Доисторическую входную дверь заменили двойной, железной, от которой немедленно повеяло мертвецким холодом. Мансур пригласил на собеседование Эсмеральду, зная ее как опытную и давно состарившуюся блядь, почти начисто лишившуюся былой привлекательности. Мансур нуждался в человеке, знающем дело и любящем это дело. Впоследствии выяснилось, что эти качества были не так уж нужны, да и не только эти, но и никакие вообще. С обязанностями, возложенными на Эсмеральду, он при желании справился бы и сам. Но тогда он думал иначе, и Эсмеральда показалась ему подходящим человеком. Сама она подумывала о барыжничестве, и это занятие ее немного пугало, потому что предполагало тесную связь с откровенными разбойниками, а Эсмеральда боялась тюрьмы гораздо больше, чем сумы. Поэтому она не задумываясь ухватилась за предложение Мансура и после десятиминутного разговора была произведена в мамки. Ей было выдано длинное бархатное платье, доходившее до пят и сильно зауженное в талии; подол был украшен мехом неизвестного животного и соблазнительно шуршал при ходьбе. И ей же Мансур поручил подобрать персонал, запастись санитарными книжками и наладить связи с местным кожно-венерологическим диспансером на предмет профилактических осмотров. Сам он предоставил охрану, договорился с рестораном и дал рекламное объявление в десять петербургских газет.
Мансур, скупой на творческую выдумку, не позаботился дать своему детищу приличного названия. Он указал, что это массажный салон. Побуждаемый соображениями экономии, он выкинул из слова "массажный" лишнюю букву "с", и объявления обошлись ему немного дешевле.
Дело быстро помчалось в гору, в чем никто и не сомневался.
Эсмеральда, полностью преобразившаяся, собственноручно отпирала дверь, впускала клиента, мелко кланялась и улыбалась. Едва дотрагиваясь до локтя пришедшего, она вела гостя в смотровую комнату: просторное помещение с диваном для удобства предварительного знакомства. Здесь все было выдержано в сыроватых розовых тонах: и обои в цветочек, и сам диван тоже в цветочек. Перед диваном установили столик, на который водружали обязательное ведерко с подозрительным шампанским. Эсмеральда олицетворяла любезность и предупредительность. Она широко раскрывала глаза, вникая в пожелания потребителя, беззвучно ахала в ответ на эти пожелания, на все соглашалась и держала в пальцах мундштук с длинной и черной сигаретой. На отлете. Не теряя времени, она призывала девочек.
Они выходили, старательно изображая послушный и кроткий табун, попеременно насчитывавший то пять, то шесть свободных голов. Эсмеральда следила, чтобы подвыпивший гость не зарулил ненароком в уже оккупированные покои. Вокруг обычно царила многообещающая тишина; играла музыка, но доносилась будто издалека и звучала ненавязчиво, она была не быстрая и не медленная, выливаясь в нечто промежуточное без конца и начала, бессмысленное и не обязывавшее ни к чему, кроме полного расслабления и отказа от умственной деятельности. Иногда, правда, давала о себе знать гадость, упрятанная под обои: она прорывалась идиотским, бессмысленным взрывом хохота, который издавал другой гость, явившийся раньше. Невидимый и страшный в своей конфиденциальной непостижимости, он веселился, его что-то забавляло, и многие ежились, пытаясь представить себе развлечения в соседних апартаментах. Девочки держались равнодушно, не слишком размениваясь на лживые эмоции, а потому это одинокое веселье вселяло ужас. Повод к нему было невозможно вообразить. Залпы хохота возникали внезапно, выстраивались в короткую канонаду и так же неожиданно обрывались, как будто кого-то время от времени щекотали гусиным пером.
5
Носоглотка не боялся дяди. Он боялся Мансура, который еще неизвестно как отнесется к дяде, когда увидит его воочию.
И он никак не мог решить, сказать ли дяде, что тот недаром был честных правил и выторговал себе заслуженное место под солнцем. Носоглотка постановил для себя вести разговор обтекаемо. Его родственные чувства были на удивление глубоки, если принять во внимание особенности Носоглотки, наделившие его правом состоять в мансуровской группировке. Но не настолько глубоки, чтобы сердить Мансура дядиным отказом, ибо Константин Сергеевич наверняка откажется. Пускай отказывается лично и сам отвечает за базар, носоглоткино дело сторона.
– Дядя, - осторожно сказал он за легким алкогольным завтраком. - Сегодня мы с тобой идем в одно место. Клевое место.
Заспанный Константин Андреевич ухватил за хвостик отяжелевший чайный пакет и выложил на цветастое блюдечко, невдалеке от кучки варенья.
– Сходим, - кивнул он с обычной покладистостью. - На выставку? В музей?
– Типа выставки, ага, - в голосе Носоглотки зазвучала тоска. - Мой бригадир тебе там неслабую халтуру нашел.
Константин Андреевич обрадованно захлопал глазами:
– Врешь!
Он иногда позволял себе задорные дворовые интонации. Он любил молодиться и проказничать, как это свойственно молодости. Это давалось ему без труда, ибо душой он и в самом деле был молод.
Носоглотка засопел и представил любимого дядю лежащим под толстым слоем асфальта.
– Век воли не видать, - ответил он небрежно: пошутил. За Носоглоткой не числилось ни одной ходки. - Ты сразу соглашайся, не кобенься. Это очень серьезные люди. На крайняк - молчи, я за тебя сам скажу.
– Хорошо, - Константин Андреевич, уже донельзя заинтригованный, слегка удивился. - А что за работа? Смотрителем в зале?
– Типа смотрителя, ага, - тоска усилилась. - Я пока точно не знаю. Тебе на точке... на месте все объяснят.
– Пойду искать трудовую, - возликовал дядя.
Племянник дернулся, чтобы остановить его, но передумал. Пусть ищет и берет. Хуже уже не будет. Константин Андреевич, бодро напевая рекламу про апельсиновый рай, преувеличенной спортивной трусцой побежал к шифоньеру, где хранил коробочку с документами. Носоглотку перекосило, и он потянулся к холодильнику за бутылкой. Он избегал пить при дяде, потому что не хотел его расстраивать. Дядя не запрещал, но смотрел с такой укоризной, что напитки не лезли в горло. Носоглотка успел похмелиться и сосредоточенно морщился, когда голова Константина Андреевича просунулась в кухню.
– Как мне одеться, Гриша? - озабоченно спросила голова. - Галстук нужен?
Носоглотка ненадолго задумался.
– Нужен, - решил он. Налетела стайка самоуверенных образов и подобий, и он уточнил: - Желательно "бабочку". У тебя есть "бабочка"?
Константин Андреевич, на миг смешавшись, возликовал:
– Нет! Но можно сделать!
Гриша безнадежно отвернулся и уставился в окно. Из комнаты донесся приглушенный стук: это дядя снимал чехол со старенькой швейной машинки. Посидев немного в полном отупении чувств, Носоглотка крикнул:
– Дядя! Не надо ничего делать, мы сейчас пойдем и купим нормальную!
Из комнаты донеслось:
– Гришенька, не волнуйся! Не надо ничего покупать, не траться! Тут работы на десять минут...
Носоглотка чуть не сказал, что и тратиться не придется, что "бабочку" ему подарят бесплатно, если он попросит. Дары не укладывались в представления дяди о трудовых отношениях. Дядя признавал лишь скупые и редкие премии, которые еще нужно заработать в поте лица. Обещанные десять минут пролетели незаметно. У Константина Андреевича было удивительно развито чувство времени, он уложился точнехонько в срок. В руках он победоносно держал чудовищное, немыслимое изделие, сооруженное из старенького черного галстука, который даже и не завязывался, а держался на резиночках. Носоглотка сразу узнал оригинал. Константин Андреевич отчекрыжил портновскими ножницами узел и вырезал из галстука два неодинаковых черных крыла. Резиночки дядя оставил на месте. Ловко управляясь с машинкой, он пристрочил к узлу крылья и теперь сиял, донельзя довольный своей находчивостью.
– Гляди!
Константин Андреевич задрал подбородок и пристегнул "бабочку" к тощей шее.
Носоглотка молчал. Дядя хитро скосил глаза и подмигнул:
– Ну? Нечего сказать? А ты говорил! Надо творчески подходить, тогда экономия будет...
Ликующе пританцовывая, он удалился.
...Можно было - и нужно было - действовать проще. Пойти следом за дядей, притормозить его за плечо, нарезать в бубен и сделать внушение. Но сделать этого Носоглотка не мог. Санки, осел и козел, дотянувшись из далекого прочного, прочно держали его за руки, изнемогавшие от внутреннего зуда.
6
Покуда ехали на Фонтанку, Константин Андреевич совершенно извелся.
Племяннику стоило большого труда убедить его до поры спрятать самодельную "бабочку" в карман: может быть, она не понадобится. Может статься, там все уже приготовлено.
– Спецодежда? - деловито осведомился дядя.
Носоглотка вспомнил платье Эсмеральды.
– Ну да. Типа. Там очень строго. Ты помалкивай и в базар не вяжись, если не спросят.
Константин Андреевич осуждающе вздохнул:
– Что у вас за выражения, молодежь! Как будто вы какие-то уголовники, бандиты... Разве нельзя сказать по-человечески: дядя, там будут ответственные товарищи, веди себя уважительно и не перебивай?
Носоглотке отчаянно захотелось выпить еще, но он не мог позволить себе бросить руль и заглянуть в распивочную, потому что время поджимало. Мансур был болезненно пунктуален - качество, выработавшееся у него после многочисленных "стрелок" и "терок".
Константин Андреевич с любопытством поглядывал в окно на проносившийся мимо ландшафт. Родные и приятные глазу места в очередной раз баловали его, сулили новое, и сколько еще в них таилось неизведанных возможностей - знал один Бог. Атеизм Константина Андреевича был дружелюбным и непоследовательным.
Пронзительно взвизгнули шины: Носоглотка доехал. Какое-то время он сидел, постукивая толстыми пальцами по рулевому колесу, после чего обреченно молвил:
– Все, дядя. Приехали. Видишь дом? Нам туда.
Дядя проворно выкарабкался из машины и прищурился на железную дверь.
– А где же вывеска? - спросил он с веселым недоумением. - Что это за учреждение?
– Вывеску вешать нельзя, потому что конкуренты пронюхают, - сдержанно объяснил племянник, с языка которого едва не сорвалось слово "милиция" взамен "конкурентов". - Может быть, попозже, - добавил он провидчески.
– Дикое время, - сокрушенно заметил дядя. - Небось, и подписку потребуют?
– Подписку? - Носоглотка тупо взглянул на него. - За кого?
– О неразглашении.
– Ах, о неразглашении... Не знаю. Может быть. У нас, знаешь, все на доверии.
– Это хорошо, - похвалил дядя. - Дружный коллектив.
Племянник пробормотал. Константин Андреевич не расслышал и улыбнулся. Носоглотка резко отвернулся. Он утопил кнопку звонка, ответившую далеким птичьим проигрышем.
Отворила Эсмеральда. На лице ее застыла профессиональная улыбка, в мундштуке дымилась сигарета.
– Мансур здесь? - коротко спросил Носоглотка, не здороваясь.
– Уже минут пять, - голос Эсмеральды был мягок и вкрадчив. - Это ваш дядя?
Носоглотка с шумом втянул в себя воздух. Бессмысленная вежливость мамки раздражала его. Он поманил Константина Андреевича пальцем. Эсмеральда смотрела на дядю с восхищенным любопытством. Едва тот вошел, появился Мансур.
– Отлично, - сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. - Эсмеральда, построй блядей.
– Фу-фу-фу, - Эсмеральда покачала головой, выказывая юмористическое осуждение. - Девочки! Собирайтесь, и поживее!
На лице Константина Андреевича оцепенела улыбка. Слово, которое изрыгнул Мансур, потрясло его до основания, и он старался припомнить присутственные места, в которых оно было бы простительным. Он старался утешиться мыслью, что некоторые производства и сферы не существуют в отрыве от подобного рода слов, что на этих словах зиждется созидательный процесс. Например, в армии, или на сталелитейном заводе. Да мало ли где! Даже в операционной - даже, как выяснилось к негодованию дяди, в советском политбюро.
Мансур тем временем протянул ладонь:
– Мансур.
Константин Андреевич спохватился и поспешно протянул свою, сгибаясь в полупоклоне.
– Константин Андреевич. Очень приятно. Очень рад. К вашим услугам.
Он говорил рублеными фразами, бессознательно подражая карикатурному служаке-тупице. Это было еще одной особенностью Константина Андреевича: он постоянно кого-то копировал, имитировал демонов - преимущественно бодрых и оптимистично настроенных, подселившихся в его невинную душу из телевизора или книги.
Девочки уже ждали, они явились как по мановению волшебной палочки. Их было пять штук: Стелла, Кристина, Марчелла, Олимпия и Ковырялка, услуги которой ценились особенно высоко. Шестая, Клеопатра, была занята, и фирменное жеребячье взлаивание уже доносилось из дальнего номера. Стелла была брюнетка, а все остальные - блондинки, других различий не находили ни Носоглотка, ни Мансур. Девочки были не то одеты, не то раздеты - короче говоря, на них было белье. Профессиональная улыбка Эсмеральды распространилась у них на все члены и органы: они застыли, чуть изогнувшись, и лукаво смотрели на Константина Андреевича, который отвечал им доброжелательными взглядами.
– Вот тебе, Константин Андреевич, коллектив, - изрек Мансур, чутьем угадавший лексику, понятную соискателю места.
– Ага, - просиял дядя. - Очень рад!
С протянутой рукой он поспешил к девочкам. Олимпия прыснула, но сразу же приняла торжественный вид и церемонно ответила на сердечное рукопожатие Константина Андреевича.
Эсмеральда глубоко затянулась дымом и вопросительно взглянула на Мансура. Тот молчал и покачивался с носка на пятку, засунув ручищи в карманы бесформенных штанов.
– Я думаю, мы сработаемся, - уверенно объявил Константин Андреевич. - Мне бы хотелось поближе войти в курс дела. Я человек ответственный и люблю ясность.
Мансур продолжал молчать. Возможно, он не понял, что означает "поближе войти в курс".
– Дядя, - нарушил молчание Носоглотка, - это публичный дом.
– Хорошо, - кивнул дядя, немного растерявшись.
– Ты не догоняешь. Здесь... - Племянник запнулся, подыскивая глагол.
– Любовью занимаются, - подсказал Мансур, и Эсмеральда кивнула.
– Очень приятно, - отозвался Константин Андреевич, благодушно осматриваясь.
– За деньги, - повысил голос Носоглотка.
– Ах, вот как? - Дядя был неприятно удивлен. - Это коммерческая структура?
– Вот именно, - подтвердил Мансур.
Константин Андреевич задумчиво пощелкал пальцами.
– Значит, трудовую книжку вы не возьмете? - осведомился он осторожно.
Эсмеральда пожирала его глазами. Девочки толкали друг дружку локтями, Носоглотка побагровел. Мансур ненатурально осклабился:
– Почему не возьмем? Возьмем! Что скажешь, то и напишем! Если хочешь - и печать будет!
– А это считается? - не унимался дядя. - Мне до пенсии два года, чтобы стаж не нарушился.
– Считается, - зловеще успокоил его Мансур. - Давай сюда твою книжку, - он пошевелил пальцами, как будто отсчитывал купюры.
Вмешался Носоглотка:
– Дядя, - спросил он проникновенно, - тебя ничего не смущает? Все нормально? Ты справишься?
Константин Андреевич ощутил серьезность момента.
– Не боги горшки обжигают, - ответил он скромно. - Правда, я все еще не понимаю отведенной мне функции...
– Простая функция, - вмешалась Эсмеральда. - Приняли клиента, взяли деньги, показали девочек. Распорядились о напитках. И за временем следите, и за порядком. Гена, Сережа!
К девочкам присоединились мясные исполины в военной форме неустановленного образца.
– Это Гена и Сережа, наши охранники. Если клиент поведет себя нехорошо - начнет хулиганить, ругаться, блевать, не захочет платить, то нужно позвать их, и они разберутся.
– Понятно, - кивнул Константин Андреевич. Помявшись, он взволнованно спросил: - Видите ли, я человек с выдумкой, люблю, чтобы дело кипело... как у вас здесь насчет творческой инициативы?
Носоглотке захотелось умереть и не жить. Девочки начинали скучать, Сережа и Гена высились безразличными глыбами.
– Я не очень понял, - признался Мансур, - но можно. Если клиентов будет больше и останутся довольны - все можно! Ты, главное, не спеши - мы сейчас посовещаемся с твоим родственником...
7
Нацепив очки, дядя глазел по сторонам, расхаживал на своих журавлино-цапельных ногах и осторожно рассматривал картины античного содержания.
Мансур отвел Носоглотку в сторону.
– Что это за чучело? - Голос босса срывался. Носоглотка боялся, что Мансур завизжит, уподобится свинье и тем осквернится. - Кого ты мне сватаешь, образина? Он же трекнутый! Он же не понимает, куда попал...
– Отчего же, понимаю, - удивленно возразил ему Константин Андреевич, каким-то чудом оказавшийся рядом и тем выручивший племянника.
Мансур, еще недавно издевательски обходительный, окончательно позеленел.
"Завизжит", - обреченно покачал головой Носоглотка.
– Это дом терпимости, - вежливо продолжил дядя. - Это ведь нынче законно, правда? Иначе ведь никто бы не разрешил это делать?
1 2 3 4 5
Мансур, скупой на творческую выдумку, не позаботился дать своему детищу приличного названия. Он указал, что это массажный салон. Побуждаемый соображениями экономии, он выкинул из слова "массажный" лишнюю букву "с", и объявления обошлись ему немного дешевле.
Дело быстро помчалось в гору, в чем никто и не сомневался.
Эсмеральда, полностью преобразившаяся, собственноручно отпирала дверь, впускала клиента, мелко кланялась и улыбалась. Едва дотрагиваясь до локтя пришедшего, она вела гостя в смотровую комнату: просторное помещение с диваном для удобства предварительного знакомства. Здесь все было выдержано в сыроватых розовых тонах: и обои в цветочек, и сам диван тоже в цветочек. Перед диваном установили столик, на который водружали обязательное ведерко с подозрительным шампанским. Эсмеральда олицетворяла любезность и предупредительность. Она широко раскрывала глаза, вникая в пожелания потребителя, беззвучно ахала в ответ на эти пожелания, на все соглашалась и держала в пальцах мундштук с длинной и черной сигаретой. На отлете. Не теряя времени, она призывала девочек.
Они выходили, старательно изображая послушный и кроткий табун, попеременно насчитывавший то пять, то шесть свободных голов. Эсмеральда следила, чтобы подвыпивший гость не зарулил ненароком в уже оккупированные покои. Вокруг обычно царила многообещающая тишина; играла музыка, но доносилась будто издалека и звучала ненавязчиво, она была не быстрая и не медленная, выливаясь в нечто промежуточное без конца и начала, бессмысленное и не обязывавшее ни к чему, кроме полного расслабления и отказа от умственной деятельности. Иногда, правда, давала о себе знать гадость, упрятанная под обои: она прорывалась идиотским, бессмысленным взрывом хохота, который издавал другой гость, явившийся раньше. Невидимый и страшный в своей конфиденциальной непостижимости, он веселился, его что-то забавляло, и многие ежились, пытаясь представить себе развлечения в соседних апартаментах. Девочки держались равнодушно, не слишком размениваясь на лживые эмоции, а потому это одинокое веселье вселяло ужас. Повод к нему было невозможно вообразить. Залпы хохота возникали внезапно, выстраивались в короткую канонаду и так же неожиданно обрывались, как будто кого-то время от времени щекотали гусиным пером.
5
Носоглотка не боялся дяди. Он боялся Мансура, который еще неизвестно как отнесется к дяде, когда увидит его воочию.
И он никак не мог решить, сказать ли дяде, что тот недаром был честных правил и выторговал себе заслуженное место под солнцем. Носоглотка постановил для себя вести разговор обтекаемо. Его родственные чувства были на удивление глубоки, если принять во внимание особенности Носоглотки, наделившие его правом состоять в мансуровской группировке. Но не настолько глубоки, чтобы сердить Мансура дядиным отказом, ибо Константин Сергеевич наверняка откажется. Пускай отказывается лично и сам отвечает за базар, носоглоткино дело сторона.
– Дядя, - осторожно сказал он за легким алкогольным завтраком. - Сегодня мы с тобой идем в одно место. Клевое место.
Заспанный Константин Андреевич ухватил за хвостик отяжелевший чайный пакет и выложил на цветастое блюдечко, невдалеке от кучки варенья.
– Сходим, - кивнул он с обычной покладистостью. - На выставку? В музей?
– Типа выставки, ага, - в голосе Носоглотки зазвучала тоска. - Мой бригадир тебе там неслабую халтуру нашел.
Константин Андреевич обрадованно захлопал глазами:
– Врешь!
Он иногда позволял себе задорные дворовые интонации. Он любил молодиться и проказничать, как это свойственно молодости. Это давалось ему без труда, ибо душой он и в самом деле был молод.
Носоглотка засопел и представил любимого дядю лежащим под толстым слоем асфальта.
– Век воли не видать, - ответил он небрежно: пошутил. За Носоглоткой не числилось ни одной ходки. - Ты сразу соглашайся, не кобенься. Это очень серьезные люди. На крайняк - молчи, я за тебя сам скажу.
– Хорошо, - Константин Андреевич, уже донельзя заинтригованный, слегка удивился. - А что за работа? Смотрителем в зале?
– Типа смотрителя, ага, - тоска усилилась. - Я пока точно не знаю. Тебе на точке... на месте все объяснят.
– Пойду искать трудовую, - возликовал дядя.
Племянник дернулся, чтобы остановить его, но передумал. Пусть ищет и берет. Хуже уже не будет. Константин Андреевич, бодро напевая рекламу про апельсиновый рай, преувеличенной спортивной трусцой побежал к шифоньеру, где хранил коробочку с документами. Носоглотку перекосило, и он потянулся к холодильнику за бутылкой. Он избегал пить при дяде, потому что не хотел его расстраивать. Дядя не запрещал, но смотрел с такой укоризной, что напитки не лезли в горло. Носоглотка успел похмелиться и сосредоточенно морщился, когда голова Константина Андреевича просунулась в кухню.
– Как мне одеться, Гриша? - озабоченно спросила голова. - Галстук нужен?
Носоглотка ненадолго задумался.
– Нужен, - решил он. Налетела стайка самоуверенных образов и подобий, и он уточнил: - Желательно "бабочку". У тебя есть "бабочка"?
Константин Андреевич, на миг смешавшись, возликовал:
– Нет! Но можно сделать!
Гриша безнадежно отвернулся и уставился в окно. Из комнаты донесся приглушенный стук: это дядя снимал чехол со старенькой швейной машинки. Посидев немного в полном отупении чувств, Носоглотка крикнул:
– Дядя! Не надо ничего делать, мы сейчас пойдем и купим нормальную!
Из комнаты донеслось:
– Гришенька, не волнуйся! Не надо ничего покупать, не траться! Тут работы на десять минут...
Носоглотка чуть не сказал, что и тратиться не придется, что "бабочку" ему подарят бесплатно, если он попросит. Дары не укладывались в представления дяди о трудовых отношениях. Дядя признавал лишь скупые и редкие премии, которые еще нужно заработать в поте лица. Обещанные десять минут пролетели незаметно. У Константина Андреевича было удивительно развито чувство времени, он уложился точнехонько в срок. В руках он победоносно держал чудовищное, немыслимое изделие, сооруженное из старенького черного галстука, который даже и не завязывался, а держался на резиночках. Носоглотка сразу узнал оригинал. Константин Андреевич отчекрыжил портновскими ножницами узел и вырезал из галстука два неодинаковых черных крыла. Резиночки дядя оставил на месте. Ловко управляясь с машинкой, он пристрочил к узлу крылья и теперь сиял, донельзя довольный своей находчивостью.
– Гляди!
Константин Андреевич задрал подбородок и пристегнул "бабочку" к тощей шее.
Носоглотка молчал. Дядя хитро скосил глаза и подмигнул:
– Ну? Нечего сказать? А ты говорил! Надо творчески подходить, тогда экономия будет...
Ликующе пританцовывая, он удалился.
...Можно было - и нужно было - действовать проще. Пойти следом за дядей, притормозить его за плечо, нарезать в бубен и сделать внушение. Но сделать этого Носоглотка не мог. Санки, осел и козел, дотянувшись из далекого прочного, прочно держали его за руки, изнемогавшие от внутреннего зуда.
6
Покуда ехали на Фонтанку, Константин Андреевич совершенно извелся.
Племяннику стоило большого труда убедить его до поры спрятать самодельную "бабочку" в карман: может быть, она не понадобится. Может статься, там все уже приготовлено.
– Спецодежда? - деловито осведомился дядя.
Носоглотка вспомнил платье Эсмеральды.
– Ну да. Типа. Там очень строго. Ты помалкивай и в базар не вяжись, если не спросят.
Константин Андреевич осуждающе вздохнул:
– Что у вас за выражения, молодежь! Как будто вы какие-то уголовники, бандиты... Разве нельзя сказать по-человечески: дядя, там будут ответственные товарищи, веди себя уважительно и не перебивай?
Носоглотке отчаянно захотелось выпить еще, но он не мог позволить себе бросить руль и заглянуть в распивочную, потому что время поджимало. Мансур был болезненно пунктуален - качество, выработавшееся у него после многочисленных "стрелок" и "терок".
Константин Андреевич с любопытством поглядывал в окно на проносившийся мимо ландшафт. Родные и приятные глазу места в очередной раз баловали его, сулили новое, и сколько еще в них таилось неизведанных возможностей - знал один Бог. Атеизм Константина Андреевича был дружелюбным и непоследовательным.
Пронзительно взвизгнули шины: Носоглотка доехал. Какое-то время он сидел, постукивая толстыми пальцами по рулевому колесу, после чего обреченно молвил:
– Все, дядя. Приехали. Видишь дом? Нам туда.
Дядя проворно выкарабкался из машины и прищурился на железную дверь.
– А где же вывеска? - спросил он с веселым недоумением. - Что это за учреждение?
– Вывеску вешать нельзя, потому что конкуренты пронюхают, - сдержанно объяснил племянник, с языка которого едва не сорвалось слово "милиция" взамен "конкурентов". - Может быть, попозже, - добавил он провидчески.
– Дикое время, - сокрушенно заметил дядя. - Небось, и подписку потребуют?
– Подписку? - Носоглотка тупо взглянул на него. - За кого?
– О неразглашении.
– Ах, о неразглашении... Не знаю. Может быть. У нас, знаешь, все на доверии.
– Это хорошо, - похвалил дядя. - Дружный коллектив.
Племянник пробормотал. Константин Андреевич не расслышал и улыбнулся. Носоглотка резко отвернулся. Он утопил кнопку звонка, ответившую далеким птичьим проигрышем.
Отворила Эсмеральда. На лице ее застыла профессиональная улыбка, в мундштуке дымилась сигарета.
– Мансур здесь? - коротко спросил Носоглотка, не здороваясь.
– Уже минут пять, - голос Эсмеральды был мягок и вкрадчив. - Это ваш дядя?
Носоглотка с шумом втянул в себя воздух. Бессмысленная вежливость мамки раздражала его. Он поманил Константина Андреевича пальцем. Эсмеральда смотрела на дядю с восхищенным любопытством. Едва тот вошел, появился Мансур.
– Отлично, - сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности. - Эсмеральда, построй блядей.
– Фу-фу-фу, - Эсмеральда покачала головой, выказывая юмористическое осуждение. - Девочки! Собирайтесь, и поживее!
На лице Константина Андреевича оцепенела улыбка. Слово, которое изрыгнул Мансур, потрясло его до основания, и он старался припомнить присутственные места, в которых оно было бы простительным. Он старался утешиться мыслью, что некоторые производства и сферы не существуют в отрыве от подобного рода слов, что на этих словах зиждется созидательный процесс. Например, в армии, или на сталелитейном заводе. Да мало ли где! Даже в операционной - даже, как выяснилось к негодованию дяди, в советском политбюро.
Мансур тем временем протянул ладонь:
– Мансур.
Константин Андреевич спохватился и поспешно протянул свою, сгибаясь в полупоклоне.
– Константин Андреевич. Очень приятно. Очень рад. К вашим услугам.
Он говорил рублеными фразами, бессознательно подражая карикатурному служаке-тупице. Это было еще одной особенностью Константина Андреевича: он постоянно кого-то копировал, имитировал демонов - преимущественно бодрых и оптимистично настроенных, подселившихся в его невинную душу из телевизора или книги.
Девочки уже ждали, они явились как по мановению волшебной палочки. Их было пять штук: Стелла, Кристина, Марчелла, Олимпия и Ковырялка, услуги которой ценились особенно высоко. Шестая, Клеопатра, была занята, и фирменное жеребячье взлаивание уже доносилось из дальнего номера. Стелла была брюнетка, а все остальные - блондинки, других различий не находили ни Носоглотка, ни Мансур. Девочки были не то одеты, не то раздеты - короче говоря, на них было белье. Профессиональная улыбка Эсмеральды распространилась у них на все члены и органы: они застыли, чуть изогнувшись, и лукаво смотрели на Константина Андреевича, который отвечал им доброжелательными взглядами.
– Вот тебе, Константин Андреевич, коллектив, - изрек Мансур, чутьем угадавший лексику, понятную соискателю места.
– Ага, - просиял дядя. - Очень рад!
С протянутой рукой он поспешил к девочкам. Олимпия прыснула, но сразу же приняла торжественный вид и церемонно ответила на сердечное рукопожатие Константина Андреевича.
Эсмеральда глубоко затянулась дымом и вопросительно взглянула на Мансура. Тот молчал и покачивался с носка на пятку, засунув ручищи в карманы бесформенных штанов.
– Я думаю, мы сработаемся, - уверенно объявил Константин Андреевич. - Мне бы хотелось поближе войти в курс дела. Я человек ответственный и люблю ясность.
Мансур продолжал молчать. Возможно, он не понял, что означает "поближе войти в курс".
– Дядя, - нарушил молчание Носоглотка, - это публичный дом.
– Хорошо, - кивнул дядя, немного растерявшись.
– Ты не догоняешь. Здесь... - Племянник запнулся, подыскивая глагол.
– Любовью занимаются, - подсказал Мансур, и Эсмеральда кивнула.
– Очень приятно, - отозвался Константин Андреевич, благодушно осматриваясь.
– За деньги, - повысил голос Носоглотка.
– Ах, вот как? - Дядя был неприятно удивлен. - Это коммерческая структура?
– Вот именно, - подтвердил Мансур.
Константин Андреевич задумчиво пощелкал пальцами.
– Значит, трудовую книжку вы не возьмете? - осведомился он осторожно.
Эсмеральда пожирала его глазами. Девочки толкали друг дружку локтями, Носоглотка побагровел. Мансур ненатурально осклабился:
– Почему не возьмем? Возьмем! Что скажешь, то и напишем! Если хочешь - и печать будет!
– А это считается? - не унимался дядя. - Мне до пенсии два года, чтобы стаж не нарушился.
– Считается, - зловеще успокоил его Мансур. - Давай сюда твою книжку, - он пошевелил пальцами, как будто отсчитывал купюры.
Вмешался Носоглотка:
– Дядя, - спросил он проникновенно, - тебя ничего не смущает? Все нормально? Ты справишься?
Константин Андреевич ощутил серьезность момента.
– Не боги горшки обжигают, - ответил он скромно. - Правда, я все еще не понимаю отведенной мне функции...
– Простая функция, - вмешалась Эсмеральда. - Приняли клиента, взяли деньги, показали девочек. Распорядились о напитках. И за временем следите, и за порядком. Гена, Сережа!
К девочкам присоединились мясные исполины в военной форме неустановленного образца.
– Это Гена и Сережа, наши охранники. Если клиент поведет себя нехорошо - начнет хулиганить, ругаться, блевать, не захочет платить, то нужно позвать их, и они разберутся.
– Понятно, - кивнул Константин Андреевич. Помявшись, он взволнованно спросил: - Видите ли, я человек с выдумкой, люблю, чтобы дело кипело... как у вас здесь насчет творческой инициативы?
Носоглотке захотелось умереть и не жить. Девочки начинали скучать, Сережа и Гена высились безразличными глыбами.
– Я не очень понял, - признался Мансур, - но можно. Если клиентов будет больше и останутся довольны - все можно! Ты, главное, не спеши - мы сейчас посовещаемся с твоим родственником...
7
Нацепив очки, дядя глазел по сторонам, расхаживал на своих журавлино-цапельных ногах и осторожно рассматривал картины античного содержания.
Мансур отвел Носоглотку в сторону.
– Что это за чучело? - Голос босса срывался. Носоглотка боялся, что Мансур завизжит, уподобится свинье и тем осквернится. - Кого ты мне сватаешь, образина? Он же трекнутый! Он же не понимает, куда попал...
– Отчего же, понимаю, - удивленно возразил ему Константин Андреевич, каким-то чудом оказавшийся рядом и тем выручивший племянника.
Мансур, еще недавно издевательски обходительный, окончательно позеленел.
"Завизжит", - обреченно покачал головой Носоглотка.
– Это дом терпимости, - вежливо продолжил дядя. - Это ведь нынче законно, правда? Иначе ведь никто бы не разрешил это делать?
1 2 3 4 5