"Распаленных такими речами и требующих боя воинов они выводят на равнину,
— читал Моня, —
носящую название…"
Что?
«Носящую название Идиставизо».
Потрясение овладело Моней не сразу, и мозг его еще продолжал впитывать информацию — равнина Идиставизо расположена между неизвестной ему рекой Визургием… река была, он набирал из нее воду, чтобы напоить раненого… и холмами… были и холмы, когда они шли, ориентируясь по карте, приходилось все время подниматься и спускаться… равнина имеет неровные очертания, на ней растет высокоствольный лес… да, точно! было очень трудно разглядеть небо, и ветки огромных сосен шумели от ветра… высокоствольный лес с голой землей между деревьями… точно! он хорошо запомнил, что трава там не росла, и дергающиеся ноги расстрелянного сгребали в кучу только хвою и песок…
Идиставизо!
— Вот! — голосом воспитательницы из детского сада сказала Рита. — Что и требовалось доказать! Он ведь раньше этого… как его?
— Тацита.
— Вот именно! Тацита. Он его раньше не читал?
— В глаза не видел, — подтвердил Олег.
— Я про это и говорю. Это значит, что сработало подсознание. Он в прошлой жизни был каким-нибудь… варваром.
— Скорее уж легионером.
— Или легионером, — согласилась Рита. — И во сне к нему вернулась генетическая память. Странно только, что он этот сон не забыл тут же. Обычно такие сны должны сразу забываться.
— Почему? — в один голос спросили Мишка и Олег. Рита округлила глаза и сказала полушепотом:
— Потому что каждую свою последующую жизнь человек должен проживать как бы заново. Он не может помнить, что было в прошлой жизни. Или в прошлых жизнях. Потому что если будет помнить, то пойдет по кругу. Все время будет возвращаться назад. Он не вперед будет идти, как все, а по кругу. Постоянное такое… странствие… Как у Вечного жида… Понимаете? И у него никогда не будет новой жизни. Только уже прожитая раньше. Понимаете?
Олег подумал немного и кивнул.
— Это интересно. Кстати говоря, может, оно не так уж и плохо. Все ведь зависит от того, какова новая жизнь. И какой была прошлая. По нынешним временам, ой сколько народу согласилось бы пожить прошлой жизнью. Согласен, Мишка?
Мишка мотнул головой, что могло означать как согласие, так и несогласие.
— Это все очень интересно, — не унималась Рита. — А вы знаете, что с ним потом случилось?
— Толком не знаю, — признался Олег. — Я вскоре из института ушел. Мне говорил кто-то, что он рванул в Израиль. При Горбачеве уже, когда все поехали.
Моня Хейфиц, капитан отряда самообороны, возвращался с ночного дежурства. После инцидента на прошлой неделе, когда его отряд потерял трех человек в стычке с просочившимися через позиции регулярных войск палестинцами, в самооборону потянулся записываться чуть не весь город, и Моне пришлось нелегко. Похороны трех мальчишек, слезы и вой матерей и невест… он понимал, что в ответе, что не уберег, и поэтому ввел жесточайший возрастной и семейный ценз. Теперь он отбирал только тех, кто имел действительный опыт службы в армии, лучше всего одиноких, как он сам, обязательно не моложе тридцати пяти. А если семейных, то чтобы уже были дети. Род не должен прерваться.
Сухая желтая земля, из которой торчали крошащиеся белые камни, стелилась под исцарапанными и пыльными сапогами. Поднявшееся над горами солнце начинало припекать, под широкополой зеленой шляпой скапливался пот, высыхающий на лбу и оставляющий после себя белые пятна.
Моня отстегнул болтающуюся на боку флягу в матерчатом футляре, сделал несколько жадных глотков, вернул флягу на место и пошел дальше. Не понадобившийся этой ночью автомат привычно покоился на сгибе левой руки…

1 2 3 4