Было ясно, что это не со страху, а от ярости.
Я встал, прошелся, вернулся к столу и спросил Шоубу:
– Ну, как, будем продолжать?
– Как вам будет угодно! – наконец, хрипло произнес он.
– Тогда ответьте: подтверждаете ли вы показания Перегудова?
– Нет. Его показания с самого начала ложь, провокация и… – употребил нецензурное слово Шоуба, но стыдить и призывать его к порядку я не стал. – Перегудов сам мне говорил, что убьет Дроганова, а я отговаривал… Так же было, ты, четырехглазый?!
– Нет.
– Ух!.. – по-абхазски выругался Шоуба. – Ты тонешь, зачем нужно меня тянуть на дно? Скажи следователю, что пошутил.
– Я не шучу, а говорю всерьез.
– Вы не передавали Перегудову пистолет и не подговаривали его убить Дроганова? – спросил я Шоубу.
– Нет.
Когда очная ставка была окончена, милиционер увел Перегудова. Шоубу я оставил в кабинете – были еще вопросы.
– Будешь дальше запираться?
– Я сказал святую правду. – Шоуба немного пришел в себя, развязный тон вновь вернулся к нему.
– Ой ли?
– У вас такая профессия – не верить никому.
– Почему же? Я всегда верил и буду верить честным людям. Ну ладно… Во время последней беседы…
– Не беседы, а допроса, – тихо перебил Шоуба.
– Так вот, во время того допроса я упоминал об Учаве… Интересная получается вещь: он сейчас сидит, знаешь за что?
Шоуба не проронил ни слова.
– У него изъят… – я помедлил, – парабеллум…
– Какое я имею отношение к какому-то Учаве?
– Самое прямое. То, что я сообщил, только присказка, а сказка впереди – Дроганов убит из этого парабеллума. – Я стал раскуривать сигарету.
– Да-а, головоломка! – протянул Шоуба, но я понял, что он насторожился.
– Ничего подобного! – воскликнул я. – Никакой головоломки нет. Все ясно, как божий день. Перегудову пистолет передал ты, а после убийства Дроганова, он вернул его тебе. Учава в Краснодар не ездил и не знает, кто такие Перегудов и Дроганов – это нами доказано. Да к тому же во время убийства Дроганова Учава лежал в больнице – ему удалили аппендикс… Что из этого следует? А ну, пораскинь-ка мозгами! Ответ напрашивается сам собой: пистолет сослужил вам службу, – я нарочно употребил последнее местоимение во множественном числе, – он жег руки и надо было от него избавиться. Выбрасывать жаль, и он перекочевал к Учаве, горячо возжелавшему иметь оружие… Ну, как? Продолжать?
В кабинете стояла тишина. Шоуба молчал, а Гагуа углубился в чтение какого-то документа.
– Это был неверный ход, Алеша. Пистолет надо было уничтожить сразу, но жадность ваша, – я вновь употребил множественное число, – помешала. Она сгубила многих, в том числе тебя, и… Хатуа. Скажешь, не знаешь Хатуа? Не смеши меня, пожалуйста! Отрицать очевидное – глупо и, что главное, пагубно… Я нарочно не задавал вопроса о Хатуа, думал, сам его вспомнишь… Итак, что связывает тебя с Хатуа? Только быстро! Учти, правдивость принесет тебе лишь пользу. Ну, начали!
– Допустим, знаком я с Хатуа… Что дальше?
– Алеша, если стану приводить доказательства, будет хуже…
– Ничего я не знаю, – скривился он.
Я некоторое время смотрел на него, но Шоуба уставился в стол, упрямо сомкнув губы.
– Читай это. – Я положил перед ним акт экспертизы по пистолету.
Он прочел и глухо произнес:
– Об этом знаю с ваших слов…
Сейчас наступило время задать тот вопрос, который давно вертелся у меня на языке.
– Где ты находился в октябре прошлого года?
Он вскинул голову:
– Как – где? В Краснодаре, в институте. Грыз гранит науки!
– Целый месяц грыз?
– Да.
– В октябре прошлого года ни разу не пропускал лекции или не выезжал куда-нибудь? – уточнил я.
– Нет, – мотнул он головой.
– Тогда читай это! – На стол легла справка из института, где он учился, подписанная ректором. Она была получена от Жени давно, но я решил не показывать ее Шоубе до поры до времени, ожидая подходящего момента. И вот сейчас такой момент наступил. Справка гласила, что студент Шоуба А. Р. в октябре прошлого года отсутствовал двадцать дней без уважительной причины, а раньше у него таких продолжительных пропусков не было. В ней, хотя она и не была характеристикой, имелся крайне отрицательный отзыв о Шоубе.
– Прочел? – спросил я, когда с побледневшим вдруг лицом он вернул справку.
Шоуба ничего не ответил и неожиданно зевнул. Я понял, что зевота напала на него не от равнодушия, совсем наоборот. Я иногда замечал у людей такое состояние.
– Именно в те дни, Алеша, когда ты отсутствовал в институте, в Сухуми была убита Лозинская Наталья Орестовна, – не давая ему опомниться, сказал я и почувствовал, что должен, наконец, наступить перелом. – Ну, что скажешь?
– Дайте подумать. – Снова судорожный зевок скривил его рот, который на этот раз он прикрыл ладонью.
– Только полчаса, – сказал я жестко, – и – ни минуты больше!
– Говори правду, парень, – подал голос до сих пор молчавший Гагуа. – Это же тебе зачтется!
– Ладно, – Шоуба поднялся, – пусть меня уведут…
Что через полчаса скажет Шоуба? Я боялся, что он снова выкинет какой-нибудь фортель. Полупризнание, если бы оно последовало от него, было ни к чему. Я хотел, чтобы Шоуба выложил все. Ведь я так мало знал! Свою беседу с ним строил лишь на домыслах и предположениях и опасался допустить ошибку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Когда Шоубу вновь привели ко мне, он некоторое время молчал, а потом угрюмо произнес:
– Ладно, так и быть, расскажу все, что знаю… Но учтите, я сам… – Он пошел на торг, и это уже было хорошо.
– Конечно, – ответил я. – Но если расскажешь все, до конца. Если же остановишься на полпути, или же свернешь в сторону, – пеняй на себя!
Шоуба согласно кивнул, кашлянул, прочищая горло, а затем сипло произнес.
– Вы меня не перебивайте… Ладно?
– Договорились, – ответил я.
Шоуба опять кашлянул и, перейдя на нормальный язык, стал рассказывать историю, которая в общих чертах давно созрела в моем воображении. По его словам, выходило, что Дроганов, показав рисунок, объяснил, кто его нарисовал и что крылось за ним, а затем предложил поехать в Сухуми и узнать, действительно ли существует такая старуха, у которой имеются драгоценности, изображенные на рисунке. При этом Дроганов заявил, что его идея стоит денег, но поехать вместе с Шоубой отказался, – завертится карусель, выйдут на него, сразу узнают, что он ездил в Сухуми, а там уж не отвертишься… Дроганов также сказал, что ему нужно быть осторожным, поскольку ни сестра, у которой тайком стянул рисунок, ни Полина ничего не знают о его намерении, а в таких делах всегда нужно быть подальше от женщин.
– Хотя рисунок был у меня в руках, – проговорил Шоуба через силу, – я все-таки сомневался в существовании старухи с драгоценностями и сказал об этом Дроганову. Он ответил, что, мол, поезжай в Сухуми, разузнай, правда ли это, а потом уж решай, как быть дальше… В Сухуми, – Шоуба на мгновение умолк и посмотрел на меня беспомощными глазами, – я нашел… Валеру Хатуа, рассказал ему все и показал рисунок. Валера вытаращил глаза и обещал узнать, так ли это. Через день нашел меня и сказал, что такая старуха на самом деле существует, но есть ли у нее драгоценности, не знает… Мы разработали… план – решили установить, есть ли люди, которые знают о старухе и ее драгоценностях, и наткнулись на одного врача…
– Ганиева, – невольно вырвалось у меня.
Шоуба вновь беспомощно улыбнулся:
– Да, Ганиева Игоря Филипповича… Вы все, конечно, знаете, так зачем выпытываете?
– Продолжай.
– У Валеры талант быстро находить общий язык с людьми, и Ганиева он обхаживал недолго. А потом так получилось, что мы пригласили его в ресторан. Врач оказался разговорчивым и за рюмкой водки признался, что у старухи хранится шкатулка с драгоценностями… О рисунке мы, конечно, не говорили, иначе он мог докумекать, кто мы такие.
– С какой стати Ганиев так разоткровенничался? – Я не смог скрыть удивления.
Шоуба же не сумел сдержать улыбки;
– Валера ведь хохмач, и представился, что мы – работники нашего музея. Сказал, что музей за такие драгоценности отвалит кучу денег, что нахождение их в частных руках – грех великий, и все такое прочее… И назвал такую сумму, что у меня потемнело в глазах, а Ганиев чуть слюну не стал пускать…
Я сделал усилие, чтобы не засмеяться: наконец-то понял суть и помыслы Ганиева – перед ним забрезжила надежда стать совладельцем большой суммы. Лозинская, продав государству драгоценности, уже не могла унести их в могилу, и деньги достались бы ему, Ганиеву.
– Но она – крепкий орешек, – предостерег нас Ганиев. Валера ответил, мол, сделает так, что она сама принесет драгоценности в музей. Он, дескать, через неделю заявится в гости к старухе вместе с экспертом-ювелиром, который оценит вещи и составит бумагу. Врач пообещал не говорить старухе ничего, и на этом мы разошлись… Закурить можно? – неожиданно спросил Шоуба.
– Пожалуйста. – Я пододвинул пачку сигарет и зажигалку.
Шоуба осторожно вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил.
Затем медленно, без стука, опустил зажигалку на стол и, отгоняя дым рукой, вновь изобразил на лице улыбку, означающую, наверное, что наше примирение состоялось:
– Мы с Валерой убедились, что у старухи на самом деле имеются ценные вещички и есть чем поживиться, и решили ее обокрасть, Валера проник к ней на квартиру днем. Я стоял на стреме. Через полчаса он вышел. Увидев меня, плюнул и пошел по улице. Я догнал его. «Зачем я рисковал? – спросил он. – Там, кроме пыли и мышей, ничего нет». «А ты везде пошурудил?» Он посмотрел на меня, как на идиота, снова плюнул и ответил; «Не первый раз, знаю, как делается». Мы разошлись, а через три дня Валера сам прибежал ко мне; «Старуху кто-то убил!» – «Откуда известно?» – «Да весь город говорит… Ты что, глухой?» А потом предупредил; «Смотри, никому не проговорись, а то могут подумать, что я убил старуху. Нужна она мне сто лет…»
Рассказ Шоубы был настолько неожидан, что я растерялся. Услышав начало, предвкушал победу, но конец сбил с панталыку. Рушилось здание, которое возводил с таким трудом.
– Значит, Хатуа не убивал старуху и ничего из ее квартиры не брал?
– Нет, могу поклясться. – Шоуба коснулся рукой левой стороны груди. – Когда Валера проник в квартиру, старухи не было. Она куда-то ходила, я даже проводил ее взглядом. После этого Валера и двинул туда… И он ничего не взял, иначе я бы увидел. Так что до сих пор не знаю, были ли у старухи драгоценности, – сделал свое заключение Шоуба.
– Дальше? – спросил я машинально.
– Я поехал в Краснодар и сказал Дроганову, что ничего не вышло, – Шоуба опустил голову, немного помолчал. – Он не поверил, стал кричать и махать кулаками. Я не выдержал, дал ему по морде, сам получил…
– Между вами была драка?
– Да, – подтвердил Шоуба. – У Дроганова, – он немного помялся. – Маховик оказался – будь здоров… Он так изукрасил мою физию, что несколько дней я не выходил из общежития, а об институте и говорить нечего… С тех пор его не видел, а потом узнал, что в Краснодар приехали вы… Дроганов прибежал ко мне с этой вестью. Он был сам не свой и хныкал, что влип в историю с географией – от Полины узнал, что старуха убита. «Чего ты боишься?» – спросил его. «Как – чего? – взвился он. – Я с тобой пошутил, а ты убил ее, старуху эту… Зачем?» Я ответил, что не убивал ее. «Ври больше, – кричал Дроганов, – я так и поверил! Учти, если возьмутся за меня, сразу все выложу: скрывать мне нечего. А то могут подумать, что я все и организовал. А ты знаешь, что за это светит?..» Я не стал его разубеждать. Понял, он сдуру ляп нет такое, что потом не расхлебаешь, и все будут думать: убийство старухи – наших, моих и Валеры, рук дело… И вы так думаете, верно?
Наши взгляды встретились, но я ничего не ответил.
– Молчание – знак согласия, – расценил по-своему мое поведение Шоуба, но я не стал ни подтверждать его умозаключение, ни опровергать его.
– Я вновь поехал в Сухуми, – продолжал Шоуба, – и нашел Валеру. Он тоже запаниковал, и мы стали думать, что нам сделать такое, чтобы Дроганов не свалял дурака, но ничего придумать не смогли. «Хорошо, если меня посадят за попытку кражи, – сказал Валера, – я к этому уже привык, но если еще и убийство приклепают, тогда что? Это – вышка!» Я ушел от него, так и не решив, что делать с Дрогановым…
– Продолжай.
– Я приехал в Краснодар, – вздохнул Шоуба, – и узнал, что меня хотят исключить из института… А виноват Дроганов, ведь из-за бес цельных разъездов по его вине я пропускал занятия, и тут мне в голову ударила моча…
Я поморщился, и Шоуба это заметил:
– Ну-у… решил его угрохать: он ведь мог выдать нас… Но, как говорят, подвалил фарт – в одной забегаловке встретил Перегудова. Он был пьян в стельку. Я давно знал, что Дроганов – любовник Полины, но, увидев Перегудова, понял, что он дошел до точки… Я так, шутки ради, сказал ему, что лучший выход из положения – хлопнуть Дроганова, мол, на Кавказе настоящие джигиты именно так и поступают. Соврал, конечно. А он: «Сколько мне дадут за это?» Говорю: «Не больше восьми лет». «А не расстрел?» « Да ты что, чокнутый? – ответил я. – Расстрел, знаешь, что такое и за что его дают? Посмотри кодекс!» Он глянул на меня, и я заметил, что он плачет. Потом сказал, что убьет Дроганова… Я подумал, что это пьяный треп, не больше. И ушел. А через три дня Перегудов нашел меня. Был он как помешанный, твердил, что Дроганов оскорбил его. «Я убью его, я убью его!» И дернула меня нелегкая спросить: «Тогда чего ждешь?» – «А чем – пальцем? – ответил он. – Если имел бы что-нибудь, убил бы, как собаку!» Тогда я достал из карма на пистолет… – Шоуба умолк и, вынув платок, неслышно высморкался. – Он сразу стал серьезным, а потом сказал, что не умеет с ним обращаться. Я объяснил… Через три дня Перегудов отдал мне оружие, сказав, что одной сволочью на земле стало меньше.
– Перед убийством ты подходил к дому, где жил Дроганов? – спросил я.
– Да, несколько раз… Хотел узнать, когда он один будет в квартире. Перегудов об этом просил. Сам он ждал за углом. Я подкараулил, когда Дроганов приехал домой в обеденный перерыв, сказал Перегудову, а сам дал деру. В тот день Перегудов его и… – Шоуба щелкнул языком и, вытянув указательный палец правой руки, несколько раз согнул его, словно нажимая на невидимый курок.
– Если вы, как ты говоришь, не воспользовались драгоценностями Лозинской, то, скажи, откуда тогда у Дроганова автомашина? Да и по ресторанам, говорят, он стал похаживать в последнее время… Как это понять? Одно не вяжется с другим! – Интересно было знать, какой ответ даст Шоуба.
– По-моему, он промышлял наркотиками. – Шоуба высморкался в платок, – Вокруг Краснодара, в колхозах, растет много конопли, и из нее делают гашиш, кокнар…
– Откуда знаешь об этом? – перебил я. – Случайно, не был его клиентом?
– Да нет, – пряча глаза, ответил Шоуба. – Говорят, что и Полина снабжала деньгами, магазин ведь у нее, – добавил он как-то уж слишком быстро, и я подумал, не снабжал ли его самого наркотиками Дроганов для сбыта их в Абхазии? – Я решил поделиться с Валерой и поехал в Сухуми… «Да, наделали мы делов из-за ерунды», – сказал он. Я отдал ему пистолет.
– Где это было? На морвокзале?
– Нет, в другом месте.
– Предлагал ли Хатуа убрать Дроганова?
– Нет. Клянусь прахом отца, он просто сказал, чтобы я как-то успокоил его… И вот что из этого вышло!
– Успокоили… навсегда, – докончил я за Шоубу. – Зачем ты передал пистолет Хатуа?
– Он сам попросил…
– Не знаешь, зачем ему нужно было оружие?
– Нет, – как эхо, отозвался Шоуба.
– Учаву на самом деле не знаешь?
– Неужели вы еще не убедились в этом? – как-то укоризненно произнес Шоуба.
– Ты сам откуда взял пистолет?
– Помните, я говорил, что у меня умер дядя? Так вот, он привез этот пистолет с войны и хранил с тех пор. Я его выкрал и носил с собой. Дядя, правда, поднял шум, узнав о пропаже, но я так и не раскололся.
– Да, ты тоже крепкий орешек, – полупохвалил я Шоубу, вспомнив его рассказ о том, как Ганиев выразился о Лозинской. – Патронами где разжился?
– Патроны в двух обоймах при пистолете. Он был весь в солидольчике… Дядя, видимо, даже не стрелял из него, но регулярно чистил.
Вошел Шота Гагуа, который словно дожидался конца нашего разговора. Только сейчас я понял, что он надолго отлучался из кабинета, но тогда не обратил на это внимания – оно было направлено лишь на Шоу-бу.
Когда Шоубу увели, Шота сказал:
– Могу поздравить: Хатуа нигде нет. Пока ты допрашивал Шоубу, я наводил справки. Словно испарился…
Не заезжая на работу – был поздний вечер – усталый и голодный, я поехал домой.
– Что у тебя под глазами? Посмотри на себя! – встретила меня тревожно жена.
Я подошел к трюмо. На меня глядело почерневшее и ставшее словно чужим лицо. Темные круги под глазами, как синяки.
Приняв душ, поужинал и направился к двери.
– Куда ты? – спросила Манана.
– На работу.
– Но ведь рабочий день кончился! Отдохни, книгу, наконец, почитай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Я встал, прошелся, вернулся к столу и спросил Шоубу:
– Ну, как, будем продолжать?
– Как вам будет угодно! – наконец, хрипло произнес он.
– Тогда ответьте: подтверждаете ли вы показания Перегудова?
– Нет. Его показания с самого начала ложь, провокация и… – употребил нецензурное слово Шоуба, но стыдить и призывать его к порядку я не стал. – Перегудов сам мне говорил, что убьет Дроганова, а я отговаривал… Так же было, ты, четырехглазый?!
– Нет.
– Ух!.. – по-абхазски выругался Шоуба. – Ты тонешь, зачем нужно меня тянуть на дно? Скажи следователю, что пошутил.
– Я не шучу, а говорю всерьез.
– Вы не передавали Перегудову пистолет и не подговаривали его убить Дроганова? – спросил я Шоубу.
– Нет.
Когда очная ставка была окончена, милиционер увел Перегудова. Шоубу я оставил в кабинете – были еще вопросы.
– Будешь дальше запираться?
– Я сказал святую правду. – Шоуба немного пришел в себя, развязный тон вновь вернулся к нему.
– Ой ли?
– У вас такая профессия – не верить никому.
– Почему же? Я всегда верил и буду верить честным людям. Ну ладно… Во время последней беседы…
– Не беседы, а допроса, – тихо перебил Шоуба.
– Так вот, во время того допроса я упоминал об Учаве… Интересная получается вещь: он сейчас сидит, знаешь за что?
Шоуба не проронил ни слова.
– У него изъят… – я помедлил, – парабеллум…
– Какое я имею отношение к какому-то Учаве?
– Самое прямое. То, что я сообщил, только присказка, а сказка впереди – Дроганов убит из этого парабеллума. – Я стал раскуривать сигарету.
– Да-а, головоломка! – протянул Шоуба, но я понял, что он насторожился.
– Ничего подобного! – воскликнул я. – Никакой головоломки нет. Все ясно, как божий день. Перегудову пистолет передал ты, а после убийства Дроганова, он вернул его тебе. Учава в Краснодар не ездил и не знает, кто такие Перегудов и Дроганов – это нами доказано. Да к тому же во время убийства Дроганова Учава лежал в больнице – ему удалили аппендикс… Что из этого следует? А ну, пораскинь-ка мозгами! Ответ напрашивается сам собой: пистолет сослужил вам службу, – я нарочно употребил последнее местоимение во множественном числе, – он жег руки и надо было от него избавиться. Выбрасывать жаль, и он перекочевал к Учаве, горячо возжелавшему иметь оружие… Ну, как? Продолжать?
В кабинете стояла тишина. Шоуба молчал, а Гагуа углубился в чтение какого-то документа.
– Это был неверный ход, Алеша. Пистолет надо было уничтожить сразу, но жадность ваша, – я вновь употребил множественное число, – помешала. Она сгубила многих, в том числе тебя, и… Хатуа. Скажешь, не знаешь Хатуа? Не смеши меня, пожалуйста! Отрицать очевидное – глупо и, что главное, пагубно… Я нарочно не задавал вопроса о Хатуа, думал, сам его вспомнишь… Итак, что связывает тебя с Хатуа? Только быстро! Учти, правдивость принесет тебе лишь пользу. Ну, начали!
– Допустим, знаком я с Хатуа… Что дальше?
– Алеша, если стану приводить доказательства, будет хуже…
– Ничего я не знаю, – скривился он.
Я некоторое время смотрел на него, но Шоуба уставился в стол, упрямо сомкнув губы.
– Читай это. – Я положил перед ним акт экспертизы по пистолету.
Он прочел и глухо произнес:
– Об этом знаю с ваших слов…
Сейчас наступило время задать тот вопрос, который давно вертелся у меня на языке.
– Где ты находился в октябре прошлого года?
Он вскинул голову:
– Как – где? В Краснодаре, в институте. Грыз гранит науки!
– Целый месяц грыз?
– Да.
– В октябре прошлого года ни разу не пропускал лекции или не выезжал куда-нибудь? – уточнил я.
– Нет, – мотнул он головой.
– Тогда читай это! – На стол легла справка из института, где он учился, подписанная ректором. Она была получена от Жени давно, но я решил не показывать ее Шоубе до поры до времени, ожидая подходящего момента. И вот сейчас такой момент наступил. Справка гласила, что студент Шоуба А. Р. в октябре прошлого года отсутствовал двадцать дней без уважительной причины, а раньше у него таких продолжительных пропусков не было. В ней, хотя она и не была характеристикой, имелся крайне отрицательный отзыв о Шоубе.
– Прочел? – спросил я, когда с побледневшим вдруг лицом он вернул справку.
Шоуба ничего не ответил и неожиданно зевнул. Я понял, что зевота напала на него не от равнодушия, совсем наоборот. Я иногда замечал у людей такое состояние.
– Именно в те дни, Алеша, когда ты отсутствовал в институте, в Сухуми была убита Лозинская Наталья Орестовна, – не давая ему опомниться, сказал я и почувствовал, что должен, наконец, наступить перелом. – Ну, что скажешь?
– Дайте подумать. – Снова судорожный зевок скривил его рот, который на этот раз он прикрыл ладонью.
– Только полчаса, – сказал я жестко, – и – ни минуты больше!
– Говори правду, парень, – подал голос до сих пор молчавший Гагуа. – Это же тебе зачтется!
– Ладно, – Шоуба поднялся, – пусть меня уведут…
Что через полчаса скажет Шоуба? Я боялся, что он снова выкинет какой-нибудь фортель. Полупризнание, если бы оно последовало от него, было ни к чему. Я хотел, чтобы Шоуба выложил все. Ведь я так мало знал! Свою беседу с ним строил лишь на домыслах и предположениях и опасался допустить ошибку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Когда Шоубу вновь привели ко мне, он некоторое время молчал, а потом угрюмо произнес:
– Ладно, так и быть, расскажу все, что знаю… Но учтите, я сам… – Он пошел на торг, и это уже было хорошо.
– Конечно, – ответил я. – Но если расскажешь все, до конца. Если же остановишься на полпути, или же свернешь в сторону, – пеняй на себя!
Шоуба согласно кивнул, кашлянул, прочищая горло, а затем сипло произнес.
– Вы меня не перебивайте… Ладно?
– Договорились, – ответил я.
Шоуба опять кашлянул и, перейдя на нормальный язык, стал рассказывать историю, которая в общих чертах давно созрела в моем воображении. По его словам, выходило, что Дроганов, показав рисунок, объяснил, кто его нарисовал и что крылось за ним, а затем предложил поехать в Сухуми и узнать, действительно ли существует такая старуха, у которой имеются драгоценности, изображенные на рисунке. При этом Дроганов заявил, что его идея стоит денег, но поехать вместе с Шоубой отказался, – завертится карусель, выйдут на него, сразу узнают, что он ездил в Сухуми, а там уж не отвертишься… Дроганов также сказал, что ему нужно быть осторожным, поскольку ни сестра, у которой тайком стянул рисунок, ни Полина ничего не знают о его намерении, а в таких делах всегда нужно быть подальше от женщин.
– Хотя рисунок был у меня в руках, – проговорил Шоуба через силу, – я все-таки сомневался в существовании старухи с драгоценностями и сказал об этом Дроганову. Он ответил, что, мол, поезжай в Сухуми, разузнай, правда ли это, а потом уж решай, как быть дальше… В Сухуми, – Шоуба на мгновение умолк и посмотрел на меня беспомощными глазами, – я нашел… Валеру Хатуа, рассказал ему все и показал рисунок. Валера вытаращил глаза и обещал узнать, так ли это. Через день нашел меня и сказал, что такая старуха на самом деле существует, но есть ли у нее драгоценности, не знает… Мы разработали… план – решили установить, есть ли люди, которые знают о старухе и ее драгоценностях, и наткнулись на одного врача…
– Ганиева, – невольно вырвалось у меня.
Шоуба вновь беспомощно улыбнулся:
– Да, Ганиева Игоря Филипповича… Вы все, конечно, знаете, так зачем выпытываете?
– Продолжай.
– У Валеры талант быстро находить общий язык с людьми, и Ганиева он обхаживал недолго. А потом так получилось, что мы пригласили его в ресторан. Врач оказался разговорчивым и за рюмкой водки признался, что у старухи хранится шкатулка с драгоценностями… О рисунке мы, конечно, не говорили, иначе он мог докумекать, кто мы такие.
– С какой стати Ганиев так разоткровенничался? – Я не смог скрыть удивления.
Шоуба же не сумел сдержать улыбки;
– Валера ведь хохмач, и представился, что мы – работники нашего музея. Сказал, что музей за такие драгоценности отвалит кучу денег, что нахождение их в частных руках – грех великий, и все такое прочее… И назвал такую сумму, что у меня потемнело в глазах, а Ганиев чуть слюну не стал пускать…
Я сделал усилие, чтобы не засмеяться: наконец-то понял суть и помыслы Ганиева – перед ним забрезжила надежда стать совладельцем большой суммы. Лозинская, продав государству драгоценности, уже не могла унести их в могилу, и деньги достались бы ему, Ганиеву.
– Но она – крепкий орешек, – предостерег нас Ганиев. Валера ответил, мол, сделает так, что она сама принесет драгоценности в музей. Он, дескать, через неделю заявится в гости к старухе вместе с экспертом-ювелиром, который оценит вещи и составит бумагу. Врач пообещал не говорить старухе ничего, и на этом мы разошлись… Закурить можно? – неожиданно спросил Шоуба.
– Пожалуйста. – Я пододвинул пачку сигарет и зажигалку.
Шоуба осторожно вынул сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил.
Затем медленно, без стука, опустил зажигалку на стол и, отгоняя дым рукой, вновь изобразил на лице улыбку, означающую, наверное, что наше примирение состоялось:
– Мы с Валерой убедились, что у старухи на самом деле имеются ценные вещички и есть чем поживиться, и решили ее обокрасть, Валера проник к ней на квартиру днем. Я стоял на стреме. Через полчаса он вышел. Увидев меня, плюнул и пошел по улице. Я догнал его. «Зачем я рисковал? – спросил он. – Там, кроме пыли и мышей, ничего нет». «А ты везде пошурудил?» Он посмотрел на меня, как на идиота, снова плюнул и ответил; «Не первый раз, знаю, как делается». Мы разошлись, а через три дня Валера сам прибежал ко мне; «Старуху кто-то убил!» – «Откуда известно?» – «Да весь город говорит… Ты что, глухой?» А потом предупредил; «Смотри, никому не проговорись, а то могут подумать, что я убил старуху. Нужна она мне сто лет…»
Рассказ Шоубы был настолько неожидан, что я растерялся. Услышав начало, предвкушал победу, но конец сбил с панталыку. Рушилось здание, которое возводил с таким трудом.
– Значит, Хатуа не убивал старуху и ничего из ее квартиры не брал?
– Нет, могу поклясться. – Шоуба коснулся рукой левой стороны груди. – Когда Валера проник в квартиру, старухи не было. Она куда-то ходила, я даже проводил ее взглядом. После этого Валера и двинул туда… И он ничего не взял, иначе я бы увидел. Так что до сих пор не знаю, были ли у старухи драгоценности, – сделал свое заключение Шоуба.
– Дальше? – спросил я машинально.
– Я поехал в Краснодар и сказал Дроганову, что ничего не вышло, – Шоуба опустил голову, немного помолчал. – Он не поверил, стал кричать и махать кулаками. Я не выдержал, дал ему по морде, сам получил…
– Между вами была драка?
– Да, – подтвердил Шоуба. – У Дроганова, – он немного помялся. – Маховик оказался – будь здоров… Он так изукрасил мою физию, что несколько дней я не выходил из общежития, а об институте и говорить нечего… С тех пор его не видел, а потом узнал, что в Краснодар приехали вы… Дроганов прибежал ко мне с этой вестью. Он был сам не свой и хныкал, что влип в историю с географией – от Полины узнал, что старуха убита. «Чего ты боишься?» – спросил его. «Как – чего? – взвился он. – Я с тобой пошутил, а ты убил ее, старуху эту… Зачем?» Я ответил, что не убивал ее. «Ври больше, – кричал Дроганов, – я так и поверил! Учти, если возьмутся за меня, сразу все выложу: скрывать мне нечего. А то могут подумать, что я все и организовал. А ты знаешь, что за это светит?..» Я не стал его разубеждать. Понял, он сдуру ляп нет такое, что потом не расхлебаешь, и все будут думать: убийство старухи – наших, моих и Валеры, рук дело… И вы так думаете, верно?
Наши взгляды встретились, но я ничего не ответил.
– Молчание – знак согласия, – расценил по-своему мое поведение Шоуба, но я не стал ни подтверждать его умозаключение, ни опровергать его.
– Я вновь поехал в Сухуми, – продолжал Шоуба, – и нашел Валеру. Он тоже запаниковал, и мы стали думать, что нам сделать такое, чтобы Дроганов не свалял дурака, но ничего придумать не смогли. «Хорошо, если меня посадят за попытку кражи, – сказал Валера, – я к этому уже привык, но если еще и убийство приклепают, тогда что? Это – вышка!» Я ушел от него, так и не решив, что делать с Дрогановым…
– Продолжай.
– Я приехал в Краснодар, – вздохнул Шоуба, – и узнал, что меня хотят исключить из института… А виноват Дроганов, ведь из-за бес цельных разъездов по его вине я пропускал занятия, и тут мне в голову ударила моча…
Я поморщился, и Шоуба это заметил:
– Ну-у… решил его угрохать: он ведь мог выдать нас… Но, как говорят, подвалил фарт – в одной забегаловке встретил Перегудова. Он был пьян в стельку. Я давно знал, что Дроганов – любовник Полины, но, увидев Перегудова, понял, что он дошел до точки… Я так, шутки ради, сказал ему, что лучший выход из положения – хлопнуть Дроганова, мол, на Кавказе настоящие джигиты именно так и поступают. Соврал, конечно. А он: «Сколько мне дадут за это?» Говорю: «Не больше восьми лет». «А не расстрел?» « Да ты что, чокнутый? – ответил я. – Расстрел, знаешь, что такое и за что его дают? Посмотри кодекс!» Он глянул на меня, и я заметил, что он плачет. Потом сказал, что убьет Дроганова… Я подумал, что это пьяный треп, не больше. И ушел. А через три дня Перегудов нашел меня. Был он как помешанный, твердил, что Дроганов оскорбил его. «Я убью его, я убью его!» И дернула меня нелегкая спросить: «Тогда чего ждешь?» – «А чем – пальцем? – ответил он. – Если имел бы что-нибудь, убил бы, как собаку!» Тогда я достал из карма на пистолет… – Шоуба умолк и, вынув платок, неслышно высморкался. – Он сразу стал серьезным, а потом сказал, что не умеет с ним обращаться. Я объяснил… Через три дня Перегудов отдал мне оружие, сказав, что одной сволочью на земле стало меньше.
– Перед убийством ты подходил к дому, где жил Дроганов? – спросил я.
– Да, несколько раз… Хотел узнать, когда он один будет в квартире. Перегудов об этом просил. Сам он ждал за углом. Я подкараулил, когда Дроганов приехал домой в обеденный перерыв, сказал Перегудову, а сам дал деру. В тот день Перегудов его и… – Шоуба щелкнул языком и, вытянув указательный палец правой руки, несколько раз согнул его, словно нажимая на невидимый курок.
– Если вы, как ты говоришь, не воспользовались драгоценностями Лозинской, то, скажи, откуда тогда у Дроганова автомашина? Да и по ресторанам, говорят, он стал похаживать в последнее время… Как это понять? Одно не вяжется с другим! – Интересно было знать, какой ответ даст Шоуба.
– По-моему, он промышлял наркотиками. – Шоуба высморкался в платок, – Вокруг Краснодара, в колхозах, растет много конопли, и из нее делают гашиш, кокнар…
– Откуда знаешь об этом? – перебил я. – Случайно, не был его клиентом?
– Да нет, – пряча глаза, ответил Шоуба. – Говорят, что и Полина снабжала деньгами, магазин ведь у нее, – добавил он как-то уж слишком быстро, и я подумал, не снабжал ли его самого наркотиками Дроганов для сбыта их в Абхазии? – Я решил поделиться с Валерой и поехал в Сухуми… «Да, наделали мы делов из-за ерунды», – сказал он. Я отдал ему пистолет.
– Где это было? На морвокзале?
– Нет, в другом месте.
– Предлагал ли Хатуа убрать Дроганова?
– Нет. Клянусь прахом отца, он просто сказал, чтобы я как-то успокоил его… И вот что из этого вышло!
– Успокоили… навсегда, – докончил я за Шоубу. – Зачем ты передал пистолет Хатуа?
– Он сам попросил…
– Не знаешь, зачем ему нужно было оружие?
– Нет, – как эхо, отозвался Шоуба.
– Учаву на самом деле не знаешь?
– Неужели вы еще не убедились в этом? – как-то укоризненно произнес Шоуба.
– Ты сам откуда взял пистолет?
– Помните, я говорил, что у меня умер дядя? Так вот, он привез этот пистолет с войны и хранил с тех пор. Я его выкрал и носил с собой. Дядя, правда, поднял шум, узнав о пропаже, но я так и не раскололся.
– Да, ты тоже крепкий орешек, – полупохвалил я Шоубу, вспомнив его рассказ о том, как Ганиев выразился о Лозинской. – Патронами где разжился?
– Патроны в двух обоймах при пистолете. Он был весь в солидольчике… Дядя, видимо, даже не стрелял из него, но регулярно чистил.
Вошел Шота Гагуа, который словно дожидался конца нашего разговора. Только сейчас я понял, что он надолго отлучался из кабинета, но тогда не обратил на это внимания – оно было направлено лишь на Шоу-бу.
Когда Шоубу увели, Шота сказал:
– Могу поздравить: Хатуа нигде нет. Пока ты допрашивал Шоубу, я наводил справки. Словно испарился…
Не заезжая на работу – был поздний вечер – усталый и голодный, я поехал домой.
– Что у тебя под глазами? Посмотри на себя! – встретила меня тревожно жена.
Я подошел к трюмо. На меня глядело почерневшее и ставшее словно чужим лицо. Темные круги под глазами, как синяки.
Приняв душ, поужинал и направился к двери.
– Куда ты? – спросила Манана.
– На работу.
– Но ведь рабочий день кончился! Отдохни, книгу, наконец, почитай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10