Геннадий Самойлович Гор: «Имя»
Геннадий Самойлович Гор
Имя
Scout
«Имя»: Лениздат; Ленинград; 1980
Геннадий ГорИмя
1 Я убежден, что это было. Ведь это случилось очень давно, еще в детстве, а детство совсем особая страна.Мы только что переехали в новый кооперативный дом за Черной речкой.Дядя Вася сказал:– В этом доме творятся чудеса.– Какие? – спросил я.– А каких бы ты хотел чудес? Я не ответил, думая, что чудеса случаются только в сказках.– А еще что в этом доме? – спросил я.– В этом очень красивом доме, – сказал дядя Вася, – поселились знаменитые люди.– Кто?– Бах, Чехов, Бетховен, Николай Коперник, Александр Дюма.– Не могут они здесь поселиться, – сказал я.– В другом месте это действительно невозможно. Но в этом кооперативном доме творятся удивительные вещи, просто чудеса.И действительно, я видел чудо. Я увидел чудо, может быть, потому, что я его сильно хотел.Однажды мы поднялись с мамой на десятый этаж, где жил электромонтер. Монтера, конечно, не оказалось дома, но зато на дверях соседней квартиры мы увидели медную дощечку, на которой было выгравировано: «Художник Левитан».По-видимому, в этой квартире поселился однофамилец знаменитого художника.– Странно, – сказала мама. – Ведь в списке его не было.– В каком списке?– В списке пайщиков.– Но, может, он въехал позже или с кем-то поменялся?– Все это довольно загадочно, – сказала мама, и лицо ее стало таким, словно она решала в уме задачу.Мы вызвали лифт, чтобы спуститься на свой этаж. И в лифте мама сказала:– Какой-то ловкач.– Но ведь он Левитан, художник!– Тебе это показалось.Я отлично знал, что мне не показалось, но не стал возражать.Весь день я думал о нем, о знаменитом русском художнике. И даже раскрыл том Большой Советской Энциклопедии на букву «Л», стоявший в отцовском книжном шкафу.Художник Левитан был один, другого Левитана в энциклопедии не было. И он давно умер. Кто же мог оказаться на десятом этаже нашего дома?Этот вопрос очень смущал меня. И мне было почему-то неловко за незнакомого мне человека, оказавшегося не только Левитаном, но и художником тоже.Вечером пришел дядя Вася. Он был немножко навеселе и сказал:– В этом доме живут знаменитые люди: Бах, Бетховен, Есенин, Александр Дюма.– И Левитан тут живет, – добавил я, – знаменитый русский художник.– Это не тот Левитан, – вмешалась мама. – Ты, Вася, не знаешь, кто это такой?– Сотрудник худфонда. Не то художник, не то реставратор.– А почему он не переменил фамилию, – спросила мама, – если случайно оказался однофамильцем?– Фамилию легко переменить девушке. Для этого ей нужно только выйти замуж. А художнику, наверное, было лень хлопотать. Возможно, он привык к своей фамилии. И она ему полюбилась. 2 Однажды в нашей квартире испортился мусоропровод, и мы с дядей Васей спустились в первый этаж, где жил комендант.Когда мы пришли, комендант брился электрической бритвой «Харьков». Увидя нас, комендант положил бритву на стол, предварительно сдув с нее остатки своей бороды, и приветливо улыбнулся нам трогательной и немножко печальной улыбкой. Это был очень красивый и очень стройный старик, немножко похожий на богатого иностранца. Таких красивых и стройных, спокойно-величавых и медлительных стариков я видел только в заграничных фильмах. И я подумал, что неудобно просить такого красивого и благородного старика, чтобы он исправил мусоропровод. Но дядя Вася не обратил внимания на благородную внешность коменданта и стал ему жаловаться на мусоропровод, а также на стену, которая треснула в непозволительно короткое время.Комендант внимательно слушал дядю Васю и ковырял в зубах зубочисткой. Я никогда до того не видел зубочисток, а только слышал, что они существовали в древние времена, когда люди очень любили ковыряться в зубах. Комендант слушал с благородным выражением лица, а потом заметил, что мусоропровод испортился потому, что туда бросают очень большие предметы, совсем не считаясь с законами гравитации.Дяде Васе очень понравилось это выражение: «с законами гравитации», свидетельствующее о том, что комендант, по-видимому, имел высшее образование, и дядя больше не стал говорить о мусоропроводе, а стал рассказывать о том, как он любит заниматься по утрам гимнастикой и как благодаря гимнастике он сохранил свое здоровье.Расстались мы с комендантом друзьями. Старик достал из кармана какую-то кожаную штучку, похожую на портсигар, и протянул мне и дяде по визитной карточке.Это очень удивило меня и дядю Васю. Ведь визитные карточки употребляли много лет назад, когда существовали зубочистки, извозчики, гувернантки, городовые и всякие другие предметы, которых ни за что не увидишь сейчас. Но когда мы вышли от коменданта и прочли, что было напечатано на визитной карточке, мы удивились еще больше. Там изящным, тонким шрифтом было напечатано: «Николай Коперник».– Разве он Коперник? – спросил я.– Комендант стал жертвой опечатки, – сказал дядя Вася. – Наборщики неправильно набрали. А старик по рассеянности не заметил. Он произвел на меня очень хорошее впечатление.– И на меня тоже, – согласился я. – Может, ее вернуть старику, чтобы он тоже знал, что стал жертвой опечатки?– Думаю, не стоит этого делать, – сказал дядя Вася.– Почему?– Мы и без того его огорчили мусоропроводом и стеной, которая дала трещину.– А все же как быть с визитной карточкой?– Не показывай ее, чтобы не подвести старика. Вот и все.– А как ты думаешь, – спросил я дядю Васю, – художник, живущий на десятом этаже, не мог тоже стать жертвой опечатки?– Не думаю. Хотя в этом доме все возможно. 3 Для того чтобы в нашу квартиру не мог забраться вор, двери были обиты листовым железом и поставлен хитроумный заграничный замок с секретом. Этот секрет мог понадобиться, когда семья уедет на дачу, а в обычное время им не пользовались, и замок работал, как все другие замки. Он закрывал дверь от всех посторонних и подозрительных людей. Теперь, когда нет воров и подозрительных личностей, на дверях нет замков, тем более с секретом, а в то время, о котором я сейчас рассказываю, не было ни одной двери без замка и даже существовали еще цепочки, тоже чтобы хулиган или подозрительный человек не мог пройти с помощью хитрости и коварства.Дядя Вася с его доверчивым характером был против этого замка с секретом, но мама проявила свою обычную настойчивость, и замок врезали в дверь. Мама всегда боялась воров, и особенно тех, кто может подделать ключ к чужим дверям, но с тех пор как она поставила замок с секретом, она перестала бояться того, чего всегда боялась и ожидала.Однажды, когда не было дома ни дяди Васи, ни отца, мама заторопилась и нечаянно повернула ту часть замка, в которой был секрет. Дверь закрылась и теперь ни за что не хотела открыться.Мама попыталась открыть дверь, но замок не слушался.Оттого что дверь захлопнулась и не хотела выпустить нас из квартиры, мир изменился, и в первую очередь изменилась наша квартира. Она вдруг стала похожей на испортившийся лифт, застрявший между этажами, а может, даже чем-то на одиночную камеру – тюрьмы. Правда, я был в эту минуту не одинок, возле меня стояла мама, но я почему-то почувствовал одиночество. Квартира отделилась от других квартир, от улицы, от всего мира.Мама стала нервничать. Ей надо было идти в поликлинику к зубному врачу, а врач был нервный, издерганный торопливыми и нечуткими людьми и очень не любил, когда опаздывали.Она стала вертеть ту часть замка, в которой был секрет, надеясь не столько на свою ловкость, сколько на каприз случая, который сменит гнев на милость и даст возможность открыть дверь.– Что же делать? – подумала мама вслух. – Не могу я ждать Васю. Он, наверно, сидит в кино в самом заднем ряду и по обыкновению спит. Он может проспать и два сеанса. Что делать? Может, позвонить коменданту?И она позвонила.Через десять минут комендант стоял на площадке и вежливым, полным сдержанного благородства голосом ободрял и успокаивал нас.У старика был очень красивый, мелодичный голос, и нам с мамой казалось, что там стоит не старик, а, наоборот, юноша.Своим мелодичным и очень свежим, молодым голосом он скрашивал наши неприятные минуты, и квартира уже не казалась мне похожей на остановившийся лифт.Мама сказала старику через обитую железом дверь:– Нам очень приятно беседовать с вами через преграду, но было бы еще лучше, если бы вы открыли дверь и зашли к нам в квартиру.Старик любезно ответил, что он ни о чем сейчас так не мечтает, как о том, чтобы открылась коварная дверь. Но есть только два способа ее открыть – позвать слесаря или обождать, когда приедет кто-нибудь из домашних с ключом и попытается открыть дверь снаружи.Мама, внимательно выслушав коменданта, сказала:– А не могли бы вы спуститься вниз на… улицу? Я выйду на балкон и брошу вам вниз ключ. Может, вам удастся открыть дверь до прихода мужа или брата.Старик выразил свое согласие тем же мелодичным, доброжелательным голосом.Мы вышли на балкон и увидели, что внизу уже стоит комендант, очень красивый, похожий на иностранца старик, смотрит на нас и улыбается нам трогательно и печально. Мама подумала немножко, а потом бросила ключ, и он упал к ногам этого величавого старца, бывшего красавца. Затем бывший красавец поднял ключ и величавыми, торжественными шагами вошел в дом. Он мигом поднялся в наш этаж, сунул ключ в замочную скважину и, слушая советы мамы, повернул ключ столько раз, сколько полагалось, не меньше и не больше. Дверь открылась.Комендант вошел радостный, сияющий, изящно поклонился, достал из бокового кармана кожаную штучку, похожую на портсигар, и протянул мне и маме по визитной карточке. Потом незаметно исчез.На визитной карточке изящным шрифтом было напечатано: «Александр Дюма-сын».Я не поверил своим глазам. Мама тоже не поверила и побежала в спальню за очками.– Да, – сказала она. – Александр Дюма-сын. Что это значит?– В прошлый раз он был Коперником. А сейчас он уже Дюма и сын. Не стал ли он опять жертвой опечатки?Мама рассердилась и порвала визитную карточку. А я спрятал свою в карман, где хранилась прежняя. Теперь две визитные карточки с двумя именами одного и того же лица лежали у меня в кармане. 4 Вечером за ужином отец сказал маме, мне и дяде Васе:– Он не Дюма-сын и не Коперник.– – А кто?– Бывший артист, игравший в детских пьесах преимущественно роль доброго волшебника.– Но ведь жизнь – это не сцена! Почему он продолжает играть?– Но он же играет роль доброго человека. И пусть себе играет.– Этого нельзя допускать, – сказала мама строго. – Ведь он комендант, а не волшебник.– Он хочет быть и тем и другим, – сказал дядя Вася, – и комендантом, и добрым волшебником. По наивности он не представляет себе, как трудно совмещать эти обязанности.– Хорошо, – стала возражать мама, – сегодня он только Дюма-сын, а завтра он скажет, что он Лев Толстой и даже сам поэт Евгений Евтушенко.– Не скажет.– А я уверена – скажет.– Ну и пусть говорит. Ему все равно никто не поверит. Но все-таки приятно, когда в твоем доме комендант – добрый волшебник.– Сегодня он добрый, – сказала мама, – а завтра может стать злым. Это часто бывает. Не на сцене, конечно, а в жизни.– В жизни все случается, – сказал отец.Потом, как это часто бывает у взрослых, разговор перешел на другую тему. Стали говорить о стене, которая слишком скоро дала трещину, а потом вспомнили итальянский фильм «Затмение».Дядя Вася стал защищать эту картину, Как только что защищал коменданта.Я тоже был почему-то на стороне коменданта и картины «Затмение», хотя я ее и не видел. И я подумал, что, судя по тому как мама нападала на коменданта и на кинокартину, между картиной и комендантом была какая-то не совсем понятная для меня связь. 5 Новый кооперативный дом оказался очень далеко от той школы, где я раньше учился, и мне пришлось поступить в другую.Моим соседом по парте был Мишка Авдеев. Он тоже жил в нашем кооперативном доме и был сыном электромонтера, к которому мы с мамой много раз поднимались, но никогда не могли застать дома.Мишка спросил меня:– А ты знаешь, кто с нами рядом живет.– Кто?– Левитан.– Так это ведь не тот, – возразил я.– В том-то и дело, что тот, – сказал Мишка зловещим голосом.– Тот давно умер, – сказал я.– Знаю.– А раз знаешь, зачем же говоришь?– А что же мне, молчать, что ли? Разве я виноват, что он рядом с нами живет? Я не напрашивался к нему в соседи, и мой отец тоже.– Левитан жил в девятнадцатом веке, а ты живешь сейчас. Вы не можете быть соседями, – возразил я.– Вот оно что! Мы не можем! – обиделся Мишка. – Мы не можем, а ты можешь?– Я тоже не могу.– Ну и черт с тобой, – сказал Мишка. – Ты недостоин жить рядом с великим человеком.– Во-первых, он не великий.– Это Левитан не великий? А кто же тогда великий?Мишкины слова меня огорчили и заставили задуматься. Может, я действительно недостоин жить рядом с великими и знаменитыми людьми? Но потом я решил:это не Левитан. Красивый старик тоже выдавал себя за Коперника и Дюма-сына. А кем оказался? Бывшим волшебником, но не настоящим, а только исполнявшим эту роль на сцене.Возможно, что этот Мишкин сосед повесил дощечку, что он Левитан, чтобы его никто не беспокоил, особенно школьники, которые приходят собирать утиль и бумагу. От этих школьников просто не было отбоя. Они все время звонили или стучали, требуя бумагу. А я думаю, дело не в бумаге, – им просто понравилось кататься на лифте с первого до двенадцатого этажа. И какой-нибудь угрюмый, не желавший, чтобы ему мешали, человек повесил объявление, что он Левитан. И действительно, кто отважится звонить к знаменитому человеку?Когда я сказал об этом Мишке Авдееву, он рассмеялся:– Наоборот, к Левитану каждый захочет позвонить. чтобы узнать, действительно ли он тот самый художник-Особенно если есть такой удобный предлог, как сбор бумаги и утиля.– И звонят?– Еще как! В день по десять раз.– А он?– Он ничего. Добрый. Приветливый. Никого не ругает, хотя, наверно, устал открывать и закрывать дверь.– А чем он занимается?– Чем? – хмыкнул Мишка. – Старинные картины реставрирует для музеев. Иногда делает и копии. Я видел одну – не отличишь.Меня немножко смутили слова Авдеева. Раз делает копии, значит, уже не Левитан. Да и вообще копии – это картины, которые что-то услышали и повторяют, как попугай, не понимая того, что они заучили. Это мне дядя Вася сказал на Невском в антикварном магазине, где на стенах висят картины в шикарных золотых рамах. Дядя Вася сказал, что хотя эти картины и дорого оценены, но им грош цена, потому что они копии.Я тогда еще не совсем понимал, что такое копия и почему она ценится гораздо меньше, чем оригинал, если она сделана добросовестно, точно и ничуть не хуже оригинала. Но дядя Вася спросил:– Как по-твоему, попугай – добросовестная птица?– Вполне, – ответил я.– Так и копия. Она может быть добросовестнее оригинала. А что толку?Я, разумеется, все понял. И с тех пор, приходя в чужую квартиру и видя на стене картину, я всегда спрашиваю – копия это или оригинал. И я оцениваю ее уже смотря по ответу. Раз копия, значит, это не картина, а попугай.Но несмотря на то что живший рядом с Мишкой художник писал копии, мне все-таки хотелось с ним познакомиться. Правда, знакомство пришлось немножко отложить. Произошел один довольно досадный случай, который меня огорчил. На стене в столовой, где висел портрет композитора Рубинштейна, мама обнаружила трещину и вызвала по телефону коменданта.Комендант сразу же пришел, вежливо и величаво поздоровался с нами. Мама провела его в столовую и показала трещину на стене, там, где висел портрет.Комендант стал рассматривать портрет композитора Рубинштейна, а потом сказал мне и моей маме очень приятным, интеллигентным голосом о том, что любит музыку и имеет постоянный абонемент в филармонию.Мама выслушала эти красивые, интеллигентные слова, а потом снова напомнила о трещине и даже показала на нее пальцем.Комендант улыбнулся понимающей и очень печальной улыбкой, потом взглянул, но не на трещину, а снова на портрет и сказал, что он пришлет мастера с цементом и стене вернется ее прежний вид.– Ну что ж, – сказала мама, – ждали вас, теперь подождем мастера.Величавый старик поклонился и достал иэ кармана кожаную штучку, а затем протянул мне и моей маме по визитной карточке.Мы посмотрели оба на карточки, и мама прочла вслух:– Леонид Андреев. Писатель. Она очень рассердилась, порвала карточку и стала стыдить старика:– Никакой вы не Андреев, а тем более не Дюма-сын. Вы просто самозванец, и вас когда-нибудь привлекут к уголовной ответственности.Старик улыбнулся и сочувственно посмотрел на мок» маму. Он смотрел на нее с таким видом, словно знал то, чего она не знала и никогда не узнает. Возможно. он знал, что один и тот же человек может быть Коперником, Дюма-сыном, Леонидом Андреевым и простым комендантом в новом кооперативном доме. Может, он открыл эту закономерность, оказавшуюся пока не известной никому из ученых, а тем более моей маме, которая была домашней хозяйкой.
1 2 3 4 5