Я говорю о восьми процентах сверх запланированных убытков. В чем же дело?Он таки докопался, подумала Чарли. Идиот. Надо было сначала спросить у меня.– Да, вы серьезно подготовились к собранию, – не терялся Ахмат. – Но вы упустили такой немаловажный момент, как продукты. Цены на них выросли, и нам, естественно, пришлось искать более уступчивых партнеров, у которых качество, увы, не всегда соответствует нашим высоким требованиям.– Это уже ближе, – мягко улыбнулся американец.Чарли взглянула на Шакира – у того лицо пошло красными пятнами.– Только и здесь неувязка, – продолжал долбить Кампино. – Я проверил накладные. Действительно, партнеры у вас новые. Но отель платит им никак не меньше, чем прежним. Больше платит, господин Калтоев. На три процента больше.Американец выждал внушительную паузу и закончил:– Думаю, отелю стоит вернуться к прежним поставщикам.Чарли облегченно вздохнула. Не докопался.– Спасибо, мы учтем ваше предложение, – тоже успокоился Ахмат.– Есть еще вопросы? – бодренько поинтересовалась Чарли.Вопросов больше не было. Пока.– Ну что ж, господа… – Чарли встала, чуть помедлила, чтобы дать Ахмату вернуться на свое место – он сидел рядом с Шакиром, – и вышла на трибуну.Сибиряк по-прежнему спал.– Двадцать пять тысяч – это, мне кажется, совсем не плохие дивиденды, – сказала она с гордостью. – Вы правы, у нас еще масса проблем. И прибыль могла бы быть куда выше. Но и это неплохо, если на вашем счету появится такая в общем-то милая цифра.Собравшиеся наконец поняли, что пора аплодировать.– Спасибо, спасибо. Как говорили когда-то в России, будем считать ваши аплодисменты одобрением проделанной работы. Я очень рада. Но еще более рада сообщить вам, что ни копейки из этих дивидендов вы в этом году не получите.Чарли сказала это нарочито будничным голосом. Как бы о неважном, между прочим.– Отель растет, развивается, пора нам уже…– Что?Дошло наконец.Это спросил американец.– … Наконец становиться на собственные ноги, – закончила-таки фразу Чарли и только после этого повернулась к Кампино: – Простите?– Вы сказали?..– Да, я сказала, что все доходы этого года мы пустим в оборот. Отель предлагает не выплачивать дивиденды.– Совсем?– Совсем. Более того…– Э-э… Что она говорит? – поднял тяжелую голову Шакир.Ахмат смотрел на нее большими от ужаса глазами.– … Предлагаю взять ссуду у уважаемого банка, – кивнула она на московских банкиров, снова не позволив себя перебить.– Что говорит? – забеспокоился уже не на шутку Шакир.– Вы спросите меня, естественно, куда же пойдут эти деньги. И вот тут я перехожу к самому интересному.– Погодите, мисс Пайпс, – спокойно сказал американец. – Я уверен, что у вас грандиозные планы. Уверен, что деньги всегда есть на что потратить, но, простите, дивиденды – это святое.– Э-э, что я говорил, – резко махнул рукой Шакир. – Она смеется, да?– Ну что вы, господа, какой смех. Веселье только будет.Чарли торопилась забить главные гвозди, чтобы потом их труднее было вытащить.– Когда я скажу вам, во сколько обойдутся отелю предполагаемые затраты, вы перестанете грустить. Вы задумаетесь, но когда вы узнаете, на что отель собирается истратить эти деньги, вот тогда вам будет весело.Что я несу? – подумала она мимоходом. Какой-то провинциальный конферансье!– Мы не хотим, – сказал Шакир.– Да уж, это как-то неожиданно, – кивнул и американец.– Знаете, это несерьезно, – подхватил московский банкир.Чарли выслушала всех более чем доброжелательно.– Итак, я продолжаю, господа, – сказала она, словно только отвлеклась на прожужжавшую муху. – С чего бы начать? Наверное, с самого неотложного. Откройте, пожалуйста, красные папочки. Спасибо. Как видите, это расчеты, вполне компетентные и серьезные расчеты по замене противопожарного оборудования.– Хватит! – вдруг хлопнул рукой по столу Шакир. – Это говорить не будем. Не хотим. Другой будем говорить. Ми предлагаем открыть в гостинице казино. Тихо. Деньги ми сами даем. Ничего не стоит. Все. Это будем говорить.– Как вы знаете, противопожарное оборудование устанавливалось в отеле, – ровным голосом как ни в чем не бывало продолжила Чарли, – во время строительства. К сожалению, с тех пор оно не только технически износилось, оно морально устарело и, более того, само по себе стало огнеопасно.– Она глухая, да? Я сказал: мы это говорить не будем.Чарли даже не посмотрела в сторону Шакира.– Мне ли вам рассказывать, во сколько нам обойдется любой, пусть самый незначительный пожар. На странице одиннадцать вы можете прочесть приблизительные расчеты наших потерь в случае возгорания только одного номера. Ничего лишнего мы не прибавили. Страховка, материальные потери, восстановительный ремонт…– Слушай, Ахмат, скажи ей, чтоб замолчала. – В голосе Шакира была уже нешуточная угроза.– … И компенсация. Мы не учли здесь потери клиентов и удар по репутации отеля, что, как вы знаете, наносит куда больший ущерб.– Ай-яй! Горит! Пожар! – закричал Шакир. – Тебе что, не понятно? Я сказал – нет.– Исходя из этих расчетов, нам понадобится минимум шестьсот тысяч долларов на покупку и установку нового оборудования.Шакир демонстративно разорвал красную папку.Чарли только этого и ждала:– Ой, вы случайно порвали документы. Ничего, у нас есть дубликат. Возьмите, пожалуйста.Она обогнула стол, подошла к чеченцу и положила перед ним новую папку с расчетами.Потом вернулась на место и сказала:– Я бы хотела поставить этот вопрос на голосование акционеров, но прежде позвольте мне сказать, какие еще траты нам предстоят.– Еще? – не удержался американец.– Да, мистер Кампино, это только начало.Американец очень хотел поддержать Чарли, но она видела, что ему это дается все труднее.– Слушай, ми заплатили деньги, нам говорили: доходи, дивиденти-шменти. Где все? Давайте ее снимем, – сказал Шакир. – Плохой руководство.Чарли добилась своего. На Шакира теперь даже не оборачивались. Это бесило его больше всего. Женщина говорит, а его никто не слушает. Мужское начало в нем кипело, но он умел наступать на все свои рефлексы, когда дело касалось денег. А в том, что эта американка никаких денег не получит, теперь он был совершенно уверен. Он даже за копейки на противопожарное оборудование готов был вцепиться в горло, но она вообще зарвалась. Теперь за нее никто не проголосует.– Позвольте, мисс Пайпс, давайте все-таки обсудим первый вопрос, – сказал московский банкир.– Это не имеет смысла, – ответила Чарли. – Если вас не устроит весь пакет, то мы вполне можем последовать совету господина Шакира и переизбрать меня. Более того, я сама уйду в отставку.Стало тихо. Сибиряк приоткрыл глаз и снова закрыл.– Вы нам угрожаете? – тихо спросил банкир.– Разве? – улыбнулась Чарли. – Незаменимых нет. Итак, если вы позволите, я продолжу.Собравшиеся переглянулись.– Отлично, – расценила молчание как знак согласия Чарли. – Значит, мы остановились на противопожарном оборудовании. Но это, господа, паллиатив. Если мы потратимся на дорогостоящую технику и больше ничего не сделаем – мы действительно останемся в убытке. Однако есть выход. Мы можем увеличить наши доходы по крайней мере раза в четыре.Банкир непроизвольно хмыкнул.– Госпожа Пайпс, – сказал он, словно профессор студентке, – в стране кризис. При всем вашем старании и нашей благосклонности доходы у нас не вырастут даже на процент.– Это очень поверхностный взгляд, – жестко сказала Пайпс. – Здесь недавно упоминали печальной памяти август. Что же тогда случилось? Действительно, средний класс перестал существовать. И в этом все дело! А наш отель как раз и был рассчитан на людей со средними доходами.– Вот видите! – развел руками банкир.– Значит, надо сделать его для людей с высокими доходами, – как само собой разумеющееся вывела Чарли. – Надо не снизить цены, а поднять их.– Это что-то новое в практике ценообразования, – тихо сказал американец.– Возможно. Но другого пути у нас нет.– Да-а… – протянул банкир. – Что-то вы, мягко говоря, недодумали, госпожа Пайпс. У вас и так клиентов раз, два и обчелся, а если вы повысите цены…– Да, цены надо повышать. Но не просто так. И теперь, господа, главное. Наш отель должен стать пятизвездочным. Только такой выход. Потому что это будет единственный в стране отель на высшем мировом уровне.Американец с интересом повернулся к Чарли.– И что из этого? – спросил банкир.– Из этого – все, – теперь уже стала профессором Пайпс. – Вы, наверное, знаете, что эксклюзивные товары стоят на порядок выше ширпотреба. Вы, наверное, знаете, что такое монополия. Вы, может быть, догадываетесь, что это азы экономики.Банкир нервно снял очки.– Ну а для этого, господа, нам придется раскошелиться. Вы же понимаете, что такое пять звезд.– Я не понимаю, – сказал Шакир.– А от вас этого не требуется, – улыбнулась Чарли. – Это моя забота.Шакир наклонился к уху Арслана и сказал тихо:– Позови Махмата и Ардана.Арслан кивнул и уже хотел было подняться, но Шакир жестом его остановил:– Потом.– Но вы отдаете себе отчет, чего это стоит? – спросил Кампино у Чарли.– В смысле денег? Да. Все расчеты вам будут предоставлены. – Она кивнула Ахмату, и тот раздал собравшимся голубые папки. – Прошу вас открыть документы на последней странице. Там обозначена сумма прописью.– Ха-ха… – как-то нервно засмеялся банкир. – Но эта цифра нереальна. Даже если мы согласимся вложить все дивиденды.– Да, этого будет маловато. Но, надеюсь, ваш банк даст нам ссуду?– Нет.– Почему?– У нас нет денег.– А у вас, господин Шакир?– Нету. А тебе и копейка не дам.– Что вы скажете, мистер Кампино?– Боюсь, что и я мало чем смогу помочь…И этого Чарли тоже ждала.– Ну что ж, тогда нам придется выпустить дополнительные акции.Она сказала это и замерла. Нет, они еще не поняли, они словно дают ей еще несколько секунд. Вот тогда она и вбила, последний гвоздь.– А раз у вас нет денег, придется продавать их желающим.Теперь все. Вот теперь можно выдохнуть. Глава 43 Старик Пайпс недолго развлекал себя делами отеля. Стоило ему взглянуть на самые важные документы, и он понял, что делать дальше – надо просто вызвать полицию. Эта простая мысль сразу же пришла ему в голову, и он был очень удивлен, почему его Черри до сих пор до этого не додумалась.С чувством выполненного долга он спустился в бар, где у него была назначена встреча со Светой.Правда, сначала Пайпс забежал в номер и надел джинсы. Во-первых, ему было неловко перед молоденькой и умненькой девочкой выглядеть заскорузлым стариком в костюме, а во-вторых, ему неловко было вообще в костюмах. Как-то так получается, что наша молодость проходит под знаком «denim», зрелость под знаком «cotton», а старость предпочитает «wool». У Пайпса все было шиворот-навыворот: в молодости клерком он парился в шерстяной тройке, потом почувствовал вкус свободной легкой одежды из хлопка, а сейчас обожал джинсы. Он не без основания считал, что эти народные штаны делают его похожим на ковбоя. Но не настоящего ковбоя – примитивной деревенщины, коровьего пастуха, героя анекдотов, а того ковбоя, что лихо разъезжает по экранам, паля направо и налево в плохих парней. Пайпс действительно был похож на Бронсона – эдакий опытный, даже пресытившийся, но еще ого-го какой легкий и подвижный ковбой: поджарая фигура, крепкий загар, седая благородная шевелюра и выцветшие голубые глаза. Настоящий шериф – мечта какого-нибудь заштатного американского городка.Света за это время тоже успела переодеться, и – о счастливое совпадение – тоже в джинсы. У нее было на это несколько причин: во-первых, она давала понять, что на сегодня занята, пусть не беспокоятся, а во-вторых, она предполагала, что старику наверняка захочется выйти на пленэр и посидеть на еле проклюнувшейся травке – так не пачкать же дорогущие платья. Мобильный телефон она тоже с собой не взяла, потому что ни с кем сегодня не собиралась общаться.– Я очень заинтересовался вашими мыслями, – сказал старик, заказывая бурбон. – Мне важно как можно больше узнать о России и о русских.– Это пожалуйста, это мы можем, – серьезно ответила Света. – О России я могу говорить сколько угодно.– А вот скажите, откуда вы все знаете? Вы ведь такая молодая.Света невольно зарделась. Она и сама предполагала за собой недюжинный ум, но когда тебе об этом говорят старшие – загордишься.– Я много читаю, думаю, размышляю, – сказала она, глубокомысленно сощурив глаза. – Вы ведь помните, как у старика Хема?– У кого?– У Хемингуэя, это ваш писатель?Если бы не густой загар, старик покраснел бы как юноша. Про Хемингуэя он слышал в школе, но с тех пор прошло много лет, а прочитать знаменитого соотечественника ему все было недосуг.– А, конечно. Так что у Гэмингвэя? – произнес он фамилию на американский манер.Света и сама пожалела, что упомянула красивую фамилию, потому что тоже ничего не читала.– Ну как же! Мы все учились немного, кое-где и кое-как, – вольно перевела она на английский русские стихи.– М-да… – протянул Пайпс, мысленно давая себе клятву обязательно купить сочинения Хемингуэя и прочесть все от корки до корки, чтобы найти другие, не менее замечательные по глубине высказывания.Света поняла, что пронесло, и почувствовала себя легко и свободно.– Знаете, это я только с виду такая легкомысленная, а в самом деле меня так все волнует. Я вот возьму какую-нибудь книгу и читаю, читаю, читаю… И думаю… Так много важных мыслей в книгах. Я ведь, знаете, еще в детстве любила петь и танцевать, стихи читала наизусть. Мне все так и говорили: Светка, ты будешь артисткой, настоящей, как Алла Пугачева.– Это кто?– Фи, он не знает Пугачеву! – искренне удивилась Света. – Это наша самая великая артистка.Пристыженный Пайпс молча выпил свой бурбон.– Вот, а когда я школу закончила, сразу поехала в Москву, чтобы поступить в театральный институт. Знаете, я так люблю театр, запах кулис, аплодисменты, грим, всякие роли, эти… ну, мебель старинная, костюмы… Ах, театр…– И что?– Блат. Кругом один блат.– Что это – блат?– Знакомство, родственники всякие, деньги. Можно было и другим путем, но мне было противно.– Каким?– Переспать с преподавателем. Да-да, не удивляйтесь, мне сразу на экзамене профессор сказал: хочешь работать в театре? Хочу. Тогда переспи со мной! Представляете?– Ужас!– А я тогда девочка чистая была, наивная, мне так противно стало… И куда ни приду – везде одно и то же. Я уже даже покончить с собой хотела. И еще такие все мерзкие старики… То есть я хотела сказать, что мне было просто противно. Как это можно: искусство – и такое? Но я себе слово дала: умру, а в театре работать буду.Пайпс слушал Свету с открытым ртом и уже корил себя за циничное желание с ней переспать. Бедная девочка, она так настрадалась.– Устроилась лифтершей. Зарплата – копейки. Жильцы, бывало, мне хлеба давали, чтобы я в голодный обморок не упала. А за квартиру платить надо. Потом и это кончилось.– Почему?– Лифт сломался. А хозяин квартиры ничего знать не хочет – или ты переспишь со мной, или убирайся.– Это же кошмар!– Что вы! Кошмар еще и не начинался. А я каждый вечер в театр ходила, на самые лучшие спектакли. Тихонечко сяду в последнем ряду и плачу.Пайпс заказал еще бурбона, чтобы утопить горе в вине.– А потом я влюбилась. Он артистом был. Гамлета знаете?Это Пайпс, слава богу, знал.– Вот он Гамлета играл. Такой красивый, умный. Я так его любила. Мы собирались пожениться, но его семья меня не захотела – как же, я простая девушка, а он знаменитость. И он меня бросил. Беременную.У Пайпса невольно сжались кулаки. Ах, попадись ему сейчас этот Гамлет, он бы ему показал «То be or not to be»!– Так у вас есть малыш?– Нет, – тихо сказала Света, тщательно прикусив губку. – Погиб ребеночек. При родах погиб. И знаете, мне тогда все стало все равно. А тут подруга моя пришла и говорит: хочешь денег заработать? Я даже не спросила как. Вот она меня в публичный дом и привела.Пайпс уже только качал головой. У него не было даже сил восклицать.– Да-да, в публичный дом. И бандерша там знаете кто? Герой Советского Союза. Я испугалась, закричала, но меня схватили и изнасиловали. А потом забрали паспорт и сказали, что, если откажусь, меня сдадут в милицию. Целый год я у нее работала. А потом она вышвырнула меня на улицу. И теперь я испорченный человек, кому я такая нужна? Нет счастья в жизни.И она, достав из сумки платочек, аккуратно промокнула сухие глаза.А вот у Пайпса глаза были действительно на мокром месте.Он был и шокирован, и счастлив. Судьба этой милой девушки тронула сердце наивного, отзывчивого американца так, как никакой голливудский фильм. А счастлив он был потому, что, кажется, наконец встретил свою судьбу во второй раз (первый – это была мать Чарли). Как разительно отличалась эта простая русская девушка от его знакомых девушек в Америке. Те тупо жевали жвачку, говорили куриным языком рэпэров и едва ли могли показать на карте Европу. Эта знала писателей, и даже американских, прожила тяжкую жизнь и осталась притом душевным и открытым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33