сколько полных магазинов осталось в «лифчике»; и что потом нужно будет обязательно поменять позицию. Иначе «духи» пристреляются и тогда – все…
Но пока ситуация была под контролем.
У меня две гранаты Ф-1 и девять магазинов патронов. Если бить короткими очередями, то можно продержаться. Вот только до чего? Наши со «стопаря» на помощь не придут. У них своих проблем выше крыши. Продержаться! До чего, до чего… Хрен его знает, до чего! Эти вопросы себе лучше не задавать. Стреляй, пока стреляется, и да поможет тебе Бог.
Вот только со сменой позиций намечаются проблемы. Легко сказать, меняй позиции! Если находишься на голом склоне, из укрытий у тебя только один валун, а вокруг него свинцовая свистопляска, то не побегаешь.
Особенно, если ведешь перестрелку не с одним врагом, а с несколькими. Их задача не давать тебе высунуться из-за камня, пока другие подберутся и навалятся. Это дело пяти минут для солдат срочной службы со средним боевым опытом. А для этих волков – как два пальца об асфальт.
Второй отстрелянный магазин летит в снег. Успеваю заметить, что после последней очереди из этого рожка еще один из «белых маскхалатов» взмахивает руками и катится вниз. Не пропал наш скорбный труд…
Адреналин бьет в кровь. Опасная штука – перевозбуждение. Теряется чувство опасности. Так что, Саша, спокойнее…
Внизу вовсю лупит АКМС разведчика. В его стрельбу регулярно вплетаются глухие хлопки подствольного гранатомета. Бурнашов – единственный из нас, у кого есть ПГ, и он его использует на полную катушку. «Подствольник» хорошо выручает нашу группу. Я вижу, как «воги» то и дело взметают снег на позициях «духов». Кажется, троих они уже завалили…
Я высаживаю по противнику еще один автоматный магазин. Прижавшись спиной к камню, вставляю новый.
…Та-ак, обратно уже не высунуться: один «духовский» АК без устали молотит по камню, второй прошивает пространство по обе его стороны. Ничего не скажешь, грамотно зажали. Интересно, сколько я так могу просидеть? До первого точного выстрела из гранатомета…
Сейчас стоит показаться из-за укрытия хоть на сантиметр, как этот самый «санти» отхватят очередью. А это кусочек не чего-нибудь, а моего тела. Мама будет не в восторге от своего сына, так глупо промотавшего частицу плоти, вынашиваемой девять месяцев.
Эх, хорошенькие мысли лезут в голову перед смертью… Смертью? Ну, мы еще покувыркаемся!
Тут до меня доходит, что автомат Рукосуева молчит. Я поворачиваю голову в сторону – такую роскошь я еще могу себе позволить на этом простреливаемом склоне.
Фигура Рукосуева в бушлате с выцветшей «березкой» почти незаметна среди распотрошенной очередями земли. Вглядываюсь. Он лежит неподвижно, ничком, на самом виду и по нему не стреляют. Это плохой признак. Вот фигура в зеленом бушлате едва заметно шевельнулась… Жив, только ранен?
Но тут замечаю фонтанчики пулеметной очереди, взметнувшейся рядом с правым плечом коменданта. Вторая очередь перехлестнула через его спину. Кто-то из «духов» выстрелил по лежащему без движения пограничнику «для гарантии». Эта очередь и потревожила тело, и без того нашпигованное свинцом.
Разведчик тоже замолчал. Значит, я один остался… Пулеметная очередь вспарывает грунт у моей ступни. Инстинктивно поджимаю ноги.
Теперь моя поза похожа на позу эмбриона. Как говорится, с чего начали, тем и закончим. Тут тебе оставшиеся магазины не помогут.
Что творится у Бурнашова, не видно. …Его скрывает небольшой уступ на склоне горы.
Лихорадочно просчитываю варианты. Бросить гранату? Может, успею махнуть рукой из-за камня и при этом остаться при здоровой конечности? Тогда удастся отвлечь внимание «духов» хоть на мгновение и, прикрывшись флером дыма от разрыва, скатиться вниз со склона.
Как долго мне придется катиться, и во что могу превратиться после такой забавы, стараюсь не думать. Авось, за что-нибудь зацеплюсь…
Жуткий удар над головой бьет по барабанным перепонкам, отрывает от земли. В животе пустота, перед глазами крутится заснеженный склон.
Я лечу вверх тормашками, а в голове вращается фраза: «Они все – таки влепили из „граника“…»
Меня догоняет еще одна взрывная волна, снова швыряет через голову. В ней гудит как в колоколе, я ничего не слышу. Приземляюсь рядом с убитым комендантом.
…Еще взрыв, еще.
Грохочет где-то в районе тропы, где обосновались «духи». Теперь уже понимаю, что это рвутся артиллеристские снаряды – бьют наши «саушки». Но почему сюда?
Разрыв загоняет меня еще ниже, под козырек, туда, где держал свою оборону разведчик майор Бурнашов
…Вот и он. Скатываюсь прямо к его ногам. Подтягиваюсь на руках поближе. Лицо Валентина в крови, автомат валяется рядом, рука сжимает «мотороллу».
Чтобы не свалиться по склону дальше, я хватаюсь за щиколотки Вальки. Тело Бурнашова по инерции ползет вместе со мной, но двойная тяжесть ее быстро гасит. Но мы все же успели выползти из-под спасительного каменного козырька. И слава Богу, что последний снаряд был вторым в артиллерийской «вилке». Третий разрывается где-то среди «духов», иначе сейчас по воздуху летели куски наших тел.
От движения разведчик приходит в себя. Вижу: глаза его открыты, губы шевелятся. Подтягиваюсь выше, к его голове.
– …Возьми рацию… – шепчет мне Бурнашов, – Я вызвал огонь на себя… Им – пиздец, нам тоже. Но это не главное…
Склоняюсь все ниже к лицу Валентина, пытаясь уловить обрывки фраз сквозь оглушительный грохот молотков в голове. На щеку разведчика капает кровь. Откуда может капать кровь? Ах да, с меня… Размазываю кровь по лбу, чтобы не склеивала глаза.
– Сегодня ночью мимо отметки «16-04» должна пройти группа… – шепчет майор, – Сейчас она в…(он называет мне разрушенный и брошенный жителями кишлак, находящийся в нейтральной пограничной зоне). Свяжись с ними. Частота…. Позывной…. Выведи их по запасному… Предупреди…
Речь майора Бурнашова становилась все бессвязнее. Прошептав еще несколько ничего незначащих слов, он умолк.
Светло-серый дым от разрывов, медленно паря в воздухе, полосами уходил в сторону долины. Скоро его не отличишь от облаков и даже задашься вопросом: а было ли здесь тяжкое, кровавое и драматичное, за считанные минуты унесшее жизни двух пограничников и десяти афганских моджахедов?
Я поднял голову и огляделся: там, откуда вела по нам огонь группа «духов», было все перепахано. Среди мешанины земли и снега вызывающе ярко бросалась в глаза плоть разорванных тел.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 4
Начало
Ветер, запутавшийся в сухом саксауле, не свистел даже, а визжал как-то особенно противно.
Руслан Давлятов невольно поежился. Этот звук напомнил ему стоматологический кабинет с бор – машиной. А «зубодерку» Руслан ненавидел с детства. В уральском детдоме, где он рос, стояло трофейное немецкое оборудование образца 30-х годов. И гуманнее было отправить ребенка палачу, чем усадить в такое стоматологическое кресло.
Руслан перекатился на метр влево, где рос источник детдомовских воспоминаний, вытащил стреляющий нож разведчика и под корень срубил чертов куст. Визг прекратился. Давлятов огляделся и воткнул срезанный саксаул поодаль от того места, где он рос. После чего вернулся на свою позицию под неодобрительным взглядом своего бессменного зама и друга Борьки, занимавшего позицию рядом.
«Конечно, – подумал он, – лишняя растительность на позициях группы никогда не бывает лишней – маскирует. Но воспоминания детства, пусть даже не особенно радостного, детдомовского – святое, и игнорировать их тоже не стоит».
Давлятов сделал вид, что не заметил неодобрения старшего лейтенанта армии бывшего Советского Союза Бориса Гуршко. Пусть Борька придержит свои замечания при себе: вокруг растет еще немало саксаулов. И вряд ли те, кого ждет в засаде разведывательно-диверсионная группа майора Давлятова, считали с дороги эти кусты. Одним больше – одним меньше…
«Усталость – подумал командир, – удобнее устраиваясь на подстилке, брошенной на подмороженную утренниками землю, – Все устали. Полгода ползаем в этих горах с редкими днями отдыха в заброшенных кишлаках. Меня хотя бы время от времени в Душанбе вызывали, и я видел городскую цивилизацию. Ребята же вообще безвылазно воюют. Когда выйдем, пробью две недели отпуска всех. И махну домой, в Ташкент. К жене…»
Руслан мысленно представил лицо Гульнары, Гули, и улыбнулся в темноте.
«Эдька совсем уже большой, четыре года… Когда я его в последний раз видел? Уже восемь месяцев прошло! Аллах Акбар! Для ребенка это целая вечность. Вернусь, а он меня не узнает…»
Через пару часов истекали сутки, как группа спецназа, не числящаяся ни в одной из армий мира, сидела в засаде на проселочной дороге в приграничной провинции Северного Афганистана.
Знал ли капитан спецназа Руслан Давлятов, окидывая Афган прощальным взглядом весной 1989 года, что снова окажется по ту сторону речки? Вряд ли…
Его рота, обосновавшаяся на базе в небольшом узбекском местечке Чирчик, была твердо убеждена: в обозримом будущем воевать больше не придется. Однако детонирующий шнур карабахского конфликта переполз в остальные южные республики Союза.
Сначала рвануло в киргизском Оше. Затем полыхнуло в Баку, Тбилиси, Душанбе. Складывалось впечатление, что этот кровавый фейерверк загорался по команде от одной спички, по одному сценарию и на одни и те же деньги. Те самые, зеленые, с президентами в овале…
Помотавшись по «горячим точкам» разваливающегося Союза, в середине 1992 года Руслан вернулся в Узбекистан. Бездомный, как большинство служивых в родном Отечестве, он имел в Чирчике только комнату в офицерском общежитии. Там дожидалась мужа из командировок Гульнара, там же родился Эдька…
Не успел Давлятов как следует смыть с себя молдавский чернозем непризнанного, но гордого Приднестровья, как его вызвал командир части.
– Капитан, – полковник с эмблемами ВДВ государства, которого не существовало более полугода, был краток, – у тебя два выхода: писать рапорт на увольнение, поскольку СССР больше нет, или начинать службу в независимой республике Узбекистан. Я лично тебе предлагаю второе. Поскольку считаю, что эта катавасия с суверенитетами скоро кончится, в Москве разберутся, что к чему…
Полковник заметил скептическую усмешку подчиненного и осекся.
– Сергеич, – не убирая кривой улыбки с лица, произнес Давлятов, – я тебе скажу прямо – как офицер офицеру… Ты же с нами за последние три года, как Афган кончился, везде поездил, – неужели не понял, что это конец?! Что после этих потоков крови нам, как минимум, лет десять придется в себя приходить. И народы еще не скоро отвыкнут друг на друга смотреть через прицел автомата!..
Полковник промолчал, не обращая внимания на вольность подчиненного. Потом махнул рукой, приглашая присесть за стол. Вытащил из сейфа початую бутылку коньяку, плеснул в рюмки…
… – Какую страну просрали! – произнес он и проглотил коньяк.
Руслан молча выпил свой бокал.
– В общем, хватит политики, – прокашлялся командир, – Если согласен служить дальше, держи документы. Тебя ждут в Ташкенте, там все и объяснят. Но я тебе заявляю ответственно: уволиться не дам! У офицера спецназа только два пути – служить государству или незаконным вооруженным формированиям. А я не желаю рассматривать тебя через прицел автомата, Давлятов! Понял?! Иди!
В Ташкенте Давлятов получил предложение: сформировать мобильное подразделение спецназа из числа бывших и действующих офицеров ГРУ ГШ ГРУ ГШ – Главное разведывательное управление Генерального штаба Министерства обороны.
, оставшихся в Средней Азии после развала СССР.
Он не долго думал. Действительно, выбор был невелик. Что, как не воевать умел двадцатишестилетний «рекс», после детского дома попавший сразу в ТашВОКУ ТашВОКУ – Ташкентское высшее общевойсковое командное училище.
? И Среднюю Азию он знал лучше, чем Россию, где его никто не ждал. Поэтому ехать на север, в неизвестность, Давлятов не желал. Как, впрочем, и торговать фруктами на ташкентском базаре…
В ответ Руслан выдвинул встречное условие: он будет формировать группу из своих, проверенных людей. И чтобы отсутствовала мелочная опека со стороны вышестоящего начальства.
Условия были признаны безоговорочно.
Группа со штатом из двух десятков человек официально подчинялась непосредственно министру обороны республики. На самом деле она признавала только своего командира – Руслана, среднего роста парня с тихим голосом и холодными голубыми глазами.
Руслан потратил немало времени, сил и казенных денег, чтобы собрать свой отряд в том составе, в котором хотел его видеть. Как выяснилось, сделать это было совсем не просто. После развала Союза бывшие спецназовцы разбрелись по просторам некогда единой страны и занимались поиском хлеба насущного в меру своих интеллектуальных способностей и испорченности.
Свою «правую руку» – Бориса Гуршко, бывшего старшего лейтенанта Советской Армии в миру и командира взвода спецназа ГРУ ГШ – для посвященных, Руслан отыскал в бандитской группировке на Урале. Два он дня потратил на уговоры, чтобы Гуршко бросил кровавое ремесло («А разве то, чем мы занимались, не „кровавое“! – орал Борька в пылу спора после выпитых ими бутылок водки.)
Дискуссия тогда прервалась самым неожиданным образом: на съемную квартиру Борьки ввалились «братки» из его «бригады» и начали выяснять «что за козел тут понты наводит». Пришлось Руслану ломать кадык одному, второму – загонять переносицу в мозг, третьего пристрелил Борька из своего «макарова», опередив противника на долю секунды.
После того выстрела у Гуршко обратной дороги не было.
Неделю потратили, чтобы оторваться от погони «бригады». Среди них оказались крепкие ребята не без опыта наружного наблюдения. Видимо, не одни «рексы» после развала великой страны нашли пропитание в вольных дружинах. Они надежно сели на «хвост», «обрубить» который получилось не сразу.
Добравшись до Первопрестольной, Руслан было решил, что от погони они оторвались. Но на Каширском шоссе их попытались сбросить с трассы. Тяжелый «ЗиЛ» раз за разом делал неуклюжие попытки выдавить их «шестерку» на обочину. Но заставить Гушко дать по тормозам было не так просто. Болван в грузовике не знал, какую школу вождения получил русоволосый крепыш в бандитской куртке – «косухе» за рулем «жигулей». В итоге после очередной попытки прижать «легковушку» к обочине грузовик сам вписался в бордюр шоссе…
Когда посрамленный «зилок» остался далеко позади, Руслан и Борис вздохнули облегченно. Но тайм – аут длился всего десяток минут, за которые ребята успели выкурить по сигарете и перекинуться парой ничего не значащих слов. Следующим «номером программы» оказалась раздолбанная «копейка» с мощным форсированным мотором.
«Жигули» первой модели ловко обогнали «шестерку» по соседней полосе, и тонированное стекло на задней двери недвусмысленно опустилось. Борька не стал дожидаться, когда оттуда вылезет ствол, и финтом руля сумел увернуться от автоматной очереди.
– За «кольцевую»! – чуть громче, чем всегда, проговорил Давлятов, что означало у него крайнюю степень возбуждения, – уходи за город! Мы Москву не знаем! Здесь нас в угол загонят!
– Не учи отца… – проворчал сквозь зубы Гуршко.
Тем не менее, улучив момент, в нарушение всех правил, он круто пересек соседнюю и встречную полосы и погнал машину в обратную сторону. При этом едва не столкнулся с каким-то фраером на вишневой «тойоте», который начал возмущенно гудеть и мигать фарами.
– Куда сейчас? – проговорил Руслан.
– На юго-запад, – ответил Борис, – Там, по Киевскому шоссе, под Наро-Фоминском, есть приличное местечко для засады. Я те места знаю, выезжали как-то с братвой…
– Ты что, войну в Москве решил организовать?
– Войнушку. Но не в Москве, а под Москвой. Знаешь, как в песне поется: «В белоснежных поля-я-ях под Москво-ой…»
Тут Борис кинул взгляд на лицо своего бывшего (или уже снова нынешнего?) командира и понял, что тот к шуткам не расположен. У Гуршко же, наоборот, перед боем возникало игривое настроение. С таким настроением девчонок нужно идти «снимать», а не супостата валить…
– Мы от них просто так не оторвемся, – произнес он уже серьезно, – Я их знаю, у этих ребят «подвязки» и в Москве имеются. А у нас и деньги кончаются, и документы нужны новые. Я не исключаю, что у моих бывших друзей есть кенты в ментовке. Может, мы уже в розыске, и на всех вокзалах и аэропортах нас уже ждут. Надо «ксивы» менять. А на «базе» все есть: бланки паспортов, оружие, «бабки»… И оторваться нам нужно окончательно – всех положить, иначе из-под Москвы нам выбраться не дадут.
– Ладно, – пробурчал Руслан, – А ля герр ком а ля герр…
…Их «шестерка» шла по заснеженной колее в подмосковном лесу до тех пор, пока не забуксовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Но пока ситуация была под контролем.
У меня две гранаты Ф-1 и девять магазинов патронов. Если бить короткими очередями, то можно продержаться. Вот только до чего? Наши со «стопаря» на помощь не придут. У них своих проблем выше крыши. Продержаться! До чего, до чего… Хрен его знает, до чего! Эти вопросы себе лучше не задавать. Стреляй, пока стреляется, и да поможет тебе Бог.
Вот только со сменой позиций намечаются проблемы. Легко сказать, меняй позиции! Если находишься на голом склоне, из укрытий у тебя только один валун, а вокруг него свинцовая свистопляска, то не побегаешь.
Особенно, если ведешь перестрелку не с одним врагом, а с несколькими. Их задача не давать тебе высунуться из-за камня, пока другие подберутся и навалятся. Это дело пяти минут для солдат срочной службы со средним боевым опытом. А для этих волков – как два пальца об асфальт.
Второй отстрелянный магазин летит в снег. Успеваю заметить, что после последней очереди из этого рожка еще один из «белых маскхалатов» взмахивает руками и катится вниз. Не пропал наш скорбный труд…
Адреналин бьет в кровь. Опасная штука – перевозбуждение. Теряется чувство опасности. Так что, Саша, спокойнее…
Внизу вовсю лупит АКМС разведчика. В его стрельбу регулярно вплетаются глухие хлопки подствольного гранатомета. Бурнашов – единственный из нас, у кого есть ПГ, и он его использует на полную катушку. «Подствольник» хорошо выручает нашу группу. Я вижу, как «воги» то и дело взметают снег на позициях «духов». Кажется, троих они уже завалили…
Я высаживаю по противнику еще один автоматный магазин. Прижавшись спиной к камню, вставляю новый.
…Та-ак, обратно уже не высунуться: один «духовский» АК без устали молотит по камню, второй прошивает пространство по обе его стороны. Ничего не скажешь, грамотно зажали. Интересно, сколько я так могу просидеть? До первого точного выстрела из гранатомета…
Сейчас стоит показаться из-за укрытия хоть на сантиметр, как этот самый «санти» отхватят очередью. А это кусочек не чего-нибудь, а моего тела. Мама будет не в восторге от своего сына, так глупо промотавшего частицу плоти, вынашиваемой девять месяцев.
Эх, хорошенькие мысли лезут в голову перед смертью… Смертью? Ну, мы еще покувыркаемся!
Тут до меня доходит, что автомат Рукосуева молчит. Я поворачиваю голову в сторону – такую роскошь я еще могу себе позволить на этом простреливаемом склоне.
Фигура Рукосуева в бушлате с выцветшей «березкой» почти незаметна среди распотрошенной очередями земли. Вглядываюсь. Он лежит неподвижно, ничком, на самом виду и по нему не стреляют. Это плохой признак. Вот фигура в зеленом бушлате едва заметно шевельнулась… Жив, только ранен?
Но тут замечаю фонтанчики пулеметной очереди, взметнувшейся рядом с правым плечом коменданта. Вторая очередь перехлестнула через его спину. Кто-то из «духов» выстрелил по лежащему без движения пограничнику «для гарантии». Эта очередь и потревожила тело, и без того нашпигованное свинцом.
Разведчик тоже замолчал. Значит, я один остался… Пулеметная очередь вспарывает грунт у моей ступни. Инстинктивно поджимаю ноги.
Теперь моя поза похожа на позу эмбриона. Как говорится, с чего начали, тем и закончим. Тут тебе оставшиеся магазины не помогут.
Что творится у Бурнашова, не видно. …Его скрывает небольшой уступ на склоне горы.
Лихорадочно просчитываю варианты. Бросить гранату? Может, успею махнуть рукой из-за камня и при этом остаться при здоровой конечности? Тогда удастся отвлечь внимание «духов» хоть на мгновение и, прикрывшись флером дыма от разрыва, скатиться вниз со склона.
Как долго мне придется катиться, и во что могу превратиться после такой забавы, стараюсь не думать. Авось, за что-нибудь зацеплюсь…
Жуткий удар над головой бьет по барабанным перепонкам, отрывает от земли. В животе пустота, перед глазами крутится заснеженный склон.
Я лечу вверх тормашками, а в голове вращается фраза: «Они все – таки влепили из „граника“…»
Меня догоняет еще одна взрывная волна, снова швыряет через голову. В ней гудит как в колоколе, я ничего не слышу. Приземляюсь рядом с убитым комендантом.
…Еще взрыв, еще.
Грохочет где-то в районе тропы, где обосновались «духи». Теперь уже понимаю, что это рвутся артиллеристские снаряды – бьют наши «саушки». Но почему сюда?
Разрыв загоняет меня еще ниже, под козырек, туда, где держал свою оборону разведчик майор Бурнашов
…Вот и он. Скатываюсь прямо к его ногам. Подтягиваюсь на руках поближе. Лицо Валентина в крови, автомат валяется рядом, рука сжимает «мотороллу».
Чтобы не свалиться по склону дальше, я хватаюсь за щиколотки Вальки. Тело Бурнашова по инерции ползет вместе со мной, но двойная тяжесть ее быстро гасит. Но мы все же успели выползти из-под спасительного каменного козырька. И слава Богу, что последний снаряд был вторым в артиллерийской «вилке». Третий разрывается где-то среди «духов», иначе сейчас по воздуху летели куски наших тел.
От движения разведчик приходит в себя. Вижу: глаза его открыты, губы шевелятся. Подтягиваюсь выше, к его голове.
– …Возьми рацию… – шепчет мне Бурнашов, – Я вызвал огонь на себя… Им – пиздец, нам тоже. Но это не главное…
Склоняюсь все ниже к лицу Валентина, пытаясь уловить обрывки фраз сквозь оглушительный грохот молотков в голове. На щеку разведчика капает кровь. Откуда может капать кровь? Ах да, с меня… Размазываю кровь по лбу, чтобы не склеивала глаза.
– Сегодня ночью мимо отметки «16-04» должна пройти группа… – шепчет майор, – Сейчас она в…(он называет мне разрушенный и брошенный жителями кишлак, находящийся в нейтральной пограничной зоне). Свяжись с ними. Частота…. Позывной…. Выведи их по запасному… Предупреди…
Речь майора Бурнашова становилась все бессвязнее. Прошептав еще несколько ничего незначащих слов, он умолк.
Светло-серый дым от разрывов, медленно паря в воздухе, полосами уходил в сторону долины. Скоро его не отличишь от облаков и даже задашься вопросом: а было ли здесь тяжкое, кровавое и драматичное, за считанные минуты унесшее жизни двух пограничников и десяти афганских моджахедов?
Я поднял голову и огляделся: там, откуда вела по нам огонь группа «духов», было все перепахано. Среди мешанины земли и снега вызывающе ярко бросалась в глаза плоть разорванных тел.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 4
Начало
Ветер, запутавшийся в сухом саксауле, не свистел даже, а визжал как-то особенно противно.
Руслан Давлятов невольно поежился. Этот звук напомнил ему стоматологический кабинет с бор – машиной. А «зубодерку» Руслан ненавидел с детства. В уральском детдоме, где он рос, стояло трофейное немецкое оборудование образца 30-х годов. И гуманнее было отправить ребенка палачу, чем усадить в такое стоматологическое кресло.
Руслан перекатился на метр влево, где рос источник детдомовских воспоминаний, вытащил стреляющий нож разведчика и под корень срубил чертов куст. Визг прекратился. Давлятов огляделся и воткнул срезанный саксаул поодаль от того места, где он рос. После чего вернулся на свою позицию под неодобрительным взглядом своего бессменного зама и друга Борьки, занимавшего позицию рядом.
«Конечно, – подумал он, – лишняя растительность на позициях группы никогда не бывает лишней – маскирует. Но воспоминания детства, пусть даже не особенно радостного, детдомовского – святое, и игнорировать их тоже не стоит».
Давлятов сделал вид, что не заметил неодобрения старшего лейтенанта армии бывшего Советского Союза Бориса Гуршко. Пусть Борька придержит свои замечания при себе: вокруг растет еще немало саксаулов. И вряд ли те, кого ждет в засаде разведывательно-диверсионная группа майора Давлятова, считали с дороги эти кусты. Одним больше – одним меньше…
«Усталость – подумал командир, – удобнее устраиваясь на подстилке, брошенной на подмороженную утренниками землю, – Все устали. Полгода ползаем в этих горах с редкими днями отдыха в заброшенных кишлаках. Меня хотя бы время от времени в Душанбе вызывали, и я видел городскую цивилизацию. Ребята же вообще безвылазно воюют. Когда выйдем, пробью две недели отпуска всех. И махну домой, в Ташкент. К жене…»
Руслан мысленно представил лицо Гульнары, Гули, и улыбнулся в темноте.
«Эдька совсем уже большой, четыре года… Когда я его в последний раз видел? Уже восемь месяцев прошло! Аллах Акбар! Для ребенка это целая вечность. Вернусь, а он меня не узнает…»
Через пару часов истекали сутки, как группа спецназа, не числящаяся ни в одной из армий мира, сидела в засаде на проселочной дороге в приграничной провинции Северного Афганистана.
Знал ли капитан спецназа Руслан Давлятов, окидывая Афган прощальным взглядом весной 1989 года, что снова окажется по ту сторону речки? Вряд ли…
Его рота, обосновавшаяся на базе в небольшом узбекском местечке Чирчик, была твердо убеждена: в обозримом будущем воевать больше не придется. Однако детонирующий шнур карабахского конфликта переполз в остальные южные республики Союза.
Сначала рвануло в киргизском Оше. Затем полыхнуло в Баку, Тбилиси, Душанбе. Складывалось впечатление, что этот кровавый фейерверк загорался по команде от одной спички, по одному сценарию и на одни и те же деньги. Те самые, зеленые, с президентами в овале…
Помотавшись по «горячим точкам» разваливающегося Союза, в середине 1992 года Руслан вернулся в Узбекистан. Бездомный, как большинство служивых в родном Отечестве, он имел в Чирчике только комнату в офицерском общежитии. Там дожидалась мужа из командировок Гульнара, там же родился Эдька…
Не успел Давлятов как следует смыть с себя молдавский чернозем непризнанного, но гордого Приднестровья, как его вызвал командир части.
– Капитан, – полковник с эмблемами ВДВ государства, которого не существовало более полугода, был краток, – у тебя два выхода: писать рапорт на увольнение, поскольку СССР больше нет, или начинать службу в независимой республике Узбекистан. Я лично тебе предлагаю второе. Поскольку считаю, что эта катавасия с суверенитетами скоро кончится, в Москве разберутся, что к чему…
Полковник заметил скептическую усмешку подчиненного и осекся.
– Сергеич, – не убирая кривой улыбки с лица, произнес Давлятов, – я тебе скажу прямо – как офицер офицеру… Ты же с нами за последние три года, как Афган кончился, везде поездил, – неужели не понял, что это конец?! Что после этих потоков крови нам, как минимум, лет десять придется в себя приходить. И народы еще не скоро отвыкнут друг на друга смотреть через прицел автомата!..
Полковник промолчал, не обращая внимания на вольность подчиненного. Потом махнул рукой, приглашая присесть за стол. Вытащил из сейфа початую бутылку коньяку, плеснул в рюмки…
… – Какую страну просрали! – произнес он и проглотил коньяк.
Руслан молча выпил свой бокал.
– В общем, хватит политики, – прокашлялся командир, – Если согласен служить дальше, держи документы. Тебя ждут в Ташкенте, там все и объяснят. Но я тебе заявляю ответственно: уволиться не дам! У офицера спецназа только два пути – служить государству или незаконным вооруженным формированиям. А я не желаю рассматривать тебя через прицел автомата, Давлятов! Понял?! Иди!
В Ташкенте Давлятов получил предложение: сформировать мобильное подразделение спецназа из числа бывших и действующих офицеров ГРУ ГШ ГРУ ГШ – Главное разведывательное управление Генерального штаба Министерства обороны.
, оставшихся в Средней Азии после развала СССР.
Он не долго думал. Действительно, выбор был невелик. Что, как не воевать умел двадцатишестилетний «рекс», после детского дома попавший сразу в ТашВОКУ ТашВОКУ – Ташкентское высшее общевойсковое командное училище.
? И Среднюю Азию он знал лучше, чем Россию, где его никто не ждал. Поэтому ехать на север, в неизвестность, Давлятов не желал. Как, впрочем, и торговать фруктами на ташкентском базаре…
В ответ Руслан выдвинул встречное условие: он будет формировать группу из своих, проверенных людей. И чтобы отсутствовала мелочная опека со стороны вышестоящего начальства.
Условия были признаны безоговорочно.
Группа со штатом из двух десятков человек официально подчинялась непосредственно министру обороны республики. На самом деле она признавала только своего командира – Руслана, среднего роста парня с тихим голосом и холодными голубыми глазами.
Руслан потратил немало времени, сил и казенных денег, чтобы собрать свой отряд в том составе, в котором хотел его видеть. Как выяснилось, сделать это было совсем не просто. После развала Союза бывшие спецназовцы разбрелись по просторам некогда единой страны и занимались поиском хлеба насущного в меру своих интеллектуальных способностей и испорченности.
Свою «правую руку» – Бориса Гуршко, бывшего старшего лейтенанта Советской Армии в миру и командира взвода спецназа ГРУ ГШ – для посвященных, Руслан отыскал в бандитской группировке на Урале. Два он дня потратил на уговоры, чтобы Гуршко бросил кровавое ремесло («А разве то, чем мы занимались, не „кровавое“! – орал Борька в пылу спора после выпитых ими бутылок водки.)
Дискуссия тогда прервалась самым неожиданным образом: на съемную квартиру Борьки ввалились «братки» из его «бригады» и начали выяснять «что за козел тут понты наводит». Пришлось Руслану ломать кадык одному, второму – загонять переносицу в мозг, третьего пристрелил Борька из своего «макарова», опередив противника на долю секунды.
После того выстрела у Гуршко обратной дороги не было.
Неделю потратили, чтобы оторваться от погони «бригады». Среди них оказались крепкие ребята не без опыта наружного наблюдения. Видимо, не одни «рексы» после развала великой страны нашли пропитание в вольных дружинах. Они надежно сели на «хвост», «обрубить» который получилось не сразу.
Добравшись до Первопрестольной, Руслан было решил, что от погони они оторвались. Но на Каширском шоссе их попытались сбросить с трассы. Тяжелый «ЗиЛ» раз за разом делал неуклюжие попытки выдавить их «шестерку» на обочину. Но заставить Гушко дать по тормозам было не так просто. Болван в грузовике не знал, какую школу вождения получил русоволосый крепыш в бандитской куртке – «косухе» за рулем «жигулей». В итоге после очередной попытки прижать «легковушку» к обочине грузовик сам вписался в бордюр шоссе…
Когда посрамленный «зилок» остался далеко позади, Руслан и Борис вздохнули облегченно. Но тайм – аут длился всего десяток минут, за которые ребята успели выкурить по сигарете и перекинуться парой ничего не значащих слов. Следующим «номером программы» оказалась раздолбанная «копейка» с мощным форсированным мотором.
«Жигули» первой модели ловко обогнали «шестерку» по соседней полосе, и тонированное стекло на задней двери недвусмысленно опустилось. Борька не стал дожидаться, когда оттуда вылезет ствол, и финтом руля сумел увернуться от автоматной очереди.
– За «кольцевую»! – чуть громче, чем всегда, проговорил Давлятов, что означало у него крайнюю степень возбуждения, – уходи за город! Мы Москву не знаем! Здесь нас в угол загонят!
– Не учи отца… – проворчал сквозь зубы Гуршко.
Тем не менее, улучив момент, в нарушение всех правил, он круто пересек соседнюю и встречную полосы и погнал машину в обратную сторону. При этом едва не столкнулся с каким-то фраером на вишневой «тойоте», который начал возмущенно гудеть и мигать фарами.
– Куда сейчас? – проговорил Руслан.
– На юго-запад, – ответил Борис, – Там, по Киевскому шоссе, под Наро-Фоминском, есть приличное местечко для засады. Я те места знаю, выезжали как-то с братвой…
– Ты что, войну в Москве решил организовать?
– Войнушку. Но не в Москве, а под Москвой. Знаешь, как в песне поется: «В белоснежных поля-я-ях под Москво-ой…»
Тут Борис кинул взгляд на лицо своего бывшего (или уже снова нынешнего?) командира и понял, что тот к шуткам не расположен. У Гуршко же, наоборот, перед боем возникало игривое настроение. С таким настроением девчонок нужно идти «снимать», а не супостата валить…
– Мы от них просто так не оторвемся, – произнес он уже серьезно, – Я их знаю, у этих ребят «подвязки» и в Москве имеются. А у нас и деньги кончаются, и документы нужны новые. Я не исключаю, что у моих бывших друзей есть кенты в ментовке. Может, мы уже в розыске, и на всех вокзалах и аэропортах нас уже ждут. Надо «ксивы» менять. А на «базе» все есть: бланки паспортов, оружие, «бабки»… И оторваться нам нужно окончательно – всех положить, иначе из-под Москвы нам выбраться не дадут.
– Ладно, – пробурчал Руслан, – А ля герр ком а ля герр…
…Их «шестерка» шла по заснеженной колее в подмосковном лесу до тех пор, пока не забуксовала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16