Адреса родственников, у которых она живет, я не знаю. Но она заходит к нам в «Олимпию» почти каждый день.
– Значит, по адресному ее искать бесполезно.
– Мы следователи, И давайте договоримся, – предложила Казарина. – Я с нашими девчатами сегодня попытаюсь разыскать Полину и доставить к вам. Иного-то выхода нет, Дайте адрес вашего райотдела и ждите нас к вечеру. До десяти – гарантирую.
Вдруг Казарина улыбнулась по-озорному.
– Чего это вы? – не сдержалась Булыгина.
– Вспомнила особую примету, – заговорщически сообщила Казарина и почти на ухо сказала: – Лифчик – седьмой номер. Барышня – будь здоров!..
И рассмеялась.
Открытая и властная, энергичная и немного озорная, Казарина невольно располагала к доверию. И Валентина Петровна возвращалась в райотдел удовлетворенная.
К удивлению Валентины Петровны, Казарина с Борисовой заявились к ней еще до семи вечера. В отличие от подруги Полина казалась какой-то домашней, мягкой, тихоголосой. Валентина Петровна даже отметила про себя, что она волнуется. Тем не менее, стеснительно улыбнувшись, Борисова заговорила первой:
– Вот меня и доставили. Я почти все знаю. Спрашивайте.
– Она у нас такая: идеально организованная. Это потому, что у нее уже двое детей, хотя она на четыре года моложе меня…
– Шура! – вспыхнула Борисова.
– Вы не торопитесь? – спросила Валентина Петровна.
– Нет, нет, – ответила Полина.
– Я вижу, Александра Моисеевна постаралась. Понимаете, – Валентина Петровна взглянула в свои записи, – Полина Яковлевна, мне необходимо знать фамилию этого Аркадия, знакомого Светланы.
– Старшинов Аркадий. Отчество не знаю. Живет в Кустанае. Работает где-то в сельхозуправлении или… в общем, в сельскохозяйственном ведомстве.
– А должность?
– Понятия не имею. – И сразу предупредила: – Но не специалист.
– То есть?
– Ну, не агроном, не механик, не зоотехник. Я когда-то с ним в одном совхозе жила. То есть… В общем, я заканчивала десятилетку. Мои папа и мама все еще там. Тогда Старшинов этот был у нас… Не поймешь, кем он был. Плакаты развешивал, «боевыми листками» командовал, мероприятия разные организовывал. В общем – не специалист.
– Кем же он может работать в Кустанае?
– Наверное, тем же, только в масштабе области. Но теперь он важный, говорят, даже секретарша у него есть. – И она впервые рассмеялась.
– Бог с ним! Фамилию знаем, установим по адресному… Вспомним Обкатову.
– Светлану?.. Вероятно, я должна рассказать, почему она жила в «Юбилейной» под моей фамилией? – стала серьезней Борисова.
– Это – не обязательно. Мне уже понятно. А вот ее жизнь здесь…
– Просто не знаю, что сказать… – потерла ладонью лоб Полина. – Светлана – непонятная женщина, по крайней мере для меня. К Шуре я заходила и в «Юбилейную». Светлану, конечно, видела. Но однажды встретила Старшинова, вернее, он заметил меня. Разговорились, От него узнала, что он познакомился со Светланой в «Олимпии», где ему пришлось прожить три или четыре дня, пока не заполучил отдельный номер в «Юбилейной». Расспрашивать об их отношениях со Светланой мне было неудобно, но он сам не сдержался.
«Выдающаяся женщина!» – так и сказал.
– Я-то, сами понимаете, уже знала, – продолжала Полина, – что Светлана выдает его за своего мужа. И мне тогда стало неловко продолжать этот разговор: он же мог догадываться, что я слышала о его семейных делах.
– Ну а Светлана?
– Что Светлана?
– С нею были разговоры о Старшинове?
– Нет. Я говорю, что она непонятная какая-то. Чувствовалось, что она человек не злой, даже добрый. И в то же время никогда не была откровенной, всегда у нее какие-то тайны, пустяковые – но тайны. И вместе с тем беспечная очень…
– Из чего вы заключили?
– Да из всего… Как-то я зашла к ним с Шурой в номер. Смотрю, не прибрано. Я стала убирать. На окне увидела конверт, хотела его выбросить, а из него посыпались деньги. Как сейчас помню: семь сотенных! А червонцев сколько – так и не узнала. Я бросилась собирать их, не сдержалась, говорю:
– Светка, разве так можно?
А она:
– Понимаешь, вчера набралась.
– Ради чего? – спрашиваю.
– Настроение такое…
И все. Только потом объяснила:
– Мама на шубу прислала.
– Вот такая дурная, – заключила Полина.
– А в нашем городе у нее знакомые были?
– Не помню. Нет – вру. Она упоминала о какой-то знакомой по имени Валентина. Я никогда ее не видела, а потом Светлана говорила, что поссорилась с ней. Последнее, что припоминаю, это звонок Светланы на квартиру моих родственников, у которых живу. Звонила из аэропорта. Сказала, что проводила Аркадия. И еще – что уходит из гостиницы.
– Куда?
– В одно место, как она выразилась.
– Пожалуйста: тот же адрес, который назвала и мне, – вставила Казарина, молча слушавшая разговор,
– Ну что ж, спасибо, – сложила бумажки Булыгина. – Придется искать этого Аркадия и знакомиться с ним. Раз он ее знает близко, может, хоть он нам какую-то броскую примету этой Светланы назовет.
– А зачем приметы? – удивилась Борисова. – Он вам, наверное, фотографии подарит,
– Она дарила ему?
– Да нет! Как-то в той же «Юбилейной» я столкнулась с ними в вестибюле. Смотрю, у Аркадия через плечо «Киев». Оказывается, собрались фотографироваться. Потащили меня. В сквере у гостиницы «Большой Урал» он нас и запечатлел. Так что можете смело меня в подельщики…
Валентину Петровну захлестнула такая радость, что она сама расхохоталась. И, конечно, не шутке Полины. Потом сказала:
– Приметы фотографии не помешают. Но на фотографии их не всегда разглядишь.
– Конечно, – согласились юристы. Расстались как друзья.
– Я думаю, девушки, вас учить не стоит: наш разговор?..
– Могила! – хором и совсем несерьезно отозвались «девушки».
Валентина Петровна, провожая их, даже вышла на крыльцо райотдела.
– Сколько еще сдавать?
– По одному осталось. Если не завалим, позовем на банкет.
– Согласна!..
Поздно вечером начальник следственного отделения Михаил Иванович Кауров и начальник отделения уголовного розыска Иван Иванович Усков собрали оперативное совещание. Тот и другой не потребовали никаких докладов, не собирались давать заранее подготовленных заданий и рекомендаций.
– Итак, товарищи, – просто начал Кауров, – после похищения денег в торгово-кулинарном училище прошло двое суток. И хоть бегали мы по городу много, даже узнали кое-что, очень нужное нам, но факт остается фактом: преступницы у нас в руках нет, денег – тоже. Вчера, например, лично я был уверен, что мошенница еще не успела уехать из города и есть надежда где-то прихватить ее. Сегодня с неменьшей уверенностью можно предполагать, что она находится по крайней мере в соседнем часовом поясе: денег у нее вполне достаточно, чтобы с комфортом долететь в крайнюю точку любого авиационного маршрута. – И поднажал на вывод: – А это значит, что и нам теперь предстоит бегать за ней на дальние дистанции…
Усков и Кауров никого не обвиняли в нерадивости, Они понимали, что столкнулись с хорошо продуманным, тщательно подготовленным и профессионально завершенным преступлением. Сейчас им представлялось главным правильно определить расчеты преступницы, ее тактику, чтобы противопоставить им свою.
Обкатовой нельзя было отказать ни в изобретательности, ни в дальновидности. Чужой паспорт, по которому она устроилась на работу, изъятие собственных фотографий из документов учреждения надежно обеспечивали ей два преимущества, взаимно усиливающих друг друга: с одной стороны – лишали уголовный розыск свойственной ему оперативности в направляли его по ложному пути; тем самым с другой – обеспечивали достаточный запас времени, чтобы оказаться подальше от места преступления и найти надежное укрытие.
Оба эти расчета вполне оправдались. Сейчас розыск вышел из тупика, но это ничуть не облегчало дальнейшей работы, как могло показаться на первый взгляд.
– Нам больше нельзя допускать ни одного промаха, – рассуждал Иван Иванович Усков. – Каждая ошибка, даже самая маленькая накладка в очередном оперативном мероприятии, будет отбрасывать нас либо в сторону, либо назад. Возьмем первое: возможно, завтра кому-то из вас предстоит встретиться со Старшиновым. Как вы затеете «игру» там, в Кустанае, – зависит целиком от вашего оперативного умения и таланта. Но при любом варианте надо помнить, что Старшинов и фотография Обкатовой, которая должна быть у него, нам необходимы. У него в руках наши глаза, если хотите. И в то же время, если он поведет себя не так, как нам надо, он неуязвим. Понимаете ли? Уголовный кодекс – не Евангелие, по которому прелюбодеяние, хоть и по милому согласию, все одно – смертный грех. Так ведь? А вдруг он скажет, что его оклеветали? Докажите-ка обратное. Скажете, свидетели? Казарина, Борисова? Не получится: знакомые, приятельницы Обкатовой и тому подобное. Одним словом – шатко. А вдруг этот Старшинов потребует Обкатову. Кого мы ему покажем? Мы ее даже по фотографии в лицо-то не знаем… Ладно. Допустим, докажем ему это знакомство, все докажем, а он струсит. В душе струсит. Подумает, вздохнет потяжелее и скажет: рад был помочь, ребята, да пленку завалил. Может быть такое?.. Вполне. Так что тот, кто поедет в Кустанай, должен крепко надо всем подумать. Второе – Кемерово. Там Обкатову нужно так обставить, чтобы осечку исключить. И хорошо, если она уже дома. А если нет, что вероятнее всего?.. Учтите, прямым путем после таких гастролей в родное гнездо не возвращаются. Может, она устала, переволновалась здесь, у нас, в Свердловске, и сейчас в Ялте нервы лечит. Может быть?..
– Вполне. Я бы так и сделал на ее месте. Это подал голос старший инспектор уголовного розыска Геннадий Захарченко.
И напряженное внимание, царившее в кабинете, ослабло от улыбок. Усков и Кауров не были исключением.
– Ну, а теперь перейдем к некоторым деталям, – призвал к порядку после передышки Усков.
…А в это время телетайп в комнате связи райотдела бесстрастно отстукивал буквы вчерашней телеграммы. Только начало ее было дополнено еще одной фамилией.
«Всем, всем, всем! Разыскивается опасная преступница, называющая себя Рязанцевой Валентиной Андреевной, она же – Обкатова Светлана Николаевна. Приметы: …»
…Совещание закончилось около полуночи.
А на рассвете старший инспектор уголовного розыска Захарченко и его товарищ по отделению Макаров в последний раз тряхнули друг другу руки в аэропорту Кольцово.
– Ты хоть в Кемерово-то был раньше? – спросил Захарченко.
– Нет. А ты в Кустанае? – поинтересовался Макаров,
– По карте знаю, – скромно ответил Геннадий.
3
Иногда о людях слышишь: «Она создана для музыки!», «Он прирожденный математик», «Инженер – по призванию…» Ни от самого Геннадия Захарченко, ни от его друзей никто не слышал, почему он оказался в милиции. Известно, что пришел он в органы борьбы с преступностью сознательно, закончил школу МВД в Елабуге.
Уже в первый год работы в Свердловске участвовал в раскрытии самых опасных и запутанных преступлений, которыми занимались и город, и область. Его включали в оперативные группы, отрабатывавшие отдельные версии. Часто такие поручения не приносили результатов, потому что несостоятельными оказывались версии. Но Захарченко как будто не замечал этого: «надо!» было его единственным принципом в любом деле. В остальном он оставался добродушным, добрым парнем с весьма своеобразным – нарочито грубоватым – юморком.
С той поры прошло много лет.
Сейчас в памяти Захарченко накопилось непостижимое количество имен, он в деталях помнит обстоятельства всех преступлений, которые раскрывал; знает в лицо не только преступников, но и свидетелей, проходивших по его делам. И все это дремлет до поры под непреодолимым покровом его невозмутимости. Крупноголовый, словно отлитый, он обладает таким спокойствием, которое в сочетании с его немногословностью и медлительностью незнающие иногда принимают за полнейшее отсутствие эмоций. Да и в своей среде можно услышать почти то же, но и совсем непохожее:
– Что? Захарченко взялся? Нормально: неделю помолчит и раскроет.
Наверное, есть и такие, которые считают его удачливым. Но их могут быть единицы. Потому что уважающий себя инспектор уголовного розыска не верит в слепую удачу; потому что живет он в состоянии непрекращающегося поединка с преступностью, с постоянными нервными и физическими перегрузками и при всем этом не имеет права на поражение.
Короче – здесь это называется работой. Но она скорее, чем другие, сжигает человека, неминуемо накладывает отпечаток на его характер, а часто меняет неузнаваемо.
Что касается Захарченко, то он остался таким, каким был. Видно, его невозмутимость помогла ему сохранить добродушие, уберегла от излишней подозрительности, поддерживала чувство юмора в любых обстоятельствах.
…И вот Захарченко летел в Кустанай.
Прибыл в шесть утра. До девяти оставалось много времени, и Геннадий отправился гулять по городу, любуясь чистотой и обилием зелени.
В девять он представился начальнику уголовного розыска области. Понадобилось всего несколько минут, чтобы установить место работы Аркадия Старшинова. Должность он занимал довольно высокую: заместитель директора по общим вопросам в одной из межобластных проектных организаций.
Здесь же, у начальника уголовного розыска, собрали короткое и очень узкое совещание.
– Какая помощь вам требуется, Геннадий Николаевич?
– Постоянно – никакой, спасибо, – поблагодарил Захарченко.
– А не постоянно?
– Может быть, срочная: машина, человек в помощь…
Начальник записал на листке для заметок несколько цифр. Протянул.
– Вот наш коммутатор. Просите гараж, называйте свою фамилию. Ночью есть дежурная машина. Я дам указания. А в отношении человека… Звоните дежурному по управлению. Он тоже будет в курсе. Нас в свои планы посвятите?
– У меня пока нет плана.
– Вам виднее. Если возникнут затруднения – звоните. С гостиницей устроились?
– Нет еще.
– Возьмите это на себя, – сказал кому-то из присутствующих начальник. И к Захарченко: – Вы можете проехать в гостиницу, там уже будут знать о вас, – поднялся и протянул руку.
…Через полчаса Захарченко вышел из гостиницы. Обстоятельно уточнив транспортные маршруты, скоро добрался до учреждения, в котором работал Старшинов. Внимательно изучив название, золотыми буквами означенное на массивном темном стекле, отметил, что главк находится в столице Казахстана. На втором этаже нашел приоткрытую дверь с табличкой, на которой под должностью обитателя кабинета красовалось: «Старшинов А. В.».
«Солидно», – отметил про себя, наблюдая, как за столиком у окна тучная женщина с пудовой прической на голове выбивает на машинке пулеметные очереди.
В обеденный перерыв, когда коридоры стали оживленнее, увидел Старшинова. Заочницы-юристки оказались правы: подтянут, безукоризненно одет, любезен, а здесь – еще и деловит. Пообедав, сразу же вернулся в кабинет.
В конце рабочего дня Захарченко позвонил в управление и попросил машину, предупредив:
– Только мне надо в «гражданской одежде».
– Будет «Волга». – Ему назвали номер и спросили: – Куда?
– Пусть ждет у гастронома. Это в полусотне шагов отсюда.
Через пятнадцать минут он увидел, как серая «Волга» заняла указанное место. К старшиновскому проектному тоже стали подходить машины. Вскоре из дверей вереницей потянулись служащие.
Наконец появился и Старшинов. Неторопливо пошел к ожидавшему его «Москвичу». «Держись за ним», – сказал шоферу Захарченко, уже сидевший в машине.
Поездка оказалась неинтересной. Старшиновский «Москвич» подкатил к подъезду длинного пятиэтажного дома в новом жилом районе, высадил своего пассажира и тотчас торопливо умчался. По адресу, имевшемуся у него, Захарченко понял, что Старшинов приехал домой.
Геннадий наведался в управление. С начальником отдела договорился о том, чтобы тот выделил сотрудника и машину для наблюдения за Старшиновым. «Понимаешь, надо его поводить. Вдруг он в переписке с ней и на почту наведывается. Не исключено, что птичка попытается здесь найти убежище».
– А если она на учреждение напишет?
– Не проходит. У него – секретарша-старуха. А мужик – женатый. Дети… должность…
Вечером второго дня Геннадий устроился за столиком в углу гостиничного ресторана обдумать положение. Старшинов нравился ему, потому что вел себя, как подобает солидному работнику: занимался делами без всякого постороннего беспокойства. После работы уезжал домой, и на этом все кончалось. Утром его забирал тот же «Москвич». Как и ожидал Геннадий, Светлана Обкатова, видимо, обрела в сердце привлекательного кустанайца всего лишь временную прописку.
В приемную Старшинова Захарченко зашел в половине десятого. Деловитый, с портфелем немного усталый.
Внимательно рассмотрев его, прическа проронила:
– Аркадий Васильевич на совещании у директора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
– Значит, по адресному ее искать бесполезно.
– Мы следователи, И давайте договоримся, – предложила Казарина. – Я с нашими девчатами сегодня попытаюсь разыскать Полину и доставить к вам. Иного-то выхода нет, Дайте адрес вашего райотдела и ждите нас к вечеру. До десяти – гарантирую.
Вдруг Казарина улыбнулась по-озорному.
– Чего это вы? – не сдержалась Булыгина.
– Вспомнила особую примету, – заговорщически сообщила Казарина и почти на ухо сказала: – Лифчик – седьмой номер. Барышня – будь здоров!..
И рассмеялась.
Открытая и властная, энергичная и немного озорная, Казарина невольно располагала к доверию. И Валентина Петровна возвращалась в райотдел удовлетворенная.
К удивлению Валентины Петровны, Казарина с Борисовой заявились к ней еще до семи вечера. В отличие от подруги Полина казалась какой-то домашней, мягкой, тихоголосой. Валентина Петровна даже отметила про себя, что она волнуется. Тем не менее, стеснительно улыбнувшись, Борисова заговорила первой:
– Вот меня и доставили. Я почти все знаю. Спрашивайте.
– Она у нас такая: идеально организованная. Это потому, что у нее уже двое детей, хотя она на четыре года моложе меня…
– Шура! – вспыхнула Борисова.
– Вы не торопитесь? – спросила Валентина Петровна.
– Нет, нет, – ответила Полина.
– Я вижу, Александра Моисеевна постаралась. Понимаете, – Валентина Петровна взглянула в свои записи, – Полина Яковлевна, мне необходимо знать фамилию этого Аркадия, знакомого Светланы.
– Старшинов Аркадий. Отчество не знаю. Живет в Кустанае. Работает где-то в сельхозуправлении или… в общем, в сельскохозяйственном ведомстве.
– А должность?
– Понятия не имею. – И сразу предупредила: – Но не специалист.
– То есть?
– Ну, не агроном, не механик, не зоотехник. Я когда-то с ним в одном совхозе жила. То есть… В общем, я заканчивала десятилетку. Мои папа и мама все еще там. Тогда Старшинов этот был у нас… Не поймешь, кем он был. Плакаты развешивал, «боевыми листками» командовал, мероприятия разные организовывал. В общем – не специалист.
– Кем же он может работать в Кустанае?
– Наверное, тем же, только в масштабе области. Но теперь он важный, говорят, даже секретарша у него есть. – И она впервые рассмеялась.
– Бог с ним! Фамилию знаем, установим по адресному… Вспомним Обкатову.
– Светлану?.. Вероятно, я должна рассказать, почему она жила в «Юбилейной» под моей фамилией? – стала серьезней Борисова.
– Это – не обязательно. Мне уже понятно. А вот ее жизнь здесь…
– Просто не знаю, что сказать… – потерла ладонью лоб Полина. – Светлана – непонятная женщина, по крайней мере для меня. К Шуре я заходила и в «Юбилейную». Светлану, конечно, видела. Но однажды встретила Старшинова, вернее, он заметил меня. Разговорились, От него узнала, что он познакомился со Светланой в «Олимпии», где ему пришлось прожить три или четыре дня, пока не заполучил отдельный номер в «Юбилейной». Расспрашивать об их отношениях со Светланой мне было неудобно, но он сам не сдержался.
«Выдающаяся женщина!» – так и сказал.
– Я-то, сами понимаете, уже знала, – продолжала Полина, – что Светлана выдает его за своего мужа. И мне тогда стало неловко продолжать этот разговор: он же мог догадываться, что я слышала о его семейных делах.
– Ну а Светлана?
– Что Светлана?
– С нею были разговоры о Старшинове?
– Нет. Я говорю, что она непонятная какая-то. Чувствовалось, что она человек не злой, даже добрый. И в то же время никогда не была откровенной, всегда у нее какие-то тайны, пустяковые – но тайны. И вместе с тем беспечная очень…
– Из чего вы заключили?
– Да из всего… Как-то я зашла к ним с Шурой в номер. Смотрю, не прибрано. Я стала убирать. На окне увидела конверт, хотела его выбросить, а из него посыпались деньги. Как сейчас помню: семь сотенных! А червонцев сколько – так и не узнала. Я бросилась собирать их, не сдержалась, говорю:
– Светка, разве так можно?
А она:
– Понимаешь, вчера набралась.
– Ради чего? – спрашиваю.
– Настроение такое…
И все. Только потом объяснила:
– Мама на шубу прислала.
– Вот такая дурная, – заключила Полина.
– А в нашем городе у нее знакомые были?
– Не помню. Нет – вру. Она упоминала о какой-то знакомой по имени Валентина. Я никогда ее не видела, а потом Светлана говорила, что поссорилась с ней. Последнее, что припоминаю, это звонок Светланы на квартиру моих родственников, у которых живу. Звонила из аэропорта. Сказала, что проводила Аркадия. И еще – что уходит из гостиницы.
– Куда?
– В одно место, как она выразилась.
– Пожалуйста: тот же адрес, который назвала и мне, – вставила Казарина, молча слушавшая разговор,
– Ну что ж, спасибо, – сложила бумажки Булыгина. – Придется искать этого Аркадия и знакомиться с ним. Раз он ее знает близко, может, хоть он нам какую-то броскую примету этой Светланы назовет.
– А зачем приметы? – удивилась Борисова. – Он вам, наверное, фотографии подарит,
– Она дарила ему?
– Да нет! Как-то в той же «Юбилейной» я столкнулась с ними в вестибюле. Смотрю, у Аркадия через плечо «Киев». Оказывается, собрались фотографироваться. Потащили меня. В сквере у гостиницы «Большой Урал» он нас и запечатлел. Так что можете смело меня в подельщики…
Валентину Петровну захлестнула такая радость, что она сама расхохоталась. И, конечно, не шутке Полины. Потом сказала:
– Приметы фотографии не помешают. Но на фотографии их не всегда разглядишь.
– Конечно, – согласились юристы. Расстались как друзья.
– Я думаю, девушки, вас учить не стоит: наш разговор?..
– Могила! – хором и совсем несерьезно отозвались «девушки».
Валентина Петровна, провожая их, даже вышла на крыльцо райотдела.
– Сколько еще сдавать?
– По одному осталось. Если не завалим, позовем на банкет.
– Согласна!..
Поздно вечером начальник следственного отделения Михаил Иванович Кауров и начальник отделения уголовного розыска Иван Иванович Усков собрали оперативное совещание. Тот и другой не потребовали никаких докладов, не собирались давать заранее подготовленных заданий и рекомендаций.
– Итак, товарищи, – просто начал Кауров, – после похищения денег в торгово-кулинарном училище прошло двое суток. И хоть бегали мы по городу много, даже узнали кое-что, очень нужное нам, но факт остается фактом: преступницы у нас в руках нет, денег – тоже. Вчера, например, лично я был уверен, что мошенница еще не успела уехать из города и есть надежда где-то прихватить ее. Сегодня с неменьшей уверенностью можно предполагать, что она находится по крайней мере в соседнем часовом поясе: денег у нее вполне достаточно, чтобы с комфортом долететь в крайнюю точку любого авиационного маршрута. – И поднажал на вывод: – А это значит, что и нам теперь предстоит бегать за ней на дальние дистанции…
Усков и Кауров никого не обвиняли в нерадивости, Они понимали, что столкнулись с хорошо продуманным, тщательно подготовленным и профессионально завершенным преступлением. Сейчас им представлялось главным правильно определить расчеты преступницы, ее тактику, чтобы противопоставить им свою.
Обкатовой нельзя было отказать ни в изобретательности, ни в дальновидности. Чужой паспорт, по которому она устроилась на работу, изъятие собственных фотографий из документов учреждения надежно обеспечивали ей два преимущества, взаимно усиливающих друг друга: с одной стороны – лишали уголовный розыск свойственной ему оперативности в направляли его по ложному пути; тем самым с другой – обеспечивали достаточный запас времени, чтобы оказаться подальше от места преступления и найти надежное укрытие.
Оба эти расчета вполне оправдались. Сейчас розыск вышел из тупика, но это ничуть не облегчало дальнейшей работы, как могло показаться на первый взгляд.
– Нам больше нельзя допускать ни одного промаха, – рассуждал Иван Иванович Усков. – Каждая ошибка, даже самая маленькая накладка в очередном оперативном мероприятии, будет отбрасывать нас либо в сторону, либо назад. Возьмем первое: возможно, завтра кому-то из вас предстоит встретиться со Старшиновым. Как вы затеете «игру» там, в Кустанае, – зависит целиком от вашего оперативного умения и таланта. Но при любом варианте надо помнить, что Старшинов и фотография Обкатовой, которая должна быть у него, нам необходимы. У него в руках наши глаза, если хотите. И в то же время, если он поведет себя не так, как нам надо, он неуязвим. Понимаете ли? Уголовный кодекс – не Евангелие, по которому прелюбодеяние, хоть и по милому согласию, все одно – смертный грех. Так ведь? А вдруг он скажет, что его оклеветали? Докажите-ка обратное. Скажете, свидетели? Казарина, Борисова? Не получится: знакомые, приятельницы Обкатовой и тому подобное. Одним словом – шатко. А вдруг этот Старшинов потребует Обкатову. Кого мы ему покажем? Мы ее даже по фотографии в лицо-то не знаем… Ладно. Допустим, докажем ему это знакомство, все докажем, а он струсит. В душе струсит. Подумает, вздохнет потяжелее и скажет: рад был помочь, ребята, да пленку завалил. Может быть такое?.. Вполне. Так что тот, кто поедет в Кустанай, должен крепко надо всем подумать. Второе – Кемерово. Там Обкатову нужно так обставить, чтобы осечку исключить. И хорошо, если она уже дома. А если нет, что вероятнее всего?.. Учтите, прямым путем после таких гастролей в родное гнездо не возвращаются. Может, она устала, переволновалась здесь, у нас, в Свердловске, и сейчас в Ялте нервы лечит. Может быть?..
– Вполне. Я бы так и сделал на ее месте. Это подал голос старший инспектор уголовного розыска Геннадий Захарченко.
И напряженное внимание, царившее в кабинете, ослабло от улыбок. Усков и Кауров не были исключением.
– Ну, а теперь перейдем к некоторым деталям, – призвал к порядку после передышки Усков.
…А в это время телетайп в комнате связи райотдела бесстрастно отстукивал буквы вчерашней телеграммы. Только начало ее было дополнено еще одной фамилией.
«Всем, всем, всем! Разыскивается опасная преступница, называющая себя Рязанцевой Валентиной Андреевной, она же – Обкатова Светлана Николаевна. Приметы: …»
…Совещание закончилось около полуночи.
А на рассвете старший инспектор уголовного розыска Захарченко и его товарищ по отделению Макаров в последний раз тряхнули друг другу руки в аэропорту Кольцово.
– Ты хоть в Кемерово-то был раньше? – спросил Захарченко.
– Нет. А ты в Кустанае? – поинтересовался Макаров,
– По карте знаю, – скромно ответил Геннадий.
3
Иногда о людях слышишь: «Она создана для музыки!», «Он прирожденный математик», «Инженер – по призванию…» Ни от самого Геннадия Захарченко, ни от его друзей никто не слышал, почему он оказался в милиции. Известно, что пришел он в органы борьбы с преступностью сознательно, закончил школу МВД в Елабуге.
Уже в первый год работы в Свердловске участвовал в раскрытии самых опасных и запутанных преступлений, которыми занимались и город, и область. Его включали в оперативные группы, отрабатывавшие отдельные версии. Часто такие поручения не приносили результатов, потому что несостоятельными оказывались версии. Но Захарченко как будто не замечал этого: «надо!» было его единственным принципом в любом деле. В остальном он оставался добродушным, добрым парнем с весьма своеобразным – нарочито грубоватым – юморком.
С той поры прошло много лет.
Сейчас в памяти Захарченко накопилось непостижимое количество имен, он в деталях помнит обстоятельства всех преступлений, которые раскрывал; знает в лицо не только преступников, но и свидетелей, проходивших по его делам. И все это дремлет до поры под непреодолимым покровом его невозмутимости. Крупноголовый, словно отлитый, он обладает таким спокойствием, которое в сочетании с его немногословностью и медлительностью незнающие иногда принимают за полнейшее отсутствие эмоций. Да и в своей среде можно услышать почти то же, но и совсем непохожее:
– Что? Захарченко взялся? Нормально: неделю помолчит и раскроет.
Наверное, есть и такие, которые считают его удачливым. Но их могут быть единицы. Потому что уважающий себя инспектор уголовного розыска не верит в слепую удачу; потому что живет он в состоянии непрекращающегося поединка с преступностью, с постоянными нервными и физическими перегрузками и при всем этом не имеет права на поражение.
Короче – здесь это называется работой. Но она скорее, чем другие, сжигает человека, неминуемо накладывает отпечаток на его характер, а часто меняет неузнаваемо.
Что касается Захарченко, то он остался таким, каким был. Видно, его невозмутимость помогла ему сохранить добродушие, уберегла от излишней подозрительности, поддерживала чувство юмора в любых обстоятельствах.
…И вот Захарченко летел в Кустанай.
Прибыл в шесть утра. До девяти оставалось много времени, и Геннадий отправился гулять по городу, любуясь чистотой и обилием зелени.
В девять он представился начальнику уголовного розыска области. Понадобилось всего несколько минут, чтобы установить место работы Аркадия Старшинова. Должность он занимал довольно высокую: заместитель директора по общим вопросам в одной из межобластных проектных организаций.
Здесь же, у начальника уголовного розыска, собрали короткое и очень узкое совещание.
– Какая помощь вам требуется, Геннадий Николаевич?
– Постоянно – никакой, спасибо, – поблагодарил Захарченко.
– А не постоянно?
– Может быть, срочная: машина, человек в помощь…
Начальник записал на листке для заметок несколько цифр. Протянул.
– Вот наш коммутатор. Просите гараж, называйте свою фамилию. Ночью есть дежурная машина. Я дам указания. А в отношении человека… Звоните дежурному по управлению. Он тоже будет в курсе. Нас в свои планы посвятите?
– У меня пока нет плана.
– Вам виднее. Если возникнут затруднения – звоните. С гостиницей устроились?
– Нет еще.
– Возьмите это на себя, – сказал кому-то из присутствующих начальник. И к Захарченко: – Вы можете проехать в гостиницу, там уже будут знать о вас, – поднялся и протянул руку.
…Через полчаса Захарченко вышел из гостиницы. Обстоятельно уточнив транспортные маршруты, скоро добрался до учреждения, в котором работал Старшинов. Внимательно изучив название, золотыми буквами означенное на массивном темном стекле, отметил, что главк находится в столице Казахстана. На втором этаже нашел приоткрытую дверь с табличкой, на которой под должностью обитателя кабинета красовалось: «Старшинов А. В.».
«Солидно», – отметил про себя, наблюдая, как за столиком у окна тучная женщина с пудовой прической на голове выбивает на машинке пулеметные очереди.
В обеденный перерыв, когда коридоры стали оживленнее, увидел Старшинова. Заочницы-юристки оказались правы: подтянут, безукоризненно одет, любезен, а здесь – еще и деловит. Пообедав, сразу же вернулся в кабинет.
В конце рабочего дня Захарченко позвонил в управление и попросил машину, предупредив:
– Только мне надо в «гражданской одежде».
– Будет «Волга». – Ему назвали номер и спросили: – Куда?
– Пусть ждет у гастронома. Это в полусотне шагов отсюда.
Через пятнадцать минут он увидел, как серая «Волга» заняла указанное место. К старшиновскому проектному тоже стали подходить машины. Вскоре из дверей вереницей потянулись служащие.
Наконец появился и Старшинов. Неторопливо пошел к ожидавшему его «Москвичу». «Держись за ним», – сказал шоферу Захарченко, уже сидевший в машине.
Поездка оказалась неинтересной. Старшиновский «Москвич» подкатил к подъезду длинного пятиэтажного дома в новом жилом районе, высадил своего пассажира и тотчас торопливо умчался. По адресу, имевшемуся у него, Захарченко понял, что Старшинов приехал домой.
Геннадий наведался в управление. С начальником отдела договорился о том, чтобы тот выделил сотрудника и машину для наблюдения за Старшиновым. «Понимаешь, надо его поводить. Вдруг он в переписке с ней и на почту наведывается. Не исключено, что птичка попытается здесь найти убежище».
– А если она на учреждение напишет?
– Не проходит. У него – секретарша-старуха. А мужик – женатый. Дети… должность…
Вечером второго дня Геннадий устроился за столиком в углу гостиничного ресторана обдумать положение. Старшинов нравился ему, потому что вел себя, как подобает солидному работнику: занимался делами без всякого постороннего беспокойства. После работы уезжал домой, и на этом все кончалось. Утром его забирал тот же «Москвич». Как и ожидал Геннадий, Светлана Обкатова, видимо, обрела в сердце привлекательного кустанайца всего лишь временную прописку.
В приемную Старшинова Захарченко зашел в половине десятого. Деловитый, с портфелем немного усталый.
Внимательно рассмотрев его, прическа проронила:
– Аркадий Васильевич на совещании у директора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10