Сверху заснеженный двор казался пустым – ничего необычного. Декан закрыл окно и повернулся к нему спиной. «А это случайно не…» Он задумался: на что же они похожи, эти непонятные штучки, заполнившие двор? Но ничего подходящего на ум не приходило. Воздушные шарики, что ли. Но воздушные шарики не обладают такими отвратительными полупрозрачными свойствами – ни дать ни взять привидения. Он прошел в спальню, переоделся в пижаму и лег, но сон не шел. Он слишком долго продремал у сэра Кошкарта, кроме того, не давало покоя недавнее приключение. Прошел час. Декан встал с кровати, накинул халат, спустился вниз и стал всматриваться в глубину двора, однако ночь выдалась темная, хоть глаз выколи. Декан вышел во двор и наткнулся на один из предметов. «Ну, так и есть», – пробормотал он и нагнулся за этой интересной вещью. Штуковина была упругой, чуть маслянистой и, как только Декан попытался ее ухватить, выскользнула из пальцев. Он попробовал поймать другую, но и она сбежала, и только с третьей попытки он сумел удержать ее. Декан за хвостик понес ее к подъезду и на свету стал рассматривать с растущим отвращением. Возмутительно! Шарик ни за что не хотел висеть вниз головой и все время переворачивался. Так Декан и понес его через двор к сторожке привратника.
* * *
Из задней комнаты показался заспанный Кухмистер. Увидев Декана в халате, держащего за хвостик надутый презерватив, Кухмистер от ужаса лишился и без того скудного дара речи. Он вытаращился на Декана. Где-то сверху, почти вне поля зрения, непристойно покачивался презерватив. – Кухмистер, я только что нашел это на новом дворе, – объявил Декан и вдруг сообразил, что появление в таком виде может быть истолковано превратно.
– Ух ты, – протянул Кухмистер Таким тоном, словно в его душу закрались нехорошие подозрения. Декан поспешил отпустить презерватив.
– Так вот… – начал он и тут же замолчал. Шарик медленно поплыл вверх. Кухмистер и Декан смотрели как завороженные. Презерватив ткнулся в потолок и застыл. Кухмистер перевел взгляд на Декана.
– И такого добра там полно, – продолжал Декан.
– Ух ты, – повторил Кухмистер.
– На новом дворе, – сказал Декан. – Там их Бог знает сколько.
– На новом дворе? – медленно переспросил Кухмистер.
– Да, – ответил Декан.
Кухмистер явно заподозрил его в чем-то скверном, и Декан уже готов был взорваться. Но презерватив его опередил. Из двери тянуло сквозняком, и шарик оказался рядом с лампочкой. Не успел Декан сообщить, что новый двор просто кишит этими тварями, как презерватив, висящий над ними, соприкоснулся с лампочкой и взорвался. По сути дела, раздались три взрыва. Сначала лопнул презерватив. Потом лампочка, и, наконец, что самое тревожное, воспламенился газ. Ослепленные вспышкой. Декан и Кухмистер стояли в полной темноте, на голову им сыпались осколки и кусочки резины.
– Там еще есть, – сказал наконец Декан и вышел на улицу. Кухмистер нащупал в темноте котелок и нацепил его. Затем полез за конторку, взял фонарик и последовал за Деканом. Они прошли через арки, и Кухмистер посветил фонариком на новый двор.
Словно живое море безногих тварей, двор заполонили около двух сотен презервативов, поблескивавших в свете фонарика. Забрезжил рассвет, поднялся легкий ветерок, а с ним и самые надутые презервативы. Казалось, будто они пытаются оседлать своих более безропотных соседей. Пространство двора бурлило и подергивалось рябью. Один или два крутились у окон первого этажа.
– Фу, – с отвращением сказал Кухмистер.
– Чтобы к рассвету их не было, – сказал Декан. – Никто не должен об этом узнать. Репутация колледжа… Вы понимаете.
– Да. сэр, – ответил Кухмистер. – Все уберу. Предоставьте это дело мне.
– Хорошо, Кухмистер, – Декан последний раз бросил брезгливый взгляд на непристойную ораву и поднялся к себе.
* * *
Миссис Слони принимала ванну. Она добавила в воду ароматизатор, розовая мыльная пена прекрасно сочеталась с ее цветастой шапочкой для душа. Купание для миссис Слони было целым событием. Уединившись в ванной, она чувствовала себя свободной от уз здравого смысла. Она стояла на розовом коврике и любовалась своим отражением в запотевшем зеркале. Такое впечатление, что к ней вернулась молодость. А с ней и склонность увлекаться. Вот она и увлеклась Пупсером. В этом не было никаких сомнений, как и в том, что Пупсер увлекся ею. Она ласково вытерла свое большое тело, надела ночную рубашку и вышла в спальню. Затем забралась в кровать и завела будильник на три часа. Надо встать пораньше. Есть одно дело.
Она вышла из дома ни свет ни заря, села на велосипед и поехала по ночному Кембриджу. Оставила велосипед у церкви и пошла по Тринити-стрит к боковому входу в Покерхаус. Отперев дверь ключом, которым она пользовалась в прежние времена, когда была заправщицей у Капеллана, служанка миновала кладовую; оказалась рядом с аркой и уже собиралась пересечь новый двор, как вдруг услышала странный звук и остановилась как вкопанная. Присмотрелась. В слабом свете зари ее взору предстала потрясающая картина: Кухмистер гонялся за воздушными шариками. Или чем-то вроде них. Даже не гонялся – скорее, танцевал. Бегал. Прыгал. Выделывал невероятные па. Он жадно вытягивал руки, силясь схватить это нечто, но оно беспечно улетало из-под его носа, будто насмехаясь над привратником. Странное преследование продолжалось. Кухмистер сновал по древнему двору, и, когда уже казалось, что беглец вот-вот ускользнет через стену в сад, раздался громкий хлопок, и на ветках вьющейся розы повисли лохмотья, похожие на запоздалый цветок. Кухмистер остановился, тяжело дыша, и посмотрел вверх на объект преследования, а затем, очевидно воодушевленный его гибелью, поспешил к арке. Миссис Слони отступила в темноту, подождала, пока Кухмистер пройдет мимо, и, убедившись, что он направился к сторожке, вышла на свет и на цыпочках пробралась через океан презервативов к Бычьей Башне. Вокруг ее ног все скрипело и шуршало. Она поднялась в комнату Пупсера. От такого изобилия противозачаточных средств вожделение ее усилилось. Этакой уймы она в жизни не видывала. Даже американские летчики, с которыми она когда-то была близка, никогда так резинками не разбрасывались, а они, если память ей не изменяет, были куда как щедры. Миссис Слони проскользнула в комнату Пупсера и заперла дверь от непрошенных гостей: а то еще кто-нибудь помешает. Она пробралась в спальню Пупсера и включила ночник.
Тревожный сон Пупсера прервался. Щурясь от света, он сел на кровати и уставился на миссис Слони, на ее блестящий красный плащ. Утро? Вроде не похоже. Но пришла миссис Слони – значит, утро. Миссис Слони не придет посреди ночи. Пупсер слез с кровати.
– Прошу прощения, – пробормотал он, потянувшись за халатом. – Проспал, должно быть.
Взгляд Пупсера упал на будильник. Половина четвертого. Видимо, встал.
– Ш-ш, – сказала миссис Слони со страшной улыбкой. – На дворе полчетвертого ночи.
Пупсер снова взглянул на часы. Полчетвертого – сомнений нет. Он попытался установить связь между временем и прибытием миссие Слони, но не мог. Случилось что-то непоправимо ужасное.
– Рыбонька ты моя, – проворковала миссис Слони, очевидно, чувствуя его растерянность. Пупсер смотрел на нее, разинув рот. Миссис Слони снимала плащ.
– Не шуми, – продолжала она с той же странной улыбкой.
– Что за черт? Что происходит? – паниковал Пупсер.
Миссис Слони исчезла в соседней комнате.
– Подожди минутку, я сейчас, – отозвалась она хриплым шепотом.
Пупсер встал с кровати. Его трясло.
– Что вы делаете? – спросил он.
Из соседней комнаты послышался шорох платья. Даже сбитому с толку Пупсеру стало ясно: миссис Слони раздевается. Он подошел к двери и стал всматриваться в темноту.
– Ради Бога, – взмолился он. – Не надо. Миссис Слони выплыла из полумрака. Она была без блузки. Пупсер вылупился на бюстгальтер невозможного размера.
– Козленок, – сказала она. – Иди в кроватку. Стоишь, смотришь. Я стесняюсь.
Она легонько толкнула его, и он отлетел на кровать. Потом она опять вышла и захлопнула дверь. Пупсер сидел на кровати и весь дрожал. Внезапное появление миссис Слони в половине четвертого утра из мрака его сокровенных фантазий, появление во плоти, вселяло ужас. Что же делать? Кричать, вопить, звать на помощь? Не годится. Кто поверит, что это не он ее пригласил заняться с ним… Выгонят его. Конец карьере. Он опозорен. А тут еще презервативы в дымоходе. О Господи! Пупсер заплакал.
В соседней комнате миссис Слони сбросила лифчик и трусики. Было ужасно холодно. Она собиралась закрыть окно, но насторожилась. Снизу доносились негромкие хлопки. Она выглянула. Кухмистер носился по всему двору с какой-то палкой. Словно копьем, он пронзал ею презервативы. «Ему до утра работы хватит», – подумала довольная миссис Слони и захлопнула окно. Потом она зажгла газовую плиту. «В тепле одеваться приятней», – рассудила служанка и направилась в спальню. Пупсер забился в кровать и погасил свет.
«Не хочет меня смущать», – умилилась миссис Слони и забралась в постель. Пупсер отпрянул, но она этого даже не заметила, обхватила его и прижала к своим исполинским грудям. Пупсер истошно закричал, но ее губы нашли в темноте его губы. Пупсеру показалось, что он угодил в объятия огромного белого кита. И он отчаянно забарахтался, хватая ртом воздух, на мгновение появлялся на поверхности и снова проваливался в бездну.
* * *
Кухмистер вернулся из сторожки, вооруженный палкой от метлы с примотанной на конце булавкой. Он храбро бросался на вражеское войско, яростно нанося удары направо и налево. Ярость его только частично объяснялась тем, что пришлось работать всю ночь. Гораздо сильнее бесила его наглость сволочных пузырей. Кухмистер в свое время этими приспособлениями почти не пользовался. Он считал, что это «против естества», и причислял к вещам низшей социальной категории, наряду с такими штуками, как штиблеты с резинками и галстук-бабочка, который можно надевать, не завязывая. Настоящий джентльмен такое ни в жизнь не наденет. Но Кухмистера уязвляла не столько сословная неполноценность резинок, сколько подозрение, что присутствие целой армии таких огромных, таких надутых презервативов повредит репутации Покерхауса. Декан попусту тратил слова и время, когда предостерегал Кухмистера, что новость о нашествии резиновых паразитов не должна просочиться за пределы колледжа. Уж кому это лучше знать, как не ему. «Того и гляди станем посмешищем всего университета», – сокрушался он, пронзая особенно большой шар. Когда над Кембриджем стало светать. Кухмистер уже очистил новый двор. Один или два супостата ускользнули через стену в сад, но Кухмистер отправился и туда и принялся гоняться за ними с самодельной пикой. Весь двор был замусорен клочьями резины, на фоне снега их было почти не видно. «Подожду, пока еще чуть-чуть рассветет, и подберу, – бормотал Кухмистер, – а то сейчас не видать». Едва он нагнал в розовом саду маленький, но проворный презервативчик, как приглушенный грохот с вершины башни заставил его обернуться и посмотреть наверх. В старой трубе творилась что-то неладное. Она ходуном ходила. Кирпичная кладка вырисовывалась на фоне утреннего неба, и казалось, что она раздувается. Грохот прекратился, но за ним тут же последовал жуткий рев, из трубы вырвался огненный шар, на мгновение завис, пыхая пламенем, и взвился над колледжем. Труба завалилась набок и, ударившись о крышу башни, разлетелась на кусочки, со все растущим грохотом посыпалась кирпичная кладка, и здание постройки четырнадцатого века полностью лишилось фасада. Стало видно, что. творится в комнатах, полы прогнулись и перекосились. Кухмистер стоял, завороженный страшным зрелищем. Со второго этажа соскользнула кровать и упала на обломки. Столы и стулья последовали ее примеру. Слышались крики и вопли. Из всех дверей и окон, выходящих во двор, повалили люди. Но Кухмистер не обращал внимания на крики о помощи. Не до них. Он преследовал последние, самые упрямые презервативы. Как раз в это время из своей квартиры выскочил Ректор, облаченный в халат, и поспешил к месту происшествия. Пробегая мимо сада, он застал Кухмистера у рыбного садка, тот пытался загарпунить плавающий презерватив.
– Живо откройте главные ворота! – заорал Ректор.
– Еще не время, – лаконично ответил Кухмистер.
– Что значит еще не время? – не понимал Ректор. – Надо впустить врачей и пожарных.
– Нельзя пускать в колледж посторонних, пока я не подберу эту гадость. Не дело.
Ректор свирепо посмотрел на плавающий презерватив. Упрямство Кухмистера взбесило его.
– Там раненые, – взвыл он.
– Это понятно, – сохранял спокойствие Кухмистер. – Но нельзя забывать и о репутации колледжа.
Он наклонился к прудику и поразил пузырь. Сэр Богдер со всех ног бросился к месту происшествия. Кухмистер медленно пошел за ним.
– Никакого уважения к традициям, – печально покачал он головой.
10
– Какая вкусная требуха, – сказал Декан за обедом. – После судебного осмотра трупа и следствия у меня разыгрался аппетит.
– Все проведено очень тактично, – вступил в разговор Старший Тьютор.
– Должен признать, я ожидал, что вердикт будет менее великодушным. А самоубийство нам – тьфу. От этого еще никто не умирал.
– Самоубийство? – заорал Капеллан. – Я не ослышался? Кто-то сказал самоубийство?
Он оглядел присутствующих. – Об этом надо обстоятельно потолковать.
– Коронер уже все растолковал до тонкостей, – завопил ему в ухо Казначей.
– Скажите, какой молодец, – ответил Капеллан.
– Старший Тьютор как раз об этом и говорил, – пояснил Казначей.
– Как раз об этом? Очень интересно, – сказал Капеллан. – И как раз вовремя. В колледже уже несколько лет не было приличного самоубийства. Такая досада.
– Честно говоря, я не вижу ничего прискорбного в том, что самоубийства вышли из моды, – буркнул Казначей.
– Положу-ка я себе еще требухи, – вступил в разговор Декан. Капеллан откинулся на спинку стула и посмотрел на коллег поверх голов.
– В былые времена и недели не проходило, чтобы какой-нибудь бедняга не решался кончить счеты с жизнью. Когда я только-только стал здесь Капелланом, я уйму времени проводил на расследованиях. Вы только подумайте, было время, когда наш колледж называли Трупхаус.
– С тех пор все изменилось к лучшему, – сказал Казначей.
– Чепуха, – возразил Капеллан. – Падение числа самоубийств яснее ясного указывает на падение морали. Похоже, студенты более не испытывают угрызений совести, как это было в дни моей молодости.
– А может, это потому, что перешли на природный газ? – предположил Старший Тьютор.
– Природный газ? Ничего подобного, – вмешался Декан. – Я согласен с Капелланом. Упадок нравов чудовищный. С точки зрения нынешней молодежи все рассуждения о морали не стоят выеденного яйца.
– Яйца? – завопил Капеллан. – Всмятку, пожалуйста.
– Я просто хотел сказать… – начал Декан.
– Хорошо хоть, что никто не предположил, что юный Пупсер принимал наркотики, – перебил Казначей. – Полиция провела очень тщательное расследование, и, как вы знаете, ничего не обнаружила. Декан поднял брови.
– Ничего? – усомнился он. – Насколько я знаю, они изъяли целый мешок… мм… резиновых изделий.
– Я имел в виду наркотики, господин Декан. Вы же понимаете, встал вопрос, каковы мотивы. Полиция склонна думать, что Пупсер был охвачен противоестественным влечением.
– А я слышал, он был охвачен миссис Слони, – сказал Старший Тьютор. – Полагаю, что влечение к миссис Слони и впрямь можно назвать противоестественным. Поразительное отсутствие вкуса. Что до остального, должен признать, что пристрастие к надутым газом презервативам у меня в голове не укладывается.
– По данным полиции, их было двести пятьдесят штук, – уточнил Казначей.
– О вкусах не спорят, – сказал Декан. – Хотя мне лично представляется, что у этого прискорбного происшествия политическая подоплека. Совершенно ясно, что этот Пупсер был анархистом. В его комнате нашли много литературы левацкого толка.
– Я так понял, он исследовал вопрос о хлебе из грубой ржаной муки, – сказал Казначей. – В Германии шестнадцатого века.
– Еще он принадлежал к ряду обществ, занимающихся подрывной деятельностью, – сообщил Декан.
– Разве ООН – подрывная организация? – запротестовал Казначей.
– А как же, – не уступал Декан. – Все политические общества занимаются подрывной деятельностью. Наверно, занимаются. По логике вещей. Не хотели бы что-нибудь подрывать – не создали бы организацию.
– Весьма странное рассуждение, – заметил Казначей. – Но тогда непонятно, при чем тут миссис Слони.
– Я склонен согласиться с Деканом, – сказал Старший Тьютор. – Чтобы лечь в постель с миссис Слони, надо или спятить, или проникнуться чувством долга перед обществом в извращенной форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
* * *
Из задней комнаты показался заспанный Кухмистер. Увидев Декана в халате, держащего за хвостик надутый презерватив, Кухмистер от ужаса лишился и без того скудного дара речи. Он вытаращился на Декана. Где-то сверху, почти вне поля зрения, непристойно покачивался презерватив. – Кухмистер, я только что нашел это на новом дворе, – объявил Декан и вдруг сообразил, что появление в таком виде может быть истолковано превратно.
– Ух ты, – протянул Кухмистер Таким тоном, словно в его душу закрались нехорошие подозрения. Декан поспешил отпустить презерватив.
– Так вот… – начал он и тут же замолчал. Шарик медленно поплыл вверх. Кухмистер и Декан смотрели как завороженные. Презерватив ткнулся в потолок и застыл. Кухмистер перевел взгляд на Декана.
– И такого добра там полно, – продолжал Декан.
– Ух ты, – повторил Кухмистер.
– На новом дворе, – сказал Декан. – Там их Бог знает сколько.
– На новом дворе? – медленно переспросил Кухмистер.
– Да, – ответил Декан.
Кухмистер явно заподозрил его в чем-то скверном, и Декан уже готов был взорваться. Но презерватив его опередил. Из двери тянуло сквозняком, и шарик оказался рядом с лампочкой. Не успел Декан сообщить, что новый двор просто кишит этими тварями, как презерватив, висящий над ними, соприкоснулся с лампочкой и взорвался. По сути дела, раздались три взрыва. Сначала лопнул презерватив. Потом лампочка, и, наконец, что самое тревожное, воспламенился газ. Ослепленные вспышкой. Декан и Кухмистер стояли в полной темноте, на голову им сыпались осколки и кусочки резины.
– Там еще есть, – сказал наконец Декан и вышел на улицу. Кухмистер нащупал в темноте котелок и нацепил его. Затем полез за конторку, взял фонарик и последовал за Деканом. Они прошли через арки, и Кухмистер посветил фонариком на новый двор.
Словно живое море безногих тварей, двор заполонили около двух сотен презервативов, поблескивавших в свете фонарика. Забрезжил рассвет, поднялся легкий ветерок, а с ним и самые надутые презервативы. Казалось, будто они пытаются оседлать своих более безропотных соседей. Пространство двора бурлило и подергивалось рябью. Один или два крутились у окон первого этажа.
– Фу, – с отвращением сказал Кухмистер.
– Чтобы к рассвету их не было, – сказал Декан. – Никто не должен об этом узнать. Репутация колледжа… Вы понимаете.
– Да. сэр, – ответил Кухмистер. – Все уберу. Предоставьте это дело мне.
– Хорошо, Кухмистер, – Декан последний раз бросил брезгливый взгляд на непристойную ораву и поднялся к себе.
* * *
Миссис Слони принимала ванну. Она добавила в воду ароматизатор, розовая мыльная пена прекрасно сочеталась с ее цветастой шапочкой для душа. Купание для миссис Слони было целым событием. Уединившись в ванной, она чувствовала себя свободной от уз здравого смысла. Она стояла на розовом коврике и любовалась своим отражением в запотевшем зеркале. Такое впечатление, что к ней вернулась молодость. А с ней и склонность увлекаться. Вот она и увлеклась Пупсером. В этом не было никаких сомнений, как и в том, что Пупсер увлекся ею. Она ласково вытерла свое большое тело, надела ночную рубашку и вышла в спальню. Затем забралась в кровать и завела будильник на три часа. Надо встать пораньше. Есть одно дело.
Она вышла из дома ни свет ни заря, села на велосипед и поехала по ночному Кембриджу. Оставила велосипед у церкви и пошла по Тринити-стрит к боковому входу в Покерхаус. Отперев дверь ключом, которым она пользовалась в прежние времена, когда была заправщицей у Капеллана, служанка миновала кладовую; оказалась рядом с аркой и уже собиралась пересечь новый двор, как вдруг услышала странный звук и остановилась как вкопанная. Присмотрелась. В слабом свете зари ее взору предстала потрясающая картина: Кухмистер гонялся за воздушными шариками. Или чем-то вроде них. Даже не гонялся – скорее, танцевал. Бегал. Прыгал. Выделывал невероятные па. Он жадно вытягивал руки, силясь схватить это нечто, но оно беспечно улетало из-под его носа, будто насмехаясь над привратником. Странное преследование продолжалось. Кухмистер сновал по древнему двору, и, когда уже казалось, что беглец вот-вот ускользнет через стену в сад, раздался громкий хлопок, и на ветках вьющейся розы повисли лохмотья, похожие на запоздалый цветок. Кухмистер остановился, тяжело дыша, и посмотрел вверх на объект преследования, а затем, очевидно воодушевленный его гибелью, поспешил к арке. Миссис Слони отступила в темноту, подождала, пока Кухмистер пройдет мимо, и, убедившись, что он направился к сторожке, вышла на свет и на цыпочках пробралась через океан презервативов к Бычьей Башне. Вокруг ее ног все скрипело и шуршало. Она поднялась в комнату Пупсера. От такого изобилия противозачаточных средств вожделение ее усилилось. Этакой уймы она в жизни не видывала. Даже американские летчики, с которыми она когда-то была близка, никогда так резинками не разбрасывались, а они, если память ей не изменяет, были куда как щедры. Миссис Слони проскользнула в комнату Пупсера и заперла дверь от непрошенных гостей: а то еще кто-нибудь помешает. Она пробралась в спальню Пупсера и включила ночник.
Тревожный сон Пупсера прервался. Щурясь от света, он сел на кровати и уставился на миссис Слони, на ее блестящий красный плащ. Утро? Вроде не похоже. Но пришла миссис Слони – значит, утро. Миссис Слони не придет посреди ночи. Пупсер слез с кровати.
– Прошу прощения, – пробормотал он, потянувшись за халатом. – Проспал, должно быть.
Взгляд Пупсера упал на будильник. Половина четвертого. Видимо, встал.
– Ш-ш, – сказала миссис Слони со страшной улыбкой. – На дворе полчетвертого ночи.
Пупсер снова взглянул на часы. Полчетвертого – сомнений нет. Он попытался установить связь между временем и прибытием миссие Слони, но не мог. Случилось что-то непоправимо ужасное.
– Рыбонька ты моя, – проворковала миссис Слони, очевидно, чувствуя его растерянность. Пупсер смотрел на нее, разинув рот. Миссис Слони снимала плащ.
– Не шуми, – продолжала она с той же странной улыбкой.
– Что за черт? Что происходит? – паниковал Пупсер.
Миссис Слони исчезла в соседней комнате.
– Подожди минутку, я сейчас, – отозвалась она хриплым шепотом.
Пупсер встал с кровати. Его трясло.
– Что вы делаете? – спросил он.
Из соседней комнаты послышался шорох платья. Даже сбитому с толку Пупсеру стало ясно: миссис Слони раздевается. Он подошел к двери и стал всматриваться в темноту.
– Ради Бога, – взмолился он. – Не надо. Миссис Слони выплыла из полумрака. Она была без блузки. Пупсер вылупился на бюстгальтер невозможного размера.
– Козленок, – сказала она. – Иди в кроватку. Стоишь, смотришь. Я стесняюсь.
Она легонько толкнула его, и он отлетел на кровать. Потом она опять вышла и захлопнула дверь. Пупсер сидел на кровати и весь дрожал. Внезапное появление миссис Слони в половине четвертого утра из мрака его сокровенных фантазий, появление во плоти, вселяло ужас. Что же делать? Кричать, вопить, звать на помощь? Не годится. Кто поверит, что это не он ее пригласил заняться с ним… Выгонят его. Конец карьере. Он опозорен. А тут еще презервативы в дымоходе. О Господи! Пупсер заплакал.
В соседней комнате миссис Слони сбросила лифчик и трусики. Было ужасно холодно. Она собиралась закрыть окно, но насторожилась. Снизу доносились негромкие хлопки. Она выглянула. Кухмистер носился по всему двору с какой-то палкой. Словно копьем, он пронзал ею презервативы. «Ему до утра работы хватит», – подумала довольная миссис Слони и захлопнула окно. Потом она зажгла газовую плиту. «В тепле одеваться приятней», – рассудила служанка и направилась в спальню. Пупсер забился в кровать и погасил свет.
«Не хочет меня смущать», – умилилась миссис Слони и забралась в постель. Пупсер отпрянул, но она этого даже не заметила, обхватила его и прижала к своим исполинским грудям. Пупсер истошно закричал, но ее губы нашли в темноте его губы. Пупсеру показалось, что он угодил в объятия огромного белого кита. И он отчаянно забарахтался, хватая ртом воздух, на мгновение появлялся на поверхности и снова проваливался в бездну.
* * *
Кухмистер вернулся из сторожки, вооруженный палкой от метлы с примотанной на конце булавкой. Он храбро бросался на вражеское войско, яростно нанося удары направо и налево. Ярость его только частично объяснялась тем, что пришлось работать всю ночь. Гораздо сильнее бесила его наглость сволочных пузырей. Кухмистер в свое время этими приспособлениями почти не пользовался. Он считал, что это «против естества», и причислял к вещам низшей социальной категории, наряду с такими штуками, как штиблеты с резинками и галстук-бабочка, который можно надевать, не завязывая. Настоящий джентльмен такое ни в жизнь не наденет. Но Кухмистера уязвляла не столько сословная неполноценность резинок, сколько подозрение, что присутствие целой армии таких огромных, таких надутых презервативов повредит репутации Покерхауса. Декан попусту тратил слова и время, когда предостерегал Кухмистера, что новость о нашествии резиновых паразитов не должна просочиться за пределы колледжа. Уж кому это лучше знать, как не ему. «Того и гляди станем посмешищем всего университета», – сокрушался он, пронзая особенно большой шар. Когда над Кембриджем стало светать. Кухмистер уже очистил новый двор. Один или два супостата ускользнули через стену в сад, но Кухмистер отправился и туда и принялся гоняться за ними с самодельной пикой. Весь двор был замусорен клочьями резины, на фоне снега их было почти не видно. «Подожду, пока еще чуть-чуть рассветет, и подберу, – бормотал Кухмистер, – а то сейчас не видать». Едва он нагнал в розовом саду маленький, но проворный презервативчик, как приглушенный грохот с вершины башни заставил его обернуться и посмотреть наверх. В старой трубе творилась что-то неладное. Она ходуном ходила. Кирпичная кладка вырисовывалась на фоне утреннего неба, и казалось, что она раздувается. Грохот прекратился, но за ним тут же последовал жуткий рев, из трубы вырвался огненный шар, на мгновение завис, пыхая пламенем, и взвился над колледжем. Труба завалилась набок и, ударившись о крышу башни, разлетелась на кусочки, со все растущим грохотом посыпалась кирпичная кладка, и здание постройки четырнадцатого века полностью лишилось фасада. Стало видно, что. творится в комнатах, полы прогнулись и перекосились. Кухмистер стоял, завороженный страшным зрелищем. Со второго этажа соскользнула кровать и упала на обломки. Столы и стулья последовали ее примеру. Слышались крики и вопли. Из всех дверей и окон, выходящих во двор, повалили люди. Но Кухмистер не обращал внимания на крики о помощи. Не до них. Он преследовал последние, самые упрямые презервативы. Как раз в это время из своей квартиры выскочил Ректор, облаченный в халат, и поспешил к месту происшествия. Пробегая мимо сада, он застал Кухмистера у рыбного садка, тот пытался загарпунить плавающий презерватив.
– Живо откройте главные ворота! – заорал Ректор.
– Еще не время, – лаконично ответил Кухмистер.
– Что значит еще не время? – не понимал Ректор. – Надо впустить врачей и пожарных.
– Нельзя пускать в колледж посторонних, пока я не подберу эту гадость. Не дело.
Ректор свирепо посмотрел на плавающий презерватив. Упрямство Кухмистера взбесило его.
– Там раненые, – взвыл он.
– Это понятно, – сохранял спокойствие Кухмистер. – Но нельзя забывать и о репутации колледжа.
Он наклонился к прудику и поразил пузырь. Сэр Богдер со всех ног бросился к месту происшествия. Кухмистер медленно пошел за ним.
– Никакого уважения к традициям, – печально покачал он головой.
10
– Какая вкусная требуха, – сказал Декан за обедом. – После судебного осмотра трупа и следствия у меня разыгрался аппетит.
– Все проведено очень тактично, – вступил в разговор Старший Тьютор.
– Должен признать, я ожидал, что вердикт будет менее великодушным. А самоубийство нам – тьфу. От этого еще никто не умирал.
– Самоубийство? – заорал Капеллан. – Я не ослышался? Кто-то сказал самоубийство?
Он оглядел присутствующих. – Об этом надо обстоятельно потолковать.
– Коронер уже все растолковал до тонкостей, – завопил ему в ухо Казначей.
– Скажите, какой молодец, – ответил Капеллан.
– Старший Тьютор как раз об этом и говорил, – пояснил Казначей.
– Как раз об этом? Очень интересно, – сказал Капеллан. – И как раз вовремя. В колледже уже несколько лет не было приличного самоубийства. Такая досада.
– Честно говоря, я не вижу ничего прискорбного в том, что самоубийства вышли из моды, – буркнул Казначей.
– Положу-ка я себе еще требухи, – вступил в разговор Декан. Капеллан откинулся на спинку стула и посмотрел на коллег поверх голов.
– В былые времена и недели не проходило, чтобы какой-нибудь бедняга не решался кончить счеты с жизнью. Когда я только-только стал здесь Капелланом, я уйму времени проводил на расследованиях. Вы только подумайте, было время, когда наш колледж называли Трупхаус.
– С тех пор все изменилось к лучшему, – сказал Казначей.
– Чепуха, – возразил Капеллан. – Падение числа самоубийств яснее ясного указывает на падение морали. Похоже, студенты более не испытывают угрызений совести, как это было в дни моей молодости.
– А может, это потому, что перешли на природный газ? – предположил Старший Тьютор.
– Природный газ? Ничего подобного, – вмешался Декан. – Я согласен с Капелланом. Упадок нравов чудовищный. С точки зрения нынешней молодежи все рассуждения о морали не стоят выеденного яйца.
– Яйца? – завопил Капеллан. – Всмятку, пожалуйста.
– Я просто хотел сказать… – начал Декан.
– Хорошо хоть, что никто не предположил, что юный Пупсер принимал наркотики, – перебил Казначей. – Полиция провела очень тщательное расследование, и, как вы знаете, ничего не обнаружила. Декан поднял брови.
– Ничего? – усомнился он. – Насколько я знаю, они изъяли целый мешок… мм… резиновых изделий.
– Я имел в виду наркотики, господин Декан. Вы же понимаете, встал вопрос, каковы мотивы. Полиция склонна думать, что Пупсер был охвачен противоестественным влечением.
– А я слышал, он был охвачен миссис Слони, – сказал Старший Тьютор. – Полагаю, что влечение к миссис Слони и впрямь можно назвать противоестественным. Поразительное отсутствие вкуса. Что до остального, должен признать, что пристрастие к надутым газом презервативам у меня в голове не укладывается.
– По данным полиции, их было двести пятьдесят штук, – уточнил Казначей.
– О вкусах не спорят, – сказал Декан. – Хотя мне лично представляется, что у этого прискорбного происшествия политическая подоплека. Совершенно ясно, что этот Пупсер был анархистом. В его комнате нашли много литературы левацкого толка.
– Я так понял, он исследовал вопрос о хлебе из грубой ржаной муки, – сказал Казначей. – В Германии шестнадцатого века.
– Еще он принадлежал к ряду обществ, занимающихся подрывной деятельностью, – сообщил Декан.
– Разве ООН – подрывная организация? – запротестовал Казначей.
– А как же, – не уступал Декан. – Все политические общества занимаются подрывной деятельностью. Наверно, занимаются. По логике вещей. Не хотели бы что-нибудь подрывать – не создали бы организацию.
– Весьма странное рассуждение, – заметил Казначей. – Но тогда непонятно, при чем тут миссис Слони.
– Я склонен согласиться с Деканом, – сказал Старший Тьютор. – Чтобы лечь в постель с миссис Слони, надо или спятить, или проникнуться чувством долга перед обществом в извращенной форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24