вместе со шпионом и что у них были разные взгляды.
Замерев, Моарес повторил, воскликнув:
– Со шпионом? Он так сказал?
– Да, как я тебе рассказала.
Хосе явно не знал, что и думать. Он пожал плечами и одним глотком осушил свою чашку.
– Он над тобой посмеялся!
Ее задела его недоверчивость, и она запротестовала:
– Я уверена, что нет. Во-первых, он не привык шутить, это не в его характере. А потом, он был слишком взволнован. Он сказал это, когда мы клали игрушки для малыша. Тогда он заговорил о своих детях, о праздниках Рождества, которые он проводил со своей семьей. Он даже плакал...
Моарес нахмурил брови.
– Шутишь! Он плакал?
– Клянусь тебе жизнью Жоао!
– Он плакал, когда сказал это... ну... про шпиона?
– Да.
– И он был сильно пьян?
– Пожалуй, да.
– Ну, тогда, может быть, сам того не желая, он и сказал правду.
Хосе стал вынимать ложечкой оставшийся в чашке сахар. Марианна продолжала пить кофе маленькими глотками, после каждого чувствуя себя все лучше. Моарес вытер рот тыльной стороной ладони.
– Это серьезная история. Об этом надо сообщить в полицию.
Удивленная, Марианна вздрогнула.
– Полицейским? Зачем? Это же нас не касается. Моарес нахмурил брови:
– Ну, нет, раз этот парень предает страну, это нас касается!
Хосе завелся, счастливый от возможности устроить неприятности унтер-офицеру, которого не любил за стройную фигуру, форму и то, что он не потел; а еще за восхищенные взгляды, которые иногда бросала на него жена.
– Этот негодяй достоин того, чтобы его повесили!
Марианна в страхе запротестовала:
– Но он, может быть, рассказал это, чтобы посмеяться! Конечно, это так!
– Тс! Тс! Тс! Тс! – Хосе пощелкал языком по небу. – Ну, ты знаешь! – Только что сама утверждала, что он шпион, а теперь говоришь обратное. И потом, если это правда и он попадется, у нас наверняка будут большие неприятности. Нас могут обвинить в пособничестве. Да, да! Во всяком случае, если это не так, то он ничем не рискует, а мы просто выполним свой долг и нас не в чем будет обвинить!
Марианна очень недовольно заметила:
– Но если он узнает, то захочет отомстить...
– Не выдумывай! Пойми, полицейские к этому привыкли. В подобных случаях они сохраняют полную тайну. Если он невиновен, то даже не узнает, что его проверяли. Надо идти, старушка. Тут уже ничего не поделаешь.
– Мне?
– Конечно. Он ведь тебе рассказал все это.
Она машинально снова налила кофе в пустые чашки.
– Если хочешь, – добавил он, – я пойду с тобой...
Марианна вздохнула с некоторым облегчением.
– Меня давно удивляло, – сказал Моарес, – что у такого человека есть машина. А его фотоаппарат? Ты видела? Знаешь, сколько он стоит? Восемь тысяч крузейро! Я видел точно такой же в одной витрине на Авениде.
От величины суммы у нее перехватило дыхание.
– Восемь тысяч крузейро! – повторила она.
– Да, восемь тысяч. Ты можешь мне объяснить, как это тип вроде него может купить аппарат за восемь тысяч? Я тебе скажу: тут что-то нечисто!
Она размышляла. Какие-то детали, двусмысленные слова всплывали у нее в памяти. Итикира был таинственным человеком, в этом не было сомнений...
– Можно, конечно, сходить туда сейчас, поскольку сегодня воскресенье, – снова заговорил Моарес, – но мы пойдем завтра.
– Как хочешь, – ответила она.
6
Энрике Сагарра вел машину небрежно. Часы на приборной доске показывали четыре утра, но он не чувствовал никакой усталости.
Полная луна освещала своим пепельным светом восхитительный пейзаж. Дорога скользила, как змея, по краю Сиерры д'Эстрела, иногда уходя в скалы, иногда перепрыгивая по подвесным мостам через узкие глубокие ущелья.
Придорожная табличка известила Энрике о том, что он находится в десяти километрах от Петрополиса, на высоте восьмисот метров. Интересные сведения. Он сбавил скорость и выключил фары. Лунного света было вполне достаточно, чтобы следить за дорогой, в крайнем случае можно было ориентироваться по белым столбикам на обочине, которые четко выделялись на темном фоне горы.
Он уже собирался остановиться, когда двойной луч света возник довольно далеко слева, исчез на несколько секунд и вынырнул на новом повороте: ему навстречу шла машина.
Энрике включил фары и набрал среднюю скорость. За все это время, а он уже удалился от Рио километров на пятьдесят, ему встретились только два грузовика. Где два, там и три. Все нормально.
Это действительно был грузовик – огромная машина с прицепом. Они разъехались на повороте. Затем автомобиль Сагарры въехал под карниз скалы. Он проехал еще полкилометра в поисках места, откуда он мог бы видеть дорогу в обе стороны и на довольно большое расстояние, чтобы не быть захваченным врасплох. Потом он выключил фары и остановил свой «шевроле» у скалы носом к балюстраде, окаймлявшей поворот.
Он вышел и открыл багажник. Мертвый Перо Кабраль лежал там все такой же скрюченный, с тем же удивленным выражением в больших выпученных глазах.
Убедившись, что ни слева, ни справа машин нет, Сагарра вытащил труп Перо Кабраля. Человек умер больше двух часов назад, но жара в багажнике не дала телу остыть. Оно было все еще достаточно гибким, и Энрике мог придать ему любую позу.
Он донес тело до переднего сиденья, на место, с которого только что сошел сам. Мотор продолжал работать почти бесшумно. Энрике положил мертвеца грудью на руль и переставил рычаг на передний ход. Затем он снял машину с тормоза и нагнулся, чтобы поставить ногу трупа на педаль газа. Машина рванулась. Сагарра успел отскочить, но все-таки получил удар дверцей по плечу. «Шевроле», быстро набирая скорость, покатил прямо к бордюру.
Удар произвел сильный шум. Два столбика ограждения разлетелись на куски. Тяжелая и стремительная машина прыгнула в пустоту, и Энрике ее больше не видел. Несколько бесконечных секунд, потом жуткий грохот, долго разносившийся по высоким горам.
Держась правой рукой за ушибленное плечо, Энрике подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Там было совершенно тихо и ничего не видно. Разбитый «шевроле» находился в густом кустарнике, и могло бы пройти немало времени, прежде чем его найдут... Если в только не пробитая балюстрада.
Энрике Сагарра посмотрел, подумал и решил, что работа сделана неплохо, потер руки и пошел назад, в Рио.
Он, разумеется не собирался пройти все пятьдесят километров пешком, но хотел сначала отойти подальше от места своего последнего подвига. Энрике заранее наметил себе один особо сложный поворот, где грузовикам приходилось сбавлять ход до скорости менее десяти километров в час...
Энрике Сагарра, испанец по происхождению, был еще не стар, имел тонкую талию, узкие бедра и изящные движения танцора. На костлявом его лице с волевым плотным подбородком и матовой кожей выделялись горящие, слегка зауженные, мавританские глаза с очень длинными и густыми, как у женщины, ресницами и тонкие усики покорителя сердец. Он всегда был очень элегантным, очень ухоженным, очень чистым, но прядь черных вьющихся волос, несмотря на все усилия постоянно спадавшая на лоб, придавала его чопорному виду необходимую черточку небрежности. Роста Энрике был не очень высокого, но, тем не менее, очень нравился многим женщинам, считавшим его обворожительным... Сколько Энрике Сагарра помнил себя, он всегда вел довольно бурную жизнь. Откровенно говоря, простой рассказ о его жизни составил бы не один авантюрный роман с лихо закрученными сюжетами. Но Энрике об этом не думал. Он не чувствовал вкуса к литературе, предпочитая музыку жизни.
В начале последней мировой войны он находился в Тулузе, во Франции, куда бежал из Испании, где воевал в рядах республиканцев. В 1942 году немцы вторглись в неоккупированную зону и он создал партизанский отряд, специализировавшийся на диверсиях и уничтожении коллаборационистов. После освобождения неблагодарные французы хотели его арестовать под тем предлогом, что иногда он действовал необдуманно и по его приказу были расстреляны люди, совершенно невиновные. Неизбежные издержки войны, считал Сагарра.
Возмущенный таким отношением, он тотчас бросился в объятья американского УСС Управление Стратегических Служб – американская разведслужба, замененная после войны ЦРУ.
, где ему повезло встретить людей, способных оценить его по достоинству.
Он оказался настолько полезным, что его оставили, перевели в США, а когда УСС было распущено и заменено ЦРУ, его приняли в новую разведслужбу. Энрике Сагарра фигурировал в ведомостях ЦРУ на выплату жалования как «специальный агент» и был вполне доволен своей судьбой.
Когда он, наконец, достиг поворота, где собирался ждать подходящий грузовик, его хронометр показывал четыре часа сорок пять минут. Место было выбрано что надо: это был крутой вираж с сильным уклоном дороги и малым обзором. С одной стороны шла стена скал, с другой – обрыв, глубокий, как настоящая бездна. В этом месте водитель тяжелого грузовика не имел права совершить ошибку.
Энрике прислонился к стене и замер, борясь с мучившим его желанием закурить.
Перо Кабраль, которого он ликвидировал, был занятным типом: он посчитал себя умнее всех. Кабраль не очень-то преуспел в своих делах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15