Если он промахнется или удар парирует вратарь, все в один голом восклицают: «Имел верный момент и смазал!» Когда же гол рождается не столь явно, когда его не ждали, принято говорить: «Мяч забит из трудного положения».
Шенгелия, согласен, может при поверхностном взгляде произвести впечатление форварда, играющего элементарно. При атаке своей команды он торопится в чужую штрафную площадь, как на рабочее место по звонку, и ждет случая, чтобы ударить по мячу, полученному от партнеров. Предположим, он в самом деле на подхвате. Почему же тогда он так удачлив? Почему ни наши испытанные защитники, ни иностранные не находят на него управу – такие ли они простачки?
А разгадка в том – и это прозевал мой коллега, – что Шенгелия большей частью забивает те самые голы из трудного положения. Он стоит на ногах как вкопанный, принимает на плечи и спину тяжесть напора защитников, срывается с места легко, неуловимо, как вспугнутая птица, уверенно манипулирует с мячом, смело пускаясь в обводку в тесноте, на кратчайшем расстоянии, он прирожденный конспиратор, таящий свои намерения, бьет с обеих ног и в прыжке головой, у него острый глаз, ходы партнеров предвидит по неуловимым признакам. Благодаря всему этому Шенгелия забивает голы вроде бы из ничего, фактически же обеспеченные его разносторонностью.
Как бомбардир, он оказал множество важных услуг и своему клубу в пору его взлета, и молодежной сборной, когда она завоевала звание чемпиона Европы, и первой сборной в отборочном турнире к чемпионату мира 1982 года. Но такой отзыв слишком узок. Шенгелия имеет не одни турнирные заслуги – он расширил наши представления о голевом моменте. А это вклад в футбол.
Шенгелия – кутаисец, воспитанник тренера Карло Хурцидзе, благословившего в большой футбол Кутивадзе, Дзодзуашвили, братьев Нодия, Сулаквелидзе, Костава, Сванадзе. Мне представляются интересными слова Шенгелия о первом тренере: «Он учил меня тому, что я любил, – забивать голы, мы с ним искали самые разные, сложные, невероятные моменты». Как это мудро, разглядеть в мальчишке его склонность, его направление и поощрить, дать толчок! Это совсем не одно и то же, что обучать ребят по единой программе, ради всеобщей успеваемости, когда таланты, без которых изнывает футбол, проходят незамеченными в толпе и непоощренными.
Шестнадцатилетним Шенгелия стал форвардом кутаисского «Торпедо», игравшего в первой лиге, а когда выяснилось, что парень из забивающих, его перевели в тбилисское «Динамо». Ему было двадцать два, «Динамо» выиграло чемпионат, а Шенгелия избрали лучшим футболистом года. Он играл под безоблачным небом: в прекрасной команде, в компании с Кипиани, Гуцаевым, Дараселия, Чивадзе, его понимали, и он всех понимал. Спустя еще три года тбилисцы разжились Кубком кубков, а их лучший бомбардир снова избран первым футболистом года. Начали поговаривать, что если так пойдет и дальше, Шенгелия приблизится к Блохину, потягается с ним по числу забитых голов.
И тут над головой Шенгелия собрались тучи. Внешне это выразилось в исчезновении его фамилии из списка «33 лучших», где до этого он был завсегдатаем. Списки эти составляют тренеры, люди, знающие цену игрокам, умеющие обнаруживать колебания в их игре. Да и зрители замечали, что Шенгелия «не тот», потяжелел, часто его заменяли во время матчей, потеряв надежду. И это в 25–26 лет!
Об игроках принято судить просто: в форме он или не в форме. Форма – это полная готовность к игре. Для футболистов, выступающих с марта по декабрь в десятках матчей разных турниров, каждый из которых помимо того, что значителен, еще и собирает аудиторию, жаждущую получить нешуточное зрелище, постоянная готовность едва ли не главная проверка их тренировочного труда, образа жизни, самосознания – словом, квалификации. Если футболист славится умением, интересными приемами, имеет успех у публики, но мы время от времени видим его на поле еле таскающим ноги и все у него идет вкривь и вкось, правильно будет поостеречься с производством его в классные мастера. Высокий класс постоянен. Лучшие потому и лучшие, что их не шатает из стороны в сторону – самолюбие им этого не разрешает.
Все, что футболист умеет, – это его богатство, и преподнесенное природой и отточенное, затверженное бесконечными рабочими повторениями. Беречь это богатство и значит быть в форме. А оно, это богатство, тонкое, хрупкое, не выносит пустой самоуверенности. Так в любом мастерстве, в том числе и в футбольном.
Шенгелия продолжает играть. И не пустился бы я в нравоучения, если бы не испытывал симпатии к форварду, наделенному редким даром забивать из трудных положений.
ВАЛЕРИЙ ГАЗЗАЕВ
Уроженец Орджоникидзе, он появился для всеобщего обозрения в московском «Локомотиве», а с 1979 года состоял в «Динамо». И «Локомотив» дышал на ладан, и от прославленного столичного динамовского клуба в это время оставалось одно название. Если и было на кого посмотреть, то на Газзаева. Он держал на себе весь репертуар «Динамо». Так бывает в цирке: номера так себе, но великолепный клоун спасает представление. Стоп! Так ли уж случайно подвернулось слово «клоун»?
В житейском разговорном обиходе слово это содержит насмешку. А в цирке? Там – нетерпеливое ожидание, восхищение, уважение. Еще бы, Дуров, Карандаш, Попов, Никулин – признанные мастера своего дела, знаменитости, артисты, взглянуть на которых публика валом валила!
Талантливый клоун – и жонглер, и акробат, и канатоходец, и дрессировщик, и фокусник. Он умеет все, и это умение ловко, исподволь обращает в эксцентрику, пользуется им как того требует реприза, по-своему, как ему надо. Он не пробавляется шуточками и трюками – он смешит со смыслом, с намеком, у него есть цель, он знает, чего добивается. Он обречен быть заметным, ему не за кого укрыться. Одна оплошность – и пиши пропало. Он обязан быть единственным в своем роде, ни на кого не похожим, обладать непосредственностью, которая позволяет зрителям верить, что его выходки рождаются тут же, на глазах, «из ничего».
Газзаев на футбольном поле – фигура не для подражания, он сам по себе, таких называют характерными персонажами. Его вихляющаяся, вразвалочку походка, черные усики, короткая прическа с мысиком надо лбом, которую он не забывает оглаживать, выделяют его еще до того, как началась игра. Так и кажется, что этот человек способен к чему-то необычному, незаурядному. И впечатление не обманывает.
У меня нет оснований предположить, что он намеренно старается выделиться, обратить на себя внимание. Но так получается. Если о других мастерах уместно отозваться, что они дриблинг, финты и иные сложные хитрости применяют, то Газзаев их демонстрирует, блещет ими. Он создан для них, он их обожает, верит в них. И знает себе цену, как мастер всего тонкого, затейливого, с выкрутасами, с обманом, что хранится в заветных тайниках футбола.
В игру он пускается с нескрываемым удовольствием, и мы на трибунах проникаемся его неравнодушием и ждем, что же он сотворит, какое коленце выкинет. Он терпелив, как заядлый охотник. У него может долго ничего не клеиться, его отрежут, заслонят бдительные, расторопные защитники, он прикинется потерявшим всякие надежды, впадет в мнимую апатию, а сам будет подстерегать тот подходящий момент, когда окажутся кстати его опасные штучки. Вроде бы игра обрела монотонность, защитники противостоящей «Динамо» команды полностью приноровились к атакам и прерывают их с автоматической четкостью, как вдруг все круто переменилось, смешалось, сбилось – это Газзаев прорвался там, где его не ждали, обвел одного, второго и ударил на бегу, и мяч, словно сам войдя во вкус дриблинга, по немыслимой кривой снижается в верхнем углу, и вратарь в отчаянии.
Газзаев щедро, большими дозами отпускает аудитории изящные, редкие приемы, в обычных матчах мелькающие изредка и ненадолго. Глядя на него, их можно изучать, ими можно любоваться. Нередко в желании обязательно довести до конца свои «па», он забывает, что не один, и становится похож на тетерева, теряющего слух, когда токует. Тут его принимаются поругивать. Но быстро прощают. Его счастье, его самое дорогое свойство в том, что он, будучи жадным до игры, до мяча, жаден и до разящего удара по воротам. Неутомимый исследователь К.Есенин подсчитал, что из 34 голов, забитых Газзаевым в чемпионатах 1979–1981 годов, 29 определяли конечный результат матча, прибавляли «Динамо» турнирные очки. Как не простить такому форварду, что он порою «заигрывается»! Вспомним и то, что в финальном матче розыгрыша Кубка СССР 1984 года, когда «Динамо» встречалось с «Зенитом», не кто иной как Газзаев открыл счет, а потом с его идеальной подачи забил Бородюк. И была отпразднована победа, которой так не хватало бедствовавшему клубу!
Вся игровая жизнь Газзаева соткана из «за» и «против». Я не раз убеждался, что болельщики и годы спустя не могут ему простить коряво пробитого пенальти из серии послематчевых в финале Кубка СССР в 1979 году, после чего приз оказался в руках тбилисских динамовцев. И осенью 1984 года, опять в кубковой встрече, но с киевскими динамовцами, и опять в послематчевой серии, Газзаев смазал пенальти. Числятся за ним и другие промахи при этом ударе. А он тем не менее не упускает случая выйти к одиннадцатиметровой отметке, хотя всем мало-мальски сведущим зрителям известно, что он рискует, играет с огнем.
Не оттого ли его притягивает этот штрафной удар, что в нем, горячем, вспыльчивом, вскипает жажда мщения, – ведь в матчах «Динамо» противников наказывают главным образом за неправедные попытки остановить рвущегося к воротам Газзаева? Не оттого ли он в неладах с этим ударом, требующим хладнокровия, что наносит его в сердцах?
Свои отношения со зрителями Газзаев сам в одном из интервью расценивал как сложные. Иначе и быть не может – фигура он противоречивая. Весь вопрос в том, с каким аршином к нему подходить. Если потребовать, чтобы он решительно все делал правильно, по учебнику, боюсь, что форвард Газзаев растворился бы и мы бы здесь речи о нем не вели. Любой знаменитый нападающий потому и заметен, что умеет, когда иначе нельзя, повести себя и сыграть «неправильно». Газзаев предложил общему вниманию собственное истолкование роли форварда. И упрямо постоял за себя, забив сто федотовских голов. Он мечтал об этом не таясь, и не одно самолюбие его подхлестывало, а и сознание, что этим достижением он докажет свою правоту перед футболом, перечеркнет многие из «против», ибо что может быть убедительнее, чем мяч во вздрогнувшей сетке!
У оригинальности, самостоятельности есть свои пределы. Лучший бомбардир московского «Динамо», неугомонный затейник, пролаза, искусник, несколько сезонов находившийся у всех на виду, однако тренеров сборной команды страны ставил в тупик. Брать или не брать? Напрочь отказаться от популярного форварда было трудно, и его испытывали. Но всякий раз наступало быстрое разочарование. Тщетно гадать, приспособился бы он, вольница, к строгой игре сборной, если бы ему отвели побольше времени. Но его включения и впрямь выглядели диссонансом. Он играл, как ему было естественно, а сборная не та боевая единица, которая может довериться одному, даже большому, мастеру, безукоризненное равноправное коллективное маневрирование – условие благополучия этого гвардейского подразделения. Эксцентричность Газзаева выглядела чрезмерной, нарочитой, наивной.
Однажды Газзаев, забив красивый мяч, от избытка чувств кувыркнулся через голову. Было ему тридцать, а какая детскость! Нет, не случайно подвернулось слово «клоун». В лучшем, цирковом, смысле этого слова. Артист, мастер, умеющий зажечь, взбудоражить, развлечь публику и твердо знающий, чему в конечном счете должна служить в игре хитроумная реприза, что она не пустячок, не смешинка, а приближение к голу. Его фамилия, зажженная на стадионном табло после взятия ворот, – такой он мыслил свою афишу.
СЕРГЕЙ АНДРЕЕВ
Каждый из нас в детской компании знавал мальчиков, которые и в играх и когда надо было спасаться после проказ быстрее всех срывались с места, и только их и видели. Такой уж им отпущен природный дар. В спорте он называется стартовой скоростью. Андреев отмечен этим даром. Не знаю, выручал ли он его когда-нибудь. в минуту опасности. В футбольной игре ему, форварду, он служит, чтобы идти навстречу опасности.
Его можно увидеть и в середине поля, и на флангах с мячом и в борьбе за мяч, в контакте с партнерами, пасующим и принимающим пас. Но это еще не Андреев, а футболист, каких немало. Когда же мяч окажется в его ногах поближе к штрафной площади противника и он, только что безучастный, ринется вперед, мгновенно оставив за спиной тех, кто неусыпно его караулил, – это Андреев. Когда, часто перебирая короткими массивными ногами, он неуловимо, на бегу, без замаха с пушечной силой выстрелит по воротам, – это тем более Андреев.
Он не оставляет впечатления красивого форварда, каким были Бобров, Сальников, Стрельцов, Кипиани. Приземистый, квадратный крепыш, твердо стоящий на ногах, он ничем не выделяется на поле, его теряешь из виду среди более высоких и представительных футболистов. Но соседям на трибунах так и хочется посоветовать не сводить с него глаз. Он молниеносен и тем красив. Красив и полет мяча после его удара. Чуть зазеваешься, отвлечешься – и уже упустил андреевский взрыв и жди тогда телевизионного повторения в «Футбольном обозрении».
Форварды такого склада способны состоять в команде любого направления, их можно включить и в комбинационные росчерки, и в отрывистые контратаки, и в напористое давление, их можно оставлять впереди подкарауливать случай и давать им простор, отступя от ворот противника, в расчете на пронизывающий выпад. Они появляются на футбольном небосклоне не столь уж часто, эти люди, – короткие молнии.
Ростовский СКА – команда капризной судьбы. Ростов – один из городов, имеющих у нас давнюю и вполне обоснованную славу футбольного города. А его команда то долго украшает собой высшую лигу, то соскользнет в первую, вернется в высшую, наделает там переполох и снова, как с горки, съедет в первую. Андреев разделил со своим СКА и хмурые превратности судьбы, и солнечные дни. Дважды его команда уходила в первую лигу, сначала на два сезона, потом на один. И возвращалась. Если принять во внимание, что Андреев в трех турнирах первой лиги забил 56 мячей (в зачет Клуба они не идут), то справедливо будет сказать, что он не просто «разделил судьбу», а сделал все, что от него зависело, чтобы руководить судьбой. Одна из причин власти футбола над нами состоит в том, что мы судим о нем не только как об игре, а и как о жизни. И интересно, что футбольные коллизии, как правило, пробуждают в людях обостренное желание, чтобы решительно все свершалось на законных основаниях, честно, справедливо, по совести и, если угодно, красиво. И потому верность игрока своему клубу, да еще большого игрока клубу, испытывающему потрясения, вызывает уважение.
Можно и сто и больше раз отправить мяч в прямоугольник ворот, а привыкнуть к этому невозможно. Точно так же не приедается зрелище гола и аудитории. Пусть это футбольное таинство повторяется – оно неповторимо, в нем заложена новизна свершения. Но есть голы незабываемые. Они входят в историю, переживают тех, кто их забил. Не каждому, даже искусному, мастеру они удаются. У Андреева таких голов два.
Год 1980-й, Рио-де-Жанейро, стадион «Маракана», товарищеский матч сборных Бразилии и СССР. При счете 1:1 (первый мяч провел Ф. Черенков) Андреев наносит решающий удар, и победа, первая победа советских футболистов над легендарными бразильцами! Сбылось то, о чем мечтали игроки нескольких поколений со дня первой встречи нашей и бразильской сборных в 1958 году на стадионе «Уллеви» в шведском городе Гетеборге во время чемпионата мира. Тогда был проигрыш – 0:2. Однажды, в 1965 году, на «Маракане» нашим удалась ничья – 2:2, и любопытно, что мячи забили члены Клуба Банишевский и Метревели. Теперь можно с чувством гордости за федотовский Клуб отметить, что победу над бразильцами тоже принес форвард, в нем состоящий.
Год 1981-й, Москва, Лужники, финальный матч Кубка СССР. «Спартак» – ростовский СКА. Подразумевалось, что выиграет «Спартак»: его щегольская комбинационная игра в расцвете, он дома, на трибунах в полном сборе его наэлектризованные, избалованные, самоуверенные болельщики. А ростовская команда не слабенькая, конечно, но и звезд с неба не хватает. На весах, куда кидали гирьки, отлитые из логических доводов, спартаковская чаша перевешивала. Но матч, когда он всего один, очень легко из теоремы преображается в драму. Спартаковцы не забили пенальти. Их гирьки смело с поля, и над игрой повис знак вопроса. А у ростовчан осталась в неприкосновенности их надежная гирька – короткая молния Андреева. И она-таки сверкнула в полете метко посланного им в дальний угол мяча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Шенгелия, согласен, может при поверхностном взгляде произвести впечатление форварда, играющего элементарно. При атаке своей команды он торопится в чужую штрафную площадь, как на рабочее место по звонку, и ждет случая, чтобы ударить по мячу, полученному от партнеров. Предположим, он в самом деле на подхвате. Почему же тогда он так удачлив? Почему ни наши испытанные защитники, ни иностранные не находят на него управу – такие ли они простачки?
А разгадка в том – и это прозевал мой коллега, – что Шенгелия большей частью забивает те самые голы из трудного положения. Он стоит на ногах как вкопанный, принимает на плечи и спину тяжесть напора защитников, срывается с места легко, неуловимо, как вспугнутая птица, уверенно манипулирует с мячом, смело пускаясь в обводку в тесноте, на кратчайшем расстоянии, он прирожденный конспиратор, таящий свои намерения, бьет с обеих ног и в прыжке головой, у него острый глаз, ходы партнеров предвидит по неуловимым признакам. Благодаря всему этому Шенгелия забивает голы вроде бы из ничего, фактически же обеспеченные его разносторонностью.
Как бомбардир, он оказал множество важных услуг и своему клубу в пору его взлета, и молодежной сборной, когда она завоевала звание чемпиона Европы, и первой сборной в отборочном турнире к чемпионату мира 1982 года. Но такой отзыв слишком узок. Шенгелия имеет не одни турнирные заслуги – он расширил наши представления о голевом моменте. А это вклад в футбол.
Шенгелия – кутаисец, воспитанник тренера Карло Хурцидзе, благословившего в большой футбол Кутивадзе, Дзодзуашвили, братьев Нодия, Сулаквелидзе, Костава, Сванадзе. Мне представляются интересными слова Шенгелия о первом тренере: «Он учил меня тому, что я любил, – забивать голы, мы с ним искали самые разные, сложные, невероятные моменты». Как это мудро, разглядеть в мальчишке его склонность, его направление и поощрить, дать толчок! Это совсем не одно и то же, что обучать ребят по единой программе, ради всеобщей успеваемости, когда таланты, без которых изнывает футбол, проходят незамеченными в толпе и непоощренными.
Шестнадцатилетним Шенгелия стал форвардом кутаисского «Торпедо», игравшего в первой лиге, а когда выяснилось, что парень из забивающих, его перевели в тбилисское «Динамо». Ему было двадцать два, «Динамо» выиграло чемпионат, а Шенгелия избрали лучшим футболистом года. Он играл под безоблачным небом: в прекрасной команде, в компании с Кипиани, Гуцаевым, Дараселия, Чивадзе, его понимали, и он всех понимал. Спустя еще три года тбилисцы разжились Кубком кубков, а их лучший бомбардир снова избран первым футболистом года. Начали поговаривать, что если так пойдет и дальше, Шенгелия приблизится к Блохину, потягается с ним по числу забитых голов.
И тут над головой Шенгелия собрались тучи. Внешне это выразилось в исчезновении его фамилии из списка «33 лучших», где до этого он был завсегдатаем. Списки эти составляют тренеры, люди, знающие цену игрокам, умеющие обнаруживать колебания в их игре. Да и зрители замечали, что Шенгелия «не тот», потяжелел, часто его заменяли во время матчей, потеряв надежду. И это в 25–26 лет!
Об игроках принято судить просто: в форме он или не в форме. Форма – это полная готовность к игре. Для футболистов, выступающих с марта по декабрь в десятках матчей разных турниров, каждый из которых помимо того, что значителен, еще и собирает аудиторию, жаждущую получить нешуточное зрелище, постоянная готовность едва ли не главная проверка их тренировочного труда, образа жизни, самосознания – словом, квалификации. Если футболист славится умением, интересными приемами, имеет успех у публики, но мы время от времени видим его на поле еле таскающим ноги и все у него идет вкривь и вкось, правильно будет поостеречься с производством его в классные мастера. Высокий класс постоянен. Лучшие потому и лучшие, что их не шатает из стороны в сторону – самолюбие им этого не разрешает.
Все, что футболист умеет, – это его богатство, и преподнесенное природой и отточенное, затверженное бесконечными рабочими повторениями. Беречь это богатство и значит быть в форме. А оно, это богатство, тонкое, хрупкое, не выносит пустой самоуверенности. Так в любом мастерстве, в том числе и в футбольном.
Шенгелия продолжает играть. И не пустился бы я в нравоучения, если бы не испытывал симпатии к форварду, наделенному редким даром забивать из трудных положений.
ВАЛЕРИЙ ГАЗЗАЕВ
Уроженец Орджоникидзе, он появился для всеобщего обозрения в московском «Локомотиве», а с 1979 года состоял в «Динамо». И «Локомотив» дышал на ладан, и от прославленного столичного динамовского клуба в это время оставалось одно название. Если и было на кого посмотреть, то на Газзаева. Он держал на себе весь репертуар «Динамо». Так бывает в цирке: номера так себе, но великолепный клоун спасает представление. Стоп! Так ли уж случайно подвернулось слово «клоун»?
В житейском разговорном обиходе слово это содержит насмешку. А в цирке? Там – нетерпеливое ожидание, восхищение, уважение. Еще бы, Дуров, Карандаш, Попов, Никулин – признанные мастера своего дела, знаменитости, артисты, взглянуть на которых публика валом валила!
Талантливый клоун – и жонглер, и акробат, и канатоходец, и дрессировщик, и фокусник. Он умеет все, и это умение ловко, исподволь обращает в эксцентрику, пользуется им как того требует реприза, по-своему, как ему надо. Он не пробавляется шуточками и трюками – он смешит со смыслом, с намеком, у него есть цель, он знает, чего добивается. Он обречен быть заметным, ему не за кого укрыться. Одна оплошность – и пиши пропало. Он обязан быть единственным в своем роде, ни на кого не похожим, обладать непосредственностью, которая позволяет зрителям верить, что его выходки рождаются тут же, на глазах, «из ничего».
Газзаев на футбольном поле – фигура не для подражания, он сам по себе, таких называют характерными персонажами. Его вихляющаяся, вразвалочку походка, черные усики, короткая прическа с мысиком надо лбом, которую он не забывает оглаживать, выделяют его еще до того, как началась игра. Так и кажется, что этот человек способен к чему-то необычному, незаурядному. И впечатление не обманывает.
У меня нет оснований предположить, что он намеренно старается выделиться, обратить на себя внимание. Но так получается. Если о других мастерах уместно отозваться, что они дриблинг, финты и иные сложные хитрости применяют, то Газзаев их демонстрирует, блещет ими. Он создан для них, он их обожает, верит в них. И знает себе цену, как мастер всего тонкого, затейливого, с выкрутасами, с обманом, что хранится в заветных тайниках футбола.
В игру он пускается с нескрываемым удовольствием, и мы на трибунах проникаемся его неравнодушием и ждем, что же он сотворит, какое коленце выкинет. Он терпелив, как заядлый охотник. У него может долго ничего не клеиться, его отрежут, заслонят бдительные, расторопные защитники, он прикинется потерявшим всякие надежды, впадет в мнимую апатию, а сам будет подстерегать тот подходящий момент, когда окажутся кстати его опасные штучки. Вроде бы игра обрела монотонность, защитники противостоящей «Динамо» команды полностью приноровились к атакам и прерывают их с автоматической четкостью, как вдруг все круто переменилось, смешалось, сбилось – это Газзаев прорвался там, где его не ждали, обвел одного, второго и ударил на бегу, и мяч, словно сам войдя во вкус дриблинга, по немыслимой кривой снижается в верхнем углу, и вратарь в отчаянии.
Газзаев щедро, большими дозами отпускает аудитории изящные, редкие приемы, в обычных матчах мелькающие изредка и ненадолго. Глядя на него, их можно изучать, ими можно любоваться. Нередко в желании обязательно довести до конца свои «па», он забывает, что не один, и становится похож на тетерева, теряющего слух, когда токует. Тут его принимаются поругивать. Но быстро прощают. Его счастье, его самое дорогое свойство в том, что он, будучи жадным до игры, до мяча, жаден и до разящего удара по воротам. Неутомимый исследователь К.Есенин подсчитал, что из 34 голов, забитых Газзаевым в чемпионатах 1979–1981 годов, 29 определяли конечный результат матча, прибавляли «Динамо» турнирные очки. Как не простить такому форварду, что он порою «заигрывается»! Вспомним и то, что в финальном матче розыгрыша Кубка СССР 1984 года, когда «Динамо» встречалось с «Зенитом», не кто иной как Газзаев открыл счет, а потом с его идеальной подачи забил Бородюк. И была отпразднована победа, которой так не хватало бедствовавшему клубу!
Вся игровая жизнь Газзаева соткана из «за» и «против». Я не раз убеждался, что болельщики и годы спустя не могут ему простить коряво пробитого пенальти из серии послематчевых в финале Кубка СССР в 1979 году, после чего приз оказался в руках тбилисских динамовцев. И осенью 1984 года, опять в кубковой встрече, но с киевскими динамовцами, и опять в послематчевой серии, Газзаев смазал пенальти. Числятся за ним и другие промахи при этом ударе. А он тем не менее не упускает случая выйти к одиннадцатиметровой отметке, хотя всем мало-мальски сведущим зрителям известно, что он рискует, играет с огнем.
Не оттого ли его притягивает этот штрафной удар, что в нем, горячем, вспыльчивом, вскипает жажда мщения, – ведь в матчах «Динамо» противников наказывают главным образом за неправедные попытки остановить рвущегося к воротам Газзаева? Не оттого ли он в неладах с этим ударом, требующим хладнокровия, что наносит его в сердцах?
Свои отношения со зрителями Газзаев сам в одном из интервью расценивал как сложные. Иначе и быть не может – фигура он противоречивая. Весь вопрос в том, с каким аршином к нему подходить. Если потребовать, чтобы он решительно все делал правильно, по учебнику, боюсь, что форвард Газзаев растворился бы и мы бы здесь речи о нем не вели. Любой знаменитый нападающий потому и заметен, что умеет, когда иначе нельзя, повести себя и сыграть «неправильно». Газзаев предложил общему вниманию собственное истолкование роли форварда. И упрямо постоял за себя, забив сто федотовских голов. Он мечтал об этом не таясь, и не одно самолюбие его подхлестывало, а и сознание, что этим достижением он докажет свою правоту перед футболом, перечеркнет многие из «против», ибо что может быть убедительнее, чем мяч во вздрогнувшей сетке!
У оригинальности, самостоятельности есть свои пределы. Лучший бомбардир московского «Динамо», неугомонный затейник, пролаза, искусник, несколько сезонов находившийся у всех на виду, однако тренеров сборной команды страны ставил в тупик. Брать или не брать? Напрочь отказаться от популярного форварда было трудно, и его испытывали. Но всякий раз наступало быстрое разочарование. Тщетно гадать, приспособился бы он, вольница, к строгой игре сборной, если бы ему отвели побольше времени. Но его включения и впрямь выглядели диссонансом. Он играл, как ему было естественно, а сборная не та боевая единица, которая может довериться одному, даже большому, мастеру, безукоризненное равноправное коллективное маневрирование – условие благополучия этого гвардейского подразделения. Эксцентричность Газзаева выглядела чрезмерной, нарочитой, наивной.
Однажды Газзаев, забив красивый мяч, от избытка чувств кувыркнулся через голову. Было ему тридцать, а какая детскость! Нет, не случайно подвернулось слово «клоун». В лучшем, цирковом, смысле этого слова. Артист, мастер, умеющий зажечь, взбудоражить, развлечь публику и твердо знающий, чему в конечном счете должна служить в игре хитроумная реприза, что она не пустячок, не смешинка, а приближение к голу. Его фамилия, зажженная на стадионном табло после взятия ворот, – такой он мыслил свою афишу.
СЕРГЕЙ АНДРЕЕВ
Каждый из нас в детской компании знавал мальчиков, которые и в играх и когда надо было спасаться после проказ быстрее всех срывались с места, и только их и видели. Такой уж им отпущен природный дар. В спорте он называется стартовой скоростью. Андреев отмечен этим даром. Не знаю, выручал ли он его когда-нибудь. в минуту опасности. В футбольной игре ему, форварду, он служит, чтобы идти навстречу опасности.
Его можно увидеть и в середине поля, и на флангах с мячом и в борьбе за мяч, в контакте с партнерами, пасующим и принимающим пас. Но это еще не Андреев, а футболист, каких немало. Когда же мяч окажется в его ногах поближе к штрафной площади противника и он, только что безучастный, ринется вперед, мгновенно оставив за спиной тех, кто неусыпно его караулил, – это Андреев. Когда, часто перебирая короткими массивными ногами, он неуловимо, на бегу, без замаха с пушечной силой выстрелит по воротам, – это тем более Андреев.
Он не оставляет впечатления красивого форварда, каким были Бобров, Сальников, Стрельцов, Кипиани. Приземистый, квадратный крепыш, твердо стоящий на ногах, он ничем не выделяется на поле, его теряешь из виду среди более высоких и представительных футболистов. Но соседям на трибунах так и хочется посоветовать не сводить с него глаз. Он молниеносен и тем красив. Красив и полет мяча после его удара. Чуть зазеваешься, отвлечешься – и уже упустил андреевский взрыв и жди тогда телевизионного повторения в «Футбольном обозрении».
Форварды такого склада способны состоять в команде любого направления, их можно включить и в комбинационные росчерки, и в отрывистые контратаки, и в напористое давление, их можно оставлять впереди подкарауливать случай и давать им простор, отступя от ворот противника, в расчете на пронизывающий выпад. Они появляются на футбольном небосклоне не столь уж часто, эти люди, – короткие молнии.
Ростовский СКА – команда капризной судьбы. Ростов – один из городов, имеющих у нас давнюю и вполне обоснованную славу футбольного города. А его команда то долго украшает собой высшую лигу, то соскользнет в первую, вернется в высшую, наделает там переполох и снова, как с горки, съедет в первую. Андреев разделил со своим СКА и хмурые превратности судьбы, и солнечные дни. Дважды его команда уходила в первую лигу, сначала на два сезона, потом на один. И возвращалась. Если принять во внимание, что Андреев в трех турнирах первой лиги забил 56 мячей (в зачет Клуба они не идут), то справедливо будет сказать, что он не просто «разделил судьбу», а сделал все, что от него зависело, чтобы руководить судьбой. Одна из причин власти футбола над нами состоит в том, что мы судим о нем не только как об игре, а и как о жизни. И интересно, что футбольные коллизии, как правило, пробуждают в людях обостренное желание, чтобы решительно все свершалось на законных основаниях, честно, справедливо, по совести и, если угодно, красиво. И потому верность игрока своему клубу, да еще большого игрока клубу, испытывающему потрясения, вызывает уважение.
Можно и сто и больше раз отправить мяч в прямоугольник ворот, а привыкнуть к этому невозможно. Точно так же не приедается зрелище гола и аудитории. Пусть это футбольное таинство повторяется – оно неповторимо, в нем заложена новизна свершения. Но есть голы незабываемые. Они входят в историю, переживают тех, кто их забил. Не каждому, даже искусному, мастеру они удаются. У Андреева таких голов два.
Год 1980-й, Рио-де-Жанейро, стадион «Маракана», товарищеский матч сборных Бразилии и СССР. При счете 1:1 (первый мяч провел Ф. Черенков) Андреев наносит решающий удар, и победа, первая победа советских футболистов над легендарными бразильцами! Сбылось то, о чем мечтали игроки нескольких поколений со дня первой встречи нашей и бразильской сборных в 1958 году на стадионе «Уллеви» в шведском городе Гетеборге во время чемпионата мира. Тогда был проигрыш – 0:2. Однажды, в 1965 году, на «Маракане» нашим удалась ничья – 2:2, и любопытно, что мячи забили члены Клуба Банишевский и Метревели. Теперь можно с чувством гордости за федотовский Клуб отметить, что победу над бразильцами тоже принес форвард, в нем состоящий.
Год 1981-й, Москва, Лужники, финальный матч Кубка СССР. «Спартак» – ростовский СКА. Подразумевалось, что выиграет «Спартак»: его щегольская комбинационная игра в расцвете, он дома, на трибунах в полном сборе его наэлектризованные, избалованные, самоуверенные болельщики. А ростовская команда не слабенькая, конечно, но и звезд с неба не хватает. На весах, куда кидали гирьки, отлитые из логических доводов, спартаковская чаша перевешивала. Но матч, когда он всего один, очень легко из теоремы преображается в драму. Спартаковцы не забили пенальти. Их гирьки смело с поля, и над игрой повис знак вопроса. А у ростовчан осталась в неприкосновенности их надежная гирька – короткая молния Андреева. И она-таки сверкнула в полете метко посланного им в дальний угол мяча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18