Дорога туда длинная, долгая, любые неожиданности могут быть. А я, как только доберусь, тут же все сообщу телеграммой.– Да разве можно ее удержать? Пока ты в райком ходил, она уже все приготовила. Два хурджина стоят набитые. Теплые вещи достала… Хоть сейчас в дорогу, ждет только твоего слова: куда ехать. Никак ее не переубедить. Я ей уж как пыталась втолковать, что не добраться, а она даже слушать не хочет. Я говорю, останься, мама, с детьми, я поеду, или давай детей у соседей оставим, вместе поедем, и на это не соглашается…– И не соглашусь, – сказала Нушаферин, входя. – Слышала я, о чем вы тут говорили. Мыслимое ли дело: оставить малых детишек на чужих людей? При матери должны быть. А ты, Рза, тоже оставайся, у тебя дел полно, я одна поеду. Ты плохо меня знаешь. Думаешь, я русского языка не знаю, да неграмотная, так уж и пропаду? Да я из-за одного сына на край света доберусь, и люди добрые мне помогут, небось, горе не у меня одной, а матери друг друга и без языка поймут. Ты говоришь, холодно там… Конечно, тебе трудно, ты ранен был…– Я сам не боюсь холода, Нушу хала, я о тебе беспокоюсь. Ты старая женщина, а дорога долгая, и там холода, о каких ты и понятия не имеешь. Оставайся дома, а я поеду.– Эх, сынок, разве вы знаете, что у меня на сердце? Мне надо ехать.– Нушу хала, я понимаю, но тебе не выдержать дорогу, ты слабая, недавно болела, тяжело тебе будет. Тяжелее его ран ничего нету. А разве я смогу жить, пока Ази не увижу? Нет, Рза, я поеду.– Ну, ладно… Нушу хала, поедем вместе. Сестрица Хавер с детьми останется…И хотя Нушу хала, вроде, добилась согласия близких на поездку, тревога и беспокойство ее не утихли. Пяти минут не могла она усидеть на одном месте. Словно пьяная, ходила она по дому, из комнаты в комнату. То передвинет что-то, переставит, то поправит клеенку на столе, то смахнет с буфета, сверкающего, как зеркало, воображаемую пыль, то выглянет в окно, то сядет на диван, то встанет…Рза молча наблюдал за ней, курил папиросу за папиросой.– Нам сообщат до вечера, где он находится? – в который раз спросила Нушу.– По-моему, до вечера скажут.– Узнать бы скорее, с утра бы тронулись в путь.– Нушу-хала, если желательно с утра отправиться в дорогу, мне нужно, не теряя времени, ехать в село. Оставлю там за себя человека, скажу, что делать, указания дам. Чемодан собрать надо! А рано утром я буду здесь.– Ты уезжаешь? А кто нам скажет, если позвонят из Баку?– Скажут сразу, как только что-нибудь выяснят. У них же там круглосуточное дежурство. Глава восемнадцатая 1 Тяжелораненого Ази Асланова привезли в санчасть бригады. Капитан Смородина удивилась, увидев генерала на носилках – всего несколько часов тому назад она беседовала с Аслановым в штабе бригады и видела, как генерал с адъютантом поехали в бронетранспортере.И вот – ранен. С трудом переводит дыхание.Смородина распорядилась подготовить все к операции, и генерала сразу с носилок переложили на хирургический стол.Уже первый осмотр подтвердил наихудшие опасения. Но бороться за жизнь следовало, и был шанс добиться успеха. Вот крови только много потерял генерал… И нога… Но сначала надо исследовать рану в груди.– Повязку! Инструменты! Обработать операционное поле! – отдавая распоряжения фельдшерам и сестрам, Смородина старалась не смотреть в лицо генералу.Смородина знала, что весть о ранении командира бригады разнеслась по подразделениям, произвела тягостное впечатление. Около санчасти собралось много людей, некоторые не прочь заглянуть в операционную, и все ждут, что скажут врачи. По ту сторону дверей ходил взад-вперед подполковник Филатов, оказавшийся после ранения генерала самым старшим офицером в бригаде ему, вероятно, и придется пока принять командование ею.К палатке санчасти подъехала машина, из нее вышли генерал Черепанов и еще двое старших офицеров: услышав о ранении Асланова, Черепанов захватил с собой хирургов из армейского госпиталя.Филатов начал было докладывать, но Черепанов махнул рукой:– Как чувствует себя Асланов?– Раны очень тяжелые, товарищ генерал. Начальник санчасти приступает к операции.Вперед выступил приехавший вместе с Черепановым пожилой полковник медицинской службы.– Давно преступили к операции?– Только что.– Пройдите в операционную, полковник, – распорядился Черепанов. – Если Смородина еще не начала, оперируйте вы.Закончив необходимые приготовления, Смородина хо тела дать наркоз, когда вошли хирурги, и полковник, представившись, сказал:– Извините, капитан, если вы не возражаете… Оперировать приказано мне… Я хотел бы, чтобы вы ассистировали.– Я подчиняюсь, товарищ полковник, – сказала Смородина.Снова начался осмотр.Наконец, приступили к операции. Черепанов прошел в палату. Генерал лежал на кровати. Наркоз еще не прошел, и он спал. Черепанов сел в ногах. Привычно потянулся за папиросами, но тут же поспешно сунул их в карман.Тихо вошел Филатов, встал позади Черепанова. Смородина предложила ему табуретку, но Филатов не сел. В палатке стояла такая тишина, что можно было даже различить голоса людей, которые тихонько переговаривались за стеной палатки. Танкистам не терпелось узнать о состоянии командира бригады, но никто ничего утешительного им сказать не мог, и они, хмурые, подавленные, уходили в подразделения.Смородина неотлучно сидела около генерала.За неполный месяц на нее обрушилось два удара. Погиб Пронин, теперь при смерти генерал.Гибель Пронина потрясла ее так, что и до конца жизни ей не опомниться.Никогда ни о ком она еще в жизни не горевала и не плакала, как по Пронину. Казалось, как она уверила себя, что между ними все кончено. И только когда он погиб, она поняла вдруг, как сильно она его любила. Теперь; уж никто и ничто не заменит ей Николая, и до конца дней будет она жалеть об этой трудной любви, о своей к нему беспощадности.Пронина разорвало на куски, его останки едва собрали в ящик, и Лена не смогла даже взглянуть в последний раз ему в лицо. Лицо, говорят, осталось нетронутым…Генерал как заснул во время операции, так за всю ночь и не просыпался. Смородина дежурила возле него до утра. Тут ее должны были подменить, но чуть свет пришли навестить раненого Черепанов с Филатовым.Асланов медленно открыл глаза, хотел было повернуться на бок.– Нельзя, нельзя двигаться, товарищ генерал.Асланов не видел Черепанова, сидящего в ногах кровати, но увидел Филатова, который стоял.– Михаил Александрович, что на передовой?– Все хорошо, Ази Ахадович. Задача выполнена.Черепанов встал, легонько взял Асланова за руку, лежащую поверх одеяла, – рука Ази была горячей, – сказал ласково:– Ази Ахадович, ты за людей не тревожься. Задача действительно выполнена. Бригада закрепилась за железной дорогой, так что тут все хорошо. Вот одно только плохо – твое ранение… Не ко времени. Но ничего, поправляйся, мы еще повоюем.Старый генерал видел, как тяжело, с хрипом вздымается грудь раненого, как побледнело от потери крови лицо.– Евгений Иванович, это вы?– Я, дорогой, я, узнал? Как ты себя чувствуешь?– Что я могу сказать… Внутри все пылает. И воды не дают напиться вдоволь, – Ази тяжело сглотнул тягучую слюну.– Вам нельзя много пить.Смородина, смочив в воде вату, провела по пересохшим губам Ази.– Что мне с этого, доктор? Дайте стакан, я хоть на минуту…Он не договорил. Беспощадная боль заставила его застонать, лицо его вдруг покраснело, на висках крупными каплями выступил пот.Смородина вытерла ему лицо, поправила под головой подушку.– Евгений Иванович, – сказал вдруг Асланов. – Я знаю, что не выживу. Врачи всегда скрывают правду. Они думают, я ничего не чувствую, не понимаю. Смерти я не боюсь, рано-поздно мы все умрем, никто не задержится на этом свете, но…– Врачи ничего от тебя не скрывают… Трудно тебе, больно, но без этого не бывает, Ази. Ты поправишься…– И о боли я не думаю. Боль тоже пройдет. Говорят, кружка для воды в воде ломается… Солдат погибает в бою. Уже тысячи людей погибли, погибну и я, один из них. Напрасно вы в такое напряженное время дела бросили, сидите возле моей подушки, Евгений Иванович… – Ази выпростал свою руку из руки Черепанова. Видно, он хотел спустить с груди одеяло, но рука, соскользнув, с глухим стуком уцала на кровать.– Отдохни, Ази, отдохни, сынок, – сказал Черепанов. – Все наладится, ты поправишься, и снова будем служить вместе.Открыли окна. Струя чистого холодного воздуха хлынула в палату, но Ази не чувствовал холода. Его укрыли со всех сторон одеялами, и он забылся, уснул. Все, кроме Смородиной, вышли.Черепанов позвонил в штаб бригады, осведомился о положении на передовой. Ему сообщили радостные вести: танкисты снова продвинулись вперед. Черепанов решил еще немного посидеть у Асланова.К вечеру состояние больного резко ухудшилось, и вместе с тем сознание его как будто прояснилось.– Генерал здесь? – спросил он.– Тут я, Ази. – Черепанов подошел.– Евгений Иванович, я больше уже не встану на ноги, – сказал Ази, стаскивая одеяло с груди вниз и открывая ворот рубахи.– Не надо думать об этом, Ази. Ты встанешь.– Самое большее, прошептал Ази, может быть, доживу до завтра.– Нет, Ази, ты будешь жить долго. Я вот готовлюсь немного погодя передать тебе командование соединением. А сам выйду в отставку. А ты вон что говоришь!– Нет, Евгений Иванович, я знаю, что доживаю последние часы жизни. И поэтому у меня к вам просьба… Последняя.– Ну, что ты такое говоришь, Ази? Это не последняя, а очередная просьба, и я выполню сколько угодно твоих просьб…– Если я умру, отправьте мое тело в Азербайджан.– Что за глупые мысли лезут тебе в голову?– Не надо меня утешать, Евгений Иванович. Напишите семье. Я хочу, чтобы похоронили меня в Баку. На таком месте, откуда виден Каспий, весь город, видна Ленкорань…Глаза Черепанова против воли наполнились слезами. Он шмыгнул носом. И улыбнувшись неестественной, вымученной улыбкой, сказал:– А я-то сижу, уши развесил, расчувствовался… Дай, думаю, послушаю, что он скажет? И это твоя просьба? Такую просьбу через полсотни лет скажешь. И не мне… Ты лучше спи, отдыхай, сон – наш первейший исцелитель. А полегчает, обо всем поговорим. Глава девятнадцатая 1 Машина выехала из Ленкорани в сумерках. Водитель, бледный от усталости, гнал ее на самой высокой скорости, не отрывая глаз от ухабистой дороги. Курил папиросу за папиросой, выпуская дым через притворенное стекло. Рядом с ним сидел Рза, на заднем сидении Нушаферин и Хавер.Со вчерашнего дня установилась пасмурная, сырая погода, небо обложило тяжелыми серыми облаками; они висели над самой землей и так плотно ее укутали, что казалось, солнце их никогда не пробьет и не взойдет над землей.Ехали в полном молчании. Кроме Рзы, никто в машине не знал, что Ази умер. Рза вез Нушаферин и Хавер в Баку, – якобы навестить Ази, которого привезли в бакинский госпиталь.Нушаферин мысленно была около сына, но, вспомнив, что она только едет к нему, старая женщина с тоской глядела вперед, где ничего приметного не было, и ей казалось, что машина стоит, а не мчится – так бы и подтолкнула ее. Ей доводилось ездить этой дорогой в Баку – никогда она не казалась такой долгой и утомительной.– Сынок, родной мой, нельзя ли немного побыстрее, а?– Нушу хала, быстрее нельзя. Такая в нее заложена скорость. Машина как лошадь, бежать – бежит, а лететь не может…– На наше счастье, и машина попалась такая. Водитель все же увеличил скорость, но машину вдруг затрясло на прямой ровной дороге. Он врубил тормоз, отъехал на обочину, остановился. Вышел, сплюнул со злости, покачал головой.– Будь ты неладна! И надо же… На середине пути, да еще в такое время!– Когда человек торопится, всегда что-нибудь его задерживает, – сказал Рза.– Что случилось? – вышла из машины Хавер.– Придется задержаться: надо менять камеру.– У тебя нет запасной? – спросил Рза. – Давай поменяем.– У нас и в мирное-то время никогда не сыщешь запасной камеры, а теперь и подавно…Водитель снял пиджак, бросил его на придорожный куст. Вытащил инструменты, швырнул их на землю. Нушу не поняла, в чем дело.– Сынок, почему остановился? И так уж едем тихо…– Потерпи, Нушу хала. Колесо вышло из строя…– Что еще с этим колесом приключилось?!– Не волнуйся, Нушу хала, скоро поедем. Доставим тебя в Баку."Знал бы ты, куда едем, другим тоном говорил бы", – подумал Рза. Что до него, то он страшился даже представить, что будет с женщинами, когда они приедут в Баку. Так вот сел бы и никуда не ехал. Но увидеть Ази надо…А старушке не сиделось, она тоже вышла из машины. Остановилась возле Рзы и водителя, которые возились с камерой. "Как будто заколдовали мою дорогу, – говорила она. – Тороплюсь, тороплюсь, а до сыночка не могу дотянуться… Теперь колесо… Нужно было ему сломаться на середине дороги! Ах, милый ты мой сын, как-то ты там сейчас? Несчастный мой ребенок, мучаешься сейчас один, глаза твои на дорогу глядят, мать поджидают, а я тут толкусь, умереть бы мне ради тебя!" Она уже не могла ждать, взмолилась:– Ради аллаха, голубчик, побыстрее, я ведь опаздываю! Ребенок мой раненый заждался меня там!Какие-то трагические нотки уловил шофер в голосе матери.– Нушу хала, мы ведь не меньше твоего торопимся, – сказал он, надевая колесо на ось и закрепляя болты. – Ты садись, садись в машину, пока устроишься, мы все и наладим.– А больше ничего не случится? – спросила старуха у Рзы. – Ничто не помешает ехать?– Нет, Нушу хала, сейчас поедем, помех не предвидится.Собрав разбросанные по земле инструменты, водитель бросил их под сидение, сел и выжал газ.Начинало темнеть, когда машина стала взбираться на баиловский подъем. Рза с трудом открыл рот.– Вот, Нушу хала, не переживай: уже Баку. Почти что приехали."Но, бог мой, что будет, когда они узнают все!" – подумал он и даже поморщился от этой мысли.Остановились у какого-то здания, и Нушу хала, как молодая, первой выскочила из машины. 2 Сергей Сирота с семьей только что сошел с поезда Ростов-Баку. Получив дней пять тому назад письмо Ази с сообщением о том, что генералу дали отпуск для поездки на Родину, Сергей Сирота, взволнованный приглашением Ази приехать в это же время в Ленкорань, посоветовался с женой и необычайно быстро решил ехать и собрался в путь. Наташа, заразившись его нетерпением, всю дорогу мечтала о том, как встретится с подругой! Шутка ли, больше трех лет не виделись! Изменилась, наверно, Хавер, дети, писала она, подросли – не узнать…Когда Сергей, пропустив вперед жену и дочку, спускался по лестнице Бакинского железнодорожного вокзала, он услышал по радио имя Ази Асланова. Он подумал, что передают последние известия, и среди них сообщение о приезде Ази на родину. Диктор говорил по-азербайджански, и имя и фамилию – Ази Асланов повторил несколько раз.– Наташа, Ази уже в Ленкорани, – сказал Сергей.– Откуда знаешь?– Не слыхала? По радио без конца говорят… Это, знаешь, событие герой, генерал приехал навестить земляков… Слышишь, как торжественно читает?– Наверно, уже дома сказал, что вот-вот нагрянем… А я бы хотела, чтобы приехали внезапно. Приедем, позвоним, Любу в дверях поставим, а сами спрячемся. Посмотрим, узнает ее Хавер или нет?– Узнает. Женщины, у них глаз острый…– Да как она узнает, Сережа?.. Кроме белых волос, других-то примет не осталось. Ты на взрослых не смотри, ребенок, он с каждым годом резко меняется.Они дошли до садика Ильича и стали ждать трамвай номер три, чтобы ехать на морвокзал. Рядом, у газетного киоска стояла молчаливая очередь. Сергей тоже купил газету; тут подошел трамвай, они с Наташей и Любой торопливо сели. Мест было много свободных, Сергей усадил своих, спросил кондуктора, далеко ли до мор-вокзала, сел, отодвинув чемодан, развернул газету и сразу изменился в лице.С первой полосы, из траурной рамки, на него смотрело спокойное лицо Ази Асланова. Имя, отчество и фамилия набраны крупно и тоже заключены в рамку.– Сергей, ты чего в газету уткнулся? Тебя кондуктор дожидается, купи билеты, – сказала Наташа.– А ты знаешь?.. – Сергей не смог больше выговорить ни слова и показал жене газету.– Ой, господи, – Наташа побледнела. – Что это? Как же? Зачем?– Беда, Наташа… Похоже, нет нашего Ази. 3 Гроб с телом Асланова сопровождали начальник политотдела бригады подполковник Филатов, адъютант генерала Смирнов и пехотный генерал, представитель комадования Первого Прибалтийского фронта.Генерал и Филатов поехали ночевать в гостиницу «Баку», а Смирнов остался возле тела своего командира и стал свидетелем той душераздирающей сцены, когда Ну-шаферин, поднявшись по широкой лестнице и все сразу поняв, кинулась к телу своего сына. Добежав до гроба, она потеряла сознание. Долго не могли привести ее в чувство, а когда очнулась, кинулась целовать и обнимать мертвого, била себя по голове, по лицу, падала в обморок, опять вставала и шла, всплескивая руками, – к сыну, к сыну! Видела ли она его сквозь слезы? Может, его только и видела, а больше никого. Рза пытался ее увести.– Нет, Рза, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41