— Особенно если вы будете одеты так же, как и мы, — добавил один из них.
Райна схватилась за рукоять меча и шагнула назад. Ее вздрагивающие ноздри выдавали сильное раздражение. Ударив носком сапога по куче щебня, она подняла облако пыли, густое, как дым от костра. Она набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание и начала чихать.
На одной из стен под потолком появилась трещина. Быстро, как кролик, убегающий от лисы, она пробежала до самого пола. Тогда часть стены завибрировала, издавая треск сдвигаемых камней, и с грохотом упала. Часть потолка тоже обрушилась, но к этому времени Конан, Райна и солдаты были уже на безопасном расстоянии от места обвала.
Когда пыль осела, Конан осмотрел наваленную груду булыжников и, сплюнув, чтобы прочистить горло, сказал:
— Ну что я вам говорил, ребята. Один раз чихнешь — и вся эта развалюха может посыпаться нам на голову. Теперь вы видите, что я просто изрекал пророчества.
Большинство солдат рассмеялись. Раз все остались живы, значит, можно обратить дело в шутку. Они вытащили не окончательно похороненную под камнями еду и, очистив от пыли и грязи то, что можно было очистить, снова принялись за свой завтрак.
Конан увел Райну в соседнюю пустую комнату с каменной скамьей, встроенной в растрескавшуюся стену. Скамейка хрустнула, когда они присели на нее, но, к счастью, не рухнула на пол.
— Я бы предпочел, чтобы дальше сам Декиус занялся этой работой, сказал Киммериец, — мы тут заложили по сюрпризу на каждом шагу, там, где на нас не обвалились стены или потолок. Если мы продолжим копаться здесь в том же духе, то дворец просто провалится в эти подземелья, не дожидаясь нападения Сизамбри.
— Дай я сначала поговорю с Декиусом, прощупаю почву, — предложила Райна. — Он достаточно наслышан о твоих идеях по поводу полевого выхода. И если ты начнешь действовать неосторожно, то он решит, что ты просто таким образом продвигаешь свою идею учебного выхода.
Конан выругался, но очень тихо, чтобы не рисковать еще одним обвалом. Когда он говорил, то тоже старался не вкладывать в слова много голоса. Хотя это уже делаешь из-за нежелания поверять свои секреты невидимым ушам.
— Нет, видит Митра, Декиуса похоронят в конском навозе! Сейчас как никогда удачный момент, чтобы ударить первыми. Что толку сидеть, как крысы в норе, и ждать хорька, который придет и всех передушит.
Райна положила ладонь на руку Конана и сказала:
— Я думаю, ты несправедлив к этому человеку.
Киммериец бросил на Райну быстрый взгляд, но не сказал ни слова. Если бы речь шла о любой другой женщине, он бы предположил, что Декиусу удалось-таки вскружить ей голову. Но что касается Райны, — он знал, она говорит то, что считает нужным и разумным, независимо от того, согласен он с нею или нет.
— Как это — несправедлив?
— А вот так. Дворцовая стража не приспособлена для войны на открытом пространстве. Поэтому он будет брать с собой своих и только проверенных людей в любой такой выезд-рейд.
Конан медленно опустил голову. Он видел немало интриг в Туране и мог совершенно уверенно сказать, что Декиус не ведет своей игры. Но что же такое? Может, он побаивается офицеров, например меня, или не уверен в солдатах?
— Ойжик мог оставить среди солдат своих людей, а ты не можешь вычислить всех в один день. Он верит твоему слову чести и твоему мечу, Конан, но не забывай, что ты здесь чужой.
— Да, а те, кто раньше был уверен в своей лояльности к королю, немедленно предадут его, увидев чужака во главе одной из рот дворцовой стражи.
Конану очень хотелось хлебнуть хотя бы пару глотков вина, чтобы смыть пыль и песок с языка и губ, но ему пришлось ограничиться лишь плевком на пол. Затем он встал.
— Может, Декиус отчасти и прав. Но и я не собираюсь выводить стражу без подготовки, на волю случая. Верны они мне или нет, они заслуживают доли лучшей, чем виноградные ягоды, которые давит винодельческий пресс.
Райна пожала его руку:
— Я все ему расскажу, а ты при этом ничего не потеряешь, клянусь тебе.
Она поднялась, изящная, как и прежде, оставив Конана в размышлениях о том, как она могла быть настолько уверена в доброй воле Декиуса. Хотя, конечно, у женщин есть свои способы…
Если бы он дал волю чувству ревности, то заслуживал бы следующего куска потолка прямо на свою голову — настолько мало было бы толку от этого чувства. Райна — свободная женщина и может делать что хочет. А у Конана власти, чтобы остановить ее, не больше, чем заставить замолчать таинственный гром, который в последнее время хотя бы раз за ночь прокатывался по холмам.
Этот гром заслуживал внимания. От него за версту несло всякой чертовщиной. Что там Райна собирается делать, чтобы успокоить Декиуса, какая разница! Куда важнее то, что происходит вокруг дворца. Взять хотя бы этот же самый гром.
Конан вернулся к своим людям. Они уже снова взялись за работу, хотя и действовали с опаской, косясь на ненадежные стены и потолок.
— Отличные новости, ребята. На сегодня хватит. Есть сведения, что Декиус решил-таки устраивать ловушки там, где в них скорее попадут люди графа Сизамбри, а не мы.
— Да я бы тут до скончания века проторчал, если бы знать, что в нашей ловушке найдет свою смерть этот граф! — почти крикнул один из копавших. Остальные согласно кивнули.
— У вас еще будет шанс, но завтра, — сказал Конан и подал пример, начав складывать кирки и молотки в корзину.
Когда последний инструмент уже лежал на своем месте, Конана вдруг осенило: у Декиуса есть еще одна веская причина не покидать дворца. Его горстка хороших бойцов могла много дней мотаться по стране, охотясь за его отрядами, так и не встретившись с ним самим.
Если этот заносчивый коротышка уйдет живым, то сможет собрать новую армию. Если же он погибнет — дело закончено. А что может быть вернее, чем дать ему возможность подойти ко дворцу, где он так стремится остаться в качестве полноправного правителя?
Так что и с головой у Декиуса все было в порядке, и его верность королю, скорее всего, не вызывала сомнений. Но Конану от этого было не легче. Торчать замурованным в этом полуразвалившемся дворце, когда все инстинкты, весь опыт и интуиция воина подсказывали, кричали ему не сидеть, а искать врага и сражаться с ним.
За стенами дома раздался раскат грома. Айбас, всматриваясь в темноту сквозь щели между бревнами, так и не увидел молнии. Вопросов не было — опять этот колдовской гром. А если еще и оставались какие-то сомнения, то звуки труб и охотничьих рогов, донесшиеся из деревни, рассеяли их вчистую.
Граф Сизамбри переждал, пока утихнет гром и соперничающая с ним мешанина звуков из деревни. Затем он продолжил говорить, пристально глядя на сидевших у его ног на охапке соломы Айбаса и Ойжика.
Хотя Айбас давно уже перестал вздрагивать при раскатах этого дьявольского грома, но сидеть спокойно под пристальным изучающим взглядом графа стоило ему больших усилий. Ойжик же явно чувствовал себя как на сковороде. Несмотря на холодную погоду, пот не переставая катился с его лба. Наверное, на его месте Айбас уже давно сам бы вскарабкался на дамбу и бросился в омерзительную чавкающую пасть чудовища.
— Можем ли мы действительно доверять воинам Поуджой? — в третий раз зачем-то переспросил Ойжик.
Что-то мелькнуло в глазах Сизамбри. В полумраке Айбасу было трудно рассмотреть выражение лица графа, да и, по правде говоря, ему не очень-то этого и хотелось.
— Им можно доверять в отношении всего, о чем я просил их, — ответил граф.
Айбас почему-то решил не выспрашивать у графа, чем племя Поуджой может помочь ему взойти на трон. В любом случае, граф не успел бы ответить, даже если бы захотел.
Тяжелые шаги раздались на площадке перед домом; дверь со скрипом и стуком распахнулась, и в комнату ввалилось с десяток воинов Поуджой с одним из Звездных Братьев во главе. В руках воинов были копья и каменные топоры, в руках колдуна — кожаный мешок.
— Вот этого, — сказал граф. Воины встали кольцом вокруг сидящих. Граф сделал Айбасу знак встать и отойти. Усилием воли Айбас заставил свои ноги передвигаться, а колени — не дрожать и поспешил повиноваться.
Ойжик открыл было рот, но, прежде чем он успел издать хоть звук, четыре воина навалились на него со всех сторон. Кожаный кляп задушил его крики, а кожаные ремни стянули руки и обвили ноги. Собрав валявшуюся в углу одежду Ойжика, воины вытащили его из дома.
Айбас оставался неподвижным, пока тяжелые шаги воинов не стихли в ночи. Глядя куда-то в пространство, он тихо произнес:
— Декиус дорого бы заплатил, чтобы присутствовать при этом зрелище.
— Да ну его. — Ничто, кроме губ, не двигалось на лице графа, когда он говорил. Он закинул ногу за ногу и пожал плечами. — Если бы у нашего славного капитан-генерала в жилах текла кровь, а не теплое молоко, он давно бы уже взял то, что принадлежит ему по праву, а я с радостью пошел бы к нему на службу.
Айбас подумал, что единственная служба, которую граф мог сослужить с радостью другому человеку, это помочь стервятникам побыстрее разобраться с его останками.
— Ойжик будет отдан в жертву чудовищу? — спросил Айбас.
— Ты хочешь оспорить мое решение? — вкрадчиво промурлыкал Сизамбри.
— Я ничего не оспариваю, и менее всего я хотел бы оспаривать ваши суждения и решения. Если бы не их мудрость, мы вряд ли оказались бы так близки к победе. Я лишь осмелюсь напомнить, что в Поуджой есть много таких, кто переживает по поводу человеческих жертв этому монстру.
— Трусы, — отрезал граф, — слизняки.
Можно было бы возразить, что армия, наполовину состоящая из слизняков и трусов, превращается в неуправляемую толпу. Можно было бы попытаться объяснить, что любому, видевшему прибытие принцессы в долину, было простительно желание оказаться где угодно, но только не здесь.
К сожалению, в лицо графу нельзя было говорить ничего, если, конечно, собеседник собирается пожить еще хотя бы несколько дней. Поэтому аквилонец лишь пожал плечами и продолжал размышлять:
— Ну, положим, против смерти Ойжика они ничего иметь не будут. Его предки, да и он сам немало сделали, чтобы выселить племя Поуджой из их земель в эту забытую богами долину. У этого народа хорошая память.
— Зато у тех, кто живет внизу, на равнине, — плохая. — Сизамбри чуть ли не расплылся в кривой улыбке. — Когда они увидят, что Ойжик расплатился за предательство в пасти чудовища, они забудут, как я взошел на трон. Они поверят в то, что я был прав, даже если я смету дворец с лица земли, чтобы добраться до Декиуса и Ойжика. Они поверят, что король умер, а принцессе нужен рядом человек, который ее утешит. Это все будет выглядеть так, словно произошло по воле богов, а не по моему желанию.
Айбас вспомнил тех людей, с которыми он встречался в своей жизни, начиная с имения его отца и кончая этой жалкой долиной. По сравнению со многими из них, хитрость интриг Сизамбри была просто мелким жульничеством мальчишки, играющего в камушки. Правда, этот имел власть над жизнью и смертью Айбаса и выбросит его как ненужный камешек, если только догадается о его мыслях. Айбас постарался и дальше сохранять почтительное выражение лица.
— Да будет оно так, господин. А теперь чем еще я смогу быть вам полезен?
— С первым криком петуха я отправляюсь к своим людям. А пока что не будет ли разумным подыскать мне женщину на ночь?
— Боюсь, местные красавицы не придутся вам по вкусу, — предположил Айбас, моля богов, чтобы Вилла не попалась на глаза похотливому графу.
— К сожалению, ты наверняка абсолютно прав. Ну да ладно. Держи эту сумку и охраняй как зеницу ока, пока я не заберу ее обратно. Прощай. Прими мою благодарность за хорошую службу.
Сизамбри говорил таким тоном, что слово прозвучало почти так же величественно, как королевское. Айбас поклонился и так и стоял, согнувшись, пока не захлопнулась дверь. Потом он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть сумку.
Она была сделана из цельного куска кожи и перетянута железным обручем. Руны на металле не были знакомы Айбасу, но даже в полумраке хижины он понял, что они очень похожи на те, что начертаны на склонах дамбы. В сумке было что-то тяжелое как камень, но при всем любопытстве Айбасу даже не пришло в голову попытаться открыть ее.
Граф Сизамбри решил на полную катушку использовать силу колдунов Поуджой, чтобы взойти на престол. Айбас был уверен, что граф и сам до конца не понимал, во что влез и на чью помощь польстился, даже не предполагая, что могут потребовать настоящие хозяева этой сумки в качестве платы.
Глава 9
Конан проснулся и некоторое время лежал в темноте, гадая о причине своего внезапного пробуждения. Виновата, наверное, была кровать. Хоть и крепко сработанная, она была коротковата для Киммерийца. Он бы удобно чувствовал себя на ней в те годы, когда только-только покинул родной дом. А сейчас спать на ней напоминало утонченную пытку, и только способность Конана засыпать где угодно и в любом положении позволяла ему на время забыться сном.
Накануне вечером он поклялся себе разыскать дворцового плотника, чтобы тот сделал новую кровать. Конан даже продумал, как оборвет нескромные расспросы по поводу того, с кем Киммериец собирался делить такое ложе.
Конан опустил ноги на потрескавшиеся керамические плитки пола, надел брюки, пристегнул меч и прислушался. Ничего необычного не доносилось до его слуха. Капала вода в рукомойнике; кто-то вскрикнул не то в кошмарном сне, не то в порыве страсти; из угла доносилась мышиная возня.
Ощущение, что проснулся он неспроста, не покидало Конана. Все те самые инстинкты и интуиция, которым он был обязан тем, что до сих пор оставался в живых, взывали к его вниманию, предупреждая об опасности. Но большего они сказать не могли, поэтому стоило выяснить более конкретно причину душевного смятения.
Конан натянул рубашку и сунул за ремень оба кинжала. Сначала он хотел взять с собой и лук, но, подумав, оставил его вместе с медвежьей шкурой и кавалерийским плащом в изголовье кровати.
Конан уже понял, что дворцу угрожает опасность. Но остальные пока даже не догадывались об этом. Если его кто-нибудь увидит рыскающим по переходам в полном вооружении, то не избежать вопросов, на многие из которых Конан не мог дать точного ответа. Незнание, неуверенность и страх — вот искры, которые могли зажечь пламя паники, которая может оставить дворец совершенно беззащитным.
Мрачные предположения Конана не успели развиться дальше. Трубы и барабаны, зазвучавшие где-то вдали, эхом отразились откуда-то прямо из-за стен замка. Внутри раздались первые тревожные крики часовых и боевые кличи защитников. Конан расслышал и жалостные причитания слабейших обитателей дворца, уже позволивших страху победить себя.
Киммерийцу не пришлось утруждать себя, чтобы разбудить спавших по соседству нескольких солдат своей роты. Первый сержант уже с руганью носился по комнате, пинаясь, размахивая руками и, если надо, просто вытаскивая людей из постели, заставляя их немедленно облачаться в боевое снаряжение.
Сержант поднял руку в знак приветствия и сообщил Конану:
— Я уже отправил гонца в казарму с приказом всей роте бегом двигаться ко дворцу.
— Отлично. Отправь еще одного. Боюсь, что уже далеко не каждый сможет прорваться к казармам. Я отправляюсь к Декиусу. Встречаемся в Зале Красной Рыбы.
— Слушаюсь, капитан Конан.
Конан хотел было определить запасное место встречи за пределами дворца, но решил, что такое сообщение будет воспринято как неуверенность в исходе еще не начавшегося сражения. Фраза застряла у него в горле.
Конан направился к Залу Красной Рыбы, прозванному так из-за характерного рисунка мозаичного пола. Это помещение, имевшее потайной выход из дворца, можно было оборонять горсткой людей против большого отряда. В одном из углов сохранилась лестница, изрядно потрепанная временем, но все же достаточно крепкая, чтобы ловкий человек мог подняться к проломленной крыше и оглядеться вокруг.
Добравшись до зала, Конан обнаружил, что добрая половина отряда Райны уже там. Оставив их сооружать баррикады из камней, он вскарабкался по ступенькам полуразвалившейся лестницы.
Звуки труб и барабаны, слышавшиеся поначалу вдали, сейчас притихли. Темнота скрывала тех, кто двигался к замку. Низкие облака большую часть времени закрывали луну. Конан не удивился бы, услышав сейчас колдовской гром.
Вместо этого он увидел, как внизу, на склоне холма, ведущем ко дворцу, зажегся рубиновый огонек. Яркая точка росла, увеличивалась в размерах и превратилась в огненный шар, ставший из рубинового темно-бордовым.
При этом свете Конан разглядел то, что поначалу показалось огромной армией. Со второго взгляда он понял, что она не была огромной, да и вообще едва ли могла быть названа армией.
Граф Сизамбри восседал на своем жеребце во главе группы из двух десятков всадников. За ними стоял отряд побольше, в основном — стрелки, слабо защищенные доспехами и не имевшие серьезного вооружения, не считая своих луков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28