Клиентка: Нет. Эриксон: Ты должна всегда пудриться в меру. Клиентка: Я и не собираюсь ею злоупотреблять. Эриксон: Между прочим, как ты теперь относишься к плаванию? Все еще боишься воды? Клиентка: Гораздо меньше. Эриксон: А чего-нибудь еще ты боишься? Клиентка: Нет. Эриксон: Вспоминая м-ра Смита, клиентка говорит: «Я думала, что забуду, но сейчас поняла, что не забыла» – а потом добавляет: «Я не должна бояться мистера Смита.» Она заново переживает свое состояние. Росси: Сущность Вашей психотерапии составляет вторичное переживание эмоционального состояния, приводящее к рефреймжгу. Эриксон: Мы не изменяем первоначальный опыт, а добиваемся изменения восприятия, которое теперь становится воспоминанием об этом опыте. Росси: Мы не можем изменить первоначальное восприятие, мы перестраиваем «карту» нашей памяти. Эриксон: Клиентка говорит: «Наверно, он не хотел причинить мне боль. Он только хотел научить меня плавать.» Росси: Следовательно, мы добились полного рефрейминга травматического инцидента. Эриксон: Клиентка продолжает: «Наверное, я не должна была этого делать. Но ведь и он не должен был заставлять меня плавать, зная, что я этого не хочу.» Происходит радикальное изменение понимания ситуации. Клиентка теперь не испытывает страха и не сердится; она способна рассмотреть ситуацию с обеих сторон. Поэтому я говорю ей: «Ты рассуждаешь совсем как взрослая. Ведь это лучше, чем бояться, правда? Взрослеть – это здорово, да?» Росси: Таким образом, повзрослеть – значит научиться более адекватно оценивать ситуацию. Эриксон: И клиентка доказывает, что она повзрослела, когда говорит: «Вот теперь я могу даже пудриться».
1.38. Как в процессе психологического развития возродить запретное желание веселья и счастья; пропасть между поколениями; отрицание старого в пользу нового Эриксон: Как тебе кажется, давно мы знакомы? Клиентка: Очень давно. Эриксон: Ты помнишь один из первых своих вопросов? Ты спросила, куда попал твой отец после смерти. Ну, а теперь, когда ты повзрослела, как ты относишься к моему объяснению? Клиентка: Может быть, Вы смеялись надо мной? Смеялись, да? Эриксон: Ты что, считаешь, что я насмехаюсь над тобой? Клиентка: Но ведь не каждый попадает в Рай. Эриксон: А как ты думаешь, кто туда попадает? Клиентка: Не знаю. Но очень немногие. Эриксон: Почему? Клиентка: Я считаю, что люди слишком любят веселиться. Эриксон: А что плохого в веселье? Клиентка: Оно мешает нам попасть в Рай. Во всяком случае, так говорила моя бабушка. Эриксон: А я думаю, что веселье приносит счастье. Клиентка: То есть Вы считаете, что счастливый человек может попасть в Рай? Эриксон: Я думаю, что не следует грустить. Клиентка: Я знаю одну пожилую леди – она целый день читает Библию. Так вот она действительно попадет в Рай. Она никогда не веселится. Эриксон: Я считаю, что Рай – для счастливых людей. Эриксон: Здесь я стараюсь доказать клиентке, что веселье вовсе не грех. Она ссылается на авторитет своей бабушки. Но ведь каждый знает, как старомодны наши бабушки (смеется). Росси: Вы незаметно заставляете клиентку усомниться в бабушкиной правоте относительно веселья. Таким образом, в своем психологическом развитии она проходит этап подросткового отрицания родительского авторитета. Своим утверждением "Я считаю, что Рай – для счастливых людей " Вы ориентируете клиентку на состояние веселья и счастья. Избегая прямого навязывания, Вы усиливаете возникший, но пока незаметный для самой клиентки протест против старомодных представлений о том, что нельзя одновременно быть веселым и попасть в Рай.Ваше повышенное внимание к якобы незначительным высказываниям доказывает Вашу способность к расшифровке скрытого смысла психологического развития. Как правило, все – родители, воспитатели, учителя – закрывают глаза на те нюансы, которые свидетельствуют о переходе ребенка или подростка на следующую ступень развития. Именно из-за этого и возникают барьеры между поколениями, каждое из которых имеет свои «sturm und drang.» Мы видим трагическое разрушение отношений между поколениями: старшие продолжают придерживаться того, из чего молодежь уже «выросла», и молодежь в отчаяньи отступает перед лицом тупости и злой воли взрослых. Взрослые, как правило, не понимают, что скрывается за юношеской неуверенностью в себе и чувством неполноценности.Точно так же большинство молодых людей и сами не осознают своего психического развития. Они не знают, как перейти к спонтанно возникающим новым уровням понимания. Наша система образования до сих пор строится на порке и зубрежке: вместо того, чтобы научить детей распознавать и развивать свои творческие способности, от ребенка требуют зубрежки, а затем воспроизведения заученного материала под страхом порки. Таким образом, учащийся не может осознать свой собственный способ обучения, а такое осознание особенно важно, если ему предстоит творческая работа. Эта внутренняя слепота приводит к так назьюаемой душевной болезни и к невозможности психологической адаптации, когда индивид не может выявить свои возможности на новом, спонтанно возникшем уровне развития. Психотерапия должна способствовать пониманию процессов развития для того, чтобы пациент смог сам решать свои проблемы.
1.39. Как моральные устои облегчают рефрейминг эмоционального состояния; гипотетическая связь терапевтических аналогиий и рефрейминга с правым и левым полушариями; объединяющая точка зрения Эриксона Клиентка: Папа был счастливым человеком. Но у него было слабое здоровье, и поэтому, наверное, он все-таки был не очень счастлив. И возможно, он попал в Рай. Не знаю. А, все это пустое… Эриксон: Мне кажется, что Рай для тех, кто умеет радоваться жизни, кто счастлив, кто старается работать как можно лучше. Клиентка: Он очень много работал все время. Я все-таки думаю, что он был счастлив. С другой стороны, он очень кашлял. Это мешало его счастью. (Клиентка качает головой.) Эриксон: Я думаю, что Иисус попадал в разные ситуации. Клиентка: Но Он не очень-то веселился. Эриксон: Тебе кажется, что Ему не нравилась Его жизнь? А я считаю, что Он был счастлив. Клиентка: Но ведь Он никогда не смеялся. Эриксон: А откуда ты это знаешь? Клиентка: Это нигде не сказано. Он плакал, Он молился, но Он никогда не смеялся. И Он вознесся на Небеса. Эриксон: Делал ли Он что-нибудь хорошее? Клиентка: Безусловно. Эриксон: Что ты испытываешь после того, как сделаешь что-нибудь хорошее? Клиентка: Я чувствую удовлетворение. Эриксон: Чувствуешь ли ты себя счастливой? Клиентка: Конечно. Эриксон: А случалось ли тебе смеяться – вслух или про себя – когда ты бывала довольна собой? Клиентка: Конечно. Эриксон: А как по-твоему, что чувствовал Иисус, сделав доброе дело? Я думаю, что Он испытывал радость. Тебя что-нибудь сейчас беспокоит? Клиентка: Нет. Эриксон: По сути, я морализирую. Я готовлю некоторую моральную почву для понимания того, что работа и желание сделать ее как можно лучше составляют основу счастья. Это совпадает с католической трактовкой данного вопроса. Клиентка считает, что путь на Небеса лежит через страдания. Жизнь, конечно, не сахар, но способность получать удовольствие и радость от своей работы всегда поддерживает в трудную минуту. Росси: Вы обращаетесь к моральным оценкам для того, чтобы рационализировать чувство душевного комфорта. Вы утверждаете также и то, что отец клиентки чувствовал себя счастливым, несмотря на свои болезни, и что Иисус был счастлив даже тогда, когда сильно страдал. Таким образом, Вы помогаете клиентке изменить и ее отношение к смерти отца, и ее религиозные представления. Эриксон: Да. Росси: Намеки, содержащиеся в Ваших вопросах, позволяют проявиться подсознанию. Вы следуете за ассоциациями, которые направляют Вашу психотерапевтическую работу. Я думаю, что в рамках Вашего терапевтического метода вы пытаетесь найти простые ответы на вечные детские вопросы о смысле мироздания, которые задает клиентка, ощущающая себя ребенком. Эти вопросы, как правило имеют в виду терапевтические аналогии, метафоры, а также рефрейминг слишком строгих критериев и ограничений. Создается впечатление, что, прибегая к терапевтическим аналогиям, мы говорим на языке правого полушария, в то время как рейфрейминг ориентирован на левое полушарие. Эриксон: (Протягивает Росси статью, написанную после одной из наших дискуссий о динамике гипнотического взаимодействия правого и левого полушарий.) Росси: Вот Вы тут говорите: "Переживание, запоминание и восприятие суть совершенно различные процессы, и функционирование правого и левого полушарий в действительности сводится к составлению различных комбинаций из этих «трех переменных». Эриксон: Я не думаю, что можно четко разделить функции правого и левого полушария. Кое-что может уйти в область подсознания еще до окончания процесса восприятия. (Эриксон приводит примеры обучения людей и животных, подтверждающие невозможность полного разделения функций правого и левого полушарий.) Росси: Существует мнение, что из-за большей «подсознательности» правого полушария «инсайт» нуждается в некотором «смещении» в сторону более «сознательного» левого полушария. Если бы это было так, то Ваш метод тем самым относился бы к «правополушарным». Или вы считаете, что работаете с двумя полушариями? Эриксон: Да, именно так я и считаю.
1.40. Двойной узел моральных обязательств; столкновение с банальными детскими привычками; как Эриксон осторожно "обходит стороной " некоторые вопросы, возникающие по ходу гипноза; иллюзорный выбор Эриксон: На что мне следует обратить внимание? Клиентка: Я отрастила длинные волосы. Но вот ногти я грызу. Эриксон: А зачем ты это делаешь? Клиентка: Они вкусные. Эриксон: Они что, в самом деле вкусные? Клиентка: Нет, конечно, но мне нравится их жевать. Эриксон: А о чем ты думаешь, когда грызешь ногти? Клиентка: Когда я бешусь, я сгрызаю их до основания. Эриксон: Интересно, а грызть ногти и драться – это хорошо? Клиентка: Драться нехорошо. Бабушке бы это не понравилось. Эриксон: А ей нравится смотреть, как ты жуешь ногти? Клиентка: Нет. Эриксон: А ты собираешься когда-нибудь бросить грызть ногти? Клиентка: Ну конечно. Я вовсе не собираюсь их грызть, когда стану взрослой. Эриксон: Я как-нибудь изменился? Клиентка: Нет. Эриксон: А мне казалось, что я стал ниже ростом. Клиентка: Может, и так. Не станете же Вы измерять рост, приставляя людей к стене. Я вот не помню, какого я роста. Но я все время расту. Бабушка говорит, что она узнает это потому, что я вырастаю из своих платьев. Эриксон: Замечательный способ измерения роста. Так о чем мы поговорим в следующий раз? Клиентка: Не знаю. Эриксон: Может быть, ты мне расскажешь о чем-нибудь неприятном – о том, что делает тебя несчастной? Клиентка: Не думаю, что буду несчастна. Эриксон: Но все-таки если с тобой приключится какое-нибудь несчастье – как ты думаешь, ты сможешь мне о нем рассказать – все равно где и когда? Клиентка: Конечно. Эриксон: Вне зависимости от того, что с тобой стряслось? Клиентка: Конечно. Эриксон: И ты не станешь обращать внимание на то, сколько тебе при этом было лет? Клиентка: Конечно. Эриксон: Ну, и когда мы теперь увидимся? Клиентка: Наверное, лучше всего в феврале. Эриксон: В следующем феврале, в послеследуюшем, или в послепослеследующем? Клиентка: Видимо, стоит немного подождать. Эриксон: А сколько? В каком возрасте ты хочешь со мной встретиться? Клиентка: Думаю, что… Вы не будете против, если Вам придется подождать, пока я не перейду в седьмой или, скажем, в восьмой класс? Эриксон: Мы увидимся в любое удобное для тебя время и там, где тебе захочется. Я могу даже стать Октябрьским человеком. Клиентка: Вы мне нравитесь и так – как Февральский человек. Эриксон: Ты, наверное, немного устала от разговора, да? Теперь можешь отдохнуть. Эриксон: Своим вопросом: "Но все-таки если с тобой приключится какое-нибудь несчастье – как ты думаешь, ты сможешь мне о нем рассказать – все равно где и когда?" – я связываю клиентку по рукам и ногам. Она отвечает: «Конечно» – и теперь неминуемо должна все мне рассказать вне зависимости от того, что именно с ней произошло. Росси: То есть, Вы заставили ее сказать «конечно» для тотального обобщения. Вы вырываете у нее обещание рассказать Вам нечто неприятное. И это обещание действительно связывает клиентку по рукам и ногам, поскольку она – особа высокоморальная и всегда держит свое слово. Вы пользуетесь тем, как она относится к своему обещанию. Такие моральные обязательства со своей «метавысоты» заставляют клиентку поделиться с Вами своими неприятностями.Я обратил внимание на то, что Вы оставили без внимания детскую привычку клиентки грызть ногти. Думаю, что Вы не заинтересовались этим потому, что клиентка и сейчас (в своем «регрессивном» состоянии) способна утверждать, что она бросит грызть ногти, когда вырастет (кстати, сейчас она и впрямь отказалась от этой привычки). В той перестройке отношения к жизни, для которой Вы обращаетесь к возрастной регрессии, Вы стараетесь как можно ближе подойти к тому, что более непосредственно связано со «взрослыми» проблемами клиентки – в частности, с ее страхом воды. Вы не обращаете внимание на привычку грызть ногти, потому что знаете, что с этим она справится сама. Может быть, Вы хотите еще что-нибудь добавить? Эриксон: Нет. Я лишь сам удивляюсь своей осторожности в обращении с клиенткой. Росси: Да. Это возвращает нас в 1945 год. (Когда Эриксон после лабораторных исследований гипноза начал свою работу в клинике. В его исследованиях осторожность играла не последнюю роль.) Эриксон: Я спрашиваю: «Ну, и когда мы теперь увидимся?» Я завоевал полное доверие клиентки в роли Февральского человека, поэтому она хочет сохранить схему наших отношений и говорит: «Наверное, лучше всего в феврале». Я предоставляю ей иллюзорный выбор: «В следующем феврале, в послеследующем, или в послепослепослеследую-щем?» Упоминая об Октябрьском человеке, я заставляю клиентку признаться в том, что она предпочитает Февральского человека: «Вы мне нравитесь как Февральский человек.» Росси: Ее устраивает то, что здесь она ничем не рискует. Эриксон: Да. Я предоставляю ей полную свободу, но на самом деле клиентка не свободна в своем выборе.
1.41. Шестой «визит» Февральского человека: новые паттерны психологического понимания в юности; неуловимые намеки, рефрейминг, предписание симптома и временное связывание; метауровни у детей Клиентка: О, Вы даже не поговорите со мной! Эриксон: Нет-нет, поговорю. Я только хотел бы узнать, какой сейчас месяц. Клиентка: Октябрь. Эриксон: Я опоздал? Клиентка: Да. Эриксон: А какой год? Клиентка: А Вы не знаете? Эриксон: Я ведь только что спросил у тебя, какой сейчас месяц. Клиентка: И Вы не знаете, какой год? 1939-й. (На самом деле 1945-й). Эриксон: (Пожимает клиентке руку) Сколько тебе лет? Клиентка: Тринадцать. Эриксон: Как у тебя дела в школе? Клиентка: Я там новенькая. Это ужасно плохо. Я почти самая младшая в классе. Это очень неприятно. Кого ни возьми – все старше меня. Эриксон: Ну, не знаю. Они все уже будут старыми девами, а ты все еще будешь юной девушкой. Клиентка: Теперь нет старых дев. Эриксон: А кто же есть? Клиентка: Одинокие женщины. Эриксон: В глазах самого младшего все остальные обладают одним неоспоримым достоинством – они старше. Можно сказать, что возраст – это очень важная вещь. 15-летняя девушка описывает 25-летнего молодого человека как старика. Но когда я говорю: "Они все уже будут старыми девами, а ты все еще будешь юной девушкой", я сею сомнение в душе клиентки. И теперь для нее «старые девы» уже не «старые девы», а «одинокие женщины». Росси: Такое различие в определениях указывает на то, что клиентка взрослеет. Ее нынешнему возрасту свойственны свои психологические тонкости, и она делится ими с Вами. Можно, кстати, высказать интересное предположение о том, почему язык постепенно меняется в зависимости от возраста. В едва заметных языковых изменениях закодированы уникальные паттерны понимания, новые способы осознания, характеризующие каждое последующее поколение. Новый способ изображения ситуации, новый общественный статус, новые взаимоотношения с людьми – это не просто эвфемизмы, это зарождающиеся схемы новой психологической адаптации. Препятствовать этому новому речевому стилю (т.е. слэшу) – все равно что препятствовать новому способу осознания. И поэтому молодежь всегда права, когда обзывает «языковых пуритан» «старыми дураками», хотя, конечно, именно эти «старые дураки» сохраняют традицию употребления слов в том значении, которое было выработано еще предшествующими поколениями. Эриксон: (Эриксон рассказывает нам о тех неуловимых деталях поведения и речи, которые бросались ему в глаза даже в повседневной жизни его семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
1.38. Как в процессе психологического развития возродить запретное желание веселья и счастья; пропасть между поколениями; отрицание старого в пользу нового Эриксон: Как тебе кажется, давно мы знакомы? Клиентка: Очень давно. Эриксон: Ты помнишь один из первых своих вопросов? Ты спросила, куда попал твой отец после смерти. Ну, а теперь, когда ты повзрослела, как ты относишься к моему объяснению? Клиентка: Может быть, Вы смеялись надо мной? Смеялись, да? Эриксон: Ты что, считаешь, что я насмехаюсь над тобой? Клиентка: Но ведь не каждый попадает в Рай. Эриксон: А как ты думаешь, кто туда попадает? Клиентка: Не знаю. Но очень немногие. Эриксон: Почему? Клиентка: Я считаю, что люди слишком любят веселиться. Эриксон: А что плохого в веселье? Клиентка: Оно мешает нам попасть в Рай. Во всяком случае, так говорила моя бабушка. Эриксон: А я думаю, что веселье приносит счастье. Клиентка: То есть Вы считаете, что счастливый человек может попасть в Рай? Эриксон: Я думаю, что не следует грустить. Клиентка: Я знаю одну пожилую леди – она целый день читает Библию. Так вот она действительно попадет в Рай. Она никогда не веселится. Эриксон: Я считаю, что Рай – для счастливых людей. Эриксон: Здесь я стараюсь доказать клиентке, что веселье вовсе не грех. Она ссылается на авторитет своей бабушки. Но ведь каждый знает, как старомодны наши бабушки (смеется). Росси: Вы незаметно заставляете клиентку усомниться в бабушкиной правоте относительно веселья. Таким образом, в своем психологическом развитии она проходит этап подросткового отрицания родительского авторитета. Своим утверждением "Я считаю, что Рай – для счастливых людей " Вы ориентируете клиентку на состояние веселья и счастья. Избегая прямого навязывания, Вы усиливаете возникший, но пока незаметный для самой клиентки протест против старомодных представлений о том, что нельзя одновременно быть веселым и попасть в Рай.Ваше повышенное внимание к якобы незначительным высказываниям доказывает Вашу способность к расшифровке скрытого смысла психологического развития. Как правило, все – родители, воспитатели, учителя – закрывают глаза на те нюансы, которые свидетельствуют о переходе ребенка или подростка на следующую ступень развития. Именно из-за этого и возникают барьеры между поколениями, каждое из которых имеет свои «sturm und drang.» Мы видим трагическое разрушение отношений между поколениями: старшие продолжают придерживаться того, из чего молодежь уже «выросла», и молодежь в отчаяньи отступает перед лицом тупости и злой воли взрослых. Взрослые, как правило, не понимают, что скрывается за юношеской неуверенностью в себе и чувством неполноценности.Точно так же большинство молодых людей и сами не осознают своего психического развития. Они не знают, как перейти к спонтанно возникающим новым уровням понимания. Наша система образования до сих пор строится на порке и зубрежке: вместо того, чтобы научить детей распознавать и развивать свои творческие способности, от ребенка требуют зубрежки, а затем воспроизведения заученного материала под страхом порки. Таким образом, учащийся не может осознать свой собственный способ обучения, а такое осознание особенно важно, если ему предстоит творческая работа. Эта внутренняя слепота приводит к так назьюаемой душевной болезни и к невозможности психологической адаптации, когда индивид не может выявить свои возможности на новом, спонтанно возникшем уровне развития. Психотерапия должна способствовать пониманию процессов развития для того, чтобы пациент смог сам решать свои проблемы.
1.39. Как моральные устои облегчают рефрейминг эмоционального состояния; гипотетическая связь терапевтических аналогиий и рефрейминга с правым и левым полушариями; объединяющая точка зрения Эриксона Клиентка: Папа был счастливым человеком. Но у него было слабое здоровье, и поэтому, наверное, он все-таки был не очень счастлив. И возможно, он попал в Рай. Не знаю. А, все это пустое… Эриксон: Мне кажется, что Рай для тех, кто умеет радоваться жизни, кто счастлив, кто старается работать как можно лучше. Клиентка: Он очень много работал все время. Я все-таки думаю, что он был счастлив. С другой стороны, он очень кашлял. Это мешало его счастью. (Клиентка качает головой.) Эриксон: Я думаю, что Иисус попадал в разные ситуации. Клиентка: Но Он не очень-то веселился. Эриксон: Тебе кажется, что Ему не нравилась Его жизнь? А я считаю, что Он был счастлив. Клиентка: Но ведь Он никогда не смеялся. Эриксон: А откуда ты это знаешь? Клиентка: Это нигде не сказано. Он плакал, Он молился, но Он никогда не смеялся. И Он вознесся на Небеса. Эриксон: Делал ли Он что-нибудь хорошее? Клиентка: Безусловно. Эриксон: Что ты испытываешь после того, как сделаешь что-нибудь хорошее? Клиентка: Я чувствую удовлетворение. Эриксон: Чувствуешь ли ты себя счастливой? Клиентка: Конечно. Эриксон: А случалось ли тебе смеяться – вслух или про себя – когда ты бывала довольна собой? Клиентка: Конечно. Эриксон: А как по-твоему, что чувствовал Иисус, сделав доброе дело? Я думаю, что Он испытывал радость. Тебя что-нибудь сейчас беспокоит? Клиентка: Нет. Эриксон: По сути, я морализирую. Я готовлю некоторую моральную почву для понимания того, что работа и желание сделать ее как можно лучше составляют основу счастья. Это совпадает с католической трактовкой данного вопроса. Клиентка считает, что путь на Небеса лежит через страдания. Жизнь, конечно, не сахар, но способность получать удовольствие и радость от своей работы всегда поддерживает в трудную минуту. Росси: Вы обращаетесь к моральным оценкам для того, чтобы рационализировать чувство душевного комфорта. Вы утверждаете также и то, что отец клиентки чувствовал себя счастливым, несмотря на свои болезни, и что Иисус был счастлив даже тогда, когда сильно страдал. Таким образом, Вы помогаете клиентке изменить и ее отношение к смерти отца, и ее религиозные представления. Эриксон: Да. Росси: Намеки, содержащиеся в Ваших вопросах, позволяют проявиться подсознанию. Вы следуете за ассоциациями, которые направляют Вашу психотерапевтическую работу. Я думаю, что в рамках Вашего терапевтического метода вы пытаетесь найти простые ответы на вечные детские вопросы о смысле мироздания, которые задает клиентка, ощущающая себя ребенком. Эти вопросы, как правило имеют в виду терапевтические аналогии, метафоры, а также рефрейминг слишком строгих критериев и ограничений. Создается впечатление, что, прибегая к терапевтическим аналогиям, мы говорим на языке правого полушария, в то время как рейфрейминг ориентирован на левое полушарие. Эриксон: (Протягивает Росси статью, написанную после одной из наших дискуссий о динамике гипнотического взаимодействия правого и левого полушарий.) Росси: Вот Вы тут говорите: "Переживание, запоминание и восприятие суть совершенно различные процессы, и функционирование правого и левого полушарий в действительности сводится к составлению различных комбинаций из этих «трех переменных». Эриксон: Я не думаю, что можно четко разделить функции правого и левого полушария. Кое-что может уйти в область подсознания еще до окончания процесса восприятия. (Эриксон приводит примеры обучения людей и животных, подтверждающие невозможность полного разделения функций правого и левого полушарий.) Росси: Существует мнение, что из-за большей «подсознательности» правого полушария «инсайт» нуждается в некотором «смещении» в сторону более «сознательного» левого полушария. Если бы это было так, то Ваш метод тем самым относился бы к «правополушарным». Или вы считаете, что работаете с двумя полушариями? Эриксон: Да, именно так я и считаю.
1.40. Двойной узел моральных обязательств; столкновение с банальными детскими привычками; как Эриксон осторожно "обходит стороной " некоторые вопросы, возникающие по ходу гипноза; иллюзорный выбор Эриксон: На что мне следует обратить внимание? Клиентка: Я отрастила длинные волосы. Но вот ногти я грызу. Эриксон: А зачем ты это делаешь? Клиентка: Они вкусные. Эриксон: Они что, в самом деле вкусные? Клиентка: Нет, конечно, но мне нравится их жевать. Эриксон: А о чем ты думаешь, когда грызешь ногти? Клиентка: Когда я бешусь, я сгрызаю их до основания. Эриксон: Интересно, а грызть ногти и драться – это хорошо? Клиентка: Драться нехорошо. Бабушке бы это не понравилось. Эриксон: А ей нравится смотреть, как ты жуешь ногти? Клиентка: Нет. Эриксон: А ты собираешься когда-нибудь бросить грызть ногти? Клиентка: Ну конечно. Я вовсе не собираюсь их грызть, когда стану взрослой. Эриксон: Я как-нибудь изменился? Клиентка: Нет. Эриксон: А мне казалось, что я стал ниже ростом. Клиентка: Может, и так. Не станете же Вы измерять рост, приставляя людей к стене. Я вот не помню, какого я роста. Но я все время расту. Бабушка говорит, что она узнает это потому, что я вырастаю из своих платьев. Эриксон: Замечательный способ измерения роста. Так о чем мы поговорим в следующий раз? Клиентка: Не знаю. Эриксон: Может быть, ты мне расскажешь о чем-нибудь неприятном – о том, что делает тебя несчастной? Клиентка: Не думаю, что буду несчастна. Эриксон: Но все-таки если с тобой приключится какое-нибудь несчастье – как ты думаешь, ты сможешь мне о нем рассказать – все равно где и когда? Клиентка: Конечно. Эриксон: Вне зависимости от того, что с тобой стряслось? Клиентка: Конечно. Эриксон: И ты не станешь обращать внимание на то, сколько тебе при этом было лет? Клиентка: Конечно. Эриксон: Ну, и когда мы теперь увидимся? Клиентка: Наверное, лучше всего в феврале. Эриксон: В следующем феврале, в послеследуюшем, или в послепослеследующем? Клиентка: Видимо, стоит немного подождать. Эриксон: А сколько? В каком возрасте ты хочешь со мной встретиться? Клиентка: Думаю, что… Вы не будете против, если Вам придется подождать, пока я не перейду в седьмой или, скажем, в восьмой класс? Эриксон: Мы увидимся в любое удобное для тебя время и там, где тебе захочется. Я могу даже стать Октябрьским человеком. Клиентка: Вы мне нравитесь и так – как Февральский человек. Эриксон: Ты, наверное, немного устала от разговора, да? Теперь можешь отдохнуть. Эриксон: Своим вопросом: "Но все-таки если с тобой приключится какое-нибудь несчастье – как ты думаешь, ты сможешь мне о нем рассказать – все равно где и когда?" – я связываю клиентку по рукам и ногам. Она отвечает: «Конечно» – и теперь неминуемо должна все мне рассказать вне зависимости от того, что именно с ней произошло. Росси: То есть, Вы заставили ее сказать «конечно» для тотального обобщения. Вы вырываете у нее обещание рассказать Вам нечто неприятное. И это обещание действительно связывает клиентку по рукам и ногам, поскольку она – особа высокоморальная и всегда держит свое слово. Вы пользуетесь тем, как она относится к своему обещанию. Такие моральные обязательства со своей «метавысоты» заставляют клиентку поделиться с Вами своими неприятностями.Я обратил внимание на то, что Вы оставили без внимания детскую привычку клиентки грызть ногти. Думаю, что Вы не заинтересовались этим потому, что клиентка и сейчас (в своем «регрессивном» состоянии) способна утверждать, что она бросит грызть ногти, когда вырастет (кстати, сейчас она и впрямь отказалась от этой привычки). В той перестройке отношения к жизни, для которой Вы обращаетесь к возрастной регрессии, Вы стараетесь как можно ближе подойти к тому, что более непосредственно связано со «взрослыми» проблемами клиентки – в частности, с ее страхом воды. Вы не обращаете внимание на привычку грызть ногти, потому что знаете, что с этим она справится сама. Может быть, Вы хотите еще что-нибудь добавить? Эриксон: Нет. Я лишь сам удивляюсь своей осторожности в обращении с клиенткой. Росси: Да. Это возвращает нас в 1945 год. (Когда Эриксон после лабораторных исследований гипноза начал свою работу в клинике. В его исследованиях осторожность играла не последнюю роль.) Эриксон: Я спрашиваю: «Ну, и когда мы теперь увидимся?» Я завоевал полное доверие клиентки в роли Февральского человека, поэтому она хочет сохранить схему наших отношений и говорит: «Наверное, лучше всего в феврале». Я предоставляю ей иллюзорный выбор: «В следующем феврале, в послеследующем, или в послепослепослеследую-щем?» Упоминая об Октябрьском человеке, я заставляю клиентку признаться в том, что она предпочитает Февральского человека: «Вы мне нравитесь как Февральский человек.» Росси: Ее устраивает то, что здесь она ничем не рискует. Эриксон: Да. Я предоставляю ей полную свободу, но на самом деле клиентка не свободна в своем выборе.
1.41. Шестой «визит» Февральского человека: новые паттерны психологического понимания в юности; неуловимые намеки, рефрейминг, предписание симптома и временное связывание; метауровни у детей Клиентка: О, Вы даже не поговорите со мной! Эриксон: Нет-нет, поговорю. Я только хотел бы узнать, какой сейчас месяц. Клиентка: Октябрь. Эриксон: Я опоздал? Клиентка: Да. Эриксон: А какой год? Клиентка: А Вы не знаете? Эриксон: Я ведь только что спросил у тебя, какой сейчас месяц. Клиентка: И Вы не знаете, какой год? 1939-й. (На самом деле 1945-й). Эриксон: (Пожимает клиентке руку) Сколько тебе лет? Клиентка: Тринадцать. Эриксон: Как у тебя дела в школе? Клиентка: Я там новенькая. Это ужасно плохо. Я почти самая младшая в классе. Это очень неприятно. Кого ни возьми – все старше меня. Эриксон: Ну, не знаю. Они все уже будут старыми девами, а ты все еще будешь юной девушкой. Клиентка: Теперь нет старых дев. Эриксон: А кто же есть? Клиентка: Одинокие женщины. Эриксон: В глазах самого младшего все остальные обладают одним неоспоримым достоинством – они старше. Можно сказать, что возраст – это очень важная вещь. 15-летняя девушка описывает 25-летнего молодого человека как старика. Но когда я говорю: "Они все уже будут старыми девами, а ты все еще будешь юной девушкой", я сею сомнение в душе клиентки. И теперь для нее «старые девы» уже не «старые девы», а «одинокие женщины». Росси: Такое различие в определениях указывает на то, что клиентка взрослеет. Ее нынешнему возрасту свойственны свои психологические тонкости, и она делится ими с Вами. Можно, кстати, высказать интересное предположение о том, почему язык постепенно меняется в зависимости от возраста. В едва заметных языковых изменениях закодированы уникальные паттерны понимания, новые способы осознания, характеризующие каждое последующее поколение. Новый способ изображения ситуации, новый общественный статус, новые взаимоотношения с людьми – это не просто эвфемизмы, это зарождающиеся схемы новой психологической адаптации. Препятствовать этому новому речевому стилю (т.е. слэшу) – все равно что препятствовать новому способу осознания. И поэтому молодежь всегда права, когда обзывает «языковых пуритан» «старыми дураками», хотя, конечно, именно эти «старые дураки» сохраняют традицию употребления слов в том значении, которое было выработано еще предшествующими поколениями. Эриксон: (Эриксон рассказывает нам о тех неуловимых деталях поведения и речи, которые бросались ему в глаза даже в повседневной жизни его семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26