Рассказчик особо подчеркнул, что он всегда, насколько ему позволяли время и обстановка лагерной жизни, внутренне обращался к духовному образу столь горячо любимого им человека. Таким образом, мы можем сказать: в то время как в его конкретной жизненной ситуации было невозможно реализовать творческие ценности, он по-настоящему познал внутреннее обогащение и полноту существования, исполненного преданной любви, жизни, которая реализует ценности переживания в чувствах любящего. Заслуживающим внимания кажется мне и продолжение этого рассказа: "Но я не знал, жива ли еще моя мама. За все время жизни в лагере мы не получали никаких сообщений друг о друге. Но я поймал себя на том, что во время моих разговоров с матерью, которые я вел постоянно, мне совершенно не мешало то, что я даже не знал, жива ли еще вообще моя мать!". Этот человек не знал в каждый момент своей жизни, существует ли еще физически любимый им человек, и, несмотря на это, постоянно разговаривал с ней, не задавая себе вопроса о ее "существовании". Следовательно, любовь в такой степени принимает сущность другого человека такой, какая она есть, что его существование не подвергается больше сомнению. Другими словами: истинно любящего в такой мере наполняет сущность другого человека, что его реальное существование отступает на задний план.
Для настоящей любви так мало значит телесность любимого, что она может пережить даже ее смерть и длиться вплоть до собственной смерти любящего. Для истинно любящего человека смерть любимого никогда по-настоящему не осознается, он не может охватить ее разумом, так же как и собственную смерть. Ведь известно же, что факт собственной смерти невозможно себе представить, он столь же немыслим, как факт своего несуществования до рождения. Тот, кто действительно думает, что может постичь смерть человека, обманывает самого себя. В конечном счете является немыслимым то, что определенная личность, просто из-за того что носимый ею организм стал трупом, изъята из мира и, следовательно, не принадлежит больше никакой форме бытия. Шелер в статье, вышедшей после его смерти, по поводу подвергаемого сомнению тезиса о "продолжении жизни" личности после смерти (тела) указал на то, что нам еще при ее жизни "дано" значительно больше - если только мы действительно "интендируем" эту личность, - чем "пара чувственно воспринимаемых клочков" ее телесно видимого образа; лишь их недостает нам после смерти. Но этим отнюдь не сказано, что личность сама больше не существует; самое большее, что можно было бы утверждать, - что личность лишь не может сама "предъявить" себя; так как для "предъявления" ей необходимы физиологические процессы выражения. Следовательно, становится еще более ясно, по какой причине и в каком смысле настоящая интенция любви, т. е. интенция другой личности как таковой, не зависит от ее физического присутствия, от ее физической субстанции вообще.
Все это, конечно же, не означает, что любовь не желает "воплощаться телесно". Однако она не вынуждена зависеть от телесного. Телесное, сексуальное не является первостепенным, самоцелью, а служит скорее средством выражения. Любовь может принципиально существовать и без этого. Там, где это возможно, она будет этого хотеть и искать; но где необходим отказ, она из-за него не охладеет и не умрет. Духовная личность приобретает образ, формируя свои душевные и физические способы проявления и формы выражения. Таким образом, в центрированной вокруг ядра целостности личности внутренние слои получают выражения через внешние. В какой-то мере телесное в человеке в состоянии выразить его характер (как нечто, свойственное душе), а его характер, в свою очередь, - выразить личность (как нечто, свойственное духу). Духовное находит выражение - и требует выражения - в физическом и душевном. Физический облик любимого человека становится для любящего символом того, что стоит за этим, и дает о себе знать во внешнем, но не исчерпывается в нем. Настоящая любовь сама по себе не нуждается в телесном ни для ее пробуждения, ни для ее удовлетворения; но она пользуется телесным и в том, и в другом отношении. В отношении ее пробуждения постольку, поскольку человек инстинктивно находится под впечатлением физического в партнере, - из этого, однако, не следует, что его любовь направлена на телесное партнера; но телесное партнера - как выражение духовного личности - иногда вводит эту личность, так сказать, в более узкий круг выбора - ограниченный круг выбора для любящего, который, руководствуясь верностью инстинкта, предпочитает одного человека другому. Определенные физические особенности или душевные качества определенного характера будут тогда тем, что приводит любящего к определенному - к "ему определенному" - партнеру. Следовательно, в то время как "поверхностный" человек, общаясь с партнером, остается "на поверхности" и не в состоянии проникнуть в его глубину, для "глубокого" человека даже и сама "поверхность" остается выражением глубины и это выражение имеет большое значение, хоть и не является существенным и решающим.
В этом смысле любовь использует физическое для своего пробуждения; мы сказали, однако, что она пользуется им также для своего воплощения. Действительно, физически зрелая любящая личность будет стремиться к физическому сближению. Но для истинно любящего физические, сексуальные отношения являются средством выражения его духовного отношения, которое и является, собственно, его любовью, и как средство выражения они получают человеческое благословение лишь благодаря любви как несущему их духовному акту. Поэтому можно сказать: так же как тело партнера для любящего становится выражением его духовной личности, так и сексуальный акт для любящего является выражением его духовной интенции.
Следовательно, для возникновения чувства любви внешнее впечатление от физического облика человека является относительно неррелевантным. Фактические индивидуальные признаки его психофизики получают свое эротическое достоинство лишь благодаря любви, достойными любви свойствами их делает именно любовь. Это должно настроить нас критически и сдержанно по отношению к стремлению использовать косметику для улучшения своей внешности. Ведь даже то, что мы называем недостатками внешности, является неотъемлемой принадлежностью данного человека, так как если что-то внешнее вообще воздействует, то воздействует не само по себе, а именно в любимом человеке. Одна пациентка, например, носилась с мыслью сделать свою некрасивую грудь красивее с помощью косметической операции. Она спросила совета у своего врача. Тот предостерег ее, сказав, что муж любит ее и именно поэтому он любит ее тело таким, какое оно есть. И вечернее платье производит впечатление на мужчину не "само по себе", а красивым он находит его лишь на любимой женщине, которая его носит. Наконец, пациентка спросила своего мужа о его мнении. И муж дал ей понять, что эффект операции он смог бы воспринимать лишь как помеху - так как ему бы пришлось тогда сказать: "Это вроде как больше не моя жена". Психологически, конечно, понятно, что человек, который внешне мало привлекателен, будет вынужден энергично добиваться как раз того, что внешне привлекательным людям само дается в руки. Чем труднее некрасивому человеку устроить свою личную жизнь, тем больше он будет переоценивать ее значение. Фактически же любовь является лишь одним из возможных шансов наполнить жизнь смыслом, и даже не самым большим. Было бы грустно думать о нашем существовании и нашу жизнь можно было бы назвать бедной, если бы ее смысл зависел от того, переживаем ли мы счастье любви или нет. Жизнь бесконечно богата ценностными шансами. Стоит только вспомнить о реализации ценностей творчества. Поэтому и тот, кто не любит и не любим, может организовать свою жизнь в высшей степени осмысленно. Можно лишь спросить, является ли эта неспособность действительно посланной судьбой или это - невротическая неспособность, когда кто-то не способен найти счастья любви. И здесь, в отношении ценностей переживания любви, имеет значение - аналогично тому, как при отказе от реализации ценностей творчества в пользу ценностей отношения - то, что отказ является действительно вынужденным, а не сделанным слишком рано. А опасность такого преждевременного отказа в общем-то велика. Люди часто забывают, как относительно невелико значение внешней привлекательности и насколько больше в любовной жизни зависит от личности. Мы все знаем замечательные - и дающие утешение - примеры того, как внешне малопривлекательные или вообще незаметные люди благодаря своей личности обладают таким шармом, что имеют успех в любовной жизни.
Для пессимизма внешне малопривлекательных людей нет, следовательно, никаких оснований. Но очень часто такие люди все-таки обижаются на судьбу. Невротический человек, который остается не реализованным в определенной ценностной области, приходит или к переоценке, или к обесцениванию данной области жизни. И на том, и на другом пути он оказывается неправ. Невротически судорожное стремление к "счастью" в любви уже из-за своей невротической судорожности ведет к "несчастью". Следовательно, тот, кто фиксирован на переоцениваемую им эротику, пытается нажать на ту дверь, которая ведет к счастью, о которой мы уже вместе с Кьеркегором сказали, что она "открывается на себя" и при нажатии лишь закрывается перед необузданным. С другой стороны, тот, кто фиксирован на любовной жизни в негативном смысле, обесценивая ее и этим обесцениванием пытаясь оправдать свои неуспехи в любви, сам закрывает перед собой дверь к счастью любви. Внутренняя озлобленность из-за кажущегося или действительно вынужденного отказа ведет к тому же результату, что и отказ и протест против судьбы: оба типа людей лишают себя своего шанса. Тогда как свободное, не отягощенное недовольством поведение позволяет высветить ценность личности и дает, таким образом, последний шанс человеку, придерживающемуся старой истины: "Терпеливый рано или поздно добьется своего".
Подчеркивание внешнего ведет к тому, что телесная "красота" в поле эротики переоценивается. Одновременно обесценивается духовная личность человека. В оценке, например, какой-нибудь женщины, когда о ней говорят, что она красивая, содержится некое унижение; не говорит ли такая оценка том, о чем не хотят говорить, щадя ее; например, о ее низких духовных достоинствах. Подчеркнутая позитивная оценка в относительно низкой ценностной области пробуждает подозрение, что негативная оценка , относящаяся к более высокому оценочному уровню, замалчивается. В подчеркивании эротически-эстетических достоинств содержится, однако, не только обесценивание так оцениваемой личности, но и обесценивание самого оценивающего. Если я говорю исключительно о внешней красоте человека, то это означает не только, что я не знаю, что можно сказать о его духовности, но одновременно и то, что я не интересовался его духовностью, поскольку не придаю ей абсолютно никакого значения.
О формах любви, связанных с категорией "иметь"
Бессознательное намерение не принимать во внимание духовную сторону партнера лежит в основе всякого флирта, всякой обычной эротики прошлого и настоящего, не видящей единственности и неповторимости другого человека, так как она и не стремится ее замечать. Такая эротика бежит от обязательности настоящей любви, от чувства настоящей связанности с партнером - от ответственности, которая лежит в основе этой связанности. Она бежит в коллективное: в типаж, который предпочитают и представителем которого в той или иной степени является соответствующий партнер. Выбирается не определенная личность, а лишь определенный типаж. Любовная интенция не идет дальше, чем типичная, но лишенная индивидуальности внешность. Предпочитаемый в этом случае женский тип представляет собой в этом случае женщину, с которой можно иметь ни к чему не обязывающую связь, женщину, которую именно можно "иметь" и поэтому не нужно любить: она - не личность, а собственность. Любовь существует только по отношению к личности как таковой; к женщине, не являющейся личностью, нельзя испытывать любви. По отношению к ней не может быть и никакой верности; флирту сопутствует неверность. Эта неверность в подобных эротических связях вполне объяснима, так как там, где отсутствует счастье любви, недостаток его должен компенсироваться количеством сексуального удовольствия; чем менее счастлив в любви человек, тем сильнее он стремится к разнообразию в удовлетворении своего сексуального инстинкта.
Флирт представляет собой жалкую форму любви. То, что существует такое выражение, как "я имел эту женщину", позволяет взглянуть на основу этой формы эротики. То, что имеют, можно поменять; то, чем владеют, можно заменить; так же и женщину, которой владел мужчина, он может сменить; ведь он же может себе другую даже "купить". И со стороны партнера-женщины мы наблюдаем ту же эротику, связанную с категорией "иметь". Это - в самом подлинном смысле слова поверхностная эротика, которая ограничивается "поверхностным" уровнем мужчины, его внешним, телесным обликом. Для этой эротики не имеет значения, что представляет собой человек как личность; важно лишь то, обладает ли он (как возможный сексуальный партнер) сексапильностью. В подобных случаях женщина стремится к тому, чтобы скрыть все личностное, не отягощать этим мужчину и быть ему только тем, что он ищет: типажем, который он предпочитает. Женщина в таких случаях чрезмерно заботится о своей внешности, она хочет быть "взятой" - она вовсе не хочет быть всерьез воспринятой как человек единственный и неповторимый в своем роде. Она выставляет на передний план свою внешнюю привлекательность. Она хочет представлять определенный тип, который в данный момент как раз в моде и на ярмарке эротического тщеславия имеет высокую котировку. Она хочет имитировать такой типаж возможно более достоверно и при этом зачастую она вынуждена изменять себе самой, своему Я.
Этот типаж подобная женщина заимствует, например, из мира кино. С этим типажем - который всякий раз является женским идеалом ее самой или ее партнера - она сравнивает себя постоянно, чтобы возможно более точно с ним совпадать. У нее уже давно нет стремления признавать за собой свойственную каждому человеку неповторимость. У нее даже не хватает честолюбия, чтобы самой создать новый женский тип, самой, так сказать, "сделать" моду. Вместо того чтобы творить, создавать, она удовлетворяется тем, чтобы представлять типаж. Охотно и добровольно она предлагает мужчине тот "тип", который он предпочитает. Она никогда не отдает самое себя, никогда не отдает с любовью свое Я. На этом пути она все дальше и дальше отходит от полноценной, реализованной, настоящей любовной жизни. Ведь и она никогда не рассматривается как объект любви, так как только кажется, что мужчина ищет именно ее; на самом деле ему нужен только се типаж. Преданная мужчине в его желаниях, она с готовностью отдает ему все, что ему нужно и что он хочет "иметь". Так оба остаются ни с чем вместо того, чтобы искать друг друга и, таким образом, обрести самих себя, найдя путь к своей единственности и неповторимости, которые одни лишь способны сделать жизнь другого человека и собственную жизнь достойной любви. Ведь если в творчестве человек выражает свою индивидуальность и неповторимость, в жизни он вбирает в себя уникальность и неповторимость партнера. В обоюдной отдаче любви, в этом отдавании и принятии друг друга, находит одновременно свое выражение и собственная личность. Подлинная любовная интенция проникает, следовательно, до того слоя бытия, в котором каждый отдельный человек не представляет какой-нибудь типаж, а является уникальной личностью, несравнимой и незаменимой, оснащенной всеми достоинствами такой уникальности.
Если настоящая любовная установка представляет собой направленность одной духовной личности на другую, то она является единственным гарантом верности. Подлинно любящий человек, преданный предмету своей любви, не может себе представить, что его чувство когда-либо изменится. Это становится понятным, если мы вспомним о том, что его чувства не зависят от "состояния", но интенциональны. Они интендируют сущность любимого человека и его ценность, так же как в каком-нибудь другом духовном акте (например, акте познания или восприятия ценности) постигается сущность или ценность. Если я однажды понял, что 2 * 2 = 4, то я понял это раз и навсегда. И если я понял истинную сущность другого человека и полюбил его, то эта любовь, всегда должна оставаться во мне. Когда человек переживает настоящую любовь, он переживает ее как значимую на всю жить, как истину, которую он признает как вечную;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26