А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Бандиты растянулись в линию вдоль тропы шагов на сорок. Дальний конец этой линии не был виден Конану. Густой подлесок скрывал людей. Главарь тоже был едва виден, и Конан понимал, что тот, в свою очередь, с трудом мог наблюдать за ним. С одного взгляда Конан выбрал себе несколько мест в нескольких шагах от себя, где он мог бы оставаться невидимым для других. С одного из них можно будет не только скрытно наблюдать за его новыми сомнительными товарищами, но и хорошо видеть все, что происходит на тропе.
В планы Конана вовсе не входило участвовать в явно неравном бою на стороне разбойников или сражаться против людей, которых он вовсе не хотел видеть своими врагами.
Киммериец только-только занял свой наблюдательный пункт, как бандиты на той стороне отрога начали нападение. Душераздирающие крики людей вторили эхом стонам лошадей, чьи тела пронзала острая сталь стрел.
Те люди, которые еще не стонали от боли, издавали воинственные крики. Камни с грохотом обрушивались на щиты.
Среди всего этого шума и криков Конан вдруг различил одно слово. Одно имя. от звука которого закипела кровь в его венах.
— Райна! Райна! Райна!
Глава 2
Конан не знал другого женского имени краше Райны, с которым мужчины бросались бы в схватку, как с боевым кличем. Он прекрасно помнил женщину, носившую это имя: товарища по оружию, знатока лошадей и упряжи, пленительную любовницу и верную спутницу в его кошмарном путешествии по горам Ильбарса.
Конечно, если это была та самая Райна. Это имя довольно часто встречалось в Боссонских Пределах. Конан вовсе не горел желанием подставлять свою голову под меч, защищая неизвестно кого.
Перекинув через плечо медвежью шкуру и поправив меч так, чтобы он не цеплялся за камни, Конан полез по отвесной скале обрыва. Его пальцы мертвой хваткой впивались в выступы скалы, ноги точно находили маленькие углубления, и Киммериец быстро продвигался вперед, забирая вправо, откуда можно было бы увидеть, что происходит по ту сторону гряды.
Разбойники, однажды уже подставившие Конану незащищенные спины, на этот раз забыли даже посмотреть по сторонам. Киммериец успел занять свой новый наблюдательный пункт, и за это время никто снизу не посмотрел в его сторону.
Что ж, это была та самая, ~его~ Райна: верхом на невысокой, но сильной кобыле, в шлеме, закрывавшем большую часть лица; на груди — не новая, чиненная-перечиненная кольчуга. Конан узнал большие серые глаза, вздернутый нос в веснушках и длинную изящную шею.
Несколько приказов, перекрывая шум, вырвались из ее груди. Сомнений быть не могло: это она. Конечно, голос немного погрубел по сравнению с тем, который он помнил, но дорожная пыль и зимние холода оставят следы и на самой луженой глотке.
Из ветвей деревьев на круп лошади Райны спрыгнул человек. Кобыла зашаталась от такого толчка, но всадница не растерялась. Боясь задеть своих, размахивая мечом, она ударила нападавшего рукояткой в лицо. Его короткий меч скользнул по ее кольчуге, наткнулся на порванное звено и впился острием в тело. Губы Райны сжались.
Конан увидел, как сверкнул в воздухе вынутый Райной из-за голенища сапога прямой аквилонский кинжал. Все внимание нападавшего было приковано к мечу, который он пытался воткнуть глубже в тело противника. Он даже не увидел стальную молнию, вспоровшую его горло. С открытыми, но уже ничего не видящими глазами он свалился на землю, залив своей кровью и всадницу, и ее лошадь.
Конан искал глазами уступ в скале, с которого можно было бы начать спуск. У него не было лука. Да и любой самый искусный стрелок не рискнул бы, надеясь лишь на чудо, пустить стрелу в этот водоворот боя, где с равным успехом можно было поразить противника и своего же товарища.
Один из бандитов, обменивавшийся ударами мечей с охранником, увидел Конана. Он тряхнул головой и открыл рот, чтобы закричать. Он явно не был уверен, что правильно понял намерения Конана. Этой неуверенности положил конец стражник, воспользовавшийся тем, что его противник отвлекся, и вонзивший ему меч между ребер. Разбойник так и погиб с открытым ртом и глазами, так и не разрешив своих сомнений относительно намерений Киммерийца.
Спускаясь на следующий уступ, Конан услышал, как стрела ударилась о скалу рядом с ним. Он посмотрел вниз и решил, что более безопасно будет прыгнуть, исчезнув из поля зрения стрелка. Падение с такой высоты переломало бы кости любому человеку, но не Конану: он лишь перекатился через спину и вскочил на ноги. Он слышал, как главарь бандитов орал на стрелка, поминая недобрыми словами его самого, его мать и всех остальных родственников.
Стрелок, видимо, не выслушал советов главаря перед тем, как выстрелить. Эта неразбериха дала Конану прекрасную возможность считать, что он наносит лишь ответный удар.
Хотя, не будь и этой стрелы в спину, он все равно уже решил сражаться на стороне Райны и ее людей. Ничто из того, во что верил Киммериец, — ни честь, ни боги, ни простая вежливость по отношению к женщине, делившей с ним когда-то ложе, — не позволило бы ему поступить по-другому.
Действовать нужно было быстро. Разбойники по ту сторону гряды делали свое дело, подгоняя караван вперед — к узкому коридору, который вместо спасения мог стать смертельной ловушкой.
Охрана каравана, конечно, дорого продаст свои жизни. Когда бандиты смогут спокойно протянуть руки к сумкам, привязанным к седлам, их число намного сократится. Конану хотелось, чтобы их осталось еще меньше и чтобы ни один из оставшихся в живых не воспользовался ни на грош тем, что было во вьюках королевского каравана.
Ссорящиеся бандиты подняли такой шум, словно во время дебоша где-нибудь в винном погребке Аграпура. И если бы не еще больший шум по другую сторону гряды, где уже вовсю шел бой. их противник был бы не только предупрежден о готовящемся нападении, но и получил бы всю нужную информацию об их количестве и деталях плана атаки.
По правде говоря, стрелок не настолько уж увлекся перепалкой со своими товарищами, чтобы пропустить момент, когда Конан снова появился в поле его зрения. Он натянул тетиву, быстро прицелился и выстрелил именно в ту секунду, когда главарь решил схватить его за руку. Стрела прошла мимо цели; молниеносное исчезновение Конана за деревьями было даже излишним.
Но, с другой стороны, оно помогло обмануть противников. Разбойники уставились на то место, где Киммериец словно растворился в воздухе, и так и смотрели в ту сторону, пока Конан не вынырнул едва ли не из-за их спин с мечом в одной руке и медвежьей шкурой в другой.
Медвежья шкура, брошенная Киммерийцем, накрыла голову и плечи бандита, державшего лук. Тот скинул ее в один момент, так быстро, что, по его разумению, успел бы пустить стрелу в любого приближающегося человека.
Но Киммериец не был, в чем стрелок тут же смог убедиться. Не успел он натянуть тетиву, как меч Конана вскользь ударил по луку. Тетива порвалась, ясеневая дуга распрямилась, и, бросив свое искалеченное оружие, стрелок отскочил назад.
К несчастью, отпрыгнув, он налетел на своего главаря. На долю секунды они замешкались, придумывая, как им вдвоем лучше встретить Конана. Главарь, видимо, решил, что такой большой, тяжелый человек не сможет двигаться так быстро, чтобы вести бой сразу с двумя противниками.
Это ошибочное решение еще не успело отложиться в его сознании, как меч Конана. описав широкую дугу, с хрустом рассек череп противника. На голове бандита был кожаный шлем с толстыми железными пластинами, но меч прошел сквозь него, словно проткнул бумагу. Он так глубоко вошел в голову жертвы, что на какой-то миг Киммериец замешкался, вытаскивая свой клинок.
С отчаянием обреченного, второй разбойник решил воспользоваться этой задержкой. Он понял, что его единственный шанс — нанести удар немедленно. Кинжал мелькнул в воздухе — и, звякнув, отскочил от кольчуги Киммерийца. Свободная рука Конана вошла в челюсть бедняги с такой силой, что сломала ему шею и бросила спиной об дерево, довершив дело раскроенным о ствол черепом.
Освободив меч, Конан перешагнул через лежащие тела и наткнулся на следующего бандита. У того не было ни подходящего оружия, ни желания вступать в бой с черноволосым гигантом, выросшим перед ним. Ломая
ветки и обдирая кожу, он рванулся прочь сквозь кусты. Его товарищ тоже не хотел умирать раньше времени и последовал его примеру, дав тягу напролом через кустарник.
Такое решение очень порадовало Конана. Конечно, не из гуманных соображений о спасшихся от верной смерти разбойниках; просто теперь он мог свободно, не опасаясь удара в спину, двигаться на помощь тем, кого избрал в свои союзники.
Он наклонился, поднял лук и осмотрел его. Конечно, оружие было изрядно попорчено ударом меча, но Конан, найдя запасную тетиву, намотанную на запястье убитого стрелка, быстрыми и сильными движениями перетянул лук. Подняв с земли стрелу, Конан попробовал прицелиться.
Оружие сделано неплохо. Это был не изогнутый лук кавалериста, к которому Конан привык в Туране, и не тяжелый боссонский длинный лук. Из кавалерийского лука умелый стрелок мог выпустить пять стрел одну за другой по цели размером с человека с двухсот шагов, сидя верхом на несущейся лошади. При этом последняя стрела была уже в воздухе, когда первая еще не долетела до цели. Из боссонского длинного лука можно было пронзить стрелой длиной в человеческую руку любой аквилонский панцирь, оставив в трупе дыру с руку же шириной.
Ни то ни другое не нужно было Конану сегодня. Все, что от него требовалось, — это убедить разбойников на другой стороне тропы, что там, где они ждали помощи друзей, их самих поджидает неизвестный противник. А там страх сам довершит дело, — как говорил туранский высший офицер Кхадьяр, когда учил тех, кого считал нужным, из офицеров королевской гвардии.
— Тот, кто не теряет головы на поле боя, тот в конце концов и побеждает, — сказал Кхадьяр однажды, — а тот, кто позволяет страху овладеть собой, либо позорно бежит, либо становится добычей стервятников.
Мудрые слова мудрого человека, и сейчас, наверное, гоняющего пиктов на границах Аквилонии, если, конечно, кто-нибудь уже не подослал к нему наемных убийц. Возможно, Райна что-нибудь знает о нем.
Очень может быть, но, чтобы рассказать, ей нужно выбраться живой из этой переделки. Конан поднял лук, прицелился и отпустил тетиву. Стрела влетела в кроны деревьев на другой стороне дороги, где и пропала бесследно.
Еще две стрелы — и с той стороны послышался крик. Но на сей раз это была дружеская ругань в адрес неумелого стрелка. Лишь стон, раздавшийся после шестой стрелы, убедил Конана в том, что он попал в цель.
Конан выстрелил еще дважды, и вдруг, прилаживая очередную стрелу, он увидел то, чего меньше всего ожидал от бандитов. Они бросились в атаку.
Их было не четверо, как говорил главарь, а по крайней мере вдвое больше. Конан отправил уже приготовленную стрелу в грудь одного из них. Человек упал, крича от боли. Остальные приближались. Видимо, они решили во что бы то ни стало восстановить свой первоначальный план. Убрать этого неизвестно откуда взявшегося неприятеля — и можно снова держать под контролем обе стороны выхода из коридора.
Бандиты не просто действовали смело. Им еще и крупно повезло, по крайней мере вначале. Не успел Конан продумать, что делать дальше, как в проходе между скал появился авангард каравана.
В одно мгновение разбойники, вьючные лошади, пешие и конные стражники все перемешались, переплелись, как в змеином гнезде в джунглях Вендии. Конан не решился выстрелить еще раз. Его план воздействия на бандитов сработал, но не так, как он ожидал. Если эта мешанина продолжится еще хоть несколько секунд, то проход окажется запечатан так плотно, как бандиты могли только мечтать.
Когда один путь к победе оказывался отрезан, Киммериец, никогда не колеблясь, шел другим. Он бросился вниз по склону, перепрыгивая кусты и камни, обегая деревья, с мечом в одной руке и кинжалом в другой.
Рассчитывая на внезапность, он приближался молча, без боевого клича. Но треск ломаемых веток и топот шагов задолго предупреждали о его появлении.
К счастью, это предупреждение было услышано как врагами, так и друзьями. Разбойники повернулись, чтобы увидеть его. Этого-то и ждала охрана. Когда Конан ворвался на тропу, стража уже готова была считать его своим союзником. В следующую минуту это спасло ему жизнь. Он замахнулся кинжалом на одного из противников, но человек бросился Конану под ноги. Кинжал рассек воздух, а мечом Киммериец отбивался от ударов другого разбойника. В какую-то минуту, потеряв равновесие, Конан пошатнулся.
Один из стражников, вспрыгнув на спину вьючного мула, чтобы сориентироваться в обстановке, бросился на спину уцепившегося за ноги Конана человека. Ему даже не понадобилось использовать оружие. Сквозь шум боя Конан услышал хруст ломаемого позвоночника и почувствовал, как руки, державшие его, ослабили хватку.
Конан перешагнул через лежащего, удерживая другого противника на расстоянии удара меча. Тут инстинкт воина предупредил его о новой опасности. Сделав обманный выпад, он повернулся и едва успел отскочить от удара кривой тяжелой саблей. Ответный удар — и противник со стоном попытался руками остановить кровь, лившуюся из раны. Через секунду стон оборвался, силы покинули его, и он упал.
Когда Конан повернулся к предыдущему противнику, тот был уже мертв. Увлекшись боем с Конаном, он неосторожно повернулся спиной к одному из стражников, который не замедлил воспользоваться такой возможностью отточить в бою хорошо отрепетированный на тренировках удар. Рана на шее бандита была такой огромной, что голова почти отделилась от тела.
Кровь, фонтанами бьющая из ран, превратила тропу в липкое месиво самую коварную для бойца почву. Конан вскочил на валун, затем спрыгнул туда, где земля была сухой. Это не только давало ему лучшую опору, но и приблизило к самому центру боя.
Один из разбойников, решив, что поблизости нет никого из противников, попытался опустошить вьюки, притороченные к умирающей от ран лошади. Неосмотрительно увлекшись этим делом, он отправился на тот свет раньше, чем несчастное животное. Схватив его за волосы одной рукой, Конан изо всех сил вонзил кинжал в его горло другой. Разбойник упал на уже развязанные мешки, из которых высыпались какие-то запечатанные склянки и пузырьки, на которых виднелись незнакомые Конану рунические письмена.
Тот охранник, который уже помог Конану во время сражения, вновь присоединился к нему. Теперь каждый чувствовал, что спину ему прикрывает надежный товарищ, сильный боец, что помогало спокойно сражаться со встреченными бандитами. Один из этих, струсивший было и спрятавшийся под кустом, набравшись храбрости или решив, что перевес явно на их стороне, выскочил на тропу.
Храбрость это была или глупость, но его возвращение на поле боя не принесло ему ничего, кроме быстрой смерти. Конан успел подготовиться к его прыжку. Его нога, крепко перехваченная ремнями сапог, словно камень из осадной катапульты, вошла в живот бандита, остановив его прямо в полете. Он упал, согнувшись вдвое, издавая странный звук: то ли шипение, то ли подвывание. Как только он коснулся земли, меч Конана снес ему полчерепа.
Вскоре бой принял самый обычный характер: дикая мешанина сверкающей и лязгающей стали, кричащие или стонущие люди, извивающиеся от боли или лежащие спокойно тела. Конану стало казаться, что число противников никак не уменьшается, что сраженные мечом разбойники вновь встают и вступают в бой.
Неожиданно он понял, что таким обилием противников он обязан тому, что Райна и ее люди перекрыли выход из коридора. Теперь этот узкий проход оказался западней для всех, кто успел попасть туда. Разбойники, решив, что это их последний шанс, наседали на Конана, рассчитывая, сразив его, вырваться из образовавшейся ловушки.
Это добавило Киммерийцу грязной работы, схожей с кровавой работой мясника. Когда все закончилось, он, словно проснувшись после долгого кошмарного сна, увидел, что стоит посреди тропы, в крови с ног до головы, от кончика меча до подошв сапог, а земля вокруг него представляет жуткую мозаику из кровавых луж и изуродованных трупов.
Когда возбуждение боя немного улеглось, он обратил внимание, что уцелевшие в бою солдаты охраны каравана стараются держаться от него подальше. Один из стрелков даже не снимал лука с плеча, хотя и не делал попыток натянуть тетиву. Другой, темнолицый бородатый детина, все время повторял какой-то жест — видимо, суеверное средство уберечься от дурного глаза, — как бы говоря про себя:.
— Райна! — закричал Конан. Крик, вырвавшийся из его глотки, напоминал рев разбуженного медведя.
Киммериец сообразил, что его участие в бою было похоже на вмешательство легендарного Эйзира Неистового.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28