Мальчишку и его приятеля услужливо вытолкали к сцене, но больше от них ничего не добились.
– Так они же испугались, сказывают, – заговорил мужчина из первого ряда. – Убежали, и все. Когда им глядеть?..
– Чего ты их обсекаешь? – тотчас упрекнула его соседка по скамье, как потом выяснилось, путеобходчица. – Я сама против того места на железной дороге кровь. видела. Прошлой осенью. Правильно говорят ребята.
Моисеенко, не поднимая головы от блокнота, строчил карандашом. Суетин, спустившись со сцены, пытался в ворохе отрывистых свидетельств найти какую-то нить.
Вдруг громко хлопнула входная дверь, и вбежавший в зал парень заговорил от порога:
– Домой бегал за сапогом, товарищ следователь! В позапрошлую весну работал возле тех карьеров. И ножом бульдозера зацепил! – Он поднял над головой сапог. – Совсем добрый, только один. На всякий случай прихватил. Может, тот самый…
– Иди сюда, чего боишься, – позвал его Суетин, И, осмотрев сапог, повернулся к залу: – Видите? Вполне возможно, что это сапог убитого.
– Ага! – захохотал какой-то пьяный верзила. – Попал Золотов! Не ты ли убил?!
– Чего? – ощетинился на обидчика парень и взглянул на Суетина.
– Не обращай внимания, – успокоил его Дмитрий Николаевич и, всмотревшись в зал, узнал неумного шутника. Тут же приструнил его: – А тебе, Печеркин, я могу пятнадцать суток выписать, если попросишь. Ты еще за старое не рассчитался. Понял?
– Ему надо! Давно просит, – сразу отозвалось несколько голосов.
– Ну, это мы после собрания решим… – И вернулся к разговору с Золотовым. – В позапрошлую весну нашел, говоришь? Не перепутал?
– Нет, товарищ следователь.
– Да… – Суетин потер подбородок, а потом улыбнулся и попросил: – Подаришь нам сапог-то, не жалко?
– Какой вопрос! Для того и принес. Куда он мне? Попеременке на обеих ногах носить, что ли? А вам, может, сгодится.
– Проверим и обязательно сообщим вам, товарищи.
…Вышли из клуба поздно.
– А что думает оперуполномоченный сейчас? – поинтересовался Суетин.
– Хорошо, что поговорили. Здорово! – признался возбужденный Моисеенко. – Но голова-то какая! – И, показав, какая у него голова, заразмышлял: – А сапог-то занятный… Только давнишний больно…
– Дмитрий Николаевич! – послышался голос Румянцева. – Извините! Понимаем, что умаяли вас, но дело неотложное есть. Обязательно надо поговорить с прокурором, по душе решить… Сами же сказали, что после собрания решим.
– Что стряслось?
– Да все про нашего дурака, Надо как-то по-доброму кончить с этой канителью…
Повернули обратно.
– Вы же видите, какой он? – не мог удержаться от укора Суетин. – Ему бы по-умному-то хвост прижать и одной ноздрей дышать, а он…
– Так ведь оттого и заливается горькой, проклятый, что вконец потерялся: шутка ли, тюрьмой грозят!..
– Ладно, – махнул рукой Суетин.
Вошли к заведующему клубом н увидели в его комнатке Печеркина, притихшего и протрезвевшего. Месяц назад Печеркин, напившись на чьих-то именинах, рассорился дома с женой, сшиб на кухне примус. Начался пожар, едва не кончившийся бедой и для соседей. В милицию поступило заявление, и Печеркина решили привлечь к уголовной ответственности за хулиганство.
Однако начальник участка Румянцев и мастер, учитывая, что пожар никому не нанес ущерба, кроме самих Печеркиных, и, принимая во внимание, что Печеркин много лет добросовестно трудился на участке, просили прокуратуру ограничиться в отношении его административным наказанием.
– Защищаете, значит, хулигана? – войдя в комнату, сразу ко всем обратился Суетин.
– Что вы, Дмитрий Николаевич! Дурак он, а не хулиган. Мы ему сами шкуру спустим. Штрафуйте как хотите, на здоровье! А если посадят, дети-то?.. Их же двое. Он уж сам весь исказнился. Виноват, конечно…
Дмитрий Николаевич да и работники милиции всегда прислушивались к Румянцеву. Старый коммунист, требовательный к людям и непримиримый ко всякой несправедливости, он мог просить только в том случае, когда не сомневался в правильности своей просьбы.
Суетин видел и подавленного Печеркина, его большие грубые руки, привыкшие к каждодневной тяжелой работе, и невольно посочувствовал ему.
– Один я этого решить не могу, – ответил Румянцеву. – Порядок вы знаете. Соберите собрание специальное, вышлите решение в прокуратуру. А я обещаю поддержать, Что с вами делать, с такими жалостливыми!..
– Завтра же! – обрадовались все. – Спасибо! Все будет как полагается. А ему зарубку сделаем надолго…
– Ну, все?
– Спасибо, Дмитрий Николаевич. Когда отъехали от клуба, Суетин напомнил Моисеенко:
– Занятный, говоришь, сапог-то?
– Его, думаю.
– Может быть, и его. Только не перепутал ли парень весну?..
Надолго замолчали.
– Хромой среди торгашей зерном, драка у дороги, кровь на узкоколейке, все – похоже… – опять заговорил Моисеенко и подивился: – Все-то так: как уйдет время, а потом начнешь рыться, такого наколупаешь, что обалдеть можно. И чего только среди людей не творится!.. Теперь все проверять надо. Чем черт не шутит, когда бог спит…
– Непременно надо.
– Хоть бы скорее ответы из Москвы да из этих МТС получить. Все-таки человек – не иголка!..
– Так оно.
…Москва отозвалась: Мельника П… Афанасьевича никто нигде не терял.
Дождались писем из районов расположения Батуринских МТС. В них коротко сообщалось, что в соответствии с известным постановлением правительства МТС ликвидированы, а документов, по которым можно было бы установить, кем и когда выдано интересующее органы милиции удостоверение, не сохранилось.
Что касается экспертизы, то она подтвердила, что найденный Золотовым сапог, без сомнения, принадлежал убитому.

6

Когда совершается тяжкое преступление, особенно такое редкое, как убийство, раскрытием его занимается не только уголовный розыск, но и все другие службы милиции. В эти дни каждый постовой милиционер внимательнее присматривается к случайным прохожим, по-своему обостряется зрение автоинспекторов и паспортных работников. О преступлении уведомляются управдомы и дружинники, коменданты общежитий и председатели домовых комитетов. В такое время любое, на первый взгляд даже невероятное, сообщение, мимоходный разговор, оброненная фраза могут стать ключом к открытию тайны.
Незамедлительные проверки всевозможных сигналов невольно подогревают воображение недалеких людей, и тогда на столы оперативных уполномоченных устремляется поток обывательской фантастики.
Преодолеть информационные джунгли, не упустив ничего полезного, и в то же время не потерять основной цели – большое искусство. Но Суетину и Моисеенко иметь с этим дело не пришлось. После встречи в Соколовке никаких новых сведений по убийству не прибавилось.
Личность Мельника П… Афанасьевича оставалась столь же загадочной, как и в первые дни. Пустые бумаги из Москвы и Батуринских МТС легли в дело.
Посоветовавшись, Суетин и Моисеенко снова послали письма, теперь уже в органы милиции, с просьбой установить через местных жителей, проживал ли и работал когда-нибудь Мельник П… Афанасьевич в Батуринских МТС. А пока с упорством обреченных принялйсь за отработку первых версий.
На допросе в отделе милиции путеобходчица участка дороги Соколовка – Красное Анна Федоровна Дмитриева заявила, что кровь на железнодорожном полотне обнаружила около четырех часов дня.
– В сентябре прошлого года, – уточнила она. – Мой парень только что в школу начал ходить.
– И никому не сообщили?
– Никому. Плохого в голову не пришло, – призналась Анна Федоровна откровенно. – Бывает, иной раз человек споткнется, нос расшибет… Не подумала, в общем.
После допроса Моисеенко пригласил ее проехаться вместе с ним до названного места.
Дмитриева остановила машину возле участка железнодорожной кривой, метрах в ста от леса, провела Моисеенко к железнодорожному полотну и показала, где увидела кровь.
А Моисеенко невольно смотрел на телефонный столб с подпорой, чернеющий напротив, посредине пустыря, у старых торфяных выработок.
…Часом позднее, еще раз подробно расспросив соколовских ребятишек о драке возле автомашины, Суетин привез их из Соколовки на то же место и попросил показать ему, где и как все произошло.
Ребятишки увели его к опушке леса, и старший, подбадриваемый остальными, с предельной лаконичностью объяснил:
– Мы вышли вот сюда. – Он ткнул пальцем себе под ноги. – А они дрались вон там, на дороге, против столба-шараги. А который хромал, бежал к железной дороге туда, за ним – двое. А мы обратно. – И он показал на проселок, уходящий в лес.
– Та-ак… – Суетин старательно вычертил на листке план и спросил: – Ничего не забыли?
– Нет! – ответил ребячий хор.
…В то время, когда Суетин разговаривал с ребятишками, Моисеенко сидел уже у диспетчера узкоколейной дороги в Красном.
– О несчастных случаях на железной дороге мы здесь отродясь не слыхали, – неспешно рассказывал ему пожилой мужчина. – Да и откуда им быть, если наши поезда маленько быстрее лошади ходят? К тому же нужды нет о шпалы ноги бить, когда рядом дорога ровная.
– А в дождь? На дороге грязь, а на узкоколейке сухо. Или – пьяный?.. Пьяный ведь дорогу не выбирает.
Железнодорожник помолчал. Потом ответил убежденно:
– Нет. Я наших машинистов знаю. Пьяного различили бы и остановились.
– То есть как? А если затормозить не успели?
– Я же говорю, что у нас поезда на этом участке пешком ходят.
– Пусть! Но допустим, что задавили?.. Диспетчер не ответил.
– А труп спрятали, – высказал нетерпеливый Моисеенко свое предположение.
– Когда же им прятать? – удивился его собеседник. – У них какое ни на есть, а расписание. Сколько же машинист должен на перегоне задержаться?
– Полчаса, скажем, – смело наступал Моисеенко,
– Нет. Вот такого-то уж не бывало!..
…Вечером, вернувшись в городской отдел, Моисеенко застал в своем кабинете Суетина. Вместо приветствия тот подвинул ему листок бумаги:
– На, посмотри.
Такой же план у самого Моисеенко лежал в кармане. Железная дорога, проселок, телефонный столб невдалеке от места убийства – все совпадало. Но в плане Суетина на проселке возле опушки стоял один крестик с надписью: «Ребята», против столба другой – «Драка». От второго крестика в железнодорожное полотно упиралась стрелка: «Сюда побежал хромой».
Моисеенко вытащил из кармана блокнот, открыл страницу со своим планом и молча положил на стол. В плане, в том месте, где у Моисеенко стрелка упиралась в железную дорогу, было написано: «Кровь».
– Да, это убийство, – произнес Суетин после недолгого размышления. – В какое время, говоришь, она обнаружила кровь?
– Около четырех дня.
– А ребятишки видели драку между часом и двумя, возвращаясь из школы. Все как по расписанию!
– Но мы не знаем день.
– До него ли? – спросил Суетин. И сказал задумчиво: – За год-то поручиться нельзя в нашем положении.
– Прошлый, выходит,
– Прошлый… – Суетин засобирался уходить. – Как бы то ни было, а завтра нам придется заниматься тем же, чем сегодня: ты – на дорогу, я – по драке. Такого совпадения, с каким столкнулись мы, случайно не бывает. За ним что-то кроется,
…Утро следующего дня Анатолий Моисеенко встретил у начальника станции Соколовка. Железнодорожники уже знали, чем он интересуется.
– Неизвестного несчастного случая на дороге искать бесполезно, – ответили ему. – Тайны в нашем хозяйстве не держатся. Ведь с каждым составом едет бригада, а не один машинист. Все друг у друга на виду. Разве скроешь?
Но Анатолий Моисеенко упорно искал все новых и новых людей. Лишь поздно вечером, после долгих однообразных и одинаково бесплодных разговоров с машинистами и кондукторами, путевыми обходчиками и ремонтными рабочими, измотанный и злой, он вернулся в городской отдел.
– А вас Дмитрий Николаевич по телефону раз пять спрашивал, – встретил его дежурный. – Сказал, дождется.
Суетин сидел в своем тесном кабинетике и писал.
– Что, нашел? – спросил он, не отрываясь от бумаг.
– Гиблое дело. Кроме Дмитриевой, никто крови не видел, – досадливо сообщил Моисеенко. – Всех, кажется, перебрал. И чувствую – осточертел людям. Пустым номером пахнет…
– Кто ищет, тот всегда найдет! – объявил Суетин, отодвигая бумаги. – Железная дорога отпадает. Это я вчера еще понял, но хотел убедиться окончательно. А теперь слушай…
Днем Суетин тоже побывал в Соколовке. Вместе с Золотовым он проехал на заброшенные выработки, и тот показал, где нашел позапрошлой весной сапог.
В плане Суетина, на стрелке, показывающей направление, куда бежал хромой, появился еще один крестик: «Сапог убитого».
Но время! Суетин проклинал его в душе. А Золотов, не замечая скрытой досады следователя, рассказывал о находке спокойно и уверенно, как будто все произошло на днях.
Вернувшись в поселок и побеседовав с родителями школьников, видевших драку, Суетин решил обойти домохозяек Соколовки, надеясь в неказенной обстановке получше расспросить их о машинах, приезжавших с зерном. Зная по опыту, как трудно восстанавливать в памяти давнишние события, он не сетовал на свидетелей, тем более – случайных. В свое время каждый из них не придал особого значения ни ссоре торговцев зерном, ни драке, ни крови на железнодорожном полотне. И только встреча в клубе обострила их внимание к прошлому, помогла взглянуть на него иначе.
Три разных свидетельских показания, как счастливо найденные части мозаики, составляли цельную, почти законченную картину. Машины с зерном приходили в Соколовку поздним утром, пробыли почти до обеда. Ребятишки часом-двумя позднее видели драку на проселке, которая вполне могла оказаться исходом денежной ссоры, начавшейся ранее. Наконец, после всего этого путеобходчица обнаруживает кровь ва железнодорожном пути. Ее показание полностью подтверждает детали ребячьего рассказа.
Все эти сведения проверялись самым надежным образом. Ребята-школьники, приехав с Суетиным на пустырь, не знали, что до них на железной дороге уже побывал Моисеенко с Дмитриевой.
Но Золотов, показывая место, где поднял сапог, и не подозревал, в какое трудное положение ставит Суетина. Его дополнение к сложившейся схеме было самой важной чертой в трагическом колорите картины, а его утверждение о времени находки беспощадно разрушало все.
Да, все. Ибо в любом следствии вещественное доказательство весомее разговоров.
Но останавливаться было нельзя: все, что могло относиться к драке, требовало самой тщательной проверки.
И Суетин, просидев час в одном доме, шел в другой…
Он узнал постепенно, что торговать зерном в Соколовку приезжали почти каждую осень.
Видимо, это и лишало людей уверенности в их заявлениях, когда речь заходила о времени.
И все-таки одна из домохозяек призналась Суетину, что прошлой осенью тоже стала невольной свидетельницей ссоры из-за каких-то денег. И хоть ссора эта происходила также возле машины, она не решилась выступить с возражением женщине, рассказавшей в клубе о торговцах зерном.
– Которые ссорились, тех я никогда не видела, а шофера примечала и раньше, – объяснила она. – Не приезжий он, а местный. Только – не соколовский. И машина была вовсе без зерна, порожняя совсем…
– Вы могли бы узнать шофера?
– А как же! Я и нынешней весной видела его. Приезжал… Татарин, – добавила она.
И опять, как с самого начала во всем этом деле, Суетин занялся сопоставлением мелочей. Женщина в клубе утверждала, что ссорился не русский, а цыган. Может, она ошиблась?
Закончив обход, Дмитрий Николаевич заглянул к начальнику торфоучастка Румянцеву. Выслушав его, тот воодушевился:
– Дмитрий Николаевич, ты радуйся: шофера мы найдем! Здесь ездят только наши, ольховские, да из Красного. Не тысячи же их, Тем более – татар. Сейчас я тебе выложу на стол все гаражи. Понимаешь, приходится на заметке держать: нет-нет да и согрешат с торфом, утянут машину, другую… – Он рылся в своем столе и объяснял: – Я еще ни разу милицию не тревожил: собственным следствием обхожусь и… штрафую, конечно, по закону. Вот!..
В бумагах Румянцева разобраться мог только он сам, Рядом с номерами машин кое-где стояли фамилии, какие-то числа и пометки, выписанные кружевным бисером. Повсюду краснели, синели и чернели жирные вопросы, восклицательные знаки и простые галочки, нарисованные разноцветными карандашами. Через некоторое время хозяин все-таки извлек из своей памяти фамилии заведующих гаражами и многих шоферов.
Рассказав обо всем Моисеенко, Суетин предложил:
– Гаражей тут пять, – постучал он карандашом по листу. – Я беру три ближних, ты – два подальше. Всех, вплоть до механиков, проверим. Чтобы никакого сомнения. Понял?
Моисеенко согласно кивнул:
– Значит, прямо с утра.
Суетину повезло. К полудню в Красном он нашел шофера-татарина, после некоторого запирательства сознавшегося, что прошлой осенью тот вез из Ольховки трех пьяных пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8