Давайте пойдем в каюту и будем сторожить весь день, по очереди.
– В любом случае, они скоро придут в чувство, – сказал Кайтай. – Когда они увидят, что ты оставил их в живых, они, скорее всего, поймут, что сваляли дурака, послушавшись капитана.
– Так что же это за демон, что убил старину Чама? – вспомнила Зельза. – Если он вернется…
– У нас есть оружие, – ответил Оуэн. – Пойдем в каюту.
8
В этот день время тянулось невыносимо медленно. Солнце уже поднялось к зениту, а корабль шел по-прежнему: паруса были полны тем удивительным ветром, который не переставал дуть. Оуэн пошел в рулевую рубку и с помощью троса закрепил руль. Теперь он знал, что если они и собьются с курса, то не слишком. Мятежники собрались на носу и разговаривали там вполголоса, бросая косые взгляды на дверь каюты. Какой-то матрос попытался было проверить бдительность остававшихся в каюте и направился к ней. Он разделил участь того, что уже лежал на шпигатах со стрелой в горле. Страж и на этот раз был начеку.
Наконец солнце медленно зашло, и на закатном горизонте Оуэн заметил то, что равно могло быть и грядой низких облаков, и выступающей частью отдаленного берега. Рассматривая это из дверей каюты, он поднял глаза вверх. На небе стояла низкая луна, и ее бледного света вполне хватало, чтобы видеть палубу. Матросы, как серые тени, копошились в темноте полубака.
Прошел час. Зельза спала на одной из коек, и дыхание ее было так ровно и безмятежно, будто она проводила ночь в своей кибитке. Кайтай, скрестив ноги, сидел на палубе с непроницаемым видом восточного идола. Оуэн стоял, опершись о косяк двери, и охранял их.
Внезапно ночь прорезал вопль.
Дикий, гортанный крик, звучавший бессловесной агонией, вой, длившийся без остановки целую долгую минуту. Из темноты полубака на залитую светом луны палубу, кружась и спотыкаясь, вывалилась фигура, которая отгоняла от себя что-то, хлопая руками, как птица крыльями. Это был Нож.
Крик издавал его безъязыкий рот. Нож, все еще крича, споткнулся и упал плашмя, царапая ногтями палубу и дергая ногами. Оуэн бросился вперед, замахнувшись топором, сам не ведая на что; Кайтай бесшумно вырос у него за спиной. Зельза села на койке, мгновенно избавившись от остатков сна.
Но фигура в лунном свете осталась неподвижно лежать на палубе. Возле тела Ножа появилась широкая черная струйка – он был мертв.
– Я видел… – внезапно начал Кайтай и смолк.
– Да, – сказал Оуэн. – Оно отпрыгнуло от него. Как большая белая лягушка… размером с голову. О праматерь, что же это было?
– Размером с голову, – тихонько повторил Кайтай. На полубаке засветился огонь и послышались проклятия. Внезапно свет погас и раздался еще один крик боли, но на этот раз скоро, отчетливо и жутко прервавшийся. Было похоже на голос Ларра.
– С голову, – снова повторил Кайтай и вдруг схватил Оуэна за руку и рывком втащил в каюту. Он пинком захлопнул дверь и зашептал: – Зельза! Кремень и огниво – зажги лампу. Кажется, оно нападает только в темноте!
Цыганка торопливо нашарила кремень, и масло в лампе занялось – каюта наполнилась желтоватым светом. Снаружи, с полубака, раздался третий вопль.
– Смотрите! – сказал Кайтай. Он стоял возле бюро, где хранились рукописи и шкатулка. Теперь там были только рукописи. Шкатулки на месте не было. – Череп Мирдина Велиса, – задумчиво проговорил Кайтай. – А ведь его слуга сказал, что он… не по-настоящему мертв.
– То, что выпрыгнуло… размером с человеческую голову, – отозвался Оуэн.
– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – сказала Зельза. Она мертвенно побледнела.
Они сели, не спуская глаз с двери. Ночь приносила все новые – нехорошие – звуки, изредка слышался и топот бегущих ног. Но убежать, видимо, было невозможно: то, что преследовало людей, двигалось намного быстрее их. Один матрос почти добежал до дверей каюты, когда оно настигло его. Было слышно, как он безумно скребся о деревянные доски, а после затих.
– Сейчас я жалею, что не убил их сам, – первым из всех решился заговорить Оуэн, уже глубокой ночью, когда снаружи наступила страшная тишина. Его спутники молчали.
Прошло много времени, прежде чем небо в иллюминаторе начало сереть. Вставало солнце.
Оуэн открыл дверь на палубу, держа наготове топор. Матрос, которому почти удалось добежать до каюты, лежал в двух шагах от нее, обратив невидящий взгляд в белесое рассветное небо. Чуть поодаль лежали еще трое, в разных позах, – все они несомненно были мертвы. На полубаке не было никаких признаков жизни, только оторванная человеческая рука валялась у входа в матросский отсек.
Зато прямо по курсу, все больше проявляясь, всего в миле или двух, виднелся мыс, по форме напоминавший тот, что был описан в инструкции. Корабль шел прямо к нему, и кромка прибоя уже забелела впереди. Оуэн мгновенно оценил положение и крикнул Кайтая, успев еще вспрыгнуть на трап, ведущий на верхнюю палубу.
– Тяни этот шкот! – приказал он Кайтаю, а сам топором обрубил тросы, связывавшие руль, и схватился за него, заложив крутой поворот.
Кайтай озадаченно озирался, и Оуэн заорал:
– Главный парус! Да-да, этот! Да тяни же его! Тяни как десять чертей!
Парус заскользил вниз, спустился наполовину и бешено заполоскался; корабль рывком повернулся и очень медленно, под острым углом, пошел вдоль береговой линии. Его по-прежнему сильно сносило к берегу, и, когда Зельза появилась на мостике, она услышала, что Оуэн снова чертыхнулся, глядя на надвигавшиеся скалы.
– Ты, – он бросил руль в руки Зельзы, – держи так, крепко держи. Вцепись в палубу, женщина, и не давай ему двигаться, иначе через минуту мы врежемся в берег.
Прыгнув через перила мостика, Оуэн оказался на нижней палубе, кинулся к шкотам и стал тянуть вместе с Кайтаем. И наконец шкот был выбран, парус свернут, и корабль благополучно заскользил вдоль берега.
– Все в порядке, Зельза… теперь я возьму его. – Оуэн снова подтянул рулевой шкот и стоял теперь, опираясь о перила и тяжело дыша. – Небольшое упражнение укрепляет ноги. Клянусь носом святого Луки, этот корабль – плавучий убийца.
Кайтай склонился над одним из тел, лежавших на нижней палубе. Затем он выпрямился и обратился к Оуэну.
– Их просто съели, – заключил он мрачно. И посмотрел в сторону темного полубака. – А там…
– Постой, Кайтай, – Оуэн спустился к нему вниз, – ты полагаешь, это наша скромная посылочка… сотворила все это?
Кайтай кивнул.
– Ну что ж, – Оуэн тыльной стороной ладони задумчиво потер свою рыжую бороду и вздохнул, – сделка есть сделка. Я подрядился доставить этот кусок кости, куда ему нужно, хотя я и предположить не мог, что у него такие вкусы. И где бы ни находилась эта чертова штука, сейчас она отправится обратно в свой ящик.
– Похоже, она не убивает днем, – заметил Кайтай. – Вероятно, она даже не может двигаться.
Оуэн посмотрел на него:
– Черт возьми, я вообще в первый раз в жизни встречаю череп, который способен двигаться, днем или ночью. И очень возможно, что в последний. Однако твои слова меня чуть приободрили. Стой здесь, а я пойду на полубак и поговорю с этим костяным убийцей.
Но когда Оуэн двинулся к носу судна, Кайтай пошел за ним.
Они перешагивали и обходили мертвые тела, обошли руку, лежавшую у закрытой двери. Оуэн пинком распахнул дверь и заглянул внутрь.
– Г-э-э, – неэлегантно издал он. – Подержи-ка дверь открытой, Кайтай. – Затем вгляделся в полумрак, – Есть. Это шкатулка… точно, это она. И крышка закрыта. Ну, попробуем взять ее оттуда.
Он появился в дверях, со страхом неся черную шкатулку на вытянутых руках.
– По весу она такая же, как была, – сказал он. – Может, эта штуковина уже вернулась туда, как змея в свою нору? Думаешь, надо открыть ее?
С минуту Кайтай внимательно изучал шкатулку. Затем взял ее у Оуэна, чуть приподнял крышку и заглянул внутрь. Очень осторожно он закрыл ее снова и тут же накинул металлический крючок.
– Ее открыли – вот так, – показал он. – Теперь она снова заперта, и ничего оттуда не выскочит. А череп внутри.
– Ого! – Теперь Оуэн все понял. – Это старый дурак Чам. Он украл ящик и оттащил его к своей койке.
– И открыл, – добавил Кайтай, – отсюда можно заключить, что Мирдин Велис и вправду не вполне мертв. Или, во всяком случае, предпочитает, чтобы его не беспокоили в его уединении… в его ящике.
Оуэн взял шкатулку, и они направились обратно в каюту.
– Я только спрячу его на место, – сказал Оуэн, закрывая дверцу шкафа. Затем несколько секунд в задумчивости смотрел на нее.
– Как ты думаешь, где сейчас остальной Мирдин? – спросил Оуэн, а Кайтай сухо усмехнулся.
– Тебе что, недостаточно того, что есть здесь? – спросил он.
9
– Теперь, друг, – сказал Оуэн, когда судно шло вдоль побережья к югу, – надо будет думать о том, как благополучно и побыстрей вернуться домой. Ведь команды у нас уже нет. Мы до отвала накормили рыб тем, что пришлось выбросить за борт. Но одни мы не справимся с этим корытом.
– Верно, – ответил Кайтай, – но по мне уж лучше год тащиться по земле, чем день путешествовать морем. В моем народе считают, что мореплавание опасно для здоровья, и, если бы не бальзам Зельзы, я бы наверняка уже умер от морской болезни.
– Похоже, прямо по курсу – круглая бухта, которую мы ищем, – сказал Оуэн, прикрыв рукой глаза. – Теперь остается только надеяться, что мы справимся с рулем: слабый ветерок еще есть.
Все приметы сходились. Заливчик – почти правильный круг спокойной воды – окружали белые пляжи, а за ними виднелся густой зеленый лес. Вдали поднималась гряда гор со слегка убеленными снегом вершинами и узким крутым перевалом в центре. Под слабеющим ветром корабль шел уже намного медленнее. Оуэн спустил парус, и тот лег неопрятной грудой на палубу. Корабль подошел ближе к берегу, и киль слегка заскреб по гальке. Оуэн приподнял каменный якорь и бросил его.
– Такому якорю не удержать эту посудину и при слабом ветре, – объявил он спутникам. – Скорее всего, эта лохань ляжет на грунт при первом же приливе. Сомневаюсь, что мы сможем использовать ее на пути назад, даже если найдем команду. А пока у нас и команды нет.
Кайтай пожал плечами:
– Должна же быть и сухопутная дорога. К тому же мне в общем-то все равно, в какой стране находиться. В диком лесу можно узнать столько же, сколько и в большом городе.
Зельза засмеялась:
– Желтолицый – не любитель городов, как и я. Лично я не буду огорчена. Мой народ найдет себе другую царицу, пока я не вернусь – если я вообще когда-нибудь вернусь, – а я буду рядом с доблестным господином Оуэном…
Тут Оуэн бросил на нее взгляд:
– Ты когда-нибудь прекратишь дразнить меня?
Она посмотрела на него сверкающими черными глазами:
– Я не всегда шучу. И я уже почти устала ждать, пока мой господин Оуэн вспомнит, что я – плоть и кровь, а отнюдь не видение. К тому же я могу еще сделать то, что делают цыганки.
Оуэн ответил ей холодным взглядом. И вдруг подбородок Зельзы дернулся, и она отвернулась.
– Проклятый, – пробормотала она и закрыла лицо капюшоном.
– Ты, – сказал глядя на нее Оуэн, – и плачешь? Цыганки не плачут.
– Верно, – ответила Зельза и подняла голову: глаза ее сверкали, но в них не было слез.
– Возможно, придется долго идти пешком, – сказал Оуэн. – Если бы только на этой посудине была хоть пара лошадей… Ну да ладно, пойдем потихоньку – шаг за шагом.
Он испытал странное, немного безумное чувство радости, когда они двинулись через лес к едва видневшейся вдали гряде гор. Оно проявилось в его походке, когда он пошел вперед, держа на плече топор и сдвинув шлем на затылок. Что-то тянуло его туда, что-то как будто шептало из-за гор голосами из почти уже забытого им сна.
Это был светлый и прозрачный сосновый лес. По подушке из опавших игл под тенью деревьев шагать было легко и приятно. Но что сразу насторожило Кайтая, хорошо знавшего жизнь дикой природы, – это тишина. Казалось, в том лесу не было ни белок, ни птиц.
– Ведь хотел же я взять с собою немного сушеных продуктов, – наконец сказал он. Теперь они шли по узенькой низкой балке, которая, судя по всему, вела на запад. – Если этот лес действительно мертв, а мне он таким кажется, то мы очень скоро проголодаемся. Никаких шансов раздобыть ужин. Здесь нет даже крыс.
– Я это тоже заметила, – подтвердила Зельза, оглядываясь. – Я еще никогда не видела такого тихого леса.
– На худой конец мы можем пустить на суп нашего друга в шкатулке, – заметил Оуэн с резким смешком. Ни Кайтай, ни Зельза не рассмеялись, а Оуэн, оглянувшись на их мрачные физиономии, снова захохотал.
– Вы боитесь его? Ну что вы, он же заперт в ящике. – Оуэн, не умеряя шага, постучал по крышке. – А из него вышел бы неплохой костный бульончик. Ведь он очень хорошо откормлен мясом. – Он вновь громко рассмеялся, и смех этот гулко раскатился под соснами.
И будто эхо, но на самом деле вовсе не эхо, ответило ему тоже смехом. Это был не отрывистый и резкий хохот Оуэна, но высокий, чистый и отчетливый далекий детский смех, который шел отовсюду, раскатываясь по темной и пустынной сосновой роще. Косые лучи солнца кое-где пронизывали густые кроны и падали на коричневатую лесную подстилку: нигде не было видно ни единого живого существа, но все же в лесу слышался детский смех.
Затем он стих, и странная тишина вернулась снова. Путешественники остановились, и три пары глаз внимательно осмотрели все вокруг.
– Знаете что, – вдруг сказал Оуэн, – не нравится мне этот лес.
– Надо поскорее уходить отсюда, – подхватил Кайтай, – мне тоже не по душе детский смех, когда вокруг не видно детей.
Они двинулись дальше, и теперь очень быстро, почти трусцой. Больше смеха не слышалось, но зато кругом раздавались странные шорохи, непохожие на шелест деревьев, и однажды они услышали нечто, напоминавшее топот множества бегущих ног, где-то в глубине чащи.
Наконец впереди деревья начали заметно редеть: сосновый бор уступал место ровной полянке, сплошь покрытой травой, с редкими, чахлыми, кривыми деревцами. На самом краю ее на земле виднелись неглубокие борозды или длинные насыпи, как бы отмечавшие границу леса. Путешественники пересекли их со странным чувством облегчения.
На открытом месте они остановились перевести дух. Кайтай наклонился, поднял что-то и подкинул на ладони.
– Железо, – сказал он с удивлением. – Какое-то изделие. А вот это… – он поднял еще что-то, – пряжка. Оуэн, это место напоминает поле битвы.
– Оно вполне могло им быть. – Беспокойство Оуэна снова усилилось.
– А вон еще, смотри, – указал Кайтай. – Шлем, кажется. Почти совсем проржавел. Я думаю…
В разговор вмешалась Зельза:
– Наверное, когда-то люди восстали против этого леса и пошли на него войной.
– И были разбиты, – отозвался Кайтай.
– Смотрите, здесь когда-то проходила дорога, – воскликнула Зельза, показывая себе под ноги. В том, как росла трава, и вправду прослеживался какой-то узор – будто след от давным-давно проходившей здесь и исчезнувшей когда-то дороги.
– Да, там дальше действительно есть дорога, – вдруг произнес Оуэн и сам удивился, откуда он это знает. Но оказалось, что он был прав. Постепенно, по мере того как они шли по направлению к далекому горному перевалу, дорога все больше проступала сквозь траву, сначала просто как узенькая тропка, затем как нечто, похожее на проезжий путь, вымощенный плотно подогнанными плоскими камнями.
– Где дорога – там должны быть и люди, – пробормотал Кайтай. – Даже если это и очень старая дорога.
– А где люди – там будут и неприятности, – отозвался Оуэн, – хотя мне кажется, их не будет. Тех, кто строил эту дорогу, давно уже нет на земле, а путешественники сюда, я думаю, не заглядывают.
– Но по-прежнему никакой дичи, – пожаловался Кайтай. – А ведь нам скоро становиться на ночлег.
– Обойдемся тем, что есть у нас в мешках, – ответил Оуэн, – к тому же я не устал. А ты, Зельза? – В его голосе прозвучала нотка участия, что молодая женщина тут же заметила.
– В ходьбе я могу переплюнуть любого гахьо, – заявила она, ласково улыбнувшись.
– Тогда посмотрим, сколько миль мы сможем пройти при лунном свете, – заключил Оуэн, – может быть, дальше появится и дичь.
И так они шли дальше по прямой белой дороге; солнце село, и теперь уже луна освещала им путь. Далекий горный перевал теперь чуть приблизился.
И вот, когда наконец Кайтай был готов уже предложить стать лагерем, они с Оуэном заметили вспышку света. Зельза увидела ее мгновением раньше. Оба вскрикнули одновременно.
– Может, пахарь или пастух, – неуверенно предположил Кайтай. – Хотя я до сих пор не видел никаких следов стад в этих местах. А ты что думаешь, Оуэн?
Свет выделялся маленькой желтой точкой на фоне вздымавшейся перед ними горы. Но в ответе Оуэна вдруг зазвучала странная нотка – гнев.
– Проклятые, вечно недовольные скоты, – воскликнул он, скрипнув зубами.
Зельза кинула на него удивленный взгляд. Лицо его в свете луны было искажено яростью, а рука схватила топор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– В любом случае, они скоро придут в чувство, – сказал Кайтай. – Когда они увидят, что ты оставил их в живых, они, скорее всего, поймут, что сваляли дурака, послушавшись капитана.
– Так что же это за демон, что убил старину Чама? – вспомнила Зельза. – Если он вернется…
– У нас есть оружие, – ответил Оуэн. – Пойдем в каюту.
8
В этот день время тянулось невыносимо медленно. Солнце уже поднялось к зениту, а корабль шел по-прежнему: паруса были полны тем удивительным ветром, который не переставал дуть. Оуэн пошел в рулевую рубку и с помощью троса закрепил руль. Теперь он знал, что если они и собьются с курса, то не слишком. Мятежники собрались на носу и разговаривали там вполголоса, бросая косые взгляды на дверь каюты. Какой-то матрос попытался было проверить бдительность остававшихся в каюте и направился к ней. Он разделил участь того, что уже лежал на шпигатах со стрелой в горле. Страж и на этот раз был начеку.
Наконец солнце медленно зашло, и на закатном горизонте Оуэн заметил то, что равно могло быть и грядой низких облаков, и выступающей частью отдаленного берега. Рассматривая это из дверей каюты, он поднял глаза вверх. На небе стояла низкая луна, и ее бледного света вполне хватало, чтобы видеть палубу. Матросы, как серые тени, копошились в темноте полубака.
Прошел час. Зельза спала на одной из коек, и дыхание ее было так ровно и безмятежно, будто она проводила ночь в своей кибитке. Кайтай, скрестив ноги, сидел на палубе с непроницаемым видом восточного идола. Оуэн стоял, опершись о косяк двери, и охранял их.
Внезапно ночь прорезал вопль.
Дикий, гортанный крик, звучавший бессловесной агонией, вой, длившийся без остановки целую долгую минуту. Из темноты полубака на залитую светом луны палубу, кружась и спотыкаясь, вывалилась фигура, которая отгоняла от себя что-то, хлопая руками, как птица крыльями. Это был Нож.
Крик издавал его безъязыкий рот. Нож, все еще крича, споткнулся и упал плашмя, царапая ногтями палубу и дергая ногами. Оуэн бросился вперед, замахнувшись топором, сам не ведая на что; Кайтай бесшумно вырос у него за спиной. Зельза села на койке, мгновенно избавившись от остатков сна.
Но фигура в лунном свете осталась неподвижно лежать на палубе. Возле тела Ножа появилась широкая черная струйка – он был мертв.
– Я видел… – внезапно начал Кайтай и смолк.
– Да, – сказал Оуэн. – Оно отпрыгнуло от него. Как большая белая лягушка… размером с голову. О праматерь, что же это было?
– Размером с голову, – тихонько повторил Кайтай. На полубаке засветился огонь и послышались проклятия. Внезапно свет погас и раздался еще один крик боли, но на этот раз скоро, отчетливо и жутко прервавшийся. Было похоже на голос Ларра.
– С голову, – снова повторил Кайтай и вдруг схватил Оуэна за руку и рывком втащил в каюту. Он пинком захлопнул дверь и зашептал: – Зельза! Кремень и огниво – зажги лампу. Кажется, оно нападает только в темноте!
Цыганка торопливо нашарила кремень, и масло в лампе занялось – каюта наполнилась желтоватым светом. Снаружи, с полубака, раздался третий вопль.
– Смотрите! – сказал Кайтай. Он стоял возле бюро, где хранились рукописи и шкатулка. Теперь там были только рукописи. Шкатулки на месте не было. – Череп Мирдина Велиса, – задумчиво проговорил Кайтай. – А ведь его слуга сказал, что он… не по-настоящему мертв.
– То, что выпрыгнуло… размером с человеческую голову, – отозвался Оуэн.
– Вот теперь мне по-настоящему страшно, – сказала Зельза. Она мертвенно побледнела.
Они сели, не спуская глаз с двери. Ночь приносила все новые – нехорошие – звуки, изредка слышался и топот бегущих ног. Но убежать, видимо, было невозможно: то, что преследовало людей, двигалось намного быстрее их. Один матрос почти добежал до дверей каюты, когда оно настигло его. Было слышно, как он безумно скребся о деревянные доски, а после затих.
– Сейчас я жалею, что не убил их сам, – первым из всех решился заговорить Оуэн, уже глубокой ночью, когда снаружи наступила страшная тишина. Его спутники молчали.
Прошло много времени, прежде чем небо в иллюминаторе начало сереть. Вставало солнце.
Оуэн открыл дверь на палубу, держа наготове топор. Матрос, которому почти удалось добежать до каюты, лежал в двух шагах от нее, обратив невидящий взгляд в белесое рассветное небо. Чуть поодаль лежали еще трое, в разных позах, – все они несомненно были мертвы. На полубаке не было никаких признаков жизни, только оторванная человеческая рука валялась у входа в матросский отсек.
Зато прямо по курсу, все больше проявляясь, всего в миле или двух, виднелся мыс, по форме напоминавший тот, что был описан в инструкции. Корабль шел прямо к нему, и кромка прибоя уже забелела впереди. Оуэн мгновенно оценил положение и крикнул Кайтая, успев еще вспрыгнуть на трап, ведущий на верхнюю палубу.
– Тяни этот шкот! – приказал он Кайтаю, а сам топором обрубил тросы, связывавшие руль, и схватился за него, заложив крутой поворот.
Кайтай озадаченно озирался, и Оуэн заорал:
– Главный парус! Да-да, этот! Да тяни же его! Тяни как десять чертей!
Парус заскользил вниз, спустился наполовину и бешено заполоскался; корабль рывком повернулся и очень медленно, под острым углом, пошел вдоль береговой линии. Его по-прежнему сильно сносило к берегу, и, когда Зельза появилась на мостике, она услышала, что Оуэн снова чертыхнулся, глядя на надвигавшиеся скалы.
– Ты, – он бросил руль в руки Зельзы, – держи так, крепко держи. Вцепись в палубу, женщина, и не давай ему двигаться, иначе через минуту мы врежемся в берег.
Прыгнув через перила мостика, Оуэн оказался на нижней палубе, кинулся к шкотам и стал тянуть вместе с Кайтаем. И наконец шкот был выбран, парус свернут, и корабль благополучно заскользил вдоль берега.
– Все в порядке, Зельза… теперь я возьму его. – Оуэн снова подтянул рулевой шкот и стоял теперь, опираясь о перила и тяжело дыша. – Небольшое упражнение укрепляет ноги. Клянусь носом святого Луки, этот корабль – плавучий убийца.
Кайтай склонился над одним из тел, лежавших на нижней палубе. Затем он выпрямился и обратился к Оуэну.
– Их просто съели, – заключил он мрачно. И посмотрел в сторону темного полубака. – А там…
– Постой, Кайтай, – Оуэн спустился к нему вниз, – ты полагаешь, это наша скромная посылочка… сотворила все это?
Кайтай кивнул.
– Ну что ж, – Оуэн тыльной стороной ладони задумчиво потер свою рыжую бороду и вздохнул, – сделка есть сделка. Я подрядился доставить этот кусок кости, куда ему нужно, хотя я и предположить не мог, что у него такие вкусы. И где бы ни находилась эта чертова штука, сейчас она отправится обратно в свой ящик.
– Похоже, она не убивает днем, – заметил Кайтай. – Вероятно, она даже не может двигаться.
Оуэн посмотрел на него:
– Черт возьми, я вообще в первый раз в жизни встречаю череп, который способен двигаться, днем или ночью. И очень возможно, что в последний. Однако твои слова меня чуть приободрили. Стой здесь, а я пойду на полубак и поговорю с этим костяным убийцей.
Но когда Оуэн двинулся к носу судна, Кайтай пошел за ним.
Они перешагивали и обходили мертвые тела, обошли руку, лежавшую у закрытой двери. Оуэн пинком распахнул дверь и заглянул внутрь.
– Г-э-э, – неэлегантно издал он. – Подержи-ка дверь открытой, Кайтай. – Затем вгляделся в полумрак, – Есть. Это шкатулка… точно, это она. И крышка закрыта. Ну, попробуем взять ее оттуда.
Он появился в дверях, со страхом неся черную шкатулку на вытянутых руках.
– По весу она такая же, как была, – сказал он. – Может, эта штуковина уже вернулась туда, как змея в свою нору? Думаешь, надо открыть ее?
С минуту Кайтай внимательно изучал шкатулку. Затем взял ее у Оуэна, чуть приподнял крышку и заглянул внутрь. Очень осторожно он закрыл ее снова и тут же накинул металлический крючок.
– Ее открыли – вот так, – показал он. – Теперь она снова заперта, и ничего оттуда не выскочит. А череп внутри.
– Ого! – Теперь Оуэн все понял. – Это старый дурак Чам. Он украл ящик и оттащил его к своей койке.
– И открыл, – добавил Кайтай, – отсюда можно заключить, что Мирдин Велис и вправду не вполне мертв. Или, во всяком случае, предпочитает, чтобы его не беспокоили в его уединении… в его ящике.
Оуэн взял шкатулку, и они направились обратно в каюту.
– Я только спрячу его на место, – сказал Оуэн, закрывая дверцу шкафа. Затем несколько секунд в задумчивости смотрел на нее.
– Как ты думаешь, где сейчас остальной Мирдин? – спросил Оуэн, а Кайтай сухо усмехнулся.
– Тебе что, недостаточно того, что есть здесь? – спросил он.
9
– Теперь, друг, – сказал Оуэн, когда судно шло вдоль побережья к югу, – надо будет думать о том, как благополучно и побыстрей вернуться домой. Ведь команды у нас уже нет. Мы до отвала накормили рыб тем, что пришлось выбросить за борт. Но одни мы не справимся с этим корытом.
– Верно, – ответил Кайтай, – но по мне уж лучше год тащиться по земле, чем день путешествовать морем. В моем народе считают, что мореплавание опасно для здоровья, и, если бы не бальзам Зельзы, я бы наверняка уже умер от морской болезни.
– Похоже, прямо по курсу – круглая бухта, которую мы ищем, – сказал Оуэн, прикрыв рукой глаза. – Теперь остается только надеяться, что мы справимся с рулем: слабый ветерок еще есть.
Все приметы сходились. Заливчик – почти правильный круг спокойной воды – окружали белые пляжи, а за ними виднелся густой зеленый лес. Вдали поднималась гряда гор со слегка убеленными снегом вершинами и узким крутым перевалом в центре. Под слабеющим ветром корабль шел уже намного медленнее. Оуэн спустил парус, и тот лег неопрятной грудой на палубу. Корабль подошел ближе к берегу, и киль слегка заскреб по гальке. Оуэн приподнял каменный якорь и бросил его.
– Такому якорю не удержать эту посудину и при слабом ветре, – объявил он спутникам. – Скорее всего, эта лохань ляжет на грунт при первом же приливе. Сомневаюсь, что мы сможем использовать ее на пути назад, даже если найдем команду. А пока у нас и команды нет.
Кайтай пожал плечами:
– Должна же быть и сухопутная дорога. К тому же мне в общем-то все равно, в какой стране находиться. В диком лесу можно узнать столько же, сколько и в большом городе.
Зельза засмеялась:
– Желтолицый – не любитель городов, как и я. Лично я не буду огорчена. Мой народ найдет себе другую царицу, пока я не вернусь – если я вообще когда-нибудь вернусь, – а я буду рядом с доблестным господином Оуэном…
Тут Оуэн бросил на нее взгляд:
– Ты когда-нибудь прекратишь дразнить меня?
Она посмотрела на него сверкающими черными глазами:
– Я не всегда шучу. И я уже почти устала ждать, пока мой господин Оуэн вспомнит, что я – плоть и кровь, а отнюдь не видение. К тому же я могу еще сделать то, что делают цыганки.
Оуэн ответил ей холодным взглядом. И вдруг подбородок Зельзы дернулся, и она отвернулась.
– Проклятый, – пробормотала она и закрыла лицо капюшоном.
– Ты, – сказал глядя на нее Оуэн, – и плачешь? Цыганки не плачут.
– Верно, – ответила Зельза и подняла голову: глаза ее сверкали, но в них не было слез.
– Возможно, придется долго идти пешком, – сказал Оуэн. – Если бы только на этой посудине была хоть пара лошадей… Ну да ладно, пойдем потихоньку – шаг за шагом.
Он испытал странное, немного безумное чувство радости, когда они двинулись через лес к едва видневшейся вдали гряде гор. Оно проявилось в его походке, когда он пошел вперед, держа на плече топор и сдвинув шлем на затылок. Что-то тянуло его туда, что-то как будто шептало из-за гор голосами из почти уже забытого им сна.
Это был светлый и прозрачный сосновый лес. По подушке из опавших игл под тенью деревьев шагать было легко и приятно. Но что сразу насторожило Кайтая, хорошо знавшего жизнь дикой природы, – это тишина. Казалось, в том лесу не было ни белок, ни птиц.
– Ведь хотел же я взять с собою немного сушеных продуктов, – наконец сказал он. Теперь они шли по узенькой низкой балке, которая, судя по всему, вела на запад. – Если этот лес действительно мертв, а мне он таким кажется, то мы очень скоро проголодаемся. Никаких шансов раздобыть ужин. Здесь нет даже крыс.
– Я это тоже заметила, – подтвердила Зельза, оглядываясь. – Я еще никогда не видела такого тихого леса.
– На худой конец мы можем пустить на суп нашего друга в шкатулке, – заметил Оуэн с резким смешком. Ни Кайтай, ни Зельза не рассмеялись, а Оуэн, оглянувшись на их мрачные физиономии, снова захохотал.
– Вы боитесь его? Ну что вы, он же заперт в ящике. – Оуэн, не умеряя шага, постучал по крышке. – А из него вышел бы неплохой костный бульончик. Ведь он очень хорошо откормлен мясом. – Он вновь громко рассмеялся, и смех этот гулко раскатился под соснами.
И будто эхо, но на самом деле вовсе не эхо, ответило ему тоже смехом. Это был не отрывистый и резкий хохот Оуэна, но высокий, чистый и отчетливый далекий детский смех, который шел отовсюду, раскатываясь по темной и пустынной сосновой роще. Косые лучи солнца кое-где пронизывали густые кроны и падали на коричневатую лесную подстилку: нигде не было видно ни единого живого существа, но все же в лесу слышался детский смех.
Затем он стих, и странная тишина вернулась снова. Путешественники остановились, и три пары глаз внимательно осмотрели все вокруг.
– Знаете что, – вдруг сказал Оуэн, – не нравится мне этот лес.
– Надо поскорее уходить отсюда, – подхватил Кайтай, – мне тоже не по душе детский смех, когда вокруг не видно детей.
Они двинулись дальше, и теперь очень быстро, почти трусцой. Больше смеха не слышалось, но зато кругом раздавались странные шорохи, непохожие на шелест деревьев, и однажды они услышали нечто, напоминавшее топот множества бегущих ног, где-то в глубине чащи.
Наконец впереди деревья начали заметно редеть: сосновый бор уступал место ровной полянке, сплошь покрытой травой, с редкими, чахлыми, кривыми деревцами. На самом краю ее на земле виднелись неглубокие борозды или длинные насыпи, как бы отмечавшие границу леса. Путешественники пересекли их со странным чувством облегчения.
На открытом месте они остановились перевести дух. Кайтай наклонился, поднял что-то и подкинул на ладони.
– Железо, – сказал он с удивлением. – Какое-то изделие. А вот это… – он поднял еще что-то, – пряжка. Оуэн, это место напоминает поле битвы.
– Оно вполне могло им быть. – Беспокойство Оуэна снова усилилось.
– А вон еще, смотри, – указал Кайтай. – Шлем, кажется. Почти совсем проржавел. Я думаю…
В разговор вмешалась Зельза:
– Наверное, когда-то люди восстали против этого леса и пошли на него войной.
– И были разбиты, – отозвался Кайтай.
– Смотрите, здесь когда-то проходила дорога, – воскликнула Зельза, показывая себе под ноги. В том, как росла трава, и вправду прослеживался какой-то узор – будто след от давным-давно проходившей здесь и исчезнувшей когда-то дороги.
– Да, там дальше действительно есть дорога, – вдруг произнес Оуэн и сам удивился, откуда он это знает. Но оказалось, что он был прав. Постепенно, по мере того как они шли по направлению к далекому горному перевалу, дорога все больше проступала сквозь траву, сначала просто как узенькая тропка, затем как нечто, похожее на проезжий путь, вымощенный плотно подогнанными плоскими камнями.
– Где дорога – там должны быть и люди, – пробормотал Кайтай. – Даже если это и очень старая дорога.
– А где люди – там будут и неприятности, – отозвался Оуэн, – хотя мне кажется, их не будет. Тех, кто строил эту дорогу, давно уже нет на земле, а путешественники сюда, я думаю, не заглядывают.
– Но по-прежнему никакой дичи, – пожаловался Кайтай. – А ведь нам скоро становиться на ночлег.
– Обойдемся тем, что есть у нас в мешках, – ответил Оуэн, – к тому же я не устал. А ты, Зельза? – В его голосе прозвучала нотка участия, что молодая женщина тут же заметила.
– В ходьбе я могу переплюнуть любого гахьо, – заявила она, ласково улыбнувшись.
– Тогда посмотрим, сколько миль мы сможем пройти при лунном свете, – заключил Оуэн, – может быть, дальше появится и дичь.
И так они шли дальше по прямой белой дороге; солнце село, и теперь уже луна освещала им путь. Далекий горный перевал теперь чуть приблизился.
И вот, когда наконец Кайтай был готов уже предложить стать лагерем, они с Оуэном заметили вспышку света. Зельза увидела ее мгновением раньше. Оба вскрикнули одновременно.
– Может, пахарь или пастух, – неуверенно предположил Кайтай. – Хотя я до сих пор не видел никаких следов стад в этих местах. А ты что думаешь, Оуэн?
Свет выделялся маленькой желтой точкой на фоне вздымавшейся перед ними горы. Но в ответе Оуэна вдруг зазвучала странная нотка – гнев.
– Проклятые, вечно недовольные скоты, – воскликнул он, скрипнув зубами.
Зельза кинула на него удивленный взгляд. Лицо его в свете луны было искажено яростью, а рука схватила топор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18