Пришли Аня с Аннелис и Гадкой Нандой, и Катя со Злючкой Анук, и Миссис Мис, ближе к ужину появились Рыжая Роос и Старуха Иоланда. Пожилые проститутки ничего не говорили и слушали недолго. Они надеялись увидеть, как по-дурацки выглядит Алиса на панели, но оказалось, что если у красивой женщины к тому же еще и красивый голос, она никак не может выглядеть по-дурацки.
На мужчин, проходивших мимо, Алисино пение действовало так же сильно, как звон браслетов на руке у Саскии, однако от Алисы все получали отказ. Да, она была женщина и стояла в витрине, где стоят проститутки, и все же отрицательно качала головой каждому, кто бросал на нее вопросительный взгляд; порой ей приходилось прерывать на время пение и говорить "нет" более внятно. Одному особенно назойливому господину на Стоофстеег ей пришлось даже сказать, что она ждет своего друга и не хочет пропустить его; что, если он появится, пока она будет занята с клиентом? Тот не сразу понял, Саскии пришлось перевести, только тогда господин отстал. Чуть позже Алиса дала от ворот поворот группе молодых людей, те обиделись и принялись горланить хором какую-то свою песню, не отходя от Алисы.
Тогда она зашла внутрь к Саскии, закрыла дверь и села в окне, не переставая петь гимн, хотя ее уже никто не слышал. Элс сказала ребятам, чтобы те шли своей дорогой, они не хотели и стали ругаться, только один был готов уйти. Тут как раз появился Нико Аудеянс, они нехотя засобирались, Нико пришлось прикрикнуть на них, они побежали прочь; тот, который не ругался с Элс, бежал спиной вперед — так ему не хотелось терять из виду Алису.
Нико улыбнулся Джеку, а тот помахал маме в окне рукой. Она все пела и пела.
— Я за вами слежу, не беспокойтесь, — сказал Джеку полицейский.
Конечно, легче было бы пригласить мужчин в комнату; все они были чрезвычайно разочарованы отказом, у иных это вызывало недоумение, у других ярость, иные просто принимали растерянный вид и как бы украдкой шли на другие улицы, иные громко выражали свое недовольство. Алиса же все пела и пела, она не хотела делать перерыв даже на круассан с сыром и ветчиной, который ей принесли Саския и Джек. Вскоре после заката к Алисе зашел Тату-Тео, он принес целую корзину с бутылкой вина, фруктами и сыром, но Алиса отказалась принять ее, лишь поцеловала и обняла Радемакера, а потом подозвала Элс и Джека и отдала корзину им, а они тут же отнесли всю снедь вечно голодной Саскии.
Появился и Робби де Вит, вид у него был самый разнесчастный, а увидев, как Алиса беззвучно поет в витрине у Саскии, он совсем пал духом. Зато Алиса взяла у него две самокрутки с марихуаной, закурила и затягивалась между строчками гимна.
Лишь много лет спустя Джеку пришло в голову, что об этой ночи Боб Дилан мог бы написать совершенно сногсшибательную песню.
Около десяти часов вечера, когда в квартале стало особенно людно, Саския, Джек и Элс провожали Алису от Блудстраат до комнаты Элс на Стоофстеег. Элс несла Джека на руках, он почти спал, положив ей голову на плечо. Алиса шла молча.
— Как думаете, Уильям появится? — вдруг спросила она.
— Я думаю, он никогда не появится, — сказала Саския.
— А я думаю, Алиса, на сегодня хватит, — сказала Элс и отперла дверь в свою комнату. Алиса встала в проем. Она уже было собиралась запеть, как вдруг увидела Фемке, та шла к ним по Стоофстеег.
— Ну и где же обещанное пение? — спросила Фемке.
— Он не придет, я правильно понимаю? — вопросом на вопрос ответила Алиса.
Тут на Фемке накинулись Саския и Элс, обе были очень на нее злы и не собирались этого скрывать. Джек проснулся, но не понял ни слова из перепалки — женщины ругались на голландском. Только Фемке так просто не возьмешь, она и не думала отступать, хотя Элс и Саския кричали все громче. Джек думал, что сейчас Элс повалит Фемке на землю, но тут Алиса начала петь, и все три дамы мигом замолкли. Никогда еще Джек не слышал, чтобы мама пела "Приди ко мне, дыхание Господне" так красиво. Кажется, ее голос лишил Фемке сил. Наверное, она сказала так:
— Я не думала, что ты в самом деле на это пойдешь.
Алиса все пела и пела, только теперь чуть громче. Джек, правда, почти спал, так что на самом деле Фемке могла сказать и так:
— Я не думала, что он в самом деле на это согласится.
Джек понял так, что вроде бы его папа устроился играть на пианино на круизный лайнер — а может, и не папа, а вовсе кто-то другой. Новость про пианино удивила Алису, но обычно органисты начинают образование с того, что учатся играть на фортепиано, во всяком случае, Уильям начинал именно так. Возможно, маму удивило решение Уильяма отправиться в Австралию и сделать себе татуировку у Синди Рей.
Алисе, видимо, наскучило "Дыхание", но петь она не перестала, правда, перешла на повторение одной и той же фразы "Мой пастырь — вся моя любовь". Казалось, ей совершенно наплевать и на Уильяма, и на то, что он, возможно, уже в Австралии.
Интересно, почему он туда поехал, может, он подумал, что Джек с мамой не решатся отправиться за ним в такое далекое плавание? Джек снова заснул у Элс на руках, на этот раз положив голову на ее гигантские мягкие груди. Алиса снова сменила пластинку, теперь она повторяла "О сладость Тела Твоего". Фемке ушла, ее преследовал безупречно чистый Алисин голос. Когда она скрылась из виду, Алиса вернулась к "Приди ко мне, дыхание Господне", и тут Джек проснулся.
— Алиса, ну теперь-то ты можешь остановиться, — сказала Саския, но Алиса и не думала ее слушать.
— А где это, Австралия? — спросил Джек у Элс. Он знал лишь, что Австралия не значится в их маршруте.
— Не бойся, Джек, Австралия тебе не грозит, это слишком далеко, — успокоила его Саския.
— Она на другом краю света, — сказала Элс. Джек подумал, ага, папа сейчас, наверное, на другом краю света, и почему-то сразу почувствовал себя лучше, но это не помешало ему воображать, что папа каким-то образом все равно наблюдает за ним из толпы.
— Так, Алиса, в самом деле, пора кончать, — сказала Саския.
— Мой пастырь — вся моя любовь, — снова затянула Алиса, словно нехотя.
Им было так приятно смотреть, как прочь по улице уходит побежденная Фемке, что они не заметили, как рядом появился Якоб Бриль. Время еще не перевалило за полночь, но вот он, тут как тут, собственной персоной, и вовсе даже не идет, а стоит как вкопанный, парализованный религиозной яростью.
— Это же!.. Это же гимн, это же молитва! Ты!!! поешь молитву!!! — завопил Бриль, обращаясь к Алисе.
Она глянула ему прямо в глаза и сменила пластинку на "О сладость Тела Твоего". Наверное, она пребывала в таком состоянии, что могла вспомнить только эти три гимна, точнее, их первые строчки.
— Богохульство!!! — вопил Бриль. — Святотатство!!!
Саския что-то сказала ему по-нидерландски, что-то не слишком уважительное в религиозном смысле, а Элс подскочила к Якобу и хорошенько толкнула его плечом; он упал на одно колено и оперся рукой о мостовую, пытаясь подняться. Это ему удалось, но Элс снова толкнула его плечом, как следует приложив о стену здания. На этот раз, правда, он удержался на ногах.
— Не надо при Джеке, — холодно сказала ему Элс и сделала вид, словно собирается приложить его еще раз. Бриль отступил.
— Ну и где этот Нико, когда нам нужна его помощь? — с деланым возмущением (Элс отлично справилась самостоятельно) заметила Саския.
Алиса снова затянула "Приди ко мне, дыхание Господне". Тут-то они его и увидели — того самого юношу, который ранее не стал ругаться с Элс на Блудстраат и уходил оттуда спиной вперед. Ему очень хотелось еще раз поглядеть на Алису, потому-то он и пришел — но на сей раз без компании. Элс обратилась к нему по-нидерландски, казалось, она и его намерена приложить о мостовую, как Бриля.
— Не трогай его, он же единственный вел себя как подобает, — сказала Алиса, прекратив наконец свои песнопения. Она улыбнулась юноше; тот стоял перед ней с совершенно беспомощным видом.
— Кажется, ему срочно нужен совет, вы не согласны? — спросила Алиса.
— Алиса, ну зачем тебе это, — сказала Саския.
— Но мне кажется, ему очень нужен совет, — сказала Алиса.
— Ну, он может получить его от меня или Саскии, — резонно заметила Элс.
— Нет, он хочет получить совет от меня, — сказала Алиса.
— Алиса, на сегодня хватит, — настаивала Элс.
— Эй, хочешь ко мне? — обратилась Алиса к юноше. Тот не понял, наверно, не говорил по-английски. Элс перевела, он кивнул.
— Так, Джек, нам пора, — сказала Саския и взяла мальчика за руку, — умираю без круассана. А ты?
Бросалась в глаза кожа оливкового цвета и очень черные, коротко стриженные волосы юноши, он был небольшого роста, с круглыми глазами и тонкими чертами лица, вылитая девушка. Его пригласили зайти, но он все стоял как столб посреди улицы. Он только хотел еще разок посмотреть на Алису и никак не ожидал, что ему хватит смелости попросить ее снова, что ему выпадет такая возможность (это если считать, что в тот, первый раз он уже ее просил — судя по его лицу, он был жутко перепуган, и тогда, наверное, к Алисе обратился кто-то из его приятелей).
Элс зашла ему за спину и подтолкнула к Алисе, та взяла юношу за руку и завела в комнату; он едва доставал ей до подбородка. Алиса закрыла дверь и задернула занавески, Элс подошла к Джеку и Саскии.
— Он что, девственник? — спросил проституток Джек.
— Вне всякого сомнения, — ответила Элс.
— А ему нужное количество лет? — вспомнив слова Нико Аудеянса, полюбопытствовал Джек.
— В это время суток всем нужное количество лет, — уверенно ответила Саския.
Джек уже немного поспал в этот день — сначала часок или вроде того в комнате у Элс, потом у Саскии, а потом еще на руках у Элс, пока та таскала его по кварталу, — и все равно он очень устал, до изнеможения. Дойдя до своей комнаты, Саския положила Джека на кровать и задернула занавески — пусть спит, а сама встала в дверях как часовой. Элс же каждые пятнадцать-двадцать минут совершала рейды к себе, проверяла, как там Алиса, все еще дает советы юноше или тот уже ушел.
Джек усилием воли не дал себе погрузиться в сон, пока Элс совершала первые два рейда.
— Элс же говорила, что девственники не отнимают много времени, — заметил он.
— Спи себе, Джек, — сказала Саския. — Этот юноша не понимает по-английски, поэтому он задерживается так долго. Твоей маме приходится все ему повторять по два, а то и по три раза.
— Вот оно что.
— Спи, Джек.
А потом он услышал шепот и проснулся; прошло, кажется, довольно много времени. Три женщины сидели на кровати, освещенные красным светом лампы; Джеку почти не осталось места, но он не подал виду, что проснулся. Мамино ожерелье порвалось, Элс и Саския помогали ей нанизать жемчужины обратно.
— Вот всегда так с этими молокососами, — сказала Саския. — Руки-крюки, одно расстройство.
— Он не хотел, просто он никогда в жизни не снимал с женщины ожерелье, — шепотом ответила Алиса. — Я думаю, это не настоящий жемчуг, а выращенный. Как по-вашему, можно починить?
— Алиса, надо было тебе сказать, чтобы он не снимал ожерелье.
— Он был так мил, так нежен — он еще никогда ничего такого не делал, — прошептала Алиса.
— Зато у него полные карманы денег, раз он так долго тебя занимал, — сказала Саския.
— Да ты что, я ни гроша с него не взяла — я же не проститутка какая-нибудь!
Они расхохотались.
— Тсс! Мы разбудим Джека.
— А я не сплю, — сказал мальчик. — Ты дала этому юноше хороший совет?
Мама обняла и поцеловала сына, а Элс и Саския продолжили попытки починить ожерелье.
— Думаю, я дала ему отличный совет, — ответила Алиса.
— Лучший совет за всю его жизнь, — сказала Саския.
— Уж точно лучший бесплатный совет, — добавила Элс. Они снова рассмеялись.
— Алиса, придется тебе эту штуковину снести к ювелиру, — сказала Саския, возвращая Алисе порванное ожерелье и кучку жемчужин, которые им не удалось нанизать. Алиса убрала все это в сумочку.
Саския и Элс вызвались проводить Джека с мамой в "Краснапольски", но Алиса захотела пойти кружным путем, через Аудекерксплейн, просто чтобы показать этим старухам, что она все еще на ногах.
— Уже поздно, они давно разошлись по домам, — сказала Элс.
— Нет, почему же, — возразила Саския. — Кроме того, даже если на посту осталась всего одна, она обязательно расскажет остальным.
Было то ли два, то ли три часа ночи; повернув с Аудекеннисстеег, они услышали музыку, лучше сказать, она камнем упала на них. На мосту через канал звук был даже громче, чем на набережной. Этот орган в Аудекерк в самом деле что-то вроде чудовища, хотя и священного.
— Это Бах? — спросил Джек маму.
— Верно, Бах, — сказала Алиса, — но играет не папа.
— Откуда ты знаешь? — спросила Элс. — Фемке же такая сука, надо нам зайти и посмотреть самим.
— Это Бах, фантазия соль мажор, — сказала Алиса, — очень популярная мелодия для свадеб.
Видимо, Алиса имела в виду, что Уильям редко играет свадебную музыку, но Элс и Саския настояли на проверке.
Алиса хотела пройти по Аудекерксплейн прежде, чем войти в церковь, они так и сделали. На улице и в самом деле оставалась одна-единственная проститутка, из молодых, по имени Маргрит; она стояла в дверях и слушала музыку.
— Джеки, что это ты не спишь в такой час? — спросила Маргрит.
— Да мы тут все не спим, такая наша судьба, — ответила Элс. Они вошли в Аудекерк. На скамье сидели две старые проститутки, одна из них, Гадкая Нанда, уже спала, другая, Злючка Анук, увидев Алису, отвернулась.
Они дошли до лестницы, ведущей к мануалу, но наверх пошли только Элс, Саския и Джек; Алиса осталась внизу.
— Он уже в Австралии или на пути туда, — упрямо сказала она. — Только подумайте, сколько там на корабле дамочек, то-то он повеселится!
Сначала они учуяли запах пудры и только потом увидели Франса Донкера, от неожиданности он перестал играть — что это вдруг Элс и Саския делают у него за спиной? Но тут он заметил Джека.
— А, понимаю, ты подумал, играет твой папа, — сказал Франс.
— Вот уж нет, — ответила Саския.
— Ты не говори, ты играй, — сказала Элс. Юный гений продолжил исполнять Баха, а визитеры отправились восвояси.
— Это малыш Донкер, не так ли? — спросила Алиса; получив в ответ три кивка, она продолжила: — Ну еще бы! Вот он-то играет как самый настоящий настройщик.
Фантазия соль мажор донимала их даже на самой Тромпеттерстеег, где все еще работали несколько проституток помоложе, и только в конце Синт-Анненстраат оставила в покое.
— Ты же не поедешь в Австралию, правда? — кажется, спросила Элс у Алисы.
— Нет, Австралия слишком далеко, для Джека это чересчур тяжелое путешествие, — вероятно, ответила Алиса.
— Верно, и не только для Джека, порой не выдерживают и люди постарше, — поддакнула Саския.
— Наверное, вы правы, — только и сказала Алиса. Она говорила очень тихо и неразборчиво, что было для нее необычно, да и на ее лице — Джек заметил это сразу, как проснулся в комнате у Саскии, — было какое-то необычное выражение, мечтательное, беззаботное. Джек потом решил, что все дело в самокрутках из марихуаны, ведь до Амстердама мама травой особенно не баловалась, а в ту субботу и наутро в воскресенье очень близко с ней подружилась.
Саския и Элс проводили их до отеля, но не потому, что считали опасным ходить ночью по кварталу, нет, — они не хотели бросать Алису одну на Якоба Бриля, они знали, что он тоже живет в "Краснапольски".
Женщины обняли и поцеловали Джека с мамой, пожелали им спокойной ночи и ушли, а те отправились спать. Впервые на памяти Джека мама пошла в душ первой. Что-то ее там очень развеселило, из ванной донесся ее смех.
— Почему ты смеешься?
— Кажется, я забыла свое белье у Элс!
Давать советы, оказывается, непростое занятие, забываешь про все остальное, решил Джек, — когда он вернулся из ванной, почистив зубы, мама уже спала. Джек выключил свет в спальне, но оставил в туалете, немного приоткрыв дверь, пусть будет такой импровизированный ночник. Насколько он помнил, мама впервые в жизни заснула раньше его. Он лег рядом, а мама даже во сне продолжала петь. Слава богу, подумал Джек, это уже не гимны. И еще она поет с шотландским акцентом, давненько я его не слышал, наверное, дело в марихуане, акцент у мамы появлялся, только если она была под кайфом или выпила лишнего.
Песню Джек не узнал, может, это старинная народная баллада, заученная мамой, когда она была еще девочкой, а может, что-то ее собственного сочинения, и стихи, и мелодия (скорее последнее). В самом деле, она же пела целый день, наверное, сочинила что-нибудь по дороге.
Вот что Алиса пела во сне:
Ни за что не стану шлюхой,
я ж не вовсе без ума,
знаю точно — хуже Доков
только Литская тюрьма.
Нет, нет, шлюхой я не стану,
это клятва вам моя,
никогда не быть мне в Доках,
на панель не выйду я.
Джек решил, что это колыбельная — мама всегда пела ему колыбельные, и пусть сегодня она заснула первой, все равно: не могла же она не спеть сыну песенку?
Джек помолился на ночь за них обоих — как обычно, с закрытыми глазами, но громче, чем обычно, ведь мама спала, так что ему пришлось отдуваться за двоих.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Покуда я тебя не обрету'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
На мужчин, проходивших мимо, Алисино пение действовало так же сильно, как звон браслетов на руке у Саскии, однако от Алисы все получали отказ. Да, она была женщина и стояла в витрине, где стоят проститутки, и все же отрицательно качала головой каждому, кто бросал на нее вопросительный взгляд; порой ей приходилось прерывать на время пение и говорить "нет" более внятно. Одному особенно назойливому господину на Стоофстеег ей пришлось даже сказать, что она ждет своего друга и не хочет пропустить его; что, если он появится, пока она будет занята с клиентом? Тот не сразу понял, Саскии пришлось перевести, только тогда господин отстал. Чуть позже Алиса дала от ворот поворот группе молодых людей, те обиделись и принялись горланить хором какую-то свою песню, не отходя от Алисы.
Тогда она зашла внутрь к Саскии, закрыла дверь и села в окне, не переставая петь гимн, хотя ее уже никто не слышал. Элс сказала ребятам, чтобы те шли своей дорогой, они не хотели и стали ругаться, только один был готов уйти. Тут как раз появился Нико Аудеянс, они нехотя засобирались, Нико пришлось прикрикнуть на них, они побежали прочь; тот, который не ругался с Элс, бежал спиной вперед — так ему не хотелось терять из виду Алису.
Нико улыбнулся Джеку, а тот помахал маме в окне рукой. Она все пела и пела.
— Я за вами слежу, не беспокойтесь, — сказал Джеку полицейский.
Конечно, легче было бы пригласить мужчин в комнату; все они были чрезвычайно разочарованы отказом, у иных это вызывало недоумение, у других ярость, иные просто принимали растерянный вид и как бы украдкой шли на другие улицы, иные громко выражали свое недовольство. Алиса же все пела и пела, она не хотела делать перерыв даже на круассан с сыром и ветчиной, который ей принесли Саския и Джек. Вскоре после заката к Алисе зашел Тату-Тео, он принес целую корзину с бутылкой вина, фруктами и сыром, но Алиса отказалась принять ее, лишь поцеловала и обняла Радемакера, а потом подозвала Элс и Джека и отдала корзину им, а они тут же отнесли всю снедь вечно голодной Саскии.
Появился и Робби де Вит, вид у него был самый разнесчастный, а увидев, как Алиса беззвучно поет в витрине у Саскии, он совсем пал духом. Зато Алиса взяла у него две самокрутки с марихуаной, закурила и затягивалась между строчками гимна.
Лишь много лет спустя Джеку пришло в голову, что об этой ночи Боб Дилан мог бы написать совершенно сногсшибательную песню.
Около десяти часов вечера, когда в квартале стало особенно людно, Саския, Джек и Элс провожали Алису от Блудстраат до комнаты Элс на Стоофстеег. Элс несла Джека на руках, он почти спал, положив ей голову на плечо. Алиса шла молча.
— Как думаете, Уильям появится? — вдруг спросила она.
— Я думаю, он никогда не появится, — сказала Саския.
— А я думаю, Алиса, на сегодня хватит, — сказала Элс и отперла дверь в свою комнату. Алиса встала в проем. Она уже было собиралась запеть, как вдруг увидела Фемке, та шла к ним по Стоофстеег.
— Ну и где же обещанное пение? — спросила Фемке.
— Он не придет, я правильно понимаю? — вопросом на вопрос ответила Алиса.
Тут на Фемке накинулись Саския и Элс, обе были очень на нее злы и не собирались этого скрывать. Джек проснулся, но не понял ни слова из перепалки — женщины ругались на голландском. Только Фемке так просто не возьмешь, она и не думала отступать, хотя Элс и Саския кричали все громче. Джек думал, что сейчас Элс повалит Фемке на землю, но тут Алиса начала петь, и все три дамы мигом замолкли. Никогда еще Джек не слышал, чтобы мама пела "Приди ко мне, дыхание Господне" так красиво. Кажется, ее голос лишил Фемке сил. Наверное, она сказала так:
— Я не думала, что ты в самом деле на это пойдешь.
Алиса все пела и пела, только теперь чуть громче. Джек, правда, почти спал, так что на самом деле Фемке могла сказать и так:
— Я не думала, что он в самом деле на это согласится.
Джек понял так, что вроде бы его папа устроился играть на пианино на круизный лайнер — а может, и не папа, а вовсе кто-то другой. Новость про пианино удивила Алису, но обычно органисты начинают образование с того, что учатся играть на фортепиано, во всяком случае, Уильям начинал именно так. Возможно, маму удивило решение Уильяма отправиться в Австралию и сделать себе татуировку у Синди Рей.
Алисе, видимо, наскучило "Дыхание", но петь она не перестала, правда, перешла на повторение одной и той же фразы "Мой пастырь — вся моя любовь". Казалось, ей совершенно наплевать и на Уильяма, и на то, что он, возможно, уже в Австралии.
Интересно, почему он туда поехал, может, он подумал, что Джек с мамой не решатся отправиться за ним в такое далекое плавание? Джек снова заснул у Элс на руках, на этот раз положив голову на ее гигантские мягкие груди. Алиса снова сменила пластинку, теперь она повторяла "О сладость Тела Твоего". Фемке ушла, ее преследовал безупречно чистый Алисин голос. Когда она скрылась из виду, Алиса вернулась к "Приди ко мне, дыхание Господне", и тут Джек проснулся.
— Алиса, ну теперь-то ты можешь остановиться, — сказала Саския, но Алиса и не думала ее слушать.
— А где это, Австралия? — спросил Джек у Элс. Он знал лишь, что Австралия не значится в их маршруте.
— Не бойся, Джек, Австралия тебе не грозит, это слишком далеко, — успокоила его Саския.
— Она на другом краю света, — сказала Элс. Джек подумал, ага, папа сейчас, наверное, на другом краю света, и почему-то сразу почувствовал себя лучше, но это не помешало ему воображать, что папа каким-то образом все равно наблюдает за ним из толпы.
— Так, Алиса, в самом деле, пора кончать, — сказала Саския.
— Мой пастырь — вся моя любовь, — снова затянула Алиса, словно нехотя.
Им было так приятно смотреть, как прочь по улице уходит побежденная Фемке, что они не заметили, как рядом появился Якоб Бриль. Время еще не перевалило за полночь, но вот он, тут как тут, собственной персоной, и вовсе даже не идет, а стоит как вкопанный, парализованный религиозной яростью.
— Это же!.. Это же гимн, это же молитва! Ты!!! поешь молитву!!! — завопил Бриль, обращаясь к Алисе.
Она глянула ему прямо в глаза и сменила пластинку на "О сладость Тела Твоего". Наверное, она пребывала в таком состоянии, что могла вспомнить только эти три гимна, точнее, их первые строчки.
— Богохульство!!! — вопил Бриль. — Святотатство!!!
Саския что-то сказала ему по-нидерландски, что-то не слишком уважительное в религиозном смысле, а Элс подскочила к Якобу и хорошенько толкнула его плечом; он упал на одно колено и оперся рукой о мостовую, пытаясь подняться. Это ему удалось, но Элс снова толкнула его плечом, как следует приложив о стену здания. На этот раз, правда, он удержался на ногах.
— Не надо при Джеке, — холодно сказала ему Элс и сделала вид, словно собирается приложить его еще раз. Бриль отступил.
— Ну и где этот Нико, когда нам нужна его помощь? — с деланым возмущением (Элс отлично справилась самостоятельно) заметила Саския.
Алиса снова затянула "Приди ко мне, дыхание Господне". Тут-то они его и увидели — того самого юношу, который ранее не стал ругаться с Элс на Блудстраат и уходил оттуда спиной вперед. Ему очень хотелось еще раз поглядеть на Алису, потому-то он и пришел — но на сей раз без компании. Элс обратилась к нему по-нидерландски, казалось, она и его намерена приложить о мостовую, как Бриля.
— Не трогай его, он же единственный вел себя как подобает, — сказала Алиса, прекратив наконец свои песнопения. Она улыбнулась юноше; тот стоял перед ней с совершенно беспомощным видом.
— Кажется, ему срочно нужен совет, вы не согласны? — спросила Алиса.
— Алиса, ну зачем тебе это, — сказала Саския.
— Но мне кажется, ему очень нужен совет, — сказала Алиса.
— Ну, он может получить его от меня или Саскии, — резонно заметила Элс.
— Нет, он хочет получить совет от меня, — сказала Алиса.
— Алиса, на сегодня хватит, — настаивала Элс.
— Эй, хочешь ко мне? — обратилась Алиса к юноше. Тот не понял, наверно, не говорил по-английски. Элс перевела, он кивнул.
— Так, Джек, нам пора, — сказала Саския и взяла мальчика за руку, — умираю без круассана. А ты?
Бросалась в глаза кожа оливкового цвета и очень черные, коротко стриженные волосы юноши, он был небольшого роста, с круглыми глазами и тонкими чертами лица, вылитая девушка. Его пригласили зайти, но он все стоял как столб посреди улицы. Он только хотел еще разок посмотреть на Алису и никак не ожидал, что ему хватит смелости попросить ее снова, что ему выпадет такая возможность (это если считать, что в тот, первый раз он уже ее просил — судя по его лицу, он был жутко перепуган, и тогда, наверное, к Алисе обратился кто-то из его приятелей).
Элс зашла ему за спину и подтолкнула к Алисе, та взяла юношу за руку и завела в комнату; он едва доставал ей до подбородка. Алиса закрыла дверь и задернула занавески, Элс подошла к Джеку и Саскии.
— Он что, девственник? — спросил проституток Джек.
— Вне всякого сомнения, — ответила Элс.
— А ему нужное количество лет? — вспомнив слова Нико Аудеянса, полюбопытствовал Джек.
— В это время суток всем нужное количество лет, — уверенно ответила Саския.
Джек уже немного поспал в этот день — сначала часок или вроде того в комнате у Элс, потом у Саскии, а потом еще на руках у Элс, пока та таскала его по кварталу, — и все равно он очень устал, до изнеможения. Дойдя до своей комнаты, Саския положила Джека на кровать и задернула занавески — пусть спит, а сама встала в дверях как часовой. Элс же каждые пятнадцать-двадцать минут совершала рейды к себе, проверяла, как там Алиса, все еще дает советы юноше или тот уже ушел.
Джек усилием воли не дал себе погрузиться в сон, пока Элс совершала первые два рейда.
— Элс же говорила, что девственники не отнимают много времени, — заметил он.
— Спи себе, Джек, — сказала Саския. — Этот юноша не понимает по-английски, поэтому он задерживается так долго. Твоей маме приходится все ему повторять по два, а то и по три раза.
— Вот оно что.
— Спи, Джек.
А потом он услышал шепот и проснулся; прошло, кажется, довольно много времени. Три женщины сидели на кровати, освещенные красным светом лампы; Джеку почти не осталось места, но он не подал виду, что проснулся. Мамино ожерелье порвалось, Элс и Саския помогали ей нанизать жемчужины обратно.
— Вот всегда так с этими молокососами, — сказала Саския. — Руки-крюки, одно расстройство.
— Он не хотел, просто он никогда в жизни не снимал с женщины ожерелье, — шепотом ответила Алиса. — Я думаю, это не настоящий жемчуг, а выращенный. Как по-вашему, можно починить?
— Алиса, надо было тебе сказать, чтобы он не снимал ожерелье.
— Он был так мил, так нежен — он еще никогда ничего такого не делал, — прошептала Алиса.
— Зато у него полные карманы денег, раз он так долго тебя занимал, — сказала Саския.
— Да ты что, я ни гроша с него не взяла — я же не проститутка какая-нибудь!
Они расхохотались.
— Тсс! Мы разбудим Джека.
— А я не сплю, — сказал мальчик. — Ты дала этому юноше хороший совет?
Мама обняла и поцеловала сына, а Элс и Саския продолжили попытки починить ожерелье.
— Думаю, я дала ему отличный совет, — ответила Алиса.
— Лучший совет за всю его жизнь, — сказала Саския.
— Уж точно лучший бесплатный совет, — добавила Элс. Они снова рассмеялись.
— Алиса, придется тебе эту штуковину снести к ювелиру, — сказала Саския, возвращая Алисе порванное ожерелье и кучку жемчужин, которые им не удалось нанизать. Алиса убрала все это в сумочку.
Саския и Элс вызвались проводить Джека с мамой в "Краснапольски", но Алиса захотела пойти кружным путем, через Аудекерксплейн, просто чтобы показать этим старухам, что она все еще на ногах.
— Уже поздно, они давно разошлись по домам, — сказала Элс.
— Нет, почему же, — возразила Саския. — Кроме того, даже если на посту осталась всего одна, она обязательно расскажет остальным.
Было то ли два, то ли три часа ночи; повернув с Аудекеннисстеег, они услышали музыку, лучше сказать, она камнем упала на них. На мосту через канал звук был даже громче, чем на набережной. Этот орган в Аудекерк в самом деле что-то вроде чудовища, хотя и священного.
— Это Бах? — спросил Джек маму.
— Верно, Бах, — сказала Алиса, — но играет не папа.
— Откуда ты знаешь? — спросила Элс. — Фемке же такая сука, надо нам зайти и посмотреть самим.
— Это Бах, фантазия соль мажор, — сказала Алиса, — очень популярная мелодия для свадеб.
Видимо, Алиса имела в виду, что Уильям редко играет свадебную музыку, но Элс и Саския настояли на проверке.
Алиса хотела пройти по Аудекерксплейн прежде, чем войти в церковь, они так и сделали. На улице и в самом деле оставалась одна-единственная проститутка, из молодых, по имени Маргрит; она стояла в дверях и слушала музыку.
— Джеки, что это ты не спишь в такой час? — спросила Маргрит.
— Да мы тут все не спим, такая наша судьба, — ответила Элс. Они вошли в Аудекерк. На скамье сидели две старые проститутки, одна из них, Гадкая Нанда, уже спала, другая, Злючка Анук, увидев Алису, отвернулась.
Они дошли до лестницы, ведущей к мануалу, но наверх пошли только Элс, Саския и Джек; Алиса осталась внизу.
— Он уже в Австралии или на пути туда, — упрямо сказала она. — Только подумайте, сколько там на корабле дамочек, то-то он повеселится!
Сначала они учуяли запах пудры и только потом увидели Франса Донкера, от неожиданности он перестал играть — что это вдруг Элс и Саския делают у него за спиной? Но тут он заметил Джека.
— А, понимаю, ты подумал, играет твой папа, — сказал Франс.
— Вот уж нет, — ответила Саския.
— Ты не говори, ты играй, — сказала Элс. Юный гений продолжил исполнять Баха, а визитеры отправились восвояси.
— Это малыш Донкер, не так ли? — спросила Алиса; получив в ответ три кивка, она продолжила: — Ну еще бы! Вот он-то играет как самый настоящий настройщик.
Фантазия соль мажор донимала их даже на самой Тромпеттерстеег, где все еще работали несколько проституток помоложе, и только в конце Синт-Анненстраат оставила в покое.
— Ты же не поедешь в Австралию, правда? — кажется, спросила Элс у Алисы.
— Нет, Австралия слишком далеко, для Джека это чересчур тяжелое путешествие, — вероятно, ответила Алиса.
— Верно, и не только для Джека, порой не выдерживают и люди постарше, — поддакнула Саския.
— Наверное, вы правы, — только и сказала Алиса. Она говорила очень тихо и неразборчиво, что было для нее необычно, да и на ее лице — Джек заметил это сразу, как проснулся в комнате у Саскии, — было какое-то необычное выражение, мечтательное, беззаботное. Джек потом решил, что все дело в самокрутках из марихуаны, ведь до Амстердама мама травой особенно не баловалась, а в ту субботу и наутро в воскресенье очень близко с ней подружилась.
Саския и Элс проводили их до отеля, но не потому, что считали опасным ходить ночью по кварталу, нет, — они не хотели бросать Алису одну на Якоба Бриля, они знали, что он тоже живет в "Краснапольски".
Женщины обняли и поцеловали Джека с мамой, пожелали им спокойной ночи и ушли, а те отправились спать. Впервые на памяти Джека мама пошла в душ первой. Что-то ее там очень развеселило, из ванной донесся ее смех.
— Почему ты смеешься?
— Кажется, я забыла свое белье у Элс!
Давать советы, оказывается, непростое занятие, забываешь про все остальное, решил Джек, — когда он вернулся из ванной, почистив зубы, мама уже спала. Джек выключил свет в спальне, но оставил в туалете, немного приоткрыв дверь, пусть будет такой импровизированный ночник. Насколько он помнил, мама впервые в жизни заснула раньше его. Он лег рядом, а мама даже во сне продолжала петь. Слава богу, подумал Джек, это уже не гимны. И еще она поет с шотландским акцентом, давненько я его не слышал, наверное, дело в марихуане, акцент у мамы появлялся, только если она была под кайфом или выпила лишнего.
Песню Джек не узнал, может, это старинная народная баллада, заученная мамой, когда она была еще девочкой, а может, что-то ее собственного сочинения, и стихи, и мелодия (скорее последнее). В самом деле, она же пела целый день, наверное, сочинила что-нибудь по дороге.
Вот что Алиса пела во сне:
Ни за что не стану шлюхой,
я ж не вовсе без ума,
знаю точно — хуже Доков
только Литская тюрьма.
Нет, нет, шлюхой я не стану,
это клятва вам моя,
никогда не быть мне в Доках,
на панель не выйду я.
Джек решил, что это колыбельная — мама всегда пела ему колыбельные, и пусть сегодня она заснула первой, все равно: не могла же она не спеть сыну песенку?
Джек помолился на ночь за них обоих — как обычно, с закрытыми глазами, но громче, чем обычно, ведь мама спала, так что ему пришлось отдуваться за двоих.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Покуда я тебя не обрету'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17