– Почему послезавтра? – спросила Ёко.
– Мои родители уехали и вернутся только послезавтра, и сейчас дома никого нет, – ответил Кёити.
– В таком случае, почему бы нам не поместить Гонгоро в будку вместе с Пучем за нашей гостиницей? – предложила Ёко. – Там он будет в безопасности до послезавтра.
– Отличная идея, – согласилась я.
– Если это удастся сделать, то будет замечательно, – сказал Кёити.
И все мы, сидящие вокруг костра, внезапно почувствовали, что нас связывают тёплые, дружеские чувства.
Подняв глаза на Цугуми, которая всё ещё продолжала стоять в оцепенении, Кёити произнес:
– Цугуми, завтра утром я зайду за тобой, и мы вместе пойдём погулять. Собаки будут в одном месте, так что это будет удобно.
– Конечно, – ответила Цугуми и слегка улыбнулась, сверкая освещенными светом костра белыми зубами. Она стояла, протянув свои маленькие, почти детские руки над костром, и тень от длинных ресниц достигала лба.
Я видела, что она всё ещё сердится, но для меня это было чем-то сверхъестественным, ибо впервые в жизни причиной гнева Цугуми была не она сама.
– Если что-нибудь подобное ещё раз случится, – сказала Цугуми, – даже после того, как мы отсюда уедем, я вернусь и убью их.
Несмотря на столь резкие слова, глаза Цугуми оставались ясными, и их спокойное выражение не изменилось. Они были сказаны таким обычным тоном, что все мы некоторое время не могли вымолвить ни слова.
– Это верно, Цугуми, – наконец произнёс Кёити, и я слушала, как эхо от произнесённого им имени «Цугуми» постепенно исчезало в волнах.
Ночь становилась всё темнее, и небо покрылось миллиардами звёзд. Дома никто не знал, где мы, но нам совсем не хотелось покидать эту дамбу. Мы все одинаково любили Гонгоро, а он, как будто чувствуя это, подходил к каждому, обнюхивал, клал свои лапы на колени, лизал наши лица, и, похоже, постепенно начинал забывать тот кошмар, что с ним произошел. Дул сильный ветер, и от его порывов огонь костра колыхался в разные стороны. Временами казалось, что он должен был вот-вот потухнуть, но каждый раз Цугуми бросала в него новый кусок дерева и делала это так непринуждённо, будто выбрасывала мусор, и пламя костра вновь начинало полыхать. Треск от горящего дерева смешивался с шумом ветра и волн и улетал в темноту, которая царила за нашими спинами, а море продолжало посылать на берег свои тёмные воды.
– Как хорошо, что у тебя всё в порядке, – сказала Ёко и встала, обнимая Гонгоро, который сидел у неё на коленях.
Ветер трепал её длинные волосы, и она обернулась в сторону моря.
– Ветер уже холодный. Скоро придёт осень.
Эти слова заставили нас задуматься, и на какое-то мгновение мне больше всего захотелось, чтобы одежда Цугуми не высыхала, костёр продолжал гореть, и все это длилось бы бесконечно.

На следующий день Кёити рассказал, что в городе он встретил одного из тех парней, которые похитили Гонгоро, затащил его на территорию храма и изрядно избил. И хотя он сам был покрыт ссадинами, Цугуми была обрадована этим сообщением. Ёко и я обработали его раны. Гонгоро в это время уже мирно спал с Пучем во дворе соседнего дома.

Ещё один день – и Гонгоро должен был вернуться домой. Ещё один день – и всё было бы хорошо. Однако ночью он вновь был похищен. В это время нас всех не было дома. И тётя Масако рассказала, что услышала лай и бросилась к будке, но калитка была открыта, и Гонгоро там уже не было. Только Пуч в панике прыгал, звеня железной цепью.
Мы, почти плача, бросились на берег, исходили его вдоль и поперёк, на лодке плавали в море, освещая воду, просили наших друзей поискать его в реке и городе. Однако во второй раз нам не повезло. Гонгоро больше не вернулся.

Яма

– Ты вернёшься, пока я ещё буду здесь? – спросила Цугуми, глядя на Кёити остекленевшим взглядом. Выражение её лица было таким печальным, какое бывает у людей, которые сдерживают слёзы.
Кёити улыбнулся:
– Конечно, через два-три дня. – Потеряв Гонгоро, он выглядел как человек, утративший равновесие, как будто он лишился ноги или руки. И он действительно остался в этой незнакомой для него местности без одной из опор.
– Да, ты уже не ребёнок и можешь покинуть своих родителей, – произнесла Цугуми.
Приближался вечер, и лучи солнца играли на поверхности моря. Цугуми и Кёити, разговаривая, шли по дамбе, которая тянулась вдоль берега моря, направляясь к гавани. Мы также пошли проводить Кёити и наблюдали за ними сзади на некотором расстоянии. Ёко была готова расплакаться, а я чувствовала себя странно рассеянной, ощущая на своих щеках дуновения осеннего ветра. На следующей неделе я тоже должна была вернуться в Токио.
Сколько уже раз я видела это сверкающее море с последней полоской яркого солнечного света на западе, которая медленно уступала место вечерней тени.
На пристани было оживлённо от большого количества пассажиров, ожидавших последний в этот день теплоход, который должен был прибыть через несколько минут. Кёити уселся на свой рюкзак, который сбросил на землю, позвал Цугуми и усадил её рядом с собой. Они смотрели в морскую даль, и их сидящие рядом фигуры выглядели несколько удручённо, но вместе с тем были наполнены внутренней решимостью, присущей собаке, ожидающей своего хозяина.
На берег непрерывно набегали остроконечные волны, которые определённо извещали о приближающейся осени. В это время море всегда вызывало у меня в груди давящее чувство, но в этом году оно пронизывало сердце ещё более глубокой печалью. Глядя на расставание Цугуми и Кёити, я машинально то сжимала руками виски, то бросала в море наживку для рыб, которая валялась под ногами, и с трудом сдерживала слёзы, слушая звучавшие с поразительной монотонностью одни и те же слова Цугуми: «Когда вернёшься?» или «Если у тебя появится время, не звони, а лучше на день раньше садись на поезд и приезжай». Ясный голос Цугуми накладывался на шум волн и звучал как поразительно красивая музыка. «Хотя мы и расстаёмся, ты ни на минуту не забывай меня», – дважды повторила Цугуми, будто разговаривая сама с собой.

Рассекая волны, из глубины моря подошёл теплоход. Цугуми встала, Кёити накинул на плечо рюкзак.
– Итак, всего хорошего, – попрощался он, посмотрев в нашу сторону. – Мария, ты скоро уезжаешь, и если мы разминёмся, то тогда до скорой встречи. Когда будет готов наш отель, приезжай и останавливайся у нас.
– Конечно, если ты устроишь мне недорогой номер, – сказала я и пожала ему руку.
– Это само собой разумеется, – ответил он и тепло ответил на моё рукопожатие.
– Кёити, почему бы тебе не жениться на мне? Мы поселили бы в саду отеля множество собак и назвали бы его «Собачий дворец», – предложила Цугуми невинным голосом.
– Надо об этом подумать, – ответил Кёити и горько усмехнулся. Затем он пожал руку Ёко, которая уже была в слезах, и сказал: – Спасибо за заботу.
Матросы установили трап, и пассажиры, встав в очередь, один за другим начали посадку.
– Ну, скоро увидимся, – сказал Кёити и повернулся к Цугуми.
– Если ты попытаешься ограничиться только рукопожатием, я тебя прибью, – неожиданно заявила Цугуми и бросилась к нему на шею.
Это длилось всего одно мгновение. Не вытирая текущие ручьём слёзы, она подтолкнула Кёити к трапу. Он молча пристально посмотрел на неё и последним взошёл на палубу.
Дав прощальный гудок, теплоход начал медленно отходить от пристани, направляясь туда, где граница неба и моря постепенно становилась всё больше размытой, пока не исчезала совсем. Стоявший на палубе Кёити всё время махал рукой, а Цугуми, сидя на корточках, только пристально смотрела, как удаляется теплоход.
– Цугуми! – позвала её Ёко, когда корабль исчез из виду.
Со словами «торжество закончилось» Цугуми встала и со спокойным лицом продолжила говорить, ни к кому не обращаясь:
– Из-за того, что пропала собака, он должен возвращаться. Что ни говори, нам ещё только девятнадцать. В общем, это были детские летние каникулы.
Сказанное ею совпало с мыслями, которые проносились у меня в голове. Затем, как будто это были последние кадры кинофильма, мы все трое стояли на краю пристани, смотрели в морскую даль и на меняющиеся цвета неба, которое освещалось лучами заходящего солнца.

Хотя уже прошло пять дней, Кёити всё ещё не вернулся. Когда он звонил, Цугуми, рассердившись, часто бросала трубку.
Однажды я сидела у себя в комнате и писала эссе, которое должна была представить в университет по окончании каникул. Неожиданно раздался стук в дверь, и вошла Ёко.
– Что случилось? – встревожилась я.
– Послушай, ты не знаешь, куда в последнее время каждый вечер уходит Цугуми? – спросила Ёко. – Её и сейчас нет дома.
– Может, она пошла погулять? – предположила я.
После отъезда Кёити Цугуми была постоянно раздражена, и в последнее время её настроение настолько ухудшилось, что каждый раз, когда я, жалея её, проявляла к ней внимание, она только срывала на мне злость. Поэтому я оставила её в покое.
– И Пуч у себя в будке, – с беспокойством добавила Ёко.
Я покачала головой. Обычно я не могла понять мотивы поступков Цугуми, но в этот раз, кажется, начала о чем-то догадываться.
– Будет возможность, я её обязательно спрошу – сказала я, и Ёко, кивнув, вышла из комнаты.
Почему никто из близких Цугуми людей не понимает существа её характера? И Кёити, и Ёко верили Цугуми, когда она, похоже, нарочно демонстрировала своё горе и искусно показывала, что ею движет печаль, а не ненависть. Но она отнюдь не станет молча переносить убийство её любимой собаки. Она обязательно отомстит, и именно поэтому она куда-то уходит каждый вечер. Но с таким слабым здоровьем надо быть просто идиоткой, чтобы замышлять что-то серьёзное.
Думая об этом, я окончательно расстроилась, но решила, что не могу высказать эти мысли Ёко.
Вскоре, судя по звукам, исходящим из её комнаты, Цугуми вернулась. Одновременно послышалось тявканье собаки. Я пошла в её комнату и, раздвигая дверь, сказала:
– Что ты делаешь? Привела с собой Пуча? Тётя Масако ведь выгонит его… – Недосказав фразу, я, удивленная, замолчала. Это, конечно, не был Гонгоро, так как его уже не было в живых, но это была собака той же породы и поразительно на него похожая.
– Это что? – спросила я.
– Я взяла её взаймы, но должна сразу же вернуть, – рассмеялась Цугуми. – Ты ведь знаешь, что я очень люблю собак.
– Не завирайся, – только и сказала я, сев рядом с ней.
Гладя собаку, я стала напряжённо думать. Я уже давно не испытывала ощущения соперничества в стремлении отгадать следующий ход противника. Если моё предположение не совпадёт с планами Цугуми, то она замкнется и ничего больше не скажет.
– Ты собираешься показать собаку этим парням, не так ли?
– Великолепно, ты действительно сообразительна, – сказала Цугуми, слегка улыбнувшись. – Когда ты уедешь, мне опять придётся жить в обществе дураков, которые меня не понимают. А это очень утомительно.
– Тебя никто не понимает? – рассмеялась я.
– Хочешь послушать, что было сегодня вечером? – спросила Цугуми, обнимая собаку.
– Конечно хочу.
Я теснее придвинулась к ней. В этот момент, сколько бы лет ни прошло, мы опять стали детьми, которые делятся своими секретами. Атмосфера ночи стала более напряжённой, и сердце забилось сильнее.
– Я тщательно расследовала, к какой группе принадлежат эти подонки. Меня ведь часто ночами не было дома?
– Да, я это заметила.
– Так вот. Ничего особенного. Они выглядят взрослыми, но на самом деле учатся в старших классах средней школы. Местные хулиганы. Их любимым местом сбора является бар-закусочная в соседнем городке.
– Цугуми, и ты туда ходила?
– Да, сегодня вечером. Конечно, руки дрожали. – Сказав это, Цугуми для подтверждения своих слов вытянула вперед руку. Я, взглянув на руку, продолжила слушать с напряжённым вниманием. – Держа в руках собачонку, я поднялась по лестнице в бар-закусочную. Она расположена на втором этаже. Эти парни не больше чем трусливые подонки, и я уверена, что никто их них не обладал мужеством запачкать свои руки убийством собаки. Определённо, они выбросили Гонгоро в море, привязав к нему какой-то груз, но думаю, что они не видели, утонул он или нет. Наверное, это так и было.
Когда я вновь подумала о Гонгоро, у меня от гнева всё потемнело перед глазами. А Цугуми продолжала:
– Следовало, по моим расчетам, только показать им эту собачонку. Однако если бы они там оказались все, это могло бы плохо закончиться, подумала я. Они могли догнать меня, и тогда – моя песенка спета. Поэтому когда открывала дверь, действительно дрожала от страха. Но я открыла её. К счастью, за стойкой сидел только один из них, лицо которого я хорошо запомнила. Увидев меня с собакой, он обомлел и испуганно смотрел то на меня, то на собаку. Затем я с треском захлопнула дверь и сбежала по лестнице. Опасаясь, что, если он догонит меня, я не смогу с ним совладать, я спряталась внизу под лестницей. К моей радости, этот тип только открыл дверь и сразу закрыл её. Но ноги у меня тряслись.
– Потрясающее приключение, – прокомментировала я.
– Да, у меня даже поднялась температура, – с гордостью рассмеялась Цугуми. – Но мне кажется, что в детстве я переживала подобные кризисы почти каждый день. Что, я совсем деградировала?
– Дело не в деградации, а в том, что ты слаба физически. Поэтому тебе не следует проявлять чудеса храбрости и тягаться с этими парнями, – сказала я.
После рассказа Цугуми я немного успокоилась.
– Я посплю, – сказала Цугуми, залезая в постель. – Ты не привяжешь собачонку около дома? Сажать её в будку Пуча опасно, так как они могут украсть и её. Поэтому привяжи её под верандой или где-нибудь ещё.
Цугуми выглядела очень усталой, поэтому я согласилась и встала, держа в руках собачку. Когда я прикоснулась лицом к её маленькой головке, у меня неожиданно вырвалось:
– Она пахнет как Гонгоро. Цугуми, вздохнув, согласилась.

В комнате было совершенно темно. Сквозь сон я услышала, что вдалеке раздаются какие-то звуки. Когда я повернулась на другой бок, то различила, что кто-то, рыдая, тяжело поднимается по лестнице. Это пугающее ощущение чего-то нереального, исходящего из темноты окончательно разбудило меня. По мере того как сознание становилось всё более ясным, я поняла, что звуки приближаются, но какое-то мгновение я, как в кошмарном сне, не могла сообразить, где проснулась. Когда глаза привыкли к темноте, передо мной возникли мои руки, лежащие поверх белого пододеяльника. Затем раздался скрип открывающейся двери.
Это в комнате Цугуми, взволнованно определила я и на этот раз, окончательно проснувшись, вскочила с кровати. Послышалось: «Цугуми». Это был голос Ёко.
Выйдя из комнаты в тёмный коридор, я увидела, что дверь к Цугуми открыта. Цугуми в темноте сидела на постели, сверкая широко распахнутыми глазами. Перед ней стояла покрытая грязью Ёко и, дрожа от рыданий, неотрывно смотрела на свою сестру. Под её взглядом Цугуми застыла без движений с испуганным выражением лица.
– Ёко, что произошло?! – поинтересовалась я. Мне пришла в голову страшная мысль, что на неё напали эти парни. Однако Ёко тихо спросила:
– Цугуми, ты знаешь, что я сейчас сделала? Не говоря ни слова, Цугуми медленно кивнула.
– Такие вещи вытворять нельзя, – сказала Ёко, вытирая лицо грязными руками. Затем, собравшись с силами, чтобы подавить свои непрекращающиеся рыдания, она заявила: – Ты просто не сможешь так жить дальше.
Я не имела ни малейшего понятия, что произошло, а только смотрела на двух сестёр, которые противостояли друг другу. Цугуми неожиданно опустила глаза, резким движением выхватила из-под подушки полотенце и протянула его Ёко.
– Прости меня.
У меня перехватило дыхание. Должно быть, случилось что-то чрезвычайное, раз Цугуми извиняется.
Ёко с легким кивком взяла полотенце и, вытирая слёзы, вышла из комнаты. Увидев, что Цугуми закрылась одеялом с головой, я, не зная, что мне здесь дальше делать, вышла из комнаты и спустилась по лестнице вслед за Ёко.
– Что произошло? – Мой вопрос необычно громко прозвучал в тёмном и тихом коридоре, и я понизила голос: – Всё в порядке?
– Да, теперь всё в порядке, – сказала Ёко, и на её лице появилась улыбка, хотя, была ли это улыбка, в темноте было трудно определить, но я почувствовала это по тону голоса Ёко.
– Ты думаешь, для чего использовала Цугуми эту собачонку?
– Что? Я её недавно привязала к веранде.
– Мария, ты поддалась обману. – При этом Ёко не могла удержаться, чтобы не усмехнуться.
– Ты знаешь, что Цугуми делала ночами?
– Она искала этих парней, не так ли? – Сказав это, я ахнула. Ведь Цугуми могла по телефону узнать об этой закусочной в другом городе.
– Она рыла яму, – сказала Ёко.
– Что?! – опять громко переспросила я, и Ёко поманила меня в свою комнату.
Там горел яркий свет, и всё, что до этого происходило в темноте, стало казаться каким-то необычным сном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13