гораздо хуже, если ты стыдишься болезни и молчишь о ней, избегая лечения. Кстати, ты задумывался над тем, почему такими действенными оказываются наши обращения к людям с просьбой помочь найти опасных преступников?
– Все понимают: зло. Социальное зло!
– Вот видишь: понимают! И считают своим гражданским долгом бороться с ним вместе с нами.
– Конечно.
– Вот почему дело, которым мы заняты сейчас, – не рядовое, – уже спокойнее закончил Олег Владимирович.
– Да… Ведь ей всего тридцать лет… – подумал вслух Герман Михайлович.
– Кто-то же сделал ее такой, – ответил Олег Владимирович.
– Узнаем. Сейчас другие заботы.
– Советую подождать майора Репрынцева…
– Тот из-под земли достанет, – живо согласился Первухин, – А где он?
– Из отпуска должен вернуться через неделю. Уехал на курорт. Иначе отозвали бы. Но он наверстает, – успокоил Чернов.
– А пока караулим старшиновский перевод, – улыбнулся Герман Михайлович. – Его тридцатка лежит, а ее никто не требует.
– Пустое дело. Эта барышня не мелочная: на такую дешевую наживку не клюнет. И долги Рязанцевой, да и Обкатовой простит, не сомневаюсь. Она прекрасно понимает, что на этом ее легко зацепить, ей время дороже… Так что мы сейчас весьма зависим от Феди.
Майор милиции Федор Ефимович Репрынцев – одна из самых колоритных фигур уголовного розыска города, Это сказано без малейшего преувеличения.
Неприметный человек, он двадцать лет бессменно ведет едва ли не самые беспокойные, не всегда поддающиеся объективной оценке дела. Можно уверенно сказать, что никто столько не мотается по городу и всему Советскому Союзу, столько не разговаривает порой до хрипоты по телефону, столько не выдерживает самых неожиданных встреч, сколько Федор Ефимович Репрынцев. Одновременно с этим он успевает подшивать в свои многотомные дела ежедневно десятки бумажек и бумаг, которые получает на свои запросы во все концы и во все ведомства. Федор Ефимович – многоопытнейший розыскник, хотя и у него порой бывают «ляпы», причем самые курьезные, когда, расставив сотни своих «капканов» по всему свету, он вдруг с искренним удивлением обнаруживает, что разыскиваемый им преступник все время сидел под его собственным «креслом».
В такие исключительные мгновения в приступе самокритичности Федор Ефимович может от всей души и громко спросить окружающих:
– Нет, вы когда-нибудь видели такого дурака?!
И в этой ситуации лучше всего не молчать, а громко посочувствовать примерно так:
– Что вы, Федор Ефимович, и на солнце бывают пятна…
Его ремесло уже давно и навечно наложило на него свой отпечаток. Если у Федора Ефимовича дела плохи, он весь встрепан, проносится мимо знакомых не здороваясь. В такие дни он ершист, задирист и может быть грубым. И тогда вокруг многие ворчат, что с ним невозможно работать.
Когда же все идет гладко, он добр и простодушен, склонен поговорить о посторонних делах, даже дать взаймы денег. И тогда этим спешат воспользоваться,
Познания Федора Ефимовича, применительно к профессии, универсальны. Ему известны все профсоюзные законы и ведомственные инструкции, все тонкости промышленной кооперации и обмена квартир, порядок оформления самых сложных документов: от назначения пенсии без трудовой книжки до нотариальных операций по наследственным делам. Он чует все входы и выходы, способен не заблудиться в самых сложных лабиринтах человеческих отношений, установить родственные связи преступников, не говоря уж об их знакомствах, которые знает лучше, чем те знают их сами.
Он-то и включился после возвращения из отпуска в поиски скрывшегося кассира торгово-кулинарного училища, начав о того, что дотошно расспросил о деталях события всех, кто принимал участие в расследовании.
Надо сказать, что в работе у Федора Ефимовича есть хорошее правило: постоянно держать в курсе розыскных дел следствие, чтобы оно со своей стороны могло без промедления принимать свои меры.
Правда, первые дополнительные сведения, полученные Федором Ефимовичем, не поражали воображения. Он узнал, что эффектная блондинка в любой обстановке не стеснялась щелкать семечки, что ела не совсем интеллигентно и поэтому вынуждена была часто пользоваться платком. Красила ногти ярким лаком и любила угощать конфетами незнакомых детей; одевалась ярко, но дома имела привычку ходить в нижнем белье.
– Какое отношение к делу это все имеет, Федор Ефимович? – спрашивали его.
– Никакого, пока не узнаем ее фамилии, – отвечал он, не смущаясь, и добавлял неопределенно: – Может, пригодится…
А сам день ото дня становился беспокойнее, суетливее и вспыльчивее. Чем бы это кончилось, угадать трудно. Но однажды утром он ворвался в кабинет Олега Владимировича Чернова и положил на стол телеграмму:
– Вот! – объявил громко. – Надо срочно ехать в Караганду.
Начальник уголовного розыска придвинул телеграмму к себе и почти сразу же снял трубку телефона:
– Герман Михайлович, поднимайся-ка ко мне. У меня Федор Ефимович с подарком…
…Полученная телеграмма извещала, что на имя начальника уголовного розыска управления внутренних дел Карагандинской области Казахстана подполковника милиции Олжубаева поступил рапорт следователя – старшего лейтенанта А. Пака, в котором он сообщал:
«В Рязанцевой-Обкатовой, объявленной плакатом-розыском города Свердловска, мною опознана Катышева Александра Никитична, 1938 года рождения, уроженка Кузнецкого района Кемеровской области, русская, работавшая в строительно-монтажном управлении № 6 Караганды, проживавшая ранее в Караганде, по улице Ержанова…
При проверке по месту указанной работы по учету личных кадров личность Катышевой Александры Никитичны подтверждена…
…С гражданкой Катышевой следователю А. Паку приходилось работать в 1967 году при расследовании уголовного дела, возбужденного в связи с кражей дамской дохи в бытовом комбинате «Улыбка», а также в 1968 году при расследовании спекулятивных операций промышленными товарами в Караганде… Материалы названных дел высланы следственному отделу управления внутренних дел города Свердловска…»
– Куда вы просите командировку, в Караганду? – спросил Олег Владимирович, когда они с Германом Михайловичем ознакомились с телеграммой.
– В Караганду. И еще – в Омск и Темиртау, – попросил Федор Ефимович.
– Сразу – так широко? – спросил Чернов.
– Чтобы потом не тратиться на телеграфные запросы, товарищ подполковник, – объяснил Репрынцев. – В докладной Захарченко приводятся слова Старшинова насчет того, что особа эта когда-то жила в Темиртау…
– Погоди, – остановил его Чернов.
– Понял, товарищ подполковник! – по-служебному осекся Федор Ефимович. – Надо поближе познакомиться, ну… посмотреть этот городок… Так точно – Темиртау. Что касается Омска, то это по пути.
Олег Владимирович, конечно, понимал, что Федор Ефимович не из простаков: он своего в запросах не упустит. Но Олег Владимирович знал и то, что перечить Репрынцеву тоже хлопотно: он может так взорваться и так долго доказывать, что лучше заранее пожертвовать тремя лишними сутками, чем затевать спор.
– Добро, – сказал Чернов. – Поезжай. Когда думаешь?
– Извините, товарищ подполковник… Я уже заказал билет.
– Уже?
– Я знал, что вы поймете меня, – сознался Федор Ефимович.
– Короче?
– Через два часа самолет. Понимаете, я уже билет купил. Можно вашу машину до аэропорта? А то – опоздаю.
– Тебе же собраться надо!
– У меня в сейфе по привычке страховой запас белья, мыльница и зубная щетка. А жене я уже позвонил…
– Ну, раз так – ладно! Где рапорт о командировке?
– Пожалуйста! – выложил перед ним бумагу Федор Ефимович. – А то деньги-то на билет я под честное слово взял…
– Федор Ефимович!..
– Приходится! – в признательной улыбке объяснил Федор Ефимович. – Зато – тепленькую постараемся привезти…
Александра Пака Федор Ефимович встретил около полудня следующего дня.
– Пройдоха, – охарактеризовал Пак Катышеву после короткого разговора.
Он хотел помочь Федору Ефимовичу и отпросился в поездку с ним до конца дня: благо, от Караганды до Темиртау всего шестьдесят километров. Там, в отделе кадров металлургического комбината, довольно быстро установили, что Катышева работала в одном из цехов, Но недолго… Из справки адресного бюро стало ясно, что из Темиртау она выехала.
И вот тут Федор Ефимович вспомнил о некоем строительном управлении шоссейных дорог, о котором упоминала директор торгово-кулинарного училища.
– По-моему, о таком управлении я слышал в Караганде, – сказал Пак. – Во всяком случае нечто подобное есть. Проверить не мешает.
Пришлось возвращаться.
Приехали в Караганду ночью. Александр Пак поспешил домой, Федор Ефимович – в гостиницу.
Мест не было. Но Репрынцев не из тех, кто не умеет устроиться. Он уселся в вестибюле «Караганды», просмотрел газеты, припасенные еще днем. Потом демонстративно развернул плакат так, чтобы дежурная администратор не могла не увидеть крупную надпись: «Разыскивается!..»
Плакат подействовал. Когда внимание к нему окрепло, Федор Ефимович решился на упрек в адрес работников гостиницы: пусть идет в городе высокое совещание, но разве обыкновенный старший инспектор уголовного розыска не имеет права на отдых?
Справедливость восторжествовала: майор Репрынцев получил отдельный номер на четвертом этаже. Больше того, его, очень деликатно, проводила сама дежурный администратор.
– Между прочим, я видела эту женщину, – сообщила она, поднимаясь по лестнице.
– Да? И хорошо помните?
– Она жила на третьем этаже, – уверенно сказала та. – Я была тогда этажной, сейчас – повысили. Фамилии ее не знаю.
– Чем же она запомнилась?
– Нашей официантке предлагала однокомнатную квартиру. Кооперативную. Хотела продать.
– А где живет ваша официантка?
– Здесь, в Караганде.
…На следующее утро Федор Ефимович галантно представился официантке «Караганды». Знакомство состоялось в прихожей и не было осложнено никакими неожиданностями, кроме минутного испуга хозяйки, что Федор Ефимович целиком отнес на свой счет: явился в половине восьмого.
Оказалось, что официантка хорошо знала не только Шуру Катышеву, но и ее постоянного партнера по ресторану – Колю; знала не только его имя, но и домашний адрес.
…Колю разбудили в девять. Перепугался он сильнее, чем официантка, но сразу заявил, что Шура давно куда-то уехала.
– И не оставила адреса? – спросил Федор Ефимович.
– Нет.
– Как у вас все несолидно, – упрекнул его Репрынцев при прощании.
– Найдем, – успокоил его Пак, когда они встретились после утренних поездок Федора Ефимовича.
И нашли. Оказывается, после строительно-монтажного управления Катышева работала в коммунальном отделе исполкома горсовета, откуда через два месяца также уволилась. Ее увольнение позднее связывали с пропажей круглой печати, которой заверяли записи в трудовых книжках. И так как новую печать сделали очень быстро, то по поводу исчезновения первой решили шума не затевать. Да и вряд ли это имело смысл, подумал немного позднее Федор Ефимович, когда установил, что предусмотрительная Катышева выписалась из Караганды за два дня до увольнения с работы.
Катышевой удивительно везло. Как правило, долго на одной работе она не задерживалась, блнзких знакомств с сослуживцами не заводила. И поэтому, когда уходила, в памяти людей особых воспоминаний не оставляла. Почти десять дней Федор Ефимович кропотливо рылся в карагандинских знакомствах Катышевой. Были они поразительно похожи, эти случайные встречи, чаще всего ресторанные: мимолетные связи с мужчинами, которые сейчас испытывали одну лишь стыдливую неловкость. Никто из них ничем не мог помочь Репрынцеву, И все-таки настойчивость Федора Ефимовича дала результат.
В строительно-монтажном управлении он натолкнулся на разговорчивую сотрудницу, которая знала Катышеву и, видимо, не любила ее по каким-то своим причинам. От нее-то он и узнал, что у прежнего начальника управления из-за Катышевой были какие-то неприятности.
– А точнее нельзя? – допытывался Федор Ефимович.
– Да разное говорили… Она от нас в горисполком уходила, а потом оттуда скрылась.
– Мне говорили, что она уволилась.
– Мало ли что говорят. А начальника нашего она тогда ограбила. Вот. Ему со всех сторон досталось: и от жены, и от высших… Он же на нее характеристику писал.
…Федору Ефимовичу пришлось снова заняться коммунальным отделом… На этот раз он не был столь доверчивым. За увольнением Катышевой крылась довольно запутанная история. Да, Катышева подавала заявление об увольнении, Ее просьбу удовлетворили, оформив надлежащим приказом, и выдали обходной лист. После этого ни обходного листа, ни самой Катышевой больше не видели. Все объяснилось, когда в отделе кадров обнаружили, что ее трудовой книжки у них нет и Катышевой незачем к ним было приходить. Позднее хватились и печати, которой заверяли записи в трудовых книжках… Еще позднее узнали, что Катышева осталась должна крупную сумму своему бывшему начальнику по строительно-монтажному управлению… Вот и получилось: человек уволен по закону, а больше похоже на то, что скрылся.
Что мог обо всем этом думать инспектор уголовного. розыска Федор Ефимович Репрынцев? Прежде всего поражало его то, что Катышеву не стали разыскивать.
Почему?!
И вот – новое знакомство…
– Мешконцев, – не встав из-за стола, назвался Федору Ефимовичу крупный лысеющий человек, слегка нагнув голову в поклоне, что, вероятно, следовало принять за оказанную честь.
Присев на стул перед его огромным столом, Федор Ефимович сразу как бы стал меньше ростом, но с достоинством ответил:
– Майор милиции Репрынцев. – Потом усилил: – Из уголовного розыска.
– Чем проектная организация могла заинтересовать милицию, да еще уголовный розыск? – снисходительно осведомился Мешконцев.
– Тем более – города Свердловска, – в тон ему добавил Федор Ефимович.
– Даже? – попробовал скрыть удивление за веселостью Мешконцев.
Но Федор Ефимович решил не заметить этого и перешел к делу:
– Вверенная вам проектная организация нас не интересует. Я пришел лично к вам.
– Ко мне, значит… – Мешконцев сбросил с себя добродушие. – Пожалуйста, слушаю.
– Раньше вы работали в строительно-монтажном управлении шоссейных дорог.
– Было, было такое. Уже забывать стал.
– За год-то? А я как раз надеюсь на вашу память, – бодро признался Федор Ефимович.
– Попробуйте.
– У вас в управлении в то время работала некая Катышева Александра Никитична.
– Возможно.
– Да точно, товарищ Мешконцев. Особа довольно приметная. Потом она ушла в коммунальный отдел горисполкома. Оттуда скрылась…
– Уволилась, я слышал.
– Скрылась. И у вас из-за этого, насколько я понимаю, были некоторые неприятности.
– Ну, какие у меня могли быть неприятности?
– Об этом я и хочу спросить вас.
– Были неприятные разговоры в связи с этой особой, – нехотя признался Мешконцев, всем видом показывая, что делает это только из стремления как можно быстрее закончить беседу. – Но я не принял на себя никаких упреков. Катышева переходила от нас в коммунальный отдел по собственному желанию. Претензий по работе к ней не имелось, и, естественно, я подписал положительную характеристику. А спустя два месяца она, видимо, решила уехать из Караганды, и там у них произошла какая-то история с увольнением…
– Она скрылась, – поправил его Репрынцев.
– Повторяю, я этого не знаю, – жестко ответил ему Мешконцев.
– Как же не знаете, если сами пострадали при этом? Катышева осталась вам должна крупную сумму денег. А вас это не волнует. Не волнует?
Мешконцев обдумывал ответ.
– Если я не говорю об этом, значит – нет, – сказал он.
– А вашу жену?
– Вам позволительно вести такой разговор? – несколько оскорбленный, спросил Мешконцев.
– Да.
– Будьте любезны, объясните.
– Пожалуйста. Думаю, вы поверите мне, если я скажу, что приехал в Караганду из Свердловска не ради ваших личных дел. Катышева совершила серьезное уголовное преступление и сейчас скрывается. Она была опознана здесь, в Караганде. И меня интересует все, что связано с этой женщиной, в том числе и обстоятельства, при которых она заполучила ваши деньги и увезла их. Если вы не хотите говорить со мной об этом, я могу думать только одно: вас связывают с преступницей какие-то личные отношения. И в таком случае я имею еще большее право спрашивать.
– Что она сделала там, в Свердловске? Я могу знать?
– Похитила около десяти тысяч государственных денег.
– Да. Это действительно серьезно, – мрачно согласился Мешконцев.
– Каким образом она забрала деньги у вас? – сразу спросил Федор Ефимович.
– Я сам ей дал. Она пообещала устроить мне импортную мебель.
– Но она работала не в торговле!
– У нее были знакомые в хозмебельторге.
– Понятно, – вслух заключил Репрынцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Все понимают: зло. Социальное зло!
– Вот видишь: понимают! И считают своим гражданским долгом бороться с ним вместе с нами.
– Конечно.
– Вот почему дело, которым мы заняты сейчас, – не рядовое, – уже спокойнее закончил Олег Владимирович.
– Да… Ведь ей всего тридцать лет… – подумал вслух Герман Михайлович.
– Кто-то же сделал ее такой, – ответил Олег Владимирович.
– Узнаем. Сейчас другие заботы.
– Советую подождать майора Репрынцева…
– Тот из-под земли достанет, – живо согласился Первухин, – А где он?
– Из отпуска должен вернуться через неделю. Уехал на курорт. Иначе отозвали бы. Но он наверстает, – успокоил Чернов.
– А пока караулим старшиновский перевод, – улыбнулся Герман Михайлович. – Его тридцатка лежит, а ее никто не требует.
– Пустое дело. Эта барышня не мелочная: на такую дешевую наживку не клюнет. И долги Рязанцевой, да и Обкатовой простит, не сомневаюсь. Она прекрасно понимает, что на этом ее легко зацепить, ей время дороже… Так что мы сейчас весьма зависим от Феди.
Майор милиции Федор Ефимович Репрынцев – одна из самых колоритных фигур уголовного розыска города, Это сказано без малейшего преувеличения.
Неприметный человек, он двадцать лет бессменно ведет едва ли не самые беспокойные, не всегда поддающиеся объективной оценке дела. Можно уверенно сказать, что никто столько не мотается по городу и всему Советскому Союзу, столько не разговаривает порой до хрипоты по телефону, столько не выдерживает самых неожиданных встреч, сколько Федор Ефимович Репрынцев. Одновременно с этим он успевает подшивать в свои многотомные дела ежедневно десятки бумажек и бумаг, которые получает на свои запросы во все концы и во все ведомства. Федор Ефимович – многоопытнейший розыскник, хотя и у него порой бывают «ляпы», причем самые курьезные, когда, расставив сотни своих «капканов» по всему свету, он вдруг с искренним удивлением обнаруживает, что разыскиваемый им преступник все время сидел под его собственным «креслом».
В такие исключительные мгновения в приступе самокритичности Федор Ефимович может от всей души и громко спросить окружающих:
– Нет, вы когда-нибудь видели такого дурака?!
И в этой ситуации лучше всего не молчать, а громко посочувствовать примерно так:
– Что вы, Федор Ефимович, и на солнце бывают пятна…
Его ремесло уже давно и навечно наложило на него свой отпечаток. Если у Федора Ефимовича дела плохи, он весь встрепан, проносится мимо знакомых не здороваясь. В такие дни он ершист, задирист и может быть грубым. И тогда вокруг многие ворчат, что с ним невозможно работать.
Когда же все идет гладко, он добр и простодушен, склонен поговорить о посторонних делах, даже дать взаймы денег. И тогда этим спешат воспользоваться,
Познания Федора Ефимовича, применительно к профессии, универсальны. Ему известны все профсоюзные законы и ведомственные инструкции, все тонкости промышленной кооперации и обмена квартир, порядок оформления самых сложных документов: от назначения пенсии без трудовой книжки до нотариальных операций по наследственным делам. Он чует все входы и выходы, способен не заблудиться в самых сложных лабиринтах человеческих отношений, установить родственные связи преступников, не говоря уж об их знакомствах, которые знает лучше, чем те знают их сами.
Он-то и включился после возвращения из отпуска в поиски скрывшегося кассира торгово-кулинарного училища, начав о того, что дотошно расспросил о деталях события всех, кто принимал участие в расследовании.
Надо сказать, что в работе у Федора Ефимовича есть хорошее правило: постоянно держать в курсе розыскных дел следствие, чтобы оно со своей стороны могло без промедления принимать свои меры.
Правда, первые дополнительные сведения, полученные Федором Ефимовичем, не поражали воображения. Он узнал, что эффектная блондинка в любой обстановке не стеснялась щелкать семечки, что ела не совсем интеллигентно и поэтому вынуждена была часто пользоваться платком. Красила ногти ярким лаком и любила угощать конфетами незнакомых детей; одевалась ярко, но дома имела привычку ходить в нижнем белье.
– Какое отношение к делу это все имеет, Федор Ефимович? – спрашивали его.
– Никакого, пока не узнаем ее фамилии, – отвечал он, не смущаясь, и добавлял неопределенно: – Может, пригодится…
А сам день ото дня становился беспокойнее, суетливее и вспыльчивее. Чем бы это кончилось, угадать трудно. Но однажды утром он ворвался в кабинет Олега Владимировича Чернова и положил на стол телеграмму:
– Вот! – объявил громко. – Надо срочно ехать в Караганду.
Начальник уголовного розыска придвинул телеграмму к себе и почти сразу же снял трубку телефона:
– Герман Михайлович, поднимайся-ка ко мне. У меня Федор Ефимович с подарком…
…Полученная телеграмма извещала, что на имя начальника уголовного розыска управления внутренних дел Карагандинской области Казахстана подполковника милиции Олжубаева поступил рапорт следователя – старшего лейтенанта А. Пака, в котором он сообщал:
«В Рязанцевой-Обкатовой, объявленной плакатом-розыском города Свердловска, мною опознана Катышева Александра Никитична, 1938 года рождения, уроженка Кузнецкого района Кемеровской области, русская, работавшая в строительно-монтажном управлении № 6 Караганды, проживавшая ранее в Караганде, по улице Ержанова…
При проверке по месту указанной работы по учету личных кадров личность Катышевой Александры Никитичны подтверждена…
…С гражданкой Катышевой следователю А. Паку приходилось работать в 1967 году при расследовании уголовного дела, возбужденного в связи с кражей дамской дохи в бытовом комбинате «Улыбка», а также в 1968 году при расследовании спекулятивных операций промышленными товарами в Караганде… Материалы названных дел высланы следственному отделу управления внутренних дел города Свердловска…»
– Куда вы просите командировку, в Караганду? – спросил Олег Владимирович, когда они с Германом Михайловичем ознакомились с телеграммой.
– В Караганду. И еще – в Омск и Темиртау, – попросил Федор Ефимович.
– Сразу – так широко? – спросил Чернов.
– Чтобы потом не тратиться на телеграфные запросы, товарищ подполковник, – объяснил Репрынцев. – В докладной Захарченко приводятся слова Старшинова насчет того, что особа эта когда-то жила в Темиртау…
– Погоди, – остановил его Чернов.
– Понял, товарищ подполковник! – по-служебному осекся Федор Ефимович. – Надо поближе познакомиться, ну… посмотреть этот городок… Так точно – Темиртау. Что касается Омска, то это по пути.
Олег Владимирович, конечно, понимал, что Федор Ефимович не из простаков: он своего в запросах не упустит. Но Олег Владимирович знал и то, что перечить Репрынцеву тоже хлопотно: он может так взорваться и так долго доказывать, что лучше заранее пожертвовать тремя лишними сутками, чем затевать спор.
– Добро, – сказал Чернов. – Поезжай. Когда думаешь?
– Извините, товарищ подполковник… Я уже заказал билет.
– Уже?
– Я знал, что вы поймете меня, – сознался Федор Ефимович.
– Короче?
– Через два часа самолет. Понимаете, я уже билет купил. Можно вашу машину до аэропорта? А то – опоздаю.
– Тебе же собраться надо!
– У меня в сейфе по привычке страховой запас белья, мыльница и зубная щетка. А жене я уже позвонил…
– Ну, раз так – ладно! Где рапорт о командировке?
– Пожалуйста! – выложил перед ним бумагу Федор Ефимович. – А то деньги-то на билет я под честное слово взял…
– Федор Ефимович!..
– Приходится! – в признательной улыбке объяснил Федор Ефимович. – Зато – тепленькую постараемся привезти…
Александра Пака Федор Ефимович встретил около полудня следующего дня.
– Пройдоха, – охарактеризовал Пак Катышеву после короткого разговора.
Он хотел помочь Федору Ефимовичу и отпросился в поездку с ним до конца дня: благо, от Караганды до Темиртау всего шестьдесят километров. Там, в отделе кадров металлургического комбината, довольно быстро установили, что Катышева работала в одном из цехов, Но недолго… Из справки адресного бюро стало ясно, что из Темиртау она выехала.
И вот тут Федор Ефимович вспомнил о некоем строительном управлении шоссейных дорог, о котором упоминала директор торгово-кулинарного училища.
– По-моему, о таком управлении я слышал в Караганде, – сказал Пак. – Во всяком случае нечто подобное есть. Проверить не мешает.
Пришлось возвращаться.
Приехали в Караганду ночью. Александр Пак поспешил домой, Федор Ефимович – в гостиницу.
Мест не было. Но Репрынцев не из тех, кто не умеет устроиться. Он уселся в вестибюле «Караганды», просмотрел газеты, припасенные еще днем. Потом демонстративно развернул плакат так, чтобы дежурная администратор не могла не увидеть крупную надпись: «Разыскивается!..»
Плакат подействовал. Когда внимание к нему окрепло, Федор Ефимович решился на упрек в адрес работников гостиницы: пусть идет в городе высокое совещание, но разве обыкновенный старший инспектор уголовного розыска не имеет права на отдых?
Справедливость восторжествовала: майор Репрынцев получил отдельный номер на четвертом этаже. Больше того, его, очень деликатно, проводила сама дежурный администратор.
– Между прочим, я видела эту женщину, – сообщила она, поднимаясь по лестнице.
– Да? И хорошо помните?
– Она жила на третьем этаже, – уверенно сказала та. – Я была тогда этажной, сейчас – повысили. Фамилии ее не знаю.
– Чем же она запомнилась?
– Нашей официантке предлагала однокомнатную квартиру. Кооперативную. Хотела продать.
– А где живет ваша официантка?
– Здесь, в Караганде.
…На следующее утро Федор Ефимович галантно представился официантке «Караганды». Знакомство состоялось в прихожей и не было осложнено никакими неожиданностями, кроме минутного испуга хозяйки, что Федор Ефимович целиком отнес на свой счет: явился в половине восьмого.
Оказалось, что официантка хорошо знала не только Шуру Катышеву, но и ее постоянного партнера по ресторану – Колю; знала не только его имя, но и домашний адрес.
…Колю разбудили в девять. Перепугался он сильнее, чем официантка, но сразу заявил, что Шура давно куда-то уехала.
– И не оставила адреса? – спросил Федор Ефимович.
– Нет.
– Как у вас все несолидно, – упрекнул его Репрынцев при прощании.
– Найдем, – успокоил его Пак, когда они встретились после утренних поездок Федора Ефимовича.
И нашли. Оказывается, после строительно-монтажного управления Катышева работала в коммунальном отделе исполкома горсовета, откуда через два месяца также уволилась. Ее увольнение позднее связывали с пропажей круглой печати, которой заверяли записи в трудовых книжках. И так как новую печать сделали очень быстро, то по поводу исчезновения первой решили шума не затевать. Да и вряд ли это имело смысл, подумал немного позднее Федор Ефимович, когда установил, что предусмотрительная Катышева выписалась из Караганды за два дня до увольнения с работы.
Катышевой удивительно везло. Как правило, долго на одной работе она не задерживалась, блнзких знакомств с сослуживцами не заводила. И поэтому, когда уходила, в памяти людей особых воспоминаний не оставляла. Почти десять дней Федор Ефимович кропотливо рылся в карагандинских знакомствах Катышевой. Были они поразительно похожи, эти случайные встречи, чаще всего ресторанные: мимолетные связи с мужчинами, которые сейчас испытывали одну лишь стыдливую неловкость. Никто из них ничем не мог помочь Репрынцеву, И все-таки настойчивость Федора Ефимовича дала результат.
В строительно-монтажном управлении он натолкнулся на разговорчивую сотрудницу, которая знала Катышеву и, видимо, не любила ее по каким-то своим причинам. От нее-то он и узнал, что у прежнего начальника управления из-за Катышевой были какие-то неприятности.
– А точнее нельзя? – допытывался Федор Ефимович.
– Да разное говорили… Она от нас в горисполком уходила, а потом оттуда скрылась.
– Мне говорили, что она уволилась.
– Мало ли что говорят. А начальника нашего она тогда ограбила. Вот. Ему со всех сторон досталось: и от жены, и от высших… Он же на нее характеристику писал.
…Федору Ефимовичу пришлось снова заняться коммунальным отделом… На этот раз он не был столь доверчивым. За увольнением Катышевой крылась довольно запутанная история. Да, Катышева подавала заявление об увольнении, Ее просьбу удовлетворили, оформив надлежащим приказом, и выдали обходной лист. После этого ни обходного листа, ни самой Катышевой больше не видели. Все объяснилось, когда в отделе кадров обнаружили, что ее трудовой книжки у них нет и Катышевой незачем к ним было приходить. Позднее хватились и печати, которой заверяли записи в трудовых книжках… Еще позднее узнали, что Катышева осталась должна крупную сумму своему бывшему начальнику по строительно-монтажному управлению… Вот и получилось: человек уволен по закону, а больше похоже на то, что скрылся.
Что мог обо всем этом думать инспектор уголовного. розыска Федор Ефимович Репрынцев? Прежде всего поражало его то, что Катышеву не стали разыскивать.
Почему?!
И вот – новое знакомство…
– Мешконцев, – не встав из-за стола, назвался Федору Ефимовичу крупный лысеющий человек, слегка нагнув голову в поклоне, что, вероятно, следовало принять за оказанную честь.
Присев на стул перед его огромным столом, Федор Ефимович сразу как бы стал меньше ростом, но с достоинством ответил:
– Майор милиции Репрынцев. – Потом усилил: – Из уголовного розыска.
– Чем проектная организация могла заинтересовать милицию, да еще уголовный розыск? – снисходительно осведомился Мешконцев.
– Тем более – города Свердловска, – в тон ему добавил Федор Ефимович.
– Даже? – попробовал скрыть удивление за веселостью Мешконцев.
Но Федор Ефимович решил не заметить этого и перешел к делу:
– Вверенная вам проектная организация нас не интересует. Я пришел лично к вам.
– Ко мне, значит… – Мешконцев сбросил с себя добродушие. – Пожалуйста, слушаю.
– Раньше вы работали в строительно-монтажном управлении шоссейных дорог.
– Было, было такое. Уже забывать стал.
– За год-то? А я как раз надеюсь на вашу память, – бодро признался Федор Ефимович.
– Попробуйте.
– У вас в управлении в то время работала некая Катышева Александра Никитична.
– Возможно.
– Да точно, товарищ Мешконцев. Особа довольно приметная. Потом она ушла в коммунальный отдел горисполкома. Оттуда скрылась…
– Уволилась, я слышал.
– Скрылась. И у вас из-за этого, насколько я понимаю, были некоторые неприятности.
– Ну, какие у меня могли быть неприятности?
– Об этом я и хочу спросить вас.
– Были неприятные разговоры в связи с этой особой, – нехотя признался Мешконцев, всем видом показывая, что делает это только из стремления как можно быстрее закончить беседу. – Но я не принял на себя никаких упреков. Катышева переходила от нас в коммунальный отдел по собственному желанию. Претензий по работе к ней не имелось, и, естественно, я подписал положительную характеристику. А спустя два месяца она, видимо, решила уехать из Караганды, и там у них произошла какая-то история с увольнением…
– Она скрылась, – поправил его Репрынцев.
– Повторяю, я этого не знаю, – жестко ответил ему Мешконцев.
– Как же не знаете, если сами пострадали при этом? Катышева осталась вам должна крупную сумму денег. А вас это не волнует. Не волнует?
Мешконцев обдумывал ответ.
– Если я не говорю об этом, значит – нет, – сказал он.
– А вашу жену?
– Вам позволительно вести такой разговор? – несколько оскорбленный, спросил Мешконцев.
– Да.
– Будьте любезны, объясните.
– Пожалуйста. Думаю, вы поверите мне, если я скажу, что приехал в Караганду из Свердловска не ради ваших личных дел. Катышева совершила серьезное уголовное преступление и сейчас скрывается. Она была опознана здесь, в Караганде. И меня интересует все, что связано с этой женщиной, в том числе и обстоятельства, при которых она заполучила ваши деньги и увезла их. Если вы не хотите говорить со мной об этом, я могу думать только одно: вас связывают с преступницей какие-то личные отношения. И в таком случае я имею еще большее право спрашивать.
– Что она сделала там, в Свердловске? Я могу знать?
– Похитила около десяти тысяч государственных денег.
– Да. Это действительно серьезно, – мрачно согласился Мешконцев.
– Каким образом она забрала деньги у вас? – сразу спросил Федор Ефимович.
– Я сам ей дал. Она пообещала устроить мне импортную мебель.
– Но она работала не в торговле!
– У нее были знакомые в хозмебельторге.
– Понятно, – вслух заключил Репрынцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10