– Если она появится еще раз, напомни ей, чтобы она телефоны включила. Хотя бы мобильный, – с непередаваемой интонацией, которая была у них семейной, то ли приказала, то ли попросила Майя и вышла из кабинета.
Надо же, оказывается, сестрица уже вернулась к нормальной жизни и где-то там ездит… Ну и хорошо. И даже очень хорошо.
Майя покинула издательство и погрузилась в свои важные и неважные дела, блуждая по одуревшему и обмякшему от жары городу, над которым то тут, то там возвышались огромные цветы с ее фотографий.

Авельев и Карина

– Знаете что, – Авельев отставил стакан с водой, – поехали отсюда. Карина с удивлением посмотрела на него. Они договорились встретиться в небольшом элегантном ресторане на углу бульваров. В этот час здесь было пусто, через стекла припекало солнце, кондиционер охлаждал затылок. С прилавка манили нежные, сахарные, ягодные, карамельные, шоколадные десерты. В воздухе густо пахло свежемолотым кофе и свежевыжатыми апельсинами.
– Поехали, – Авельев встал и протянул руку Карине.
– А как же?… – растерянно произнесла она, не без сожаления глядя на нетронутое шоколадное суфле.
– Да черт с ним, – он бросил деньги на стол, не дожидаясь счета. – Поехали.
Карина послушно поднялась. Авельев пропустил ее вперед, швейцар распахнул перед ними двери. Она немного замешкалась и, когда Авельев нагнал ее, оглянулась посмотреть на него через плечо. Ее все не покидало легкое чувство досады. Она отчетливо видела, слышала и даже обоняла его. Все это ей очень нравилось, но приходилось признать – она ничего не понимала в этом мужчине.
Обычно ее пытливый ум и внимательный взгляд могли расшифровать практически любого. Она прочитывала чужую жизнь, предполагала прошлое, настоящее и даже ближайшее или отдаленное будущее. Иногда мельком брошенного взгляда было достаточно, чтобы почувствовать чью-то скорую кончину. Уже дважды Карина оказывалась права – один тип вскоре после того, как она уловила этот запах смерти, исходивший от него, покончил с собой, рухнув с парапета на лед реки в серый зимний полдень, оставив безутешными жену, дочь и кредиторов. Второго убрали расстроенные какими-то невыполненными обещаниями подельники, взорвав автомобиль вместе с хозяином у подъезда его дома.
В обоих случаях мужчины сами играли со смертью, и Карине оставалось только сопоставить имевшуюся у нее информацию и собственные наблюдения, приправленные здравым смыслом. Никаких черных ведуний у нее в роду не было, колдовскими навыками и способностями Карина не обладала, но ее внимание к мелочам, манерам, интонациям, разговорам по телефону, кольцу на пальце или следу он него и многому, многому другому превращало общение с незнакомцами в увлекательную игру на разоблачение.
С Авельевым Карина в своих дедуктивных исследованиях не продвинулась ни на шаг. Он совершенно не отбрасывал тени – ни назад, в прошлое, ни вперед, в будущее. Хотя этот его странный выговор… Но нет, это ничего не объясняло.
Карина вышла на улицу и села в его автомобиль небесного цвета, припаркованный у входа в ресторан. Она улыбнулась про себя. Надо же, опытный паук, сам пригласил в это ароматное кафе, словно в сердцевину цветка, как в нектаре разморил на солнце и в сладостях, а теперь что?…
Машина Авельева плавно вырулила с парковки. Сначала они ехали по бульварам, потом по набережной, затем миновали сквер, выбрались на проспект, потом на трассу. Авельев увозил ее из города, а она, уютно устроившись на кожаном сидении, нежилась в лучах солнца, испытывая приятную истому во всем теле.
Они почти не разговаривали. Авельев спросил, удобно ли ей, включил музыку, поинтересовался, не громко ли, разогнал машину и спохватился, не слишком ли быстро он едет. Карине ни до чего не было дела. Она с удовольствием сидела и смотрела на дорогу. В салоне пахло дорогой кожей и сигаретами. Еще ее острый нюх улавливал аромат мужчины. И она все больше убеждалась в том, что он ей нравится.
Карина прекрасно понимала, к чему все идет. Как только она нашла в себе силы перекрыть все краны в доме и выкинуть спиртное в мусоропровод, она взялась за дело. Села в машину и по списку объехала всех своих высокопрофессиональных и высокооплачиваемых специалистов в белых хрустящих халатах. Пока те омывали, оттирали, заворачивали, разворачивали, нагревали, охлаждали, стягивали и расслабляли ее тело, она все старательно обдумывала. Вскоре ничто не напоминало в этой стройной, свежей и сияющей женщине разбитую, опухшую от слез и отекшую от алкоголя отчаявшуюся истеричку. Убедившись в этом, Карина отошла от зеркала, взяла телефон и уверенной рукой набрала номер, который оставил ей Авельев.
Теперь, сидя в его машине, она убеждалась в том, что путь, который она себе наметила, будет длинным, но приятным. У нее был свой план, но, очевидно, он был и у Авельева. Карина доверяла не только рассудку, но и интуиции. Она чувствовала, что Авельев имеет какое-то отношение к гибели Антона, но ей не давало покоя другое – она понимала, что, скорее всего, смерть Вольского не была, собственно, целью. В каком-то смысле, то, что случилось с ним, произошло вынужденно и случайно. Но вот с чем и с кем эта смерть была связана, и для чего появился в ее жизни Авельев – только ли для того, чтобы рассказать ей о каком-то заброшенном доме, – оставалось загадкой. Карине казалось, что ответ на нее станет главным ключом в этой непростой партии. И она, всегда любившая опасные игры, намеревалась, как д'Артаньян, искать след Констанции в объятиях коварной, не внушающей доверия и полной погибельного обаяния Миледи.
Авельев гнал машину вперед по дороге и эта скорость, эта упругая сила, рассекающая воздух, была предтечей их страсти. Карина со стоном потянулась. Авельев на мгновение отвлекся от дороги. Его взгляд откровенно скользил по ее расслабленному телу, и когда, наконец, он посмотрел ей прямо в глаза, Карина не смутилась, как тогда, в своем кабинете, а испытала первое наслаждение. В этом взгляде было все, чего она хотела, – страсть, голод, воля и мальчишеское желание добиться своего. Они улыбнулись друг другу, и Авельев едва успел движением руля отвести машину от столкновения с другим автомобилем.
«Вот так… – промелькнуло в ее голове. – Взять и разбиться на дороге…»
Вскоре они свернули с шоссе. У человека, который в эту минуту сходил с автобуса на остановке, порыв ветра сорвал с головы панаму. Он чертыхнулся, нагнулся за ней в пыль, поднял и кое-как нахлобучил обратно. Это был Филиппыч.
Если Зис не имел ни малейшего представления о том, где и при каких обстоятельствах его настигла хворь, то отец Исидор точно знал, что простыл из-за дуры-девки Дуньки, дочки поварихи, которую и так, и эдак пристраивали к нему в приход поработать хоть служкой, хоть кем-нибудь, лишь бы занять шальную голову и отвлечь от просящейся на свободу гулящей природы. Девка и вправду была дурная и только и искала повода посидеть во внутреннем дворе церкви, безо всякой нужды задирая подол своей и без того недлинной юбки и лениво оглядывая семенящих мимо и падающих в обморок от таких видов суетливых приходских старух.
Накануне во время вечерни эта проказа не прикрыла дверь, и всю службу во влажную спину отца Исидора дул ровный и прохладный сквозняк. Наутро батюшку скрутило. К обеду у него заболело горло, к вечеру ухо, всю ночь он чихал и кашлял и сердился на свою Галину, которая совала ему кружки с медом и норовила прилепить куда-нибудь злой горчичник, и наутро, ко всем прочим несчастьям, он проснулся со страшной болью в зубах.
Однако, отодвинув властной рукой верещащую супругу, святой отец поплелся в церковь. Отслужил заутреню и, когда его жалкий приход разбрелся по своим углам, сам встал под образа. Исидор понял: настало время, и он, так долго моливший о том, чтобы послужить связи земного и небесного, добился своего. Вновь и вновь по ночам перед ним вставали незнакомые люди, и какая-то пожилая женщина все смотрела и молчала со значительностью верстового столба, отмечающего конец одной и начало совсем другой жизни.
В тот день, когда Исидору стало совсем плохо, в Савельево, как какое-то неразгаданное знамение, въехала машина небесно-голубого цвета. И остановилась на берегу Туманного озера.
Авельев помог Карине спуститься в лодку. Они переправились на другой берег и уже вскоре поднимались по широкой лестнице к дому. Наконец оба ступили на площадку перед входом. Карина осмотрелась. Это был старинный особняк. Трава пробивалась сквозь каменные плиты лестницы, потемневшие колонны и растрескавшееся дерево оконных рам выдавали его возраст. Но дом был прекрасен. Она знала цену этим невесомым пропорциям, неподвластным времени. Авельев повернул ключ в почерневшем замке и легко открыл на вид крепко вросшие друг в друга двери. Пригласил Карину войти. Она помедлила и шагнула внутрь.
Когда Карина пересекла порог, она почувствовала почти такую же разницу, как если бы из воздуха переместилась в воду. Здесь, в полумраке первого этажа, была другая плотность мира. Карина с удивлением посмотрела на вошедшего вслед за ней Авельева.
– Чувствуешь, какой воздух? – перейдя на «ты» и легко на словах сократив дистанцию, спросил он. – Эти двери не открывали с прошлого века.
Карина осмотрелась, вдумываясь в смысл его слов. Дом был старым, в нем явно никто не жил, но внутри не было ни пыли, ни грязи, ни мертвого запаха нежилого помещения. Конечно, свежеиспеченным хлебом здесь не пахло, но было похоже на то, что перед их приездом в этих покоях основательно прибрались. Тем временем Авельев пересек зал и остановился у лестницы.
– Пойдем, – он протянул руку Карине.
Вместе они поднялись по отполированным временем мелким и частым ступеням. Лестница заканчивалась площадкой, на стене напротив висела огромная картина, затянутая белой тканью. В этом доме почти все предметы были покрыты светлыми коконами чехлов, а окна плотно завешаны вылинявшими от солнечных лучей портьерами. Под ногами скрипели половицы, по стенам скользили тени. Карина слушала стук собственного сердца, то отстающего, то опережающего звуки их шагов.
Авельев провел ее по нескольким залам и остановился перед дверью. Карина, разглядывая диковинную обстановку, задержалась, и он спокойно ждал, когда она подойдет.
Она поравнялась с ним. Он улыбнулся, протянул руку, чтобы открыть дверь и вдруг одним движением, нежно, сильно и настойчиво привлек ее к себе. Он все-таки поймал тот момент, когда Карина отвлеклась, и от этого услышал то, что хотел – с ее губ сорвался этот нежный стон растерянности и испуга. Авельев почувствовал, как под тонкой одеждой задрожало ее тело, передавая эту дрожь ему и принимая от него обратно. Его пальцы обхватили ее затылок, он развернул ее к себе, склонился над ней. Задержав дыхание, он медлил перед тем, как прикоснуться к ней губами. Наконец осторожным поцелуем тронул ее ключицу. Он сам не смог сдержать стона, когда вдохнул аромат этих волос, шеи, когда увидел нежную пылающую кожу щеки и полуоткрытые губы. Он дотронулся до них дрожащими пальцами и, мучая себя и ее, медленно приник к ним…
Поцелуй, первый, осторожный… Налившиеся, словно дольки сочных плодов, губы. Нежные, боязливые касания. Они оба тянули время и дразнили друг друга. Эта патока движений была сладостной и мучительной. Но вдруг его объятие окрепло, не в силах сдерживаться, он жадно притянул ее к себе, раздвинул ее губы и погрузился в их воспаленную, жаркую и влажную плоть. Острая боль наслаждения захватила обоих…

Фотография в аэропорту

– Внимание, произвел посадку рейс номер 1746 Москва-Париж. Встречающим просьба пройти в левое крыло… Ladies and Gentlemen, flight number 1746…
Майя сидела в переполненном кафе, на втором этаже аэропорта. Вокруг во все стороны сновали пассажиры, их чемоданы сталкивались, дорожные сумки хрустели колесами по замусоренному полу. Обстановка была напряженной. Как ни старалось большинство отъезжающих сохранять невозмутимость, озабоченно перетряхивая багаж, проверяя и перепроверяя паспорта и билеты и всем своим видом подчеркивая заурядность события – подумаешь, девять часов в воздухе, безо всякой опоры под ногами с каким-то совершенно незнакомым человеком за штурвалом – у некоторых получалось неубедительно. Пожилой мужчина в костюме только на первый взгляд расслабленно сидел за столиком в ресторане, коротал время до вылета, в ус не дул и читал газету. На самом деле меньше чем за полчаса он в одиночку разделался с бутылкой красного и, если присмотреться, все те же полчаса держал газету в одном положении, так и не перевернув страницы.
Майя не испытывала перед полетами ни радости, ни страха – для нее это был еще один способ перемещаться в пространстве и времени. Кроме того, она всегда засыпала, едва устроившись в кресле, и открывала глаза, только когда лайнер уже катился по земле после приземления. Так что она ни разу не видела неба на высоте одиннадцати тысяч метров и не заглядывалась на «божественные облачка», которыми некоторые пассажиры все умилялись во время полета, пытаясь таким откровенно подхалимским образом наладить приятельские отношения с вечностью и, немедленно забывая о ней, едва шасси самолета касались бетонки.
Майя всегда с интересом наблюдала за тем, как другие скрывают свои страхи. Вон тот тип, который сейчас лежал у колонны на чемоданах, прикрыв нос шляпой, и якобы спокойно дремал, на самом деле явно боролся с дурнотой, представляя себе рев турбин и тряску разгоняющегося лайнера… Хотя, возможно, он был просто пьян.
Майя оккупировала столик в углу и, игнорируя недоброжелательные взгляды официанток, которым явно хотелось согнать ее с насиженного места и усадить за стол как минимум четверых посетителей, флегматично жевала трубочку, высасывая со дна стакана остатки сока и разглядывая пассажиров.
Она целый день в одиночестве кружила по городу. Заглянула в книжный магазин, долго стояла перед полками, заставленными пестрой макулатурой. Наконец, словно заподозрив неладное, к ней двинулся охранник, но, прежде чем он открыл рот, Майя выдернула пухлый томик, быстро расплатилась и на выходе, не глядя, сунула его в мусорный бак. Она так и не поняла, что купила. Какой-то новый роман…
Телефон Зиса был отключен, Карина не отвечала, Филиппыч не подходил, и вдруг Майя поняла, что хочет к морю. Она, как нечаянной счастливой встрече, обрадовалась своему желанию и рванула по полупустой дороге в аэропорт. На трассе, сверкнув голубым боком, ее обогнала шикарная иномарка. Майя прибавила газу, но та уже исчезла за горизонтом. Майя вздохнула и покатила дальше.
В аэропорту, пристроившись в небольшую очередь у кассы, Майя прикидывала – часа два туда, искупаться, поужинать и в ночь обратно. Никто и не заметит. И потом, сами виноваты. Что за манера появилась, чуть что – выключать телефоны. Ладно, Карина, но Зис! А Филиппыч, старый черт, интересно, чем занят? Всю неделю ни до кого толком не дозвониться…
Однако, когда Майя уперлась лбом в пластиковое стекло окошка, оказалось, что не в ее воле улететь сегодня из города. Все самолеты были переполнены, было одно место на ночной рейс, но… тут Майя сунула руку в карман джинсов и поняла – в кармане было пусто. Оценив ситуацию, какой-то потный всклокоченный тип с золотой оправой на длинном влажном носу немедленно оттер ее от кассы и просунулся внутрь.
–Так, мне вот этот самый билет, – он протянул деньги, паспорт и забарабанил пальцами по стойке.
Майя чертыхнулась и отошла от окошка. «Странно… – подумала она, перебирая жалкую наличность. – Куда все подевалось?» Вдруг что-то хрустнуло в нагрудном кармане рубашки. Деньги. Откуда? Только что там ничего не было. Майя дернулась обратно к окошку, но тип в золотых очках помахал перед ее носом билетом.
– Не повезло! – заявил он и с победным видом удалился.
Майя скривилась, осмотрелась. Заметила кафе на втором этаже. Внезапно ей захотелось потолкаться среди отъезжающих. Она поднялась, взяла кофе, сок и засела в своем углу.
Через некоторое время перед ней выросла куча окурков в пепельнице, которую не меняли вредные официантки, а она все сидела, вслушиваясь в разноязычную болтовню, несущуюся со всех сторон. Эта немного чокнутая обстановка действовала на нее умиротворяюще. «Ну и черт с ним. Может, оно и к лучшему…» – лениво думала она и продолжала разглядывать публику.
За соседним столиком заводными синицами стрекотали корейцы. Они метали по столу фотографии, как игральные карты, и так яростно делились впечатлениями, что казалось, вот-вот поколотят друг друга. Однако они только заливались ужасным смехом свободного востока, рассматривая снимки. Внезапно одна фотография спружинила и отлетела прямо под ноги Майе. Веселье немедленно стихло, и все раскосые глаза обратились в ее сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34