Несколько секунд Саня с замиранием сердца следил за чуть видными точками, пока они не вспыхнули ярко зелеными звездочками.
– Тьфу, блин… – облегченно выдохнул он, – Хоть здесь повезло!
Минометчики больше не стреляли. И Саранцев успел пожалеть выброшенную зажигалку: наверняка у нее просто покрылся нагаром фитиль, и китайцы с их новой экономической политикой и рьяным коммунистом Мао были не виноваты…
– Полезли вниз, – обратился Саня к Николаю, – Реконгносцировку мы провели не очень удачно. Надо сваливать, пока нас здесь не накрыли. Тебе этот обстрел не кажется странным?
Тот в ответ мотнул головой:
– Кажется, но в голову ничего не приходит.
«А чего тут „приходить“, – подумал офицер, – Обычный отсекающий огонь. Для того, чтобы мы дальше не сунулись. Кто может знать про наше присутствие? Только „духи“. А „духи“ от кого? К гадалке не ходи – от моего напарника!»
У подножия горы они перевели дух. Откинувшись спиной на валун, Саранцев следил за каждым движением проводника. Тот, словно не замечая подозрительного прищура офицера, спокойно опустился на землю, и полез в нагрудный карман «пакистанки».
Саня, стараясь ни малейшим движением не выдать свое волнение, аккуратно взвел курок пистолета, рукоять которого сжимал уже с половины спуска.
«Стрелять буду через карман, – подумал он, – Вытащить ствол не успею. Ну, чего ты медлишь?…»
Кисть Николая медленно, сантиметр за сантиметром появлялась из-за обшлага куртки. Саранцев словно невзначай вздохнул и слегка повернулся к проводнику боком. Теперь ствол «глока» сквозь ткань бушлата целил точно ему в грудь.
«Как только он выпрямит руку, стреляю…» – мелькнула у Сани мысль.
– Зря вы так, товарищ старший лейтенант, – донеслось до него.
– Чего зря? – спустя полминуты ответил Саранцев.
– Не верите мне, – ответил проводник, – И пистолета у меня за пазухой нет. Там пакетик с насваем. Можно, я руку достану? А то выстрелите еще…
Чувствуя, как краска прилила к голове, Саранцев опять ответил не сразу. Прошла томительная минута, другая…
– Доставай, только аккуратно, – наконец произнес он.
Николай вытащил из-за отворота куртки руку и поднял ее вверх. Саранцев увидел, как при свете Луны сверкнул целлофановый сверток с темным веществом на дне.
По-прежнему держа руку на излете, Коля подошел к пограничнику и присел в шаге от него. Офицер, понимая, что таиться сейчас глупо, вытащил пистолет из кармана и положил его на колено. Несмотря на первые шаги взаимного доверия, ствол оставался наведенным на проводника. Теперь зрачок целил ему точно в лоб.
Саранцев увидел даже при неверном свете ночного светила, как побелело лицо Николая.
– Вы хотите меня убить? – его голос уже не был таким бесстрастным, как и прежде, – Я не предатель.
– Ты им уже однажды стал, когда сдался в плен «духам», – ответил Саранцев.
– Я не сдавался! Меня просто поймали. Вы «срочную» не служили, товарищ старший лейтенант? Нет?! Тогда вы не знаете, что такое «дедовщина»! У нас в части «деды» творили, что угодно. Нас, молодых, было слишком мало, чтобы можно было дать отпор. Кто-то приспосабливался и шестерил, кто-то становился чмом… Нам говорили: «терпите, через год станете „черпаками“ и точно так же будете гонять молодежь!» А я не хотел гонять. И не хотел, чтобы меня держали за «шестерку» всякие уроды!
Я был перворазрядником по боксу на «гражданке». В Афган пошел добровольно – рапорт написал. Меня били, но я не сдавался. Одному гаду сломал челюсть. После этого мне так досталось, что попал в санчасть. «Деды» пришли ко мне в палату и сказали: «Только выйти в роту – закопаем! До своих первых „боевых“ не доживешь!»
– Почему к офицерам за помощью не обратился?
– Чтобы получить клеймо «стукача»? Да и чем они мне могли помочь? Офицер в казарму утром приходит – к построению. А ночь принадлежит «старикам». Самое интересное, что изгалялись больше всего те, кого самих по «духовству» чморили. А нормальные пацаны смотрели на это сквозь пальцы. Мол, крутитесь, как умеете! …Ну, в общем, я ушел.
– К «духам»… – уточнил Саранцев, – Предпочел дезертирство…
– Не к «духам» – просто ушел. Я знал проход в минных полях, через который «старики» посылали «чижов» в дукан за жратвой и шмотками. И ушел по нему в кишлак. Добрался до первого дома. Там меня прятали два дня.
– Тебя не искали?
– Искали. Но кишлак был «договорной», наши его не трогали. Поэтому и не стали «чистить» по всем правилам. …А потом пришли «духи» и увели меня с собой. Полгода сидел в какой-то дыре в горах, выполнял самую грязную работу, которую не делали даже женщины. Потом…
… – Слушай, – прервал откровения Николая Саранцев, – Может, ты потом это расскажешь? Когда в Таджикистан переберемся? У нас времени нет!
– Есть время, товарищ старший лейтенант, – ответил бывший солдат «сороковой», – До переправы меньше километра. А переходить будем все равно с рассветом.
– Это еще почему?
– Мины на берегу. И на вашем и на нашем… На афганском, – поправился бывший пленный, – Я у моджахедов сапером долго был, проведу. Но при свете. Ночью рисковать глупо.
– Ну ладно, рассказывай. Сапером, говоришь, стал?
– Да. Сначала они меня вроде минтрала использовали. Это одному уроду в голову мысль пришла. У него брат на советской мине подорвался и тогда он решил на мне отыграться. Бросили на минное поле и погнали. Очередями… А я не подорвался. Не знаю, почему. Бог, наверное, спас. И тогда они меня этому ремеслу научили и стали, как собаку, впереди всех посылать…
– А как ты к Нурулло попал? – спросил Саранцев.
Он поставил пистолет на предохранитель, однако убирать его в плечевую кобуру бушлата не спешил.
– Советские заложили фугас на горной тропе. Я его заметил, но пропустил. Надоело все. Решил уйти. Совсем уйти. Ты понимаешь, командир? Думал, это мой фугас. А он меня помиловал. Контузил, но не убил. А полкаравана на небо улетело, вторая половина – в пропасть. Там узко было… Меня и еще несколько раненых моджахедов потом отряд Нурулло подобрал. А Нур взял в телохранители. Оказалось, что про меня уже многие знали, верили, что приношу удачу. А кому не нужна удача? Всем! Вот Нурулло и взял меня вместо талисмана…
– А как же караван?
– Тот командир в священный месяц рамазан приказал дервиша прогнать. Тот за подаянием к нам пришел. По мусульманским обычаям нищего паломника отвергать – грех. А уж в такой праздник и вовсе. Поэтому все посчитали, что его Аллах покарал за гордыню.
– Руслан говорил, что ты мусульманство принял…
– Принял, – спокойно произнес Николай, – и по этому поводу не мучился. Видишь ли, командир, я – атеист. Был комсомольцем, в Бога не верил. Да и сейчас не верю. Потому то, что люди творят друг с другом с молитвой на устах, не может быть угодно Богу. Всемилостивому и милосердному, как говорится в мусульманской молитве. Значит, его нет. А отказываться от одного или принимать другое, если не веришь ни в Христа, ни в Магомеда – легко. Я вот, например, верил, что человек – это звучит гордо. И защищал это. Хотя видишь, куда меня это завело…
– И сейчас веришь?
– Верю. Иначе бы давно бы с жизнью счеты свел. Не хочу сдаваться.
– Эх ты, голова садовая, – улыбнулся Саранцев, пряча пистолет в кобуру, – Сам себе противоречишь. Говоришь, что Бог тебя на минном поле спас, а сам в него не веришь. Бог всегда помогает тем, кто борется. Вот и тебе помог… Как на тебя Руслан-то вышел?
… – Извините, товарищ старший лейтенант, – ответил проводник, – На эту тему я разговаривать не имею право.
– Так тебя же все равно военная контрразведка допрашивать будет! Ты что мне, офицеру погранвойск не веришь?
– Мне Руслан говорил, что сейчас КГБ нет. А контрразведка и погранвойска отдельно. Так ваш новый президент сделал. Ельцин, да? Так что пусть допрашивают в присутствии офицера военной разведки. Я – их человек.
– Ну, и хрен с тобой! – сказал Саранцев, поднимаясь на ноги и чувствуя, что с души свалился тяжелый груз, давивший его несколько последних часов, – Мы в чужой огород не лазим. У нас своих полян хватает. Пошли к ребятам, а то они соскучились по нам…

Первого же взгляда на Музу и Жукова хватило, чтобы понять: что-то произошло. Жук стоял на самом высоком обломке скалы, воинственно положив на оба плеча по автомату. Словно это был не сержант погранвойск в афганском приграничье, а крутой рейнджер Уокер из голливудского сериала.
Муза сидел ниже у его ног и напоминал фигуру женщины-плакальщицы на памятнике героям. Сходство с памятником было более чем очевидным на фоне монументального Жукова. Нурулло нигде не было видно.
– Что случилось?! – на ходу выкрикнул Саранцев, выскакивая на пятачок между валунами, – Где «дух»? Что вы с ним сделали, придурки?!
Рейнджер Жуков не торопясь снял автомат с правого плеча и, держа его за пистолетную рукоятку, показал стволом куда-то вперед. Старший лейтенант повернул голову в нужном направлении. И увидел блестящие подковки дорогих горных ботинок, на которые он обратил с первых минут очного знакомства с пленным «духом».
Подошвы выглядывали из-за валуна. Положение, в котором они пребывали, не оставлял сомнения, что «дух» лежал. Причем, лежал не просто так – ничком на боку. Нормальные люди, вздумавшие отдохнуть от трудов и путешествий, никогда не используют эту позу. Если, конечно, они перед этим сильно не выпили и не отключились где-нибудь под забором.
Чувствуя, как холодная ярость заливает его от пяток до макушки, Саранцев подошел ближе к «памятнику героям Плевны» (при этом Муззафаров даже не пошевелился) и зло бросил Жукову:
– Ты чего туда залез, орел горный?! Равнины обозреваешь? А ну слезай, птица! И ты, Муза, тоже! Почему ты без автомата, а?
– Я отобрал, – гордо сообщил сержант Жуков.
– На хуя?!
– Он драпануть вместе с золотом хотел! «Духа» освободить, мешок забрать и двинуть в Афган. У него какие-то родственники здесь. Вот он и…
– Неправда! – выкрикнул вдруг пробудившийся Муза, демонстрируя всем мощный кровоподтек на левой скуле, – Этот ишак ничего не понял!
– Мне вы скажите, уроды, главное! – перебил его Саранцев, – «Дух» жив, вы с ним ничего не сделали?
– Да в отрубоне «дух», – пренебрежительно махнул рукой Жуков, – Как он начал базарить с Музой, деньги ему предлагать, так я ему прикладом его и двинул по башке. Да не беспокойтесь вы, товарищ старший лейтенант! Живой он. Я проверял.
Ситуация начала проясняться. Не опасаясь теперь повернуться спиной к вооруженному до зубов Жукову (до этого Саранцев думал, что него «сорвало крышу»), Саня подошел к Нурулло и приложил два пальца к сонной артерии. Пульс прощупывался.
Проверив на всякий случай связанные руки пленника, старший лейтенант пошарил у него по бритому затылку. Так и есть: около правой макушки «духа» наливалась громадная шишка. Однако перелома черепа не наблюдалось, и Саня несколько успокоился.
Вернувшись к своим солдатам, он произнес:
– Жук, не приведи Аллах, если ты ему мозги отбил… Если он все забудет, я тебя лично… В общем ты понял, Жук?…
Сержант в ответ скорчил невинную рожицу.
– Докладывайте по – порядку, что тут произошло, – обратился Саранцев к обоим воякам и подумал: «Не Нурулло, а сплошная жопа! Одни приключения с ним…»
В ходе допроса сержантов, в ходе которого Муза то и дело переходил на таджикский язык и начинал на нем материть Жукова, Саня понял главное: бойцы пали жертвой языкового барьера.
Воспользовавшись тем, что уроженец Пскова не знает таджикского языка, полевой командир попытался склонить к измене Муззафарова. Он предложил ему половину из тридцати килограммов золота, что лежали в мешке у ног Жукова (перед разведкой Саранцев вручил «эрдэшку» на хранение сержанту).
Пока Муза слушал длинную эмоциональную речь Нурулло, ни бельмеса ни понимавший псковитянин заряжался ядом подозрений. Их подогревало обстоятельство, что Жук за время службы все же выучил десятка два слов. Среди которых были «деньги», «золото» и «родственники».
Когда же таджик в ответ заговорил не менее возбужденно (речь шла о том, что Муззафаров не верит не одному слову «духа», который прирежет его, как только доберется до своих сородичей), и при этом показал рукой на мешок с золотом, сержант созрел и начал действовать.
Первым делом он треснул прикладом по черепу Нурулло. После чего наставил ствол на таджика и приказал сдать оружие. Муза в ответ послал Жукова на три веселых буквы по-таджикски. Псковитянин местные ругательства знал хорошо. Поэтому, не дожидаясь перевода, он саданул Муззафарова прикладом в скулу, отобрал автомат и водрузился над побежденными врагами и бывшими союзниками аки гордый кречет…
Саранцев привел бывшего полевого командира в чувство. И при помощи Николая (Нурулло сверкал глазами на своего бывшего нукера, но на вопросы отвечал) убедился в правильности составленной картины. После чего объявил благодарность Жукову за бдительность. В качестве же компенсации за плюху Музе распорядился, чтобы по возвращению псковитянин на закукорках провез таджика вокруг заставы. Тем более, что опыт на примере Нурулло у того уже был…
– Лично прослежу! – заявил старший лейтенант, на корню пресекая ворчание Жукова, – Вы теперь настоящие братья по оружию.
…Можно сказать – кровные, – добавил он, искоса посмотрев на синюю скулу Муззафарова.

…Пятеро людей, сгрудившись на пятачке, свободном от каменных обломков, сидели на узловатых корнях гранатового дерева. Как оно очутилось здесь, среди неуютных скал прибрежной кромки Пянджа, вдали от родных ему садовых кущ?
Видимо, некогда порыв ветра принес семечко граната из цветущей долины Таджикистана. И дерево, к своему несчастью, выросло здесь, вдали от заботливых рук человека. Никогда рука дехканина не срывала с его ветвей плоды, из года в год становящиеся все более мелкими и невзрачными. Целью жизни дерева стало не цветение на радость людям, а выживание в суровых условиях гор.
Этот гранат был сродни людям, нашедшим приют у его корней. Когда-то они были рождены от матерей, ходили в школу, влюблялись и верили в то, что мир устроен исключительно по добрым законам. Но суровый ветер с севера занес их на эти скалы, обжег горячим воздухом смерти. И теперь они, забыв о тех, кто с тревогой и любовью ждал их за горными хребтами, в грязной, рваной, местами окровавленной одежде, крепко сжав в руках оружие, превратились в камни в ожидании рассвета.
Он близился. На востоке над горами Памира появилась едва видная светлая полоска. Она становилась все шире и шире, и на огрубевших лицах людей заиграли алые всполохи восходящего солнца.
Люди облегченно вздохнули: по крайней мере, первая половина дня обещала быть погожей. Им не хотелось вспоминать бешеный ветер минувшей ночи, который сек лицо и норовил столкнуть с острых уступов скал.
Один из этих пятерых – широкоплечий мужчина с окладистой, но спутанной от невзгод трудного и долгого перехода бородой, впервые за все время обратился к старшему группы:
– Развяжи мне руки.
Старший – крепкий, среднего роста офицер, голубоглазый, с русыми волосами, грязными прядями вылезавшими из-под черной шерстяной шапочки, удивился:
– Ты знаешь русский?
– Немного, – неохотно ответил бородач, – Развяжи, мне нужно совершить намаз.
– Развяжи его, командир, – поддержал пленника такой же бородатый мужчина.
Он выделялся от остальных афганской одеждой под зеленой военной курткой и шапочкой – «пуштункой» на голове.
– Никуда он не убежит, – подкрепил свою просьбу человек красноречивым жестом, показывая на громоздящиеся вокруг скалы.
– Ладно, молись, – Саранцев (а это был он), распутал узел, крепко стягивавший запястья Нурулло.
Тот несколько минут судорожно шевелил затекшими и посиневшими пальцами, прежде чем смог расстегнуть на себе куртку. Некогда новую, а теперь изорванную и измазанную прибрежным илом, глиной и черт знает чем. Стащив верхнюю одежду с плеч, моджахед постелил ее вместо молельного коврика и обратил осунувшееся лицо на восток.
Вслед за ним поднялся еще один боец. До этого он сидел среди корней гранатового дерева и отрешенно смотрел в одну точку карими глазами уроженца этих мест. Поколебавшись с минуту, он также превратил свой солдатский бушлат в подобие коврика, и опустился на колени рядом с пленником.
– Автомат дай сюда, – обратился к Муззафарову Саранцев, – А то еще душара схватит.
Солдат передал оружие офицеру, по лицу же Нурулло пробежала кривая усмешка. Старший лейтенант заметил ее и подумал: «Старый трюк. Сколько раз наши ребята от „духов“ во время намаза сбегали? И этот решил воспользоваться доверчивостью Музы…»
– А ты чего не молишься? – обратился Саранцев к Николаю, – За эти годы должен был привыкнуть.
– Это не та привычка, которой нужно следовать, – равнодушно кинул тот в ответ, – Если я приду к Богу самостоятельно, а не под дулом автомата, то еще успею помолиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16