— Надеюсь, вы не обидитесь на меня за это.
За видимым спокойствием, с которым она произнесла эти слова, Конан почувствовал крайний испуг.
— Нет, моя хорошая. Ты уж нас зря не обижай, — отозвался воин, взявшись за рукоять своего кинжала.
— Я вновь должна ответить вам отказом. Я слишком утомлена, чтобы танцевать вновь.
— Ну что ж, — осклабившись прохрипел воин, — тогда мы станцуем лежа. Есть такой танец. Называется он…
Договорить воин уже не сумел, так же как он не сумел и вынуть из ножен свой клинок. Киммериец ударил его в челюсть с такой силой, что он отлетел к воротам, ударился головой о перекладину и повалился на богато унавоженную землю бездыханной массой.
Фаруш мгновенно протрезвел и, выхватив кинжал из ножен, бесстрашно пошел на неприятеля, явно превосходившего его силой.
"Как это Ахмаю удалось воспитать таких воинов?" — изумился Конан.
В этот миг девица, успевшая привести свое платье в порядок, пронзительно завизжала. Заставить ее замолчать можно было только лишив ее жизни, что было не в правилах по-своему галантного киммерийца. Девица вновь закричала что было сил:
— На помощь! На помощь! В конюшне воры! В конюшне воры! На помощь!
Она бросилась наутек. Фаруш, заметивший смятенье неприятеля, поспешил последовать ее примеру.
Конан повернулся к Илльяне.
— Теперь можешь и поколдовать.
Илльяна нахмурилась.
— Если ты думаешь, что у наших лошадок вырастут крылья, то ты ошибаешься.
— Разрази тебя гром, женщина! Сейчас не время шутить!
— Что верно, то верно. Если ты сможешь задержать неприятеля хотя бы на пару минут, я попробую что-нибудь придумать.
Конан перевел взгляд на ворота, которыми запиралось стойло. Разбить их возможно было разве что тараном. Уже не раздумывая, он бросился к ним. Едва он затворил тяжелые дубовые створки и задвинул широкие железные затворы, как со двора послышались крики и отборная ругань.
Темную конюшню стал заливать неяркий изумрудный свет. Конан обернулся и посмотрел на засиявший неожиданно ярко Камень Курага, прикрепленный к браслету, надетому на запястье Илльяны. Последняя вела себя крайне странно — она снимала с себя тунику.
— О боги, чем же я вас так прогневал! — возопил киммериец.
Илльяна улыбнулась, блеснув зубами:
— Неужели ты не знаешь о том, что колдовать нагишом куда удобнее?
— А ведь верно! Любая нагая женщина под стать колдунье!
— Скоро я и тебя волшебству научу, киммериец.
Шум и крики за стеной не смолкали ни на минуту. Илльяна уже сбросила с себя все одежды. На одной ее руке горел Камень Курага, на другую был надет резной браслет из слоновой кости. В призрачном изумрудном свете она казалась атлантийской богиней, поднявшейся со дна морского для того, чтобы отомстить тем, кто был повинен в гибели ее народа.
Конан взял в руки кинжал и поспешил к крайним стойлами разрезая на ходу ремни, которыми кони были привязаны к столбам. Освободив так всю конницу Ахмая, он подбежал к Илльяне, стоявшей возле своего жеребца.
— Больше нам здесь делать нечего.
Киммериец положил Дессу поперек седла и взобрался в седло сам. Илльяна подняла руку с Камнем и забормотала:
— Хаос, Хаос, проклятый трижды, заклятьем тройным тебя, о Хаос…
Далее следовало нечто крайне невразумительное и в то же время велеречивое. Конан негромко чертыхнулся и покачал головой.
Невесть откуда налетевший ветер закружил по конюшне, вздымая в воздух кипы соломы, разбросанные по земле. Жаровня внезапно опрокинулась набок, и из нее высыпалось несколько раскаленных угольков, тут же воспламенивших своим жаром разметанную вокруг солому. Пламя мгновенно окрепло и с ревом набросилось на стены конюшни, пытаясь достать своими жаркими языками до перекрытия.
Илльяна сжала руку с Камнем в кулак и выбросила ее вперед отчего ворота с треском распахнулись, словно сокрушенные тяжелым тараном.
— Хайа-а-а-а! — заорал Конан и, пришпорив своего жеребца, направил его прямо на воинов Ахмая.
Животное, явно не привыкшее к подобным передрягам, сделало пару скачков вперед и, возмущенно заржав, перешло на шаг. Конану, несмотря на это, так и не пришлось сразиться с неприятелем, — вид Илльяны сразил наповал тех немногих воинов, что были исполнены решимости сойтись с ним в бою. Нагая, сияющая изумрудным светом волшебница, восседающая на спине огромного храпящего скакуна, выглядела, мягко говоря, жутковато.
Илльяна сделала три круга по двору, после чего в нем не осталось ни души, и забормотала новое заклинание.
Камень Курага засиял ярче прежнего и испустил тонкий ослепительный луч, тут же обративший в ничто железные петли и запоры крепостных ворот. Не прошло и минуты, как врата с грохотом рухнули наземь, подняв тучи пыли. Ни Конан, ни Илльяна не хотели испытывать судьбу понапрасну, к тому времени, когда пыль осела, они были уже далеко.
Проехав примерно половину пути до того места, где их ожидали Раина и Масуф, путники решили сделать небольшой привал. Конан остановил коня и, приложив ладонь к уху, прислушался. Судя по всему, преследовать их никто
— Если им и удастся спасти своих коней, — бросила Илльяна, — они вряд ли смогут успокоить их.
— Неужели вы думаете, что они не станут искать меня? — тут же возмутилась Десса.
— Во-первых, милочка, у них нет коней. Во-вторых, их предводитель спит таким крепким сном, что его теперь и гром не разбудит! Не забывай, что мы имеем дело не с волшебниками, а с самым обычными людьми, усмехнулся Конан.
— Она-то уж точно волшебница! — прошептала Десса, взглянув на Илльяну. — Что до тебя, то ты обычный солдафон, это по тебе сразу видно.
С минуту помолчав, она спросила:
— Для чего вы увезли меня из Крепости?
— Разве ты забыла? Мы хотим вернуть тебя твоему суженому. Тебя — ему, а тебе — его. Ты понимаешь?
Илльяна достала из подсумка свою одежду и стала неспешно облачаться в нее. — Все это время она скакала совершенно нагой, ни разу даже не пожаловавшись на ночную прохладу, от которой озяб и привычный ко всему Конан.
Десса была куда капризное… Взяв у Илльяны платье, предназначенное для нее, она с минуту помедлила и затем бросила его наземь с таким отвращением, словно держала в руках клубок змей.
— Я не хочу надевать ее платье! Оно заколдованное!
— Тогда надень мое! — вновь усмехнулся Конан и бросил рабыне одну из своих туник.
— Спасибо и на том, — фыркнула Десса. — Одного не пойму — с чего вы взяли, что я останусь с вами?
Конан и Илльяна встретились взглядами. К волшебнице дар речи вернулся раньше.
— Десса, Масуф любит тебя. Он сам говорил мне об этом, — негромко сказала она.
— Мало ли что он говорит! Он любит только золото — золото и деньги! Именно по этой причине он и стал рабом. С Ахмаем мне было куда лучше, чем с этим скрягой. Я бы согласилась и в "Трех Грошах" работать, лишь бы к нему не возвращаться!
Рабыня повернулась к Конану:
— Капитан, может быть, вы сможете предложить мне и какую-никакую обувь? Дорожка-то мне предстоит, сами понимаете, какая неблизкая…
— Кром! — вырвалось у Конана. Он умудрился взять себя в руки и уже спокойно добавил: — Десса, мы должны вернуть тебя Масуфу. Мы у него в долгу. Боги же ох как не любят неоплаченных долгов.
Десса открыла было рот, но, увидев выражение глаз киммерийца, решила промолчать.
— Если ты считаешь, что в Крепости тебе устроят торжественный прием, то ты здорово заблуждаешься, — продолжил Конан. — Они станут подозревать тебя во всех смертных грехах и отправят тебя куда-нибудь на кухню… Помимо прочего, я сделаю все возможное для того, чтобы ты туда уже не вернулась. Ты слышишь меня, Десса?
Он снял с седел фляги и отправился на поиски родника.
10
Они выехали в то время суток, которое иранистанцы почему-то считают утром, хотя иные люди скорее склонны считать ночью, ибо тьма в этот час стоит еще такая, что хоть глаз выколи.
Конан и Раина решили не перетруждать зря своих жеребцов и повели их в поводу. Для Дессы и Масуфа заранее была приготовлена пара жеребцов, и потому каждый из путников скакал в своем седле. Ни раба, ни рабыню нельзя было назвать опытными наездниками, и это сильно сказывалось на скорости их передвижения. В случае опасности Конан и Раина приняли бы своих новых спутников в свои седла, ибо в противном случае те были бы изловлены неприятелем в два счета.
К счастью, пока их никто не преследовал, что, впрочем, казалось крайне подозрительным обстоятельством пусть они и избегали все это время не только торных путей, но и горных тропок. За время пути они встречали людей лишь дважды: в первый раз это был пастух, во второй — отшельник.
— Горцы — люди молчаливые, — негромко сказал Конан. — Золото и пытки могут развязать язык кому угодно, но вот время на это уходит разное. Пытать их Ахмай скорее всего не станет, ведь Крепость его в конце концов стоит именно на их землях. Верно!
— Нас видят не только пастухи, — отозвалась Илльяна. — Нас видят и их овцы.
— Насколько я понимаю, и овцы, и козы умеют держать язык за зубами, улыбнулся Конан. Утро стояло прекрасное, и настроение у него было лучше некуда, тем более что вчерашняя стычка закончилась полным посрамлением противника.
— Можно заставить говорить и немого, — настаивала на своем Илльяна.
— Интересно, каким же это образом? — рассмеялся киммериец. Представляю, как Ахмай будет разговаривать с овцами! "Если вы будете молчать, я изжарю вас себе на ужин!" А они ему в ответ «мэ» да «бэ», «бэ» да «мэ»!
— Это делается иначе.
— Неужели есть и такие заклинания?
— Разумеется. Говорить баран не станет, но увидеть то же, что видел и он, совсем не сложно.
— И ты думаешь, Ахмаю ведомы такие заклинания?
Погожее утро тут же стало казаться Конану по-киммерийски холодным.
— Ни он сам, ни его слуги заклинаний не знают. Но ему это и не нужно. Похоже на то, что Ахмай знаком с Эремиусом, тому же ведомы все заклинания без изъятья. Как ты помнишь именно Эремиус владеет вторым Камнем Курага. Я познакомилась с ним десять лет тому назад и за время знакомства успела понять, что он знает и умеет куда больше моего.
Волшебница изобразила на лине некое подобие улыбки.
— Утешает меня лишь то, что он не знает об этом. К тому же за эти десять лет я смогла кое-чему научиться.
Улыбка Илльяны стала пошире.
— Конан, я смотрю, ты начинаешь всерьез интересоваться магией. Как же прикажешь тебя понимать — ведь совсем недавно ты говорил мне о том, что боишься и думать о ней?
— Магия магии рознь. То, что я видел вчера меня не только не пугает, но скорее привлекает. Впрочем, может быть, ты устроила весь этот маскарад только для того, чтобы показаться предо мной в столь импозантном виде…
Илльяна густо покраснела и тут же отъехала к Дессе и Масуфу. Конан пришпорил своего коня и нагнал Раину, бормоча что-то о бесноватых женщинах, которые при всем своем целомудрии никак не могут считаться подлинно целомудренными.
— Ну у тебя и шутки! — прошипела Раина.
— Что-то я тебя не понимаю. Неужели я мог оскорбить ее?
— Говорить о чужих тайнах я не привыкла. Придет время, и Илльяна сама расскажет тебе обо всем. Пока же тебе следует помалкивать.
— Но ведь при этом я становлюсь похож на слепца, — я не понимаю ни того, с кем мне предстоит сражаться, ни того, почему я должен относиться к этому человеку как к врагу…
— Не стану спорить с тобой. Но я назвала бы тебя не слепцом, а скорее одноглазым.
— Будь по-твоему. Но ведь у противника моего целы оба глаза, верно? Неужели мастер Барафрас не смог научить тебя и самым простым вещам? Тебе придется вернуться на родное боссонское болото и потребовать со своего наставника плату за обучение, ибо…
Раина едва не ударила его по губам. Он с трудом сумел перехватить ее руку.
— Ты находишь глупой и эту мою шутку?
— Отпусти меня сию же минуту! Чтоб у тебя язык отсох, варвар!
— Если он у меня не отсох и поныне то отсохнет не скоро, милая. Кто только меня не проклинал — и благородные люди, и отъявленные мерзавцы…
И тут киммериец заметил, что глаза Раины наполнились слезами. Он выпустил ее локоть из руки и отъехал в сторону. Она было зарыдала, спрятав лицо в ладонях, но вскоре справилась с собой и, обратившись к нему, заговорила:
— Прости меня, Конан. Ты даже и не представляешь, насколько груба и глупа твоя шутка! Я изгнана из Боссонии! У меня нет дома, у меня есть только моя госпожа. И я должна благодарить богов за то, что ею стала именно Илльяна, а не кто-то другой! Как видишь, я не случайно храню ей верность. Ну а теперь, мой киммерийский друг, скажи мне — как тебе нравится то, что капитан Хаджар на деле служит не кому-нибудь, а именно властителю Хауме?
Кровь ударила Конану в голову. Он и сам не заметил того, как рука его сжалась а кулак. Раина, заметив это, засмеялась.
— Видишь как все просто! А ведь я обязана своей госпоже куда большим! Боссонцы говорят так: "Не трогай моих овец, тогда и собаки мои тебя не тронут". Как тебе это нравится?
Конан вновь подъехал к ней и, нежно обняв, прошептал:
— Мудрые люди эти самые боссонцы…
Не прошло и минуты, как последние из прихваченных с собою бычков были умерщвлены. Отовсюду слышались треск костей и чавканье — Трансформы справляли свою трапезу. Время от времени тот тут, то там разгорались ссоры, вызванные спором за лучшие куски.
Эремиус не боялся того, что ссоры эти закончатся кровью. Дисциплинированными воинами Трансформы, разумеется, не были, однако их командиры каким-то образом умудрялись наводить в своем войске порядок. Иногда это оборачивалось для Эремиуса потерей одного-двух бойцов, но считать это серьезной потерей было бы смешно, и потому Эремиус старался не обращать на это внимания, понимая, что в каком-то случае потери могли бы оказаться куда более серьезными.
Сегодня серьезных драк можно было не бояться. Трансформам был предложен щедрый обед, за которым должно было последовать настоящее пиршество, украшением коего должна была стать добытая в бою человечья плоть, о чем, разумеется, было сообщено и Трансформам.
К скамье Эремиуса поднялся капитан Наэро. Упав на колени, он забормотал:
— Господин, вода в ручье стала непригодной для питья, она красная от крови! О запахе я уже и не говорю!
— Трансформам это не повредит. Неужели ты забыл об этом?
— Я о них и не говорю, мой господин! — На лице капитана выступили бисеринки пота. — Вы, вероятно, забыли о том, что кроме Трансформ здесь есть и люди. Людям же нужна чистая вода.
— Неужели они не могут подняться повыше по течению и набрать воды в свои фляги! — раздраженно ответил Эремиус.
Раздражение его было так велико, что магический жезл сам собою поднялся в воздух и подлетел к голове капитана. Эремиус позволил жезлу коснуться щеки бестолкового командира и легким движением руки заставил его остановиться.
— Когда вы будете иметь собственные головы на плечах? Неужели ты так туп, что не можешь даже напоить своих людей? Ступай к ним и в следующий раз не беспокой меня понапрасну!
Наэро поклонился и тотчас исчез.
Эремиус опустился на скамью, положив посох на колени, и задумался. Надеяться на то, что в сегодняшней битве погибнут все его люди, успевшие за время похода изрядно надоесть ему, не приходилось. Жители деревень редко оказывали его воинству серьезное сопротивление.
Помимо прочего, он и поныне нуждался в услугах Наэро и его собратьев, что были так же тупы, как и их капитан. Пока он владеет лишь одним из двух Камней Курага, люди необходимы ему.
Он любил думать о том счастливом времени, когда он завладеет и вторым Камнем, когда он не только раз и навсегда распрощается с людьми, но и сможет взрастить новые поколения Трансформ, что пока, в отсутствие оного, были бесплодны, ибо женщины их были неспособны к зачатию.
Было известно, что дети Трансформ вырастают всего за год и это означало, что на покорение мира у него уйдет всего несколько лет. Не уйди от него Илльяна, и его победное шествие началось бы уже десять лет тому назад. Впрочем, теперь, когда он был так близок к победе, это уже не имело никакого значения, хотя мысль об этом огорчала его так же сильно, как и прежде.
— В этом ручье не вода, а кровь!
— Его прокляли демоны!
— За что боги так немилосердны к нам?
— Найти его!
Бора решил, что ждать ему больше нечего, и бегом бросился к ручью. С каждым мгновением крики становились все громче. Так же быстро Бора бежал и в ту ночь, когда за ним гнались демоны. Уже через минуту он стоял на берегу ручья, что был неизменно чист и ясен, словно глаза его сестры Карайи. К ужасу мальчика, вода в ручье действительно приобрела цвет крови. По поверхности ее плыла странная слизь, издававшая резкий тошнотворный запах.
Деревенские жители расступались перед ним, позволили ему выйти на самый берег. "Интересно, — подумал мальчик, — кого они боятся: меня или этой вони?" Он усмехнулся, но тут же придал своему лицу серьезное выражение. Засмейся он сейчас, и остановиться ему уже будет непросто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21