Уилла в каюте не было.
Дверь камбуза была распахнута. Кравцов побежал туда. Ну, конечно, торчит у плиты, помешивает ложкой в кастрюле…
– Какого дьявола вы возитесь тут? – заорал Кравцов, не помня себя от ярости. – Сейчас же ложитесь!
– Гречневая каша, – тихо сказал Уилл. – Я не представлял себе, что она так медленно разваривается.
Кравцов помолчал, глядя на синие круги под глазами шотландца.
– Ложитесь, – повторил он. – Я сам доварю ее.
– Вам следовало стать тюремным надзирателем, а не горным инженером, – проворчал Уилл и вышел на веранду.
Кравцов снял с плиты чайник и налил чаю Уиллу и себе. Он сделал несколько глотков – и поставил кружку на стол. Отсюда, с веранды, было видно, как ползла внутри вышки обсадная колонна, скорость се заметно возросла.
Кравцов побежал к вышке. Но, когда он включил резак, вместо острого синего жала высокотемпературной плазмы вспыхнуло широкое, ленивое, коптящее пламя.
Кравцов выругался и отошел с резаком назад под яркий свет лампы, чтобы посмотреть, в чем дело. Но едва он сделал пять шагов, как резак в его руках исправно выбросил плазму.
Что еще за новости?..
Он поспешил к трубе, наставил резак, но плазма опять превратилась в простой огонь. Кравцов нервно крутил ручки вентилей, дергал шланги – ничто не помогало.
– Я ожидал этого, – раздался голос за его спиной.
– Послушайте, Уилл, если вы сейчас же не ляжете…
– Потушите резак, он не будет работать.
– Почему?
– Самоподъем ускоряется, и магнитное поле колонны возросло. Ионизатор резака вблизи скважины отказывает. Нейтрализация, понимаете?
– Что же делать? – Кравцов выключил резак и швырнул его на палубу.
– На складе есть газовые горелки.
– Старье, – пробормотал Кравцов.
– Другого выхода нет. Надо резать.
Они взобрались на тележку и поехали в склад. Баллоны, с газами пришлось вытаскивать из дальнего, заставленного разным инвентарем угла. Уилл вдруг глухо застонал, сел на ящик. Кравцов оставил баллон, подбежал к шотландцу.
– Ничего… Сейчас… – Уилл трясущейся рукой вынул из кармана стеклянную трубочку, положил под язык белые горошины. – Сейчас пройдет. Поезжайте…
Кравцов погнал нагруженную тележку к буровой. Лихорадочно, до крови сбивая суставы пальцев, он вталкивал баллоны в гнезда рампы, навертывал соединительные гайки.
Газовая резка шла куда медленнее. Нескончаемо тянулось время, и нескончаемо тянулись из устья скважины новые и новые метры трубы.
Семь метров в минуту!
Он кромсал трубу как попало и уже не оттаскивал отрезанные куски, только отскакивал, когда они с грохотом рушились на мостки. Гудело, не переставая, голубое пламя, и горелка дрожала в его руках, и резы шли вкривь и вкось.
Час прошел? Или сутки? Время остановилось. Гудящее пламя – и грохот отваливающихся кусков труб. Больше ничего. И еще только одна мысль в отупевшем мозгу: «Сам ее добью… Сам…»
Он не видел, как приплелся Уилл и стал следить за давлением, переключая рампу с пустых баллонов на полные.
Он не слышал рокота воздушных моторов. Не видел, как возле плота сел на неспокойную воду белый гидросамолет и как надувные красные шлюпки с людьми в брезентовых плащах направились, прыгая на волнах, к причалу.
Чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо.
– Убирайтесь! – рявкнул он из последних сил и дернулся.
Рука отпустила плечо, но не исчезла. Она выхватила у Кравцова горелку, а другая рука мягко отстранила его.
Кравцов поднял голову и тупо уставился на жесткое, в морщинах, лицо с черными усиками над губой.
– Али-Овсад?.. – проговорил он, с трудом ворочая языком.
7
В те дни во многих газетах мира появились сообщения собственных корреспондентов из Манилы, Джакарты и Токио, подхваченные затем провинциальными газетами.
«Вести с Тихого океана: ожила стодвадцатитысячефутовая скважина, заброшенная еще во время прошлого МГГ».
(«Нью-Йорк герольд трибюн»).
«Загадочное явление природы. Недра выталкивают бурильные трубы из сверхглубокой скважины».
(«Таймс»).
«Подвиг советского инженера. Сутки напряженной борьбы на плавучем острове в Тихом океане».
(«Известия»).
«Мастер Али-Овсад приходит на помощь».
(«Бакинский рабочий»).
«Схватка русского и шотландца с морским дьяволом».
(«Стокгольм тиднинген»).
«Кара господня за дерзкое проникновение в глубь Земли».
(«Оссерваторе Романа»).
«Мы встревожены: это опять около нас».
(«Ниппон таймс»).
«Настало время вешать ученых и цветных».
(«Джорджия он сандей»).
8
Кравцов посмотрел на индикатор и, сморщившись, поскреб шею под левым ухом. Бороду он сбрил сегодня утром, но привычка осталась. Десять метров в минуту… Скоро вся обсадная колонна выползет наружу…
Четыре бригады, сменяясь, резали и резали трубы, еле справлялись с бешеным темпом подъема. Плот был завален кусками труб; автокран беспрерывно грузил их в самосвалы, а у причала трубы перегружались в трюмы транспортного судна под голландским флагом. Это судно было по радио зафрахтовано президиумом МГГ в Маниле. Туда же, в Манилу, срочно прилетели два представителя Геологической комиссии МГГ, и судно, приняв их на борт, форсированным ходом направилось к плоту. Сразу по его прибытии началась погрузка.
К Кравцову вразвалочку подошел мастер Али-Овсад. Жесткая, дубленная ветрами и зноем кожа его лица лоснилась от пота.
– Жалко, – сказал он.
– Да, жарко, – рассеянно отозвался Кравцов.
– Я говорю: жалко. Такой хороший труба – очень жалко. – Али-Овсад поцокал языком. – Джим! – крикнул он белобрысому долговязому парню в кожаных шортах. – Давай сюда!
Джим Паркинсон спрыгнул с мостков и пошел по трубам, размахивая длинными руками. Несмотря на свою молодость, Джим был одним из лучших монтажников техасских нефтяных промыслов. Он остановился, балансируя на трубе, и с улыбкой посмотрел на Али-Овсада. Тень от зеленого целлулоидного козырька падала на его узкое лицо, челюсть ритмично двигалась, пережевывая резинку.
Али-Овсад указал ему на крюк вспомогательного подъемника.
– Люльку подвешивай, билирсен? Понимаешь? (азерб.)
Свои ребята-автогенщик в люльку сажай, поднимай рядом с трубой. Такая же скорость, как труба лезет, да? – Али-Овсад показал руками, как поднимается колонна труб, а рядом с ней люлька. – Лифт! Ап! Билирсен?
Кравцов хотел было перевести это на английский, но оказалось, что Джим прекрасно понял Али-Овсада. Он выплюнул резиновый комок, удачно попав между своими ботинками и ботинками Али-Овсада, и сказал:
– О'кей!
Затем он нагнулся, дружелюбно хлопнул бакинца по плечу и добавил:
– Али-Офсайт – карашо!
И, хохотнув, пошел отдавать распоряжения своим парням.
Через четверть часа люлька, подхваченная крюком подъемника, поползла вверх рядом с обсадной колонной. Здоровенный черный румын из подсменной бригады оглушительно свистнул и заорал:
– Давай, давай!
Техасец-газорезчик выглянул из люльки и, осклабившись, оттопырил вверх большой палец. Затем он выставил, как ружье, горелку и впился огнем в серое тело трубы.
9
Около семи часов вечера представитель Геологической комиссии чилиец Брамулья созвал в кают-компании совещание.
– Сеньоры, прошу высказываться. – Он залпом осушил стакан холодного лимонада и откинул жирный торс на спинку плетеного кресла. – Уилл, не угодно ли вам?
Уилл, несколько оправившийся после приступа, сидел рядом с Кравцовым и листал свой блокнот.
– Пусть вначале мой коллега Кравцов сообщит результаты последних замеров, – сказал он негромко.
– Да, пожалуйста, сеньор Кравцов.
– Скорость самоподъема – одиннадцать метров в минуту, – сказал Кравцов.
– По моим подсчетам, при наблюдаемом нарастании скорости обсадная колонна примерно через четыре часа будет полностью вытолкнута из грунта. Ее нижний край повиснет над дном океана…
– Позвольте, молодой человек, – перебил его сухонький австриец Штамм, единственный из всех обитателей плота при галстуке, в пиджаке и брюках. – Вы употребили выражение «вытолкнута». Если так, то низ колонны никак не может «повиснуть», как вы изволили выразиться. Его, очевидно, будет подпирать то, что вытолкнуло его, не так ли?
– Пожалуй… – Кравцов слегка опешил. – Просто я не так выразился… Теперь о бурильной колонне. Вы знаете, что мы оборвали ее на глубине, но она, несомненно, тоже ползет вверх. По моим подсчетам, ее верхний край находится сейчас на глубине около семи тысяч метров, то есть он поднимается внутри обсадной Колонны, в той ее части, которая находится в толще воды. – Кравцов говорил медленно, тщательно подбирая слова. – К шести часам утра можно ожидать появления бурильной колонны над устьем скважины. Я предлагаю…
– Позвольте, – раздался дребезжащий голос Штамма. – Прежде чем перейти к предложениям, следует кое-что уточнить. Считаете ли вы, господин Кравцов, что вместе с обсадной колонной выталкивается и искусственная обсадка, иначе говоря, оплавленная порода стенок скважины, которая служит как бы продолжением обсадной колонны?
– Не знаю, – неуверенно произнес Кравцов. Он немного робел перед Штаммом, чем-то австриец напоминал ему школьного учителя географии. – Я, строго говоря, не геолог, а всего лишь бурильщик…
– Вы не знаете, – констатировал Штамм. – Пожалуйста, продолжайте.
– Наши газорезчики… – Кравцов прокашлялся. – Газорезчики уже сейчас с трудом управляются. Что же будет, когда трубы попрут… извините, полезут еще быстрее? Я предлагаю срочно радировать в центр, чтобы на плот доставили фотоквантовый нож. У нас в Москве есть прекрасная установка – ФКН-6А. Она мгновенно режет материал какой угодно прочности.
– ФКН-6А, – повторил Брамулья и покивал головой. – Да, это мысль. – Он влил в свою глотку еще стакан лимонада. – Почему вы замолчали?
– У меня все, – сказал Кравцов.
– Сеньор Макферсон?
– Да, – отозвался Уилл. – Мое мнение таково. Скважина прошла в какую-то трещину мантии. Неизвестное вещество, сжатое огромным давлением до пластичного состояния, нашло выход и выталкивает колонну…
– Позвольте, – вмешался Штамм. – Господа, нужна какая-то последовательность. Я возвращаюсь к вопросу об искусственной обсадке. Считаете ли вы…
– Не думаю, мистер Штамм, что стенки скважины могут быть столь сильно разрушены, – сдержанно сказал Уилл.
– Вы не думаете, – резюмировал австриец. – А я думаю, что надо немедленно спустить телекамеру и посмотреть, что происходит с грунтом. Телекамера на плоту имеется, не так ли? Пока мы будем се опускать, обсадная колонна выйдет из грунта, и мы увидим, как ведет себя искусственная обсадка. Я удивлен, господин Макферсон, что вы не предприняли спуска телекамеры с самого начала явления. Прошу вас, продолжайте.
– Да, насчет камеры – моя оплошность, согласен, – сказал Уилл. – Вещество, которое выдавливает трубы, обладает магнитными свойствами. Я проводил измерения с начала вахты и убедился: трубы намагничены. Минуточку, – повысил он голос, видя, что австриец открыл рот. – Я предвижу ваш вопрос. Да, трубы сделаны из немагнитного сплава, но тем не менее это факт: они намагничены. Их магнитное поле нейтрализует ионизатор плазменного резака. Прошу ознакомиться со сводным графиком моих наблюдений.
Штамм поспешно нацепил очки и склонился над графиком. Брамулья, шумно отдуваясь и оттопыривая толстые губы, смотрел через его плечо. Али-Овсад подставил Кравцову волосатое ухо, и тот, понизив голос, переводил ему слова Уилла. Выслушав до конца, Али-Овсад задумчиво поковырял мизинцем в ухе. Старый мастер, на своем веку основательно издырявивший землю буровыми скважинами, был озадачен.
– Хотите что-нибудь сказать, сеньор Али-Овсад? – спросил Брамулья, и Кравцов перевел мастеру его вопрос.
– Что сказать? Бурение-мурение – это я, конечно, немножко понимаю, – нараспев ответил Али-Овсад. – А такую породу, честное слово, никогда не встречал. Давай подождем, это вещество наверх пойдет – тогда посмотрим.
Штамм поднял голову от графика.
– Ждать нельзя ни в коем случае. Неизвестно, что произошло в недрах. Извержение обсадки может вызвать сильные толчки. После спуска телекамеры предлагаю эвакуировать всех на голландский транспорт.
– Ну уж нет! – вскричал Кравцов. – Простите, мистер Штамм, но я поддерживаю Али-Овсада: надо подождать, посмотреть, что последует за выбросом труб. Надо получить информацию!
– Согласен, – кивнул Уилл. – Приборы здесь, уходить нельзя.
Теперь все посмотрели на Брамулью – за ним оставалось последнее слово. Толстяк-чилиец размышлял, поглаживая себя по лысой голове.
– Сеньоры, – сказал он наконец. – Вопрос, насколько я понимаю, стоит так: есть ли прямая опасность? Ответить трудно, сеньоры, поскольку мы столкнулись с непонятным природным явлением. Но я привык подходить к подобным вопросам как сейсмолог. Мне кажется, коллега Штамм, что с сейсмической точки зрения непосредственной опасности нет… Карамба! – воскликнул он вдруг, посмотрев в окно. – Что это такое?
Из устья скважины ползла вверх серая обсадная колонна, а на ней, обхватив ее руками и ногами, висел человек в синей кепке и синем комбинезоне. Монтажники, стоявшие внизу, свистели и орали ему вслед. Из люльки, поднимавшейся рядом с колонной, свесился газорезчик и тоже что-то кричал в совершенном восторге.
– Это ваш парень, Джим? – встревоженно спросил Брамулья.
Паркинсон, хладнокровно жевавший резинку, мотнул головой.
– Это мой бурильщик Чулков-Мулков немножко хулиганит, – сказал Али-Овсад и, выйдя из каюты, вразвалку пошел по обрезкам труб к вышке.
Все последовали за ним.
– Чулков-Мулков? – переспросил Брамулья.
– Да нет, просто Чулков, – усмехнулся Кравцов.
Али-Овсад прокричал что-то вверх. Автогенщик в люльке, повинуясь команде мастера, перерезал колонну метрах в двух ниже висящего Чулкова. Обрезок трубы с Чулковым медленно опустился на крюке.
– Прыгай! – крикнул Али-Овсад.
Чулков рывком оторвался от трубы, упал на четвереньки и сразу поднялся, потирая коленки. Его круглое, мальчишеское лицо было бледно, светлые глаза смотрели ошалело.
– Зачем хулиганишь? – грозно сказал Али-Овсад.
– С ребятами поспорил, – пробормотал Чулков, озираясь и ища взглядом кепку, слетевшую при прыжке.
Из толпы бурильщиков выдвинулся коренастый американец с головой, повязанной пестрой косынкой. Ухмыляясь, он протянул Чулкову зажигалку с замысловатыми цветными вензелями.
– Не надо, – сказал Чулков и отвел его руку.
Брамулья обратился к бурильщикам с краткой речью, и бригады, посмеиваясь, вернулись к работе. Инцидент был исчерпан.
И только Кравцов заметил, что у Чулкова дрожали руки.
– Что это у вас с руками? – тихо спросил он парня.
– Ничего, – ответил Чулков. И вдруг, подняв на инженера растерянный взгляд, сказал: – Труба притягивает, Александр Витальич…
– То есть как?
– Притягивает, – повторил Чулков. – Не очень сильно, правда… Будто она магнит, а я железный…
Кравцов поспешил в кают-компанию, где Брамулья заканчивал совещание.
– Эвакуировать плот пока не будем, – говорил чилиец. Он вдруг засмеялся и добавил: – С такими отчаянными парнями нам ничего не страшно.
Штамм пригладил жесткой щеткой льняные волосы и направился к лебедке телекамеры, бормоча под нос что-то о русской и чилийской беспечности.
Под навесом Кравцов отозвал Уилла в сторонку и сообщил ему о том, что услышал от Чулкова.
– Вот как? – сказал Уилл.
10
Уже четвертый час шел спуск телекамеры. Кабель-трос сматывался с огромного барабана глубоководной лебедки и, огибая блок на конце решетчатой стрелы, уходил в черную воду. Полуголый монтажник из бригады Али-Овсада дымил у борта сигаретой, изредка посматривая на указатель глубины спуска.
Подошел Али-Овсад.
– Папиросу курят, когда гулять идут, – сказал он строго. – Рука на тормозе держи.
– Ничего не случится, мастер, – добродушно отозвался монтажник и щелчком отправил сигарету за борт. – Кругом автоматика.
– Автоматика сама по себе, ты сам по себе.
Для порядка старый мастер обошел лебедку, пощупал ладонью, не греются ли подшипники.
– Интересно, в Баку сейчас сколько времени, – сказал он и, не дожидаясь ответа, направился в каюту телеприемника.
Там у мерцающего экрана сидели Штамм, Брамулья и Кравцов.
– Ну, как? – Кравцов сонно помигал на вошедшего.
– Очень глубокое море, – печально сказал Али-Овсад. – Еще полчаса надо ждать. Или час, – добавил он, подумав.
В дверь просунулась голова вахтенного радиста.
– Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!
Кравцов выскочил на веранду.
Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали труби у автокрана, слышался разноязычный говор. Кравцов помчался в радиорубку.
– Алло!
Сквозь шорохи и потрескивания – далекий, родной, взволнованный голос:
– Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?
– Маринка? Привет! Да, да, слышу! Как ты дозвони…
– Саш, что у вас там случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12