Я, типа, думаю, это кино мне не понравится...
Ковбой внимательно наблюдает за Алисой.
– Джокер, хватит чушь пороть.
Стоя на коленях, Алиса изучает тропу на несколько ярдов впереди себя, которые еще просматриваются. Дальше тропу заглатывают гладкие, темно-зеленые тропические растения. Алиса внимательно и очень медленно осматривает кроны деревьев. «Что-то здесь не так, брат».
– Точно так, Ковбой. Все мои мандавохи разорались: «Все за борт! Все за борт!»
Ковбой не отвечает, не отрывая глаз от Алисы.
– Нам надо вперед, Черный.
Джунгли молчат, слышно лишь поскрипывание крышки – кто-то фляжку открывает.
– Прибежал, сиди и жди. Прибежал, сиди и жди. – Алиса смахивает с бровей пот. – Вот чего я больше всего хочу, так это вернуться на высоту и выкурить с тонну дури.
В смысле – ты уверен, что здесь безопасно? Я ... Подожди! ... Что-то было.
Тишина.
– Птица? – говорит Ковбой. – Или ветка упала. Или -
Алиса покачивает головой.
– Может, так... Может... А может – затвор передернули.
Голос Ковбоя становится суров:
– У тебя мания преследования, Черный. Здесь гуков нет. И еще километров четыре-пять не будет. Мы должны идти вперед, а то гуки успеют засаду выставить. Ты же знаешь...
Донлон подползает к Ковбою не отрывая трубки от уха.
– Одинокий Ковбой, дед запрашивает отчет о нашей дислокации.
– Двигай вперед, Черный. Я не шучу.
Алиса закатывает глаза.
– Ну, ноги, давайте в путь.
Алиса делает шаг, останавливается.
– Весело, как никогда...
Говорю своим фирменным голосом Джона Уэйна:
– После Вьетнама о войне будут плохо думать.
Папа Д. А., который идет замыкающим Чарли, отзывается:
– Эй, Мистер вьетнамская война, мы тут участок под ферму забьем?
Ковбой обрывает:
– Заткнуться всем нахрен.
Алиса мнется, что-то бормочет, делает еще один шаг вперед.
– Ковбой, старик, может, старые солдаты и не умирают, но молодые – наверняка. Непросто изображать из себя черного Эррола Флинна, понимаешь? Я вот точно решил – если мне за весь этот маразм, которым я тут занимаюсь, не дадут Почетную медаль Конгресса, я Мистеру Эл-Би-Джею пошлю фотографию своей черной задницы, восемь на десять, а на обороте напишу, каково...
Алиса, наш головной, трогается в путь. Он расслабленной походкой выходит на маленькую полянку.
– Я что имею в виду -
Бах.
От выстрела из снайперского карабина Алиса подпрыгивает и застывает, вытянувшись в струнку, как по стойке смирно. Его рот открывается. Он оборачивается, чтобы что-то сказать. В глазах – безмолвный крик.
Алиса падает.
– ЛОЖИСЬ!
Падаю головой вперед – вот сейчас...
– О-о-о-, нет...
Лицом – в черную землю. На земле – мертвые листья.
– Алиса!
– Что за...?
Мокро как. Локти оцарапал.
– ЧЕРНЫЙ!
Глаза глядят, глядят... не видят ничего.
– О-о-о... Б-л-л-л...
Ждем. Ждем.
– Э, как ты...
Тишина.
Мне становится страшно.
– АЛИСА!
Алиса не шевелится, и я поджимаю коленки, стараюсь сделаться маленьким-маленьким, и у меня такое ощущение, что вся задница выворотилась наизнанку, и я думаю о том, как было бы здорово, если б капеллан Чарли выучил меня всяким волшебным штукам, и я бы тогда залез в собственную жопу и спрятался, и я думаю: «Хорошо, что его, а не меня».
– АЛИСА!
Алиса, наш головной, ранен. Его огромные черные руки впились в правое бедро. Вокруг по палубе рассыпалась дюжина гуковских ног.
Кровь.
– ВНИМАНИЕ ПО СТОРОНАМ!
– Черт! – говорит Ковбой. Сдвигает «стетсон» на затылок и поправляет очки указательным пальцем. – САНИТАРА!
Команда эхом проносится по тропе.
Док Джей взбирается в гору на четвереньках, как медведь, которому надо поспешать.
Ковбой машет рукой: «Давай сюда, Док».
Донлон хватается за щиколотку Ковбоя, тычет Ковбою трубку радиостанции.
– Полковник Трэвис у трубы.
– Пошел ты, Том. Занят я.
Ковбой и Док Джей ползут вперед.
Донлон говорит в трубку:
– Г-м, Внезапная смерть-Шестой, Внезапная смерть-Шестой, это Штык-малыш. Как слышно? Прием.
Ковбой приостанавливается, бросает назад:
– Вертолетную поддержку. И медицинский вертолет.
Донлон говорит в трубку, вызывает деда. Помехи. Трубка подвешена на проволочном крючке, который зацеплен за ремешок каски Донлона. Донлон нараспев произносит слова, будто читает заученную молитву. Донлон перестает говорить, прислушивается к сверчкам в трубке и кричит:
– Дед говорит: «Только ты можешь спасти лес от пожара».
Ковбой оборачивается.
– Что? Это что еще за хрень?
Радиостанция потрескивает. Помехи.
– Гм... Прошу повторить, прошу повторить. Прием.
Помехи. Донлон вслушивается, кивая головой.
– Вас понял. Оставайтесь на связи, первый.
Донлон орет:
– Дед одно и то же говорит: «Только ты можешь спасти лес от пожара...»
Ковбой отползает обратно к нам.
– Донлон, если ты, пацан, со мной тут шутки шутишь...
Донлон пожимает плечами.
– Честное скаутское.
Я говорю:
– Ковбой, ты абсолютно уверен, что полковник на нашей стороне?
Зверодер сплевывает.
– Именно так, служаки и есть служаки, так ведь?
Донлон покачивает головой:
– Халявы не будет. Дед наш точно dinky-dow, чокнутый.
Я фыркаю:
– Разуму слишком много значения придают.
Ковбой говорит:
– Передай этому сукиному сыну, начальнику гребаному, что мне нужен вертолет для -
Бах.
Пуля пробивает радиостанцию Донлона. Удар опрокидывает Донлона на спину. Донлон барахтается, как опрокинутая на спину черепаха.
Подползаю на четвереньках. Хватаю Донлона за ремень и оттаскиваю его за валун.
Донлон жадно хватает ртом воздух.
– Боку спасибо, брат...
Ковбой и Док Джей спорят. Ковбой говорит:
– Алиса как на ладони. Нам к нему не добраться.
Салага говорит: «Там всего один солдат противника?»
– Заткни хлебало. – Зверодер устанавливает на гнилое бревно пулемет и поправляет золотистую ленту над банкой из-под сухпая, которую он прицепил к пулемету, чтобы патроны подавались ровно.
Ковбой говорит:
– Надо гонца послать -
Бах.
Ковбой откатывается в сторону. «Все нормально. Все нормально».
– Он снова в Алису попал!
Алиса шевелится, стонет.
– Болит... болит...
Черная дыра насквозь прошила брезентовый тропический ботинок на левой ноге Алисы. Алиса смеется, скалится, скрежещет зубами. «Я старик...»
Зверодер пинает гнилое бревно ногой и открывает огонь. Остроконечные пулеметные пули врезаются, врубаются в лес, отлетают, ритмично вгрызаются в стволы деревьев, срывая листья с веток и поражая птиц.
Салага открывает огонь из M-16. Младший капрал Статтен стреляет из M-79, граната взрывается, но в темноте не видно, где. Я замечаю странную тень на суку и посылаю туда несколько пуль из своей «масленки». Но все летят в молоко. Целиться-то не в кого.
Салага выдергивает кольцо и швыряет гранату.
Ковбой орет среди оглушающего грохота:
– ХОРОШ, ХОРОШ, ПРЕКРАТИТЬ К ХЕРАМ!
Все прекращают огонь – все, кроме Зверодера. Кладу руку на плечо Зверодера, но его пулемет продолжает выбрасывать горячие медные гильзы и черные железные звенья ленты, пока она не кончается.
– Убью урода! – орет Зверодер. – Откат – п...ц всему!
– Ага.
– Ага.
– Закон джунглей, парень.
Зверодер бьет по гнилому бревну кулаком. «Я ему сердце вышибу!»
– Ага.
– Убью урода!
Алиса старается уползти из-под огня.
– Ковбой? Брат? – Алиса тянется к нему рукой в перчатке.
Бах.
Рука Алисы падает. Он снова медленно ее поднимает. Кожа разорвана в клочья. И указательный палец оторван. «О нет... нет...»
Алиса вопит.
Док Джей вскакивает. Ковбой хватает его и тянет вниз.
– С ума сошел?
Но Доку Джею удается вырваться. Он отцепляет от ремня санкомплект и сбрасывает все остальное.
Ковбой спадает с лица.
– Не надо, брат. Этот снайпер не мажет...
– Я здесь санитар, – говорит Док Джей. – а не ты. – И, прежде чем Ковбой успевает что-нибудь сделать, Док Джей вскакивает и бежит. Он бежит пригнувшись, зигзагами.
Бах.
Док Джей спотыкается на бегу, падает.
Левое бедро Дока пробито навылет. Из раны торчит зазубренная кость. Док пытается ползти вперед, толкаясь здоровой ногой.
Ковбой срывает кольцо с дымовой гранаты, швыряет ее.
– Что ж делать то? ...
Отделение собирается за валуном. «Рассыпаться» – говорю им нерешительным голосом. У салаги глаза совсем одуревшие, держит перед собой винтовку как на параде. Глаза Зверодера налились кровью, он шарит ими по зелени, пытаясь высмотреть вспышки выстрелов, передвижения – любой признак жизни. Младший капрал Статтен и остальные молча ждут приказаний. Донлон баюкает свою мертвую радиостанцию.
Док Джей поднимается, пытается удержаться в равновесии на здоровой ноге. Он сгибается и просовывает предплечье Алисе подмышку, пытается поднять.
Бах.
Док Джей падает как подкошенный. Теперь его левая нога превратилась в окровавленный кусок мяса. Он ждет пули, которой его добьют. Не дождавшись, поднимается, тащит Алису к себе на бедро. Док шарит в санкомплекте, вытаскивает шприц-тюбик, делает Алисе укол морфия.
Док Джей зубами срывает обертки из коричневой промасленной бумаги с трех перевязочных пакетов. Док накладывает повязки на рану Алисы. Алиса стонет, говорит что-то, чего мы разобрать не можем. Док Джей подолом рубашки вытирает пот со лба Алисы, затем вытаскивает кусок резиновой трубки, из которого он делает жгуты.
Бах.
Пуля разносит правую руку Дока Джея. Док пробует подвигать пальцами.
Не получается.
Зеленый дым выползает из гранаты, брошенной Ковбоем, застилает поляну.
Ковбой открывает рот, чтобы отдать приказ. Но не может решить, какой именно. Наконец говорит: «Отходим. Хреново так поступать, но мы не можем не подчиниться ситуации. В Хюэ мы такое уже видали. Этот снайпер нас по одному туда вытаскивает. Ему все отделение нужно, один за другим. Вы все это понимаете. Доку и Черному – конец, мы пока живы. По коням».
Никто не двигается с места.
Ковбой встает.
– Выполнять.
Мы все понимаем, что Ковбой прав. Пусть это жестоко, но он прав.
– НА ТЕБЕ!
Салага без какого-либо предупреждения бросается на поляну. Палит вслепую. Он несется скачками, с гибкой грацией плотоядного хищника, нападающего на жертву. С подбородка капает слюна. Салага жаждет испить горячей крови. Салага стремится добраться до человеческой плоти, разорвать ее и сожрать. Глаза салаги налились кровью: они горят огнем в этом мире теней, окружившем нас. Он палит вслепую. Салага уже и сам не понимает, что делает. Он считает себя Джоном Уэйном. Для здешнего мира он еще не родился.
Ковбой пытается подставить ногу салаге, бегущему по тропе, но салага удерживается на ногах и бежит еще быстрее, человек-волк, несущийся в царство смерти. Запинаясь, он подлетает к Доку Джею. Крутится на месте. Его горящие глаза рыскают по листве.
– Давай, Док, помогу тебе. Я понесу – .
Бах.
Пару секунд нам кажется, что на этот раз снайпер, наконец, промазал. Но затем салага падает на колени как для молитвы и хватается руками за горло.
Ковбой горит:
– Уходим.
– Хрен там уходим. – говорит Зверодер. – Сам уходи, мудак.
Ковбой делает шаг к Зверодеру, становится с ним лицом к лицу, смотрит тому прямо в глаза.
– Звер, в голове пойдешь.
Зверодер встает, поднимает пулемет с бревна и упирает приклад в бедро, направив черный ствол вверх под углом в сорок пять градусов.
– Морские пехотинцы никогда не бросают на поле боля погибших или раненых, Мистер Командир Отделения, сэр.
Ковбой, сверкая глазами, смотрит на Зверодера, шумно втягивая воздух, потом отводит меня в сторону.
– Джокер, теперь тут ты начальник. Уводи людей.
Ковбой видит, что Зверодер прислушивается, и специально для него добавляет:
– Прикажи Зверу, пусть идет в голове.
Зверодер сплевывает.
Ковбой говорит мне, приглушив голос:
– Никогда не поворачивайся к Зверу спиной. Халявы ему никогда не отваливай. Это он Мистера Недолета подорвал.
Я говорю:
– А ты как, Ковбой? Я, типа, если тебя замочат, кто меня с твоей сестренкой познакомит?
Ковбой глядит на меня какими-то отстраненными глазами.
– Нет у меня сестры. Я думал, ты знаешь. – Ковбой глядит на Дока, Алису и салагу. – Зверодер прав. Я должен попробовать. Снайпер увидит, как вы отходите и -
– Слушай, нахрен это. Наплюй на все. Не выйдет ничего.
– Уводи людей, Джокер. Командуй.
– Но, Ковбой, я -
– Это моя обязанность. – говорит Ковбой. – Обязанность... – Голос Ковбоя звучит так, будто собственные кишки пережимают ему глотку.
– Хорошо?
Я молчу.
– Сделаешь, брат?
– Конечно, Ковбой. Всех доведу до высоты, целыми и невредимыми. Отвечаю.
С Ковбоя спадает напряжение.
– Спасибо, Джокер. – Он улыбается. – Старый ты говнюк.
Орет Донлон:
– СМОТРИТЕ!
Док Джей положил салагу на бедро. Лицо салаги побагровело. Док Джей как в поцелуе прижался к ярко-красным губам салаги, пытаясь вдохнуть жизнь в его обмякшее тело. Салага изгибается, жадно хватая воздух. Док Джей придерживает салагу, выдергивает нож, перерезает салаге глотку. Воздух со свистом врывается через грубый разрез, вспенивая кровь салаги розовыми пузырями. Салага пинается, чихает, кашляет. Док Джей вываливает все из санкомплекта, шарит среди шин, перевязочных пакетов, лейкопластырей. Затем в полном смятении выворачивает карманы. Док отбрасывает в сторону то одну вещь, то другую, пока, наконец, не натыкается на шариковую ручку. Он тупо смотрит на ручку, отводит руку, чтобы и ее выбросить, останавливается, снова глядит на ручку, раскручивает, вставляет ту часть, что побольше, в дыру в горле у салаги. Салага втягивает воздух, неровно дышит через узкую пластмассовую трубку. Док Джей осторожно опускает салагу на палубу.
Бах.
Право ухо у Дока Джея пробито. Док осторожно трогает свою голову с правой стороны, касается мокрого рваного мяса.
Бах.
Пуля отрывает у Дока Джея нос.
Бах.
Пуля пробивает Доку Джею обе щеки. Он заходится кашлем, выплевывает выбитые зубы и куски десен.
Злобно оскалившись, Зверодер палит из пулемета по зарослям.
– Уводи людей. – говорит Ковбой.
Он швыряет на землю «стетсон» и дробовик Мистера Недолета. Срывает кольцо еще с одной дымовой гранаты и бросает ее. Вырывает пистолет Мистера Недолета из наплечной кобуры. И, прежде чем я успеваю сказать Ковбою, что пистолет в джунглях бесполезен, он толкает меня в плечо, как в детской игре, и срывается с места, виляя на бегу насколько позволяет узкая тропа.
Мы ждем, что будет.
Я понимаю, что должен уводить отделение, но я сам застыл как под гипнозом.
Вдруг из ниоткуда и отовсюду сразу возникает странный звук – как будто смеется кто-то. Мы начинаем крутить головами: неужели кто-то из нас так обалденно крут, что может веселиться, живя в этом говеном мире.
Снайпер смеется над нами.
Мы пытаемся вычислить позицию снайпера. Но смех доносится отовсюду. Кажется, что этот смех поднимается с земли, исторгается нефритово-зелеными деревьями, кустами-монстрами, вырывается из глубин наших собственных тел.
И на фоне этого зловещего смеха, от которого стынет кровь в жилах, я что-то замечаю. Вглядываюсь в тень. Пот щиплет глаза, все перед ними расплывается. И вдруг я вижу Бедного Чарли, черный череп на ветке, и понимаю, что только снайпер, которому не ведом страх смерти, позволит себе обнаружить свою позицию смехом...
Я щурюсь, вглядываюсь, и смеющийся череп растворяется в темноте.
Вот я и сержант Морской пехоты.
Я смеюсь и не могу остановиться. Отделение застыло от страха, потому мы снайпер смеется вместе со мной. Мы со снайпером смеемся и знаем, что рано или поздно все отделение засмеется вместе с нами.
Рано или поздно суровые законы джунглей возьмут свое над отделением. Мы живем по закону джунглей, по которому в них входят больше морских пехотинцев, чем выходят обратно. Именно так. Никто не спросит, почему мы улыбаемся, потому что это никому не интересно. Мразь войны, которую гражданские в ней видят – это в основном выпущенные наружу кишки. Отвратительное зрелище – видеть человека без прикрас. Отвратительное зрелище – когда даже в улыбке виден оскал смерти. Война отвратительна, ибо истина бывает безобразной, а война говорит все как есть. Отвратительно лицо Чарли, это призрачное черное лицо смерти, когда она поражает твоих братьев ловкими ударами, восстанавливая справедливость.
Те из нас, кто переживут все это и станут стариками, полетят на Птице Свободы в родную Америку. Но дома родного там мы не найдем, и нас самих там уже не будет. В голове каждого поселилась смерть, черный краб, пожирающий мозг.
Джунгли затихли. Снайпер больше не смеется.
Отделение молчит, ждут приказаний. Скоро они все поймут. Скоро им станет не страшно. Их темная сторона выползет наружу, и они станут такими, как я, они станут морскими пехотинцами.
Морской пехотинец – это навсегда.
Ковбой, спотыкаясь, вываливается на поляну.
– Уходим. – говорю я, в первую очередь для Зверодера.
Зверодер не обращает внимания, продолжает наблюдать за Ковбоем.
Бах. В правую ногу.
Бах. В левую ногу. Ковбой падает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Ковбой внимательно наблюдает за Алисой.
– Джокер, хватит чушь пороть.
Стоя на коленях, Алиса изучает тропу на несколько ярдов впереди себя, которые еще просматриваются. Дальше тропу заглатывают гладкие, темно-зеленые тропические растения. Алиса внимательно и очень медленно осматривает кроны деревьев. «Что-то здесь не так, брат».
– Точно так, Ковбой. Все мои мандавохи разорались: «Все за борт! Все за борт!»
Ковбой не отвечает, не отрывая глаз от Алисы.
– Нам надо вперед, Черный.
Джунгли молчат, слышно лишь поскрипывание крышки – кто-то фляжку открывает.
– Прибежал, сиди и жди. Прибежал, сиди и жди. – Алиса смахивает с бровей пот. – Вот чего я больше всего хочу, так это вернуться на высоту и выкурить с тонну дури.
В смысле – ты уверен, что здесь безопасно? Я ... Подожди! ... Что-то было.
Тишина.
– Птица? – говорит Ковбой. – Или ветка упала. Или -
Алиса покачивает головой.
– Может, так... Может... А может – затвор передернули.
Голос Ковбоя становится суров:
– У тебя мания преследования, Черный. Здесь гуков нет. И еще километров четыре-пять не будет. Мы должны идти вперед, а то гуки успеют засаду выставить. Ты же знаешь...
Донлон подползает к Ковбою не отрывая трубки от уха.
– Одинокий Ковбой, дед запрашивает отчет о нашей дислокации.
– Двигай вперед, Черный. Я не шучу.
Алиса закатывает глаза.
– Ну, ноги, давайте в путь.
Алиса делает шаг, останавливается.
– Весело, как никогда...
Говорю своим фирменным голосом Джона Уэйна:
– После Вьетнама о войне будут плохо думать.
Папа Д. А., который идет замыкающим Чарли, отзывается:
– Эй, Мистер вьетнамская война, мы тут участок под ферму забьем?
Ковбой обрывает:
– Заткнуться всем нахрен.
Алиса мнется, что-то бормочет, делает еще один шаг вперед.
– Ковбой, старик, может, старые солдаты и не умирают, но молодые – наверняка. Непросто изображать из себя черного Эррола Флинна, понимаешь? Я вот точно решил – если мне за весь этот маразм, которым я тут занимаюсь, не дадут Почетную медаль Конгресса, я Мистеру Эл-Би-Джею пошлю фотографию своей черной задницы, восемь на десять, а на обороте напишу, каково...
Алиса, наш головной, трогается в путь. Он расслабленной походкой выходит на маленькую полянку.
– Я что имею в виду -
Бах.
От выстрела из снайперского карабина Алиса подпрыгивает и застывает, вытянувшись в струнку, как по стойке смирно. Его рот открывается. Он оборачивается, чтобы что-то сказать. В глазах – безмолвный крик.
Алиса падает.
– ЛОЖИСЬ!
Падаю головой вперед – вот сейчас...
– О-о-о-, нет...
Лицом – в черную землю. На земле – мертвые листья.
– Алиса!
– Что за...?
Мокро как. Локти оцарапал.
– ЧЕРНЫЙ!
Глаза глядят, глядят... не видят ничего.
– О-о-о... Б-л-л-л...
Ждем. Ждем.
– Э, как ты...
Тишина.
Мне становится страшно.
– АЛИСА!
Алиса не шевелится, и я поджимаю коленки, стараюсь сделаться маленьким-маленьким, и у меня такое ощущение, что вся задница выворотилась наизнанку, и я думаю о том, как было бы здорово, если б капеллан Чарли выучил меня всяким волшебным штукам, и я бы тогда залез в собственную жопу и спрятался, и я думаю: «Хорошо, что его, а не меня».
– АЛИСА!
Алиса, наш головной, ранен. Его огромные черные руки впились в правое бедро. Вокруг по палубе рассыпалась дюжина гуковских ног.
Кровь.
– ВНИМАНИЕ ПО СТОРОНАМ!
– Черт! – говорит Ковбой. Сдвигает «стетсон» на затылок и поправляет очки указательным пальцем. – САНИТАРА!
Команда эхом проносится по тропе.
Док Джей взбирается в гору на четвереньках, как медведь, которому надо поспешать.
Ковбой машет рукой: «Давай сюда, Док».
Донлон хватается за щиколотку Ковбоя, тычет Ковбою трубку радиостанции.
– Полковник Трэвис у трубы.
– Пошел ты, Том. Занят я.
Ковбой и Док Джей ползут вперед.
Донлон говорит в трубку:
– Г-м, Внезапная смерть-Шестой, Внезапная смерть-Шестой, это Штык-малыш. Как слышно? Прием.
Ковбой приостанавливается, бросает назад:
– Вертолетную поддержку. И медицинский вертолет.
Донлон говорит в трубку, вызывает деда. Помехи. Трубка подвешена на проволочном крючке, который зацеплен за ремешок каски Донлона. Донлон нараспев произносит слова, будто читает заученную молитву. Донлон перестает говорить, прислушивается к сверчкам в трубке и кричит:
– Дед говорит: «Только ты можешь спасти лес от пожара».
Ковбой оборачивается.
– Что? Это что еще за хрень?
Радиостанция потрескивает. Помехи.
– Гм... Прошу повторить, прошу повторить. Прием.
Помехи. Донлон вслушивается, кивая головой.
– Вас понял. Оставайтесь на связи, первый.
Донлон орет:
– Дед одно и то же говорит: «Только ты можешь спасти лес от пожара...»
Ковбой отползает обратно к нам.
– Донлон, если ты, пацан, со мной тут шутки шутишь...
Донлон пожимает плечами.
– Честное скаутское.
Я говорю:
– Ковбой, ты абсолютно уверен, что полковник на нашей стороне?
Зверодер сплевывает.
– Именно так, служаки и есть служаки, так ведь?
Донлон покачивает головой:
– Халявы не будет. Дед наш точно dinky-dow, чокнутый.
Я фыркаю:
– Разуму слишком много значения придают.
Ковбой говорит:
– Передай этому сукиному сыну, начальнику гребаному, что мне нужен вертолет для -
Бах.
Пуля пробивает радиостанцию Донлона. Удар опрокидывает Донлона на спину. Донлон барахтается, как опрокинутая на спину черепаха.
Подползаю на четвереньках. Хватаю Донлона за ремень и оттаскиваю его за валун.
Донлон жадно хватает ртом воздух.
– Боку спасибо, брат...
Ковбой и Док Джей спорят. Ковбой говорит:
– Алиса как на ладони. Нам к нему не добраться.
Салага говорит: «Там всего один солдат противника?»
– Заткни хлебало. – Зверодер устанавливает на гнилое бревно пулемет и поправляет золотистую ленту над банкой из-под сухпая, которую он прицепил к пулемету, чтобы патроны подавались ровно.
Ковбой говорит:
– Надо гонца послать -
Бах.
Ковбой откатывается в сторону. «Все нормально. Все нормально».
– Он снова в Алису попал!
Алиса шевелится, стонет.
– Болит... болит...
Черная дыра насквозь прошила брезентовый тропический ботинок на левой ноге Алисы. Алиса смеется, скалится, скрежещет зубами. «Я старик...»
Зверодер пинает гнилое бревно ногой и открывает огонь. Остроконечные пулеметные пули врезаются, врубаются в лес, отлетают, ритмично вгрызаются в стволы деревьев, срывая листья с веток и поражая птиц.
Салага открывает огонь из M-16. Младший капрал Статтен стреляет из M-79, граната взрывается, но в темноте не видно, где. Я замечаю странную тень на суку и посылаю туда несколько пуль из своей «масленки». Но все летят в молоко. Целиться-то не в кого.
Салага выдергивает кольцо и швыряет гранату.
Ковбой орет среди оглушающего грохота:
– ХОРОШ, ХОРОШ, ПРЕКРАТИТЬ К ХЕРАМ!
Все прекращают огонь – все, кроме Зверодера. Кладу руку на плечо Зверодера, но его пулемет продолжает выбрасывать горячие медные гильзы и черные железные звенья ленты, пока она не кончается.
– Убью урода! – орет Зверодер. – Откат – п...ц всему!
– Ага.
– Ага.
– Закон джунглей, парень.
Зверодер бьет по гнилому бревну кулаком. «Я ему сердце вышибу!»
– Ага.
– Убью урода!
Алиса старается уползти из-под огня.
– Ковбой? Брат? – Алиса тянется к нему рукой в перчатке.
Бах.
Рука Алисы падает. Он снова медленно ее поднимает. Кожа разорвана в клочья. И указательный палец оторван. «О нет... нет...»
Алиса вопит.
Док Джей вскакивает. Ковбой хватает его и тянет вниз.
– С ума сошел?
Но Доку Джею удается вырваться. Он отцепляет от ремня санкомплект и сбрасывает все остальное.
Ковбой спадает с лица.
– Не надо, брат. Этот снайпер не мажет...
– Я здесь санитар, – говорит Док Джей. – а не ты. – И, прежде чем Ковбой успевает что-нибудь сделать, Док Джей вскакивает и бежит. Он бежит пригнувшись, зигзагами.
Бах.
Док Джей спотыкается на бегу, падает.
Левое бедро Дока пробито навылет. Из раны торчит зазубренная кость. Док пытается ползти вперед, толкаясь здоровой ногой.
Ковбой срывает кольцо с дымовой гранаты, швыряет ее.
– Что ж делать то? ...
Отделение собирается за валуном. «Рассыпаться» – говорю им нерешительным голосом. У салаги глаза совсем одуревшие, держит перед собой винтовку как на параде. Глаза Зверодера налились кровью, он шарит ими по зелени, пытаясь высмотреть вспышки выстрелов, передвижения – любой признак жизни. Младший капрал Статтен и остальные молча ждут приказаний. Донлон баюкает свою мертвую радиостанцию.
Док Джей поднимается, пытается удержаться в равновесии на здоровой ноге. Он сгибается и просовывает предплечье Алисе подмышку, пытается поднять.
Бах.
Док Джей падает как подкошенный. Теперь его левая нога превратилась в окровавленный кусок мяса. Он ждет пули, которой его добьют. Не дождавшись, поднимается, тащит Алису к себе на бедро. Док шарит в санкомплекте, вытаскивает шприц-тюбик, делает Алисе укол морфия.
Док Джей зубами срывает обертки из коричневой промасленной бумаги с трех перевязочных пакетов. Док накладывает повязки на рану Алисы. Алиса стонет, говорит что-то, чего мы разобрать не можем. Док Джей подолом рубашки вытирает пот со лба Алисы, затем вытаскивает кусок резиновой трубки, из которого он делает жгуты.
Бах.
Пуля разносит правую руку Дока Джея. Док пробует подвигать пальцами.
Не получается.
Зеленый дым выползает из гранаты, брошенной Ковбоем, застилает поляну.
Ковбой открывает рот, чтобы отдать приказ. Но не может решить, какой именно. Наконец говорит: «Отходим. Хреново так поступать, но мы не можем не подчиниться ситуации. В Хюэ мы такое уже видали. Этот снайпер нас по одному туда вытаскивает. Ему все отделение нужно, один за другим. Вы все это понимаете. Доку и Черному – конец, мы пока живы. По коням».
Никто не двигается с места.
Ковбой встает.
– Выполнять.
Мы все понимаем, что Ковбой прав. Пусть это жестоко, но он прав.
– НА ТЕБЕ!
Салага без какого-либо предупреждения бросается на поляну. Палит вслепую. Он несется скачками, с гибкой грацией плотоядного хищника, нападающего на жертву. С подбородка капает слюна. Салага жаждет испить горячей крови. Салага стремится добраться до человеческой плоти, разорвать ее и сожрать. Глаза салаги налились кровью: они горят огнем в этом мире теней, окружившем нас. Он палит вслепую. Салага уже и сам не понимает, что делает. Он считает себя Джоном Уэйном. Для здешнего мира он еще не родился.
Ковбой пытается подставить ногу салаге, бегущему по тропе, но салага удерживается на ногах и бежит еще быстрее, человек-волк, несущийся в царство смерти. Запинаясь, он подлетает к Доку Джею. Крутится на месте. Его горящие глаза рыскают по листве.
– Давай, Док, помогу тебе. Я понесу – .
Бах.
Пару секунд нам кажется, что на этот раз снайпер, наконец, промазал. Но затем салага падает на колени как для молитвы и хватается руками за горло.
Ковбой горит:
– Уходим.
– Хрен там уходим. – говорит Зверодер. – Сам уходи, мудак.
Ковбой делает шаг к Зверодеру, становится с ним лицом к лицу, смотрит тому прямо в глаза.
– Звер, в голове пойдешь.
Зверодер встает, поднимает пулемет с бревна и упирает приклад в бедро, направив черный ствол вверх под углом в сорок пять градусов.
– Морские пехотинцы никогда не бросают на поле боля погибших или раненых, Мистер Командир Отделения, сэр.
Ковбой, сверкая глазами, смотрит на Зверодера, шумно втягивая воздух, потом отводит меня в сторону.
– Джокер, теперь тут ты начальник. Уводи людей.
Ковбой видит, что Зверодер прислушивается, и специально для него добавляет:
– Прикажи Зверу, пусть идет в голове.
Зверодер сплевывает.
Ковбой говорит мне, приглушив голос:
– Никогда не поворачивайся к Зверу спиной. Халявы ему никогда не отваливай. Это он Мистера Недолета подорвал.
Я говорю:
– А ты как, Ковбой? Я, типа, если тебя замочат, кто меня с твоей сестренкой познакомит?
Ковбой глядит на меня какими-то отстраненными глазами.
– Нет у меня сестры. Я думал, ты знаешь. – Ковбой глядит на Дока, Алису и салагу. – Зверодер прав. Я должен попробовать. Снайпер увидит, как вы отходите и -
– Слушай, нахрен это. Наплюй на все. Не выйдет ничего.
– Уводи людей, Джокер. Командуй.
– Но, Ковбой, я -
– Это моя обязанность. – говорит Ковбой. – Обязанность... – Голос Ковбоя звучит так, будто собственные кишки пережимают ему глотку.
– Хорошо?
Я молчу.
– Сделаешь, брат?
– Конечно, Ковбой. Всех доведу до высоты, целыми и невредимыми. Отвечаю.
С Ковбоя спадает напряжение.
– Спасибо, Джокер. – Он улыбается. – Старый ты говнюк.
Орет Донлон:
– СМОТРИТЕ!
Док Джей положил салагу на бедро. Лицо салаги побагровело. Док Джей как в поцелуе прижался к ярко-красным губам салаги, пытаясь вдохнуть жизнь в его обмякшее тело. Салага изгибается, жадно хватая воздух. Док Джей придерживает салагу, выдергивает нож, перерезает салаге глотку. Воздух со свистом врывается через грубый разрез, вспенивая кровь салаги розовыми пузырями. Салага пинается, чихает, кашляет. Док Джей вываливает все из санкомплекта, шарит среди шин, перевязочных пакетов, лейкопластырей. Затем в полном смятении выворачивает карманы. Док отбрасывает в сторону то одну вещь, то другую, пока, наконец, не натыкается на шариковую ручку. Он тупо смотрит на ручку, отводит руку, чтобы и ее выбросить, останавливается, снова глядит на ручку, раскручивает, вставляет ту часть, что побольше, в дыру в горле у салаги. Салага втягивает воздух, неровно дышит через узкую пластмассовую трубку. Док Джей осторожно опускает салагу на палубу.
Бах.
Право ухо у Дока Джея пробито. Док осторожно трогает свою голову с правой стороны, касается мокрого рваного мяса.
Бах.
Пуля отрывает у Дока Джея нос.
Бах.
Пуля пробивает Доку Джею обе щеки. Он заходится кашлем, выплевывает выбитые зубы и куски десен.
Злобно оскалившись, Зверодер палит из пулемета по зарослям.
– Уводи людей. – говорит Ковбой.
Он швыряет на землю «стетсон» и дробовик Мистера Недолета. Срывает кольцо еще с одной дымовой гранаты и бросает ее. Вырывает пистолет Мистера Недолета из наплечной кобуры. И, прежде чем я успеваю сказать Ковбою, что пистолет в джунглях бесполезен, он толкает меня в плечо, как в детской игре, и срывается с места, виляя на бегу насколько позволяет узкая тропа.
Мы ждем, что будет.
Я понимаю, что должен уводить отделение, но я сам застыл как под гипнозом.
Вдруг из ниоткуда и отовсюду сразу возникает странный звук – как будто смеется кто-то. Мы начинаем крутить головами: неужели кто-то из нас так обалденно крут, что может веселиться, живя в этом говеном мире.
Снайпер смеется над нами.
Мы пытаемся вычислить позицию снайпера. Но смех доносится отовсюду. Кажется, что этот смех поднимается с земли, исторгается нефритово-зелеными деревьями, кустами-монстрами, вырывается из глубин наших собственных тел.
И на фоне этого зловещего смеха, от которого стынет кровь в жилах, я что-то замечаю. Вглядываюсь в тень. Пот щиплет глаза, все перед ними расплывается. И вдруг я вижу Бедного Чарли, черный череп на ветке, и понимаю, что только снайпер, которому не ведом страх смерти, позволит себе обнаружить свою позицию смехом...
Я щурюсь, вглядываюсь, и смеющийся череп растворяется в темноте.
Вот я и сержант Морской пехоты.
Я смеюсь и не могу остановиться. Отделение застыло от страха, потому мы снайпер смеется вместе со мной. Мы со снайпером смеемся и знаем, что рано или поздно все отделение засмеется вместе с нами.
Рано или поздно суровые законы джунглей возьмут свое над отделением. Мы живем по закону джунглей, по которому в них входят больше морских пехотинцев, чем выходят обратно. Именно так. Никто не спросит, почему мы улыбаемся, потому что это никому не интересно. Мразь войны, которую гражданские в ней видят – это в основном выпущенные наружу кишки. Отвратительное зрелище – видеть человека без прикрас. Отвратительное зрелище – когда даже в улыбке виден оскал смерти. Война отвратительна, ибо истина бывает безобразной, а война говорит все как есть. Отвратительно лицо Чарли, это призрачное черное лицо смерти, когда она поражает твоих братьев ловкими ударами, восстанавливая справедливость.
Те из нас, кто переживут все это и станут стариками, полетят на Птице Свободы в родную Америку. Но дома родного там мы не найдем, и нас самих там уже не будет. В голове каждого поселилась смерть, черный краб, пожирающий мозг.
Джунгли затихли. Снайпер больше не смеется.
Отделение молчит, ждут приказаний. Скоро они все поймут. Скоро им станет не страшно. Их темная сторона выползет наружу, и они станут такими, как я, они станут морскими пехотинцами.
Морской пехотинец – это навсегда.
Ковбой, спотыкаясь, вываливается на поляну.
– Уходим. – говорю я, в первую очередь для Зверодера.
Зверодер не обращает внимания, продолжает наблюдать за Ковбоем.
Бах. В правую ногу.
Бах. В левую ногу. Ковбой падает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17