я… – Холмс поправился, указав жестом на меня. – Мы взялись за поиски Золотой Птицы.
Д'Англас неторопливо кивнул:
– Этот джентльмен подробно описал мне ситуацию, а также свою болезнь. Я был крайне опечален сообщением о его смерти. – Он помолчал, как бы отдавая дань умершему, и продолжил более бодрым тоном: – Но не хочу лицемерить: я рад, джентльмены, что обстоятельства передали это запутанное дело в ваши руки. При всем моем уважении к мистеру Линдквесту я предпочел бы обратиться именно к вам, если бы мог предложить вам достойную плату.
– Как вы наверняка знаете, в области искусства Нильсу Линдквесту не было равных, – быстро ответил Холмс.
Хозяин мрачно кивнул, но потом в его глубоко запавших глазах засветилось лукавство:
– Насколько я понял, ваши услуги оплачиваются в соответствии с тем договором, который я заключил с покойным Линдквестом.
Холмс нетерпеливым жестом отмел в сторону финансовые вопросы. Он ненавидел обсуждать денежные проблемы, и хотя ходили слухи, что он брал огромную плату за свои несравненные услуги, я хорошо знал о множестве дел, за которые он брался из чистого интереса.
– Нильс Линдквест сделал несколько открытий, разыскивая Золотую Птицу, и я смог воспользоваться следом, по которому он шел.
По известным только ему одному причинам Холмс умолчал о Баркере и его печальной кончине.
– Надеюсь, что с вашей помощью мы скорее разберемся в этой головоломке, – продолжил Холмс. – Но сначала объясните, правильно ли мы поняли, что наш визит удивил вас?
– Пожалуй, мне следовало его ожидать, – ответил Д'Англас, – едва ли переписка может заменить личную встречу. Позвольте сообщить вам все имеющиеся у меня факты.
Холмс бросил на меня быстрый взгляд.
– Мистер Д'Англас, разве не вы послали мне телеграмму с просьбой приехать в Берлин?
Брови нашего клиента изумленно взлетели вверх. Его реакция на вопрос Холмса выдавала непритворное удивление:
– Разумеется, нет, сэр!
– Разве не поступало новых сообщений и не происходило событий, которые пролили бы свет на тайну исчезновения вашей собственности? – настаивал Холмс.
– Никаких. Но что это за телеграмма?
– Нас вызвали в Берлин телеграммой, подписанной вашим именем. Это дает интересную пищу для размышлений. Можно предположить, что нас с доктором Ватсоном попросту выманили из Лондона. Следовательно, там должно что-то произойти, а может, уже произошло. И это что-то связано с нашим делом.
Д'Англас снова кивнул. Острый интерес оживил его, не оставив следа от недавней педантичной медлительности:
– Эта ложная телеграмма несомненно указывает на то, что Птица находится в Лондоне.
– И на то, – добавил Холмс, – что наш противник знает, кто организовал поиски статуэтки и как эти поиски продвигаются. Боюсь, что я недооценил возможностей врага.
– Ну, моя заинтересованность в обнаружении Птицы очевидна, ведь я ее законный владелец. Но, предваряя ваш вопрос, со всей ответственностью заявляю, что никому не сообщал о вашей причастности к этому делу.
– И все же кто-то знает об этом, – сказал я. Д'Англас удивленно посмотрел на меня, словно забыл о моем присутствии.
– Позвольте задать вам вопрос, – сказал Холмс. – Птица исчезла в Стамбуле, но вы обратились к Линдквесту. Что натолкнуло вас на мысль искать вещь в Англии?
– Разумеется, положение на рынке искусства. Золотая Птица – очень известная работа. А все лучшие частные коллекции находятся в Англии. Я предположил, что Птица была украдена не ради золота, а потому, что она понравилась коллекционеру.
– Ваши слова наталкивают на другой вопрос, – заметил Холмс. – Предмет такого размера должен весить, как мне кажется, около трех фунтов.
– Три фунта три унции.
– Гм, – произнес Холмс, прикидывая в уме. – Значит, пятьдесят пять унций.
– На самом деле тридцать девять, мистер Холмс. Для взвешивания золота используются меры тройского или монетного веса, где унция составляет одну двенадцатую фунта.
– Интересно, – отметил сыщик, который редко ошибался в технических вопросах. – Чистое золото стоит никак не больше шести английских фунтов за унцию, следовательно, цена металла, из которого сделан наш предмет, равна приблизительно двумстам тридцати четырем фунтам. Чуть больше тысячи американских долларов.
Странная искра промелькнула в тусклых глазах Д'Англаса и сразу исчезла.
– Вас удивляет огромный интерес к предмету, стоимость которого столь незначительна. Но не забывайте о художественной ценности вещи. Есть, конечно, еще одна причина. Коллекционеры, как правило, романтики, и если у предмета яркое прошлое, он ценится во много раз дороже.
– В особенности если ему сопутствуют слухи, – пробормотал Холмс себе под нос. – Что ж, Птица много путешествовала. Азиатская столица Самарканд, русский и французский дворы. Наполеон, датские банкиры. Линдквест сообщил нам кое-что об ее истории. Я заметил, что исчезать эта вещь начала далеко не сразу.
Д'Англас прекрасно изучил историю вожделенного предмета искусства. Он охотно согласился поделиться информацией с Холмсом.
– После пожара в амстердамском магазине Птица действительно исчезла. Но точно известно, что она была выставлена в музее города Дубровник примерно в 1810 году. Когда мусульмане захватили Балканы, в числе другой дани попала к туркам. Потом она снова пропала.
– И появилась только в лавке на острове Родос, откуда была украдена. Она опять исчезла и всплыла в Стамбуле, – голос Холмса замер, и он, похоже, погрузился в глубокое раздумье.
– Вас что-то удивляет в этой серии событий, мистер Холмс?
Детектив кивнул. Он был немного раздражен, как всегда, когда нить его рассуждений была недостаточно прочной.
– Азиаты получили Птицу в качестве военного трофея. В этом нет ничего необычного. Естественно и перемещение статуэтки от русских к французам и, наконец, к датским банкирам. Не удивляет и исчезновение ее после пожара: Птица могла быть обнаружена в руинах кем угодно. Понятно, как она попала к туркам. Но потом что-то случилось. Статуэтка появляется на Родосе, где ее похищают. Во всей ее длинной истории это первое явное указание на преступление. Имя Хокера исключает вероятность случайной кражи. Как только Птица появилась в Константинополе, ее снова украли.
– Вы верно информированы, мистер Холмс, но мне не ясно, что вас смущает? – Глаза на слоноподобном лице Д'Англаса внимательно смотрели на Холмса. Не стало ли поведение нашего клиента немного тревожным?
– Факты позволяют сделать предположение, – сказал Холмс. – Между временем пребывания Птицы у турков и моментом ее появления на острове Родос что-то произошло. Что-то сделало скульптуру более ценной.
Д'Англас улыбнулся:
– Интерес коллекционеров, мистер Холмс. В эти годы стало модным собирать старинные подлинники тонкой работы. В наши дни произведения искусства встречаются не так часто, как в старые времена.
– А чем эта Птица привлекает вас, мистер Д'Англас? – Холмс задал вопрос безразличным тоном, но я почувствовал, как важно моему другу получить правдивый ответ.
Коллекционер развел своими большими, узловатыми руками:
– Можно назвать это фамильной страстью, сэр. По профессии я ювелир, так же как и мой отец и отец моего отца. Мой дед первым в семье подпал под чары Золотой Птицы, взглянув лишь на ее изображение. Он понял, что древняя вещь – лучшее из всех существовавших произведений ювелирного искусства. Его страсть к Золотой Птице Рух, должно быть, передалась по наследству, потому что мой отец также был одержим желанием обладать ею. Я одинок, беззаботен и довольно богат, и погоня за Золотой Птицей тоже стала главным смыслом моей жизни.
Мрачные глаза ювелира на мгновение озарились внутренним светом, но он подавил свой душевный порыв.
– Был чудесный момент, когда мне казалось, что цель трех поколений достигнута и Птица станет моей, прежде чем я уйду из жизни. Теперь, увы, я не уверен в этом.
Услышав это мрачное замечание, я счел своим долгом подбодрить Д'Англаса:
– Вам еще рано подводить итоги. Вы переживаете лучшие годы зрелости, и цель вашей жизни вполне может быть достигнута.
Лицо Д'Англаса на минуту осветилось благодарной улыбкой.
– Не отчаиваться, – пробормотал он и снова помрачнел. – Однако мужчины в моей семье не были долгожителями. Пока… – Он выдавил из себя улыбку, которая скорее была упражнением для лицевых мышц, чем проявлением бодрости. Его тяжелая голова повернулась к Холмсу: – Но разговоры о состоянии моего здоровья и продолжительности жизни не помогут в ваших поисках. Скажите, сэр, какие еще сведения о Птице я мог бы сообщить вам?
Холмс ответил, что у него нет дополнительных вопросов.
– Тогда разрешите мне спросить. – Тон Д'Англаса стал сухим и деловитым. Мне показалось, что он раскаивался в своей откровенности о семейных делах. – Если кто-то хотел удалить вас из Лондона, что, по вашему мнению, должно там произойти?
Холмс молчал, видимо, обдумывая, можно ли говорить с нашим клиентом откровенно.
– У меня есть основания предполагать, – сказал он наконец, – что за этой Птицей охотились два выдающихся коллекционера, и одному из них удалось завладеть ею. Вероятно, другой попытается заполучить Птицу обратно.
Д'Англас еще раз продемонстрировал природную проницательность:
– Вы хотите сказать, что один из коллекционеров обладал вещью, но потом утратил ее, и она попала в руки другого.
– Думаю, ситуация именно такова, – ответил Холмс. – Как бы ни был запланирован ответный ход, наверняка он уже сделан. Поэтому, вместо того чтобы мчаться в Лондон и сражаться там с неизвестными ветряными мельницами, я предлагаю продолжить наше путешествие.
– Константинополь, – кивнул Д'Англас.
– Надеюсь, Абен Хассим сможет предоставить нам дополнительную информацию, – сказал Холмс.
– Он почтенный человек и дорожит своей репутацией. – Д'Англас поднялся с кресла и медленно двинулся к столу. – Я напишу ему короткую записку, чтобы он оказал вам помощь.
Пока его гусиное перо неторопливо царапало пергамент, Холмс спросил:
– Значит, мистер Д'Англас, вы не коллекционер в истинном смысле этого слова?
Непропорционально большая голова сделала отрицательное движение.
– Я вообще не коллекционер. Птица – единственное мое увлечение.
– Но если она вызывает такой интерес у профессионалов, как вам удалось купить ее?
Д'Англас поднял голову от письма:
– Когда Хассим выставил Птицу на продажу, он разослал письма коллекционерам. В их числе был и я: Хассим помнил, что я много раз расспрашивал его об этой вещи. Кроме того, мы давно знакомы лично. Возможно, мои конкуренты запоздали с ответом, я же откликнулся немедленно. Хассим согласился на мою цену. Оговоренная сумма была вручена торговцу, и он выслал мне документ, подтверждающий совершение сделки. Если желаете, могу показать вам эту бумагу.
Шерлок Холмс отказался, и мы поднялись. Д'Англас приблизился к нам, чтобы вручить записку для Хассима. И тут Холмс задал вопрос, внезапный, как выпад фехтовальщика:
– Вас не удивляет, что один из охотников за Золотой Птицей – азиат?
Огромная фигура Д'Англаса покачнулась. Я инстинктивно кинулся, чтобы поддержать его, но наш клиент уже справился с собой.
– Китаец, разумеется? – спросил он спокойно. – Для меня это тоже загадка. Не берусь судить, почему Птица так много значит для человека, владеющего одной из самых знаменитых коллекций. Его собрание произведений искусства известно во всем мире. Зачем ему домогаться еще одной золотой безделушки?
– Это тоже ставит меня в тупик, – сказал Холмс.
Больше говорить было не о чем, а наш клиент не проявлял желания продолжить беседу, и мы с Холмсом покинули странный дом на окраине Берлина и его еще более странного обитателя.
7
УБИЙЦЫ
Мы без труда нашли экипаж, и я был удивлен, когда Холмс направил его не к нашему отелю, а на Александерплац.
– Вы забыли о слежке, дорогой Ватсон, – объяснил Холмс. – Цель наших перемещений не должна быть очевидной, чтобы два китайских джентльмена не соскучились. Кроме того, нам не помешает кое-какая официальная помощь.
По предыдущим делам я хорошо знал об идеально отлаженном механизме берлинской полиции, мозговым центром которой был Мельдвезен, располагавшийся на Александерплац. Холмс поддерживал дружеские отношения с Вольфгангом фон Шалловеем, шефом полицейского департамента. Я решил, что он собирался обсудить со своим другом нашу будущую поездку в Константинополь, и не ошибся.
Пока мы ехали по оживленным улицам. Холмс объяснил, что азиаты, несомненно, ждут нас в «Бристолс-кемпинг», чтобы продолжить слежку, когда мы вернемся в отель. По его насмешливому тону я догадался: китайцам еще будет уготован сюрприз.
Один взгляд на простую карточку с именем Шерлока Холмса превратил непреклонного сержанта полиции в суетливого, подобострастного слугу:
– Герр Холмс… ну конечно, сэр. Не изфолите присесть? Хейн! Хейн! – он почти кричал проходившему мимо полицейскому.
Сержант подошел к удивленному полицейскому и что-то яростно зашептал ему на ухо. Вероятно, имя Холмса и здесь произвело должный эффект, так как полицейский немедленно бросился докладывать начальству о нашем визите.
Немного успокоившись, сержант занял свое место за столом.
– О фашем приходе сейчас будет доложено, – сообщил он с удивительной почтительностью. Великий детектив спокойно кивнул, и сержант, повернувшись ко мне, произнес со сдержанной улыбкой: – Доктор Фафсон, я полагаю?
Никогда не пользуясь таким вниманием в Скотленд-Ярде, я подумал, что нам с Холмсом следовало чаше ездить за границу. Но сержант, очевидно, решив, что само небо послало ему эту встречу, не дал мне ответить.
– Доктор Фафсон, – продолжал он. – Ф фашем мастерском описании дела «Пестрая лента»…
– Еще один из этих мелодраматических заголовков, – пренебрежительно пробурчал Холмс.
– Сказано, что эта лента была индийской болотной гадюкой. Но ф Индии нет болотных гадюк, и это очень удифило меня, герр доктор.
Поскольку сержант, к моей радости, обращался ко мне, я поспешил дать свои объяснения:
– Ваше удивление вполне понятно, сержант. Но когда я впервые представил вниманию читателей этот рассказ…
Увы, мое объяснение осталось незаконченным. Появился Вольфганг фон Шалловей и направился к Холмсу с распростертыми руками.
– Холмс! И доктор Ватсон? Какой приятный сюрприз. Пойдемте… пойдемте, мой кабинет к вашим услугам.
Бормоча слова приветствий, мы с большой торжественностью проследовали к лифту, а сержант так и не получил моих разъяснений.
Вскоре мы находились в офисе шефа берлинской полиции. Фон Шалловей выставил оттуда всех сотрудников и приказал не беспокоить его, пока он принимает столь почетных гостей.
Холмс запротестовал, хотя от меня не укрылось, что втайне детектив был доволен фурором, произведенным его появлением. Фон Шалловей заверил коллегу, что дела подождут, и вежливо произнес:
– Увидеть вас за пределами вашего любимого Лондона, Холмс, – большая редкость. Полагаю, что только расследование могло заставить британского льва покинуть свое логово.
– Мы занимаемся одним пустяковым делом, – отозвался мой друг. – Кража, происшедшая вне пределов Германии. Поиски похищенной вещи привели меня в Берлин, но здесь я столкнулся с неприятной компанией.
Фон Шалловей попытался пошутить:
– Надеюсь, вы имеете в виду не доброго доктора Ватсона?
– Нас преследуют двое китайцев, – непроизвольно возразил я. Потом подумал, не сказал ли лишнего.
– Вы собираетесь уехать из Берлина? – спросил шеф полиции.
Когда Холмс кивнул, фон Шалловей улыбнулся, как чеширский кот:
– Что ж, у этих азиатов возникнут некоторые трудности с паспортами.
– Нет! Нет! – запротестовал Холмс. – Мне не хотелось бы насторожить наших преследователей. Пусть думают, что мы не подозреваем о слежке. Они знают, что мы остановились в «Бристолс-кемпинг». Нам с доктором Ватсоном надо как можно быстрее попасть в Стамбул, и мы предпочли бы оставить китайцев в неизвестности относительно наших планов и маршрутов.
– Холмс, это так просто. Мои люди заберут ваш багаж из отеля. Китайцы будут ждать вас там и будут жестоко разочарованы. Теперь давайте обдумаем кратчайший путь в Турцию.
Фон Шалловей взял со стола железнодорожное расписание и подошел с ним к крупномасштабной карте на стене.
– Через час скорый поезд отправляется в Штутгарт. Там вы сможете пересесть на Восточный экспресс. Штутгартский скорый иногда немного опаздывает, но я сделаю так, что экспресс подождет вас. Теперь посмотрим – мы можем доставить вас на станцию Фридрихштрассе… Нет. Давайте посадим вас на скорый у зоологического сада.
Холмс, этот ходячий железнодорожный справочник, прервал фон Шалловея:
– Штутгартский поезд не останавливается у зоологического сада.
– На этот раз остановится, – заверил шеф полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Д'Англас неторопливо кивнул:
– Этот джентльмен подробно описал мне ситуацию, а также свою болезнь. Я был крайне опечален сообщением о его смерти. – Он помолчал, как бы отдавая дань умершему, и продолжил более бодрым тоном: – Но не хочу лицемерить: я рад, джентльмены, что обстоятельства передали это запутанное дело в ваши руки. При всем моем уважении к мистеру Линдквесту я предпочел бы обратиться именно к вам, если бы мог предложить вам достойную плату.
– Как вы наверняка знаете, в области искусства Нильсу Линдквесту не было равных, – быстро ответил Холмс.
Хозяин мрачно кивнул, но потом в его глубоко запавших глазах засветилось лукавство:
– Насколько я понял, ваши услуги оплачиваются в соответствии с тем договором, который я заключил с покойным Линдквестом.
Холмс нетерпеливым жестом отмел в сторону финансовые вопросы. Он ненавидел обсуждать денежные проблемы, и хотя ходили слухи, что он брал огромную плату за свои несравненные услуги, я хорошо знал о множестве дел, за которые он брался из чистого интереса.
– Нильс Линдквест сделал несколько открытий, разыскивая Золотую Птицу, и я смог воспользоваться следом, по которому он шел.
По известным только ему одному причинам Холмс умолчал о Баркере и его печальной кончине.
– Надеюсь, что с вашей помощью мы скорее разберемся в этой головоломке, – продолжил Холмс. – Но сначала объясните, правильно ли мы поняли, что наш визит удивил вас?
– Пожалуй, мне следовало его ожидать, – ответил Д'Англас, – едва ли переписка может заменить личную встречу. Позвольте сообщить вам все имеющиеся у меня факты.
Холмс бросил на меня быстрый взгляд.
– Мистер Д'Англас, разве не вы послали мне телеграмму с просьбой приехать в Берлин?
Брови нашего клиента изумленно взлетели вверх. Его реакция на вопрос Холмса выдавала непритворное удивление:
– Разумеется, нет, сэр!
– Разве не поступало новых сообщений и не происходило событий, которые пролили бы свет на тайну исчезновения вашей собственности? – настаивал Холмс.
– Никаких. Но что это за телеграмма?
– Нас вызвали в Берлин телеграммой, подписанной вашим именем. Это дает интересную пищу для размышлений. Можно предположить, что нас с доктором Ватсоном попросту выманили из Лондона. Следовательно, там должно что-то произойти, а может, уже произошло. И это что-то связано с нашим делом.
Д'Англас снова кивнул. Острый интерес оживил его, не оставив следа от недавней педантичной медлительности:
– Эта ложная телеграмма несомненно указывает на то, что Птица находится в Лондоне.
– И на то, – добавил Холмс, – что наш противник знает, кто организовал поиски статуэтки и как эти поиски продвигаются. Боюсь, что я недооценил возможностей врага.
– Ну, моя заинтересованность в обнаружении Птицы очевидна, ведь я ее законный владелец. Но, предваряя ваш вопрос, со всей ответственностью заявляю, что никому не сообщал о вашей причастности к этому делу.
– И все же кто-то знает об этом, – сказал я. Д'Англас удивленно посмотрел на меня, словно забыл о моем присутствии.
– Позвольте задать вам вопрос, – сказал Холмс. – Птица исчезла в Стамбуле, но вы обратились к Линдквесту. Что натолкнуло вас на мысль искать вещь в Англии?
– Разумеется, положение на рынке искусства. Золотая Птица – очень известная работа. А все лучшие частные коллекции находятся в Англии. Я предположил, что Птица была украдена не ради золота, а потому, что она понравилась коллекционеру.
– Ваши слова наталкивают на другой вопрос, – заметил Холмс. – Предмет такого размера должен весить, как мне кажется, около трех фунтов.
– Три фунта три унции.
– Гм, – произнес Холмс, прикидывая в уме. – Значит, пятьдесят пять унций.
– На самом деле тридцать девять, мистер Холмс. Для взвешивания золота используются меры тройского или монетного веса, где унция составляет одну двенадцатую фунта.
– Интересно, – отметил сыщик, который редко ошибался в технических вопросах. – Чистое золото стоит никак не больше шести английских фунтов за унцию, следовательно, цена металла, из которого сделан наш предмет, равна приблизительно двумстам тридцати четырем фунтам. Чуть больше тысячи американских долларов.
Странная искра промелькнула в тусклых глазах Д'Англаса и сразу исчезла.
– Вас удивляет огромный интерес к предмету, стоимость которого столь незначительна. Но не забывайте о художественной ценности вещи. Есть, конечно, еще одна причина. Коллекционеры, как правило, романтики, и если у предмета яркое прошлое, он ценится во много раз дороже.
– В особенности если ему сопутствуют слухи, – пробормотал Холмс себе под нос. – Что ж, Птица много путешествовала. Азиатская столица Самарканд, русский и французский дворы. Наполеон, датские банкиры. Линдквест сообщил нам кое-что об ее истории. Я заметил, что исчезать эта вещь начала далеко не сразу.
Д'Англас прекрасно изучил историю вожделенного предмета искусства. Он охотно согласился поделиться информацией с Холмсом.
– После пожара в амстердамском магазине Птица действительно исчезла. Но точно известно, что она была выставлена в музее города Дубровник примерно в 1810 году. Когда мусульмане захватили Балканы, в числе другой дани попала к туркам. Потом она снова пропала.
– И появилась только в лавке на острове Родос, откуда была украдена. Она опять исчезла и всплыла в Стамбуле, – голос Холмса замер, и он, похоже, погрузился в глубокое раздумье.
– Вас что-то удивляет в этой серии событий, мистер Холмс?
Детектив кивнул. Он был немного раздражен, как всегда, когда нить его рассуждений была недостаточно прочной.
– Азиаты получили Птицу в качестве военного трофея. В этом нет ничего необычного. Естественно и перемещение статуэтки от русских к французам и, наконец, к датским банкирам. Не удивляет и исчезновение ее после пожара: Птица могла быть обнаружена в руинах кем угодно. Понятно, как она попала к туркам. Но потом что-то случилось. Статуэтка появляется на Родосе, где ее похищают. Во всей ее длинной истории это первое явное указание на преступление. Имя Хокера исключает вероятность случайной кражи. Как только Птица появилась в Константинополе, ее снова украли.
– Вы верно информированы, мистер Холмс, но мне не ясно, что вас смущает? – Глаза на слоноподобном лице Д'Англаса внимательно смотрели на Холмса. Не стало ли поведение нашего клиента немного тревожным?
– Факты позволяют сделать предположение, – сказал Холмс. – Между временем пребывания Птицы у турков и моментом ее появления на острове Родос что-то произошло. Что-то сделало скульптуру более ценной.
Д'Англас улыбнулся:
– Интерес коллекционеров, мистер Холмс. В эти годы стало модным собирать старинные подлинники тонкой работы. В наши дни произведения искусства встречаются не так часто, как в старые времена.
– А чем эта Птица привлекает вас, мистер Д'Англас? – Холмс задал вопрос безразличным тоном, но я почувствовал, как важно моему другу получить правдивый ответ.
Коллекционер развел своими большими, узловатыми руками:
– Можно назвать это фамильной страстью, сэр. По профессии я ювелир, так же как и мой отец и отец моего отца. Мой дед первым в семье подпал под чары Золотой Птицы, взглянув лишь на ее изображение. Он понял, что древняя вещь – лучшее из всех существовавших произведений ювелирного искусства. Его страсть к Золотой Птице Рух, должно быть, передалась по наследству, потому что мой отец также был одержим желанием обладать ею. Я одинок, беззаботен и довольно богат, и погоня за Золотой Птицей тоже стала главным смыслом моей жизни.
Мрачные глаза ювелира на мгновение озарились внутренним светом, но он подавил свой душевный порыв.
– Был чудесный момент, когда мне казалось, что цель трех поколений достигнута и Птица станет моей, прежде чем я уйду из жизни. Теперь, увы, я не уверен в этом.
Услышав это мрачное замечание, я счел своим долгом подбодрить Д'Англаса:
– Вам еще рано подводить итоги. Вы переживаете лучшие годы зрелости, и цель вашей жизни вполне может быть достигнута.
Лицо Д'Англаса на минуту осветилось благодарной улыбкой.
– Не отчаиваться, – пробормотал он и снова помрачнел. – Однако мужчины в моей семье не были долгожителями. Пока… – Он выдавил из себя улыбку, которая скорее была упражнением для лицевых мышц, чем проявлением бодрости. Его тяжелая голова повернулась к Холмсу: – Но разговоры о состоянии моего здоровья и продолжительности жизни не помогут в ваших поисках. Скажите, сэр, какие еще сведения о Птице я мог бы сообщить вам?
Холмс ответил, что у него нет дополнительных вопросов.
– Тогда разрешите мне спросить. – Тон Д'Англаса стал сухим и деловитым. Мне показалось, что он раскаивался в своей откровенности о семейных делах. – Если кто-то хотел удалить вас из Лондона, что, по вашему мнению, должно там произойти?
Холмс молчал, видимо, обдумывая, можно ли говорить с нашим клиентом откровенно.
– У меня есть основания предполагать, – сказал он наконец, – что за этой Птицей охотились два выдающихся коллекционера, и одному из них удалось завладеть ею. Вероятно, другой попытается заполучить Птицу обратно.
Д'Англас еще раз продемонстрировал природную проницательность:
– Вы хотите сказать, что один из коллекционеров обладал вещью, но потом утратил ее, и она попала в руки другого.
– Думаю, ситуация именно такова, – ответил Холмс. – Как бы ни был запланирован ответный ход, наверняка он уже сделан. Поэтому, вместо того чтобы мчаться в Лондон и сражаться там с неизвестными ветряными мельницами, я предлагаю продолжить наше путешествие.
– Константинополь, – кивнул Д'Англас.
– Надеюсь, Абен Хассим сможет предоставить нам дополнительную информацию, – сказал Холмс.
– Он почтенный человек и дорожит своей репутацией. – Д'Англас поднялся с кресла и медленно двинулся к столу. – Я напишу ему короткую записку, чтобы он оказал вам помощь.
Пока его гусиное перо неторопливо царапало пергамент, Холмс спросил:
– Значит, мистер Д'Англас, вы не коллекционер в истинном смысле этого слова?
Непропорционально большая голова сделала отрицательное движение.
– Я вообще не коллекционер. Птица – единственное мое увлечение.
– Но если она вызывает такой интерес у профессионалов, как вам удалось купить ее?
Д'Англас поднял голову от письма:
– Когда Хассим выставил Птицу на продажу, он разослал письма коллекционерам. В их числе был и я: Хассим помнил, что я много раз расспрашивал его об этой вещи. Кроме того, мы давно знакомы лично. Возможно, мои конкуренты запоздали с ответом, я же откликнулся немедленно. Хассим согласился на мою цену. Оговоренная сумма была вручена торговцу, и он выслал мне документ, подтверждающий совершение сделки. Если желаете, могу показать вам эту бумагу.
Шерлок Холмс отказался, и мы поднялись. Д'Англас приблизился к нам, чтобы вручить записку для Хассима. И тут Холмс задал вопрос, внезапный, как выпад фехтовальщика:
– Вас не удивляет, что один из охотников за Золотой Птицей – азиат?
Огромная фигура Д'Англаса покачнулась. Я инстинктивно кинулся, чтобы поддержать его, но наш клиент уже справился с собой.
– Китаец, разумеется? – спросил он спокойно. – Для меня это тоже загадка. Не берусь судить, почему Птица так много значит для человека, владеющего одной из самых знаменитых коллекций. Его собрание произведений искусства известно во всем мире. Зачем ему домогаться еще одной золотой безделушки?
– Это тоже ставит меня в тупик, – сказал Холмс.
Больше говорить было не о чем, а наш клиент не проявлял желания продолжить беседу, и мы с Холмсом покинули странный дом на окраине Берлина и его еще более странного обитателя.
7
УБИЙЦЫ
Мы без труда нашли экипаж, и я был удивлен, когда Холмс направил его не к нашему отелю, а на Александерплац.
– Вы забыли о слежке, дорогой Ватсон, – объяснил Холмс. – Цель наших перемещений не должна быть очевидной, чтобы два китайских джентльмена не соскучились. Кроме того, нам не помешает кое-какая официальная помощь.
По предыдущим делам я хорошо знал об идеально отлаженном механизме берлинской полиции, мозговым центром которой был Мельдвезен, располагавшийся на Александерплац. Холмс поддерживал дружеские отношения с Вольфгангом фон Шалловеем, шефом полицейского департамента. Я решил, что он собирался обсудить со своим другом нашу будущую поездку в Константинополь, и не ошибся.
Пока мы ехали по оживленным улицам. Холмс объяснил, что азиаты, несомненно, ждут нас в «Бристолс-кемпинг», чтобы продолжить слежку, когда мы вернемся в отель. По его насмешливому тону я догадался: китайцам еще будет уготован сюрприз.
Один взгляд на простую карточку с именем Шерлока Холмса превратил непреклонного сержанта полиции в суетливого, подобострастного слугу:
– Герр Холмс… ну конечно, сэр. Не изфолите присесть? Хейн! Хейн! – он почти кричал проходившему мимо полицейскому.
Сержант подошел к удивленному полицейскому и что-то яростно зашептал ему на ухо. Вероятно, имя Холмса и здесь произвело должный эффект, так как полицейский немедленно бросился докладывать начальству о нашем визите.
Немного успокоившись, сержант занял свое место за столом.
– О фашем приходе сейчас будет доложено, – сообщил он с удивительной почтительностью. Великий детектив спокойно кивнул, и сержант, повернувшись ко мне, произнес со сдержанной улыбкой: – Доктор Фафсон, я полагаю?
Никогда не пользуясь таким вниманием в Скотленд-Ярде, я подумал, что нам с Холмсом следовало чаше ездить за границу. Но сержант, очевидно, решив, что само небо послало ему эту встречу, не дал мне ответить.
– Доктор Фафсон, – продолжал он. – Ф фашем мастерском описании дела «Пестрая лента»…
– Еще один из этих мелодраматических заголовков, – пренебрежительно пробурчал Холмс.
– Сказано, что эта лента была индийской болотной гадюкой. Но ф Индии нет болотных гадюк, и это очень удифило меня, герр доктор.
Поскольку сержант, к моей радости, обращался ко мне, я поспешил дать свои объяснения:
– Ваше удивление вполне понятно, сержант. Но когда я впервые представил вниманию читателей этот рассказ…
Увы, мое объяснение осталось незаконченным. Появился Вольфганг фон Шалловей и направился к Холмсу с распростертыми руками.
– Холмс! И доктор Ватсон? Какой приятный сюрприз. Пойдемте… пойдемте, мой кабинет к вашим услугам.
Бормоча слова приветствий, мы с большой торжественностью проследовали к лифту, а сержант так и не получил моих разъяснений.
Вскоре мы находились в офисе шефа берлинской полиции. Фон Шалловей выставил оттуда всех сотрудников и приказал не беспокоить его, пока он принимает столь почетных гостей.
Холмс запротестовал, хотя от меня не укрылось, что втайне детектив был доволен фурором, произведенным его появлением. Фон Шалловей заверил коллегу, что дела подождут, и вежливо произнес:
– Увидеть вас за пределами вашего любимого Лондона, Холмс, – большая редкость. Полагаю, что только расследование могло заставить британского льва покинуть свое логово.
– Мы занимаемся одним пустяковым делом, – отозвался мой друг. – Кража, происшедшая вне пределов Германии. Поиски похищенной вещи привели меня в Берлин, но здесь я столкнулся с неприятной компанией.
Фон Шалловей попытался пошутить:
– Надеюсь, вы имеете в виду не доброго доктора Ватсона?
– Нас преследуют двое китайцев, – непроизвольно возразил я. Потом подумал, не сказал ли лишнего.
– Вы собираетесь уехать из Берлина? – спросил шеф полиции.
Когда Холмс кивнул, фон Шалловей улыбнулся, как чеширский кот:
– Что ж, у этих азиатов возникнут некоторые трудности с паспортами.
– Нет! Нет! – запротестовал Холмс. – Мне не хотелось бы насторожить наших преследователей. Пусть думают, что мы не подозреваем о слежке. Они знают, что мы остановились в «Бристолс-кемпинг». Нам с доктором Ватсоном надо как можно быстрее попасть в Стамбул, и мы предпочли бы оставить китайцев в неизвестности относительно наших планов и маршрутов.
– Холмс, это так просто. Мои люди заберут ваш багаж из отеля. Китайцы будут ждать вас там и будут жестоко разочарованы. Теперь давайте обдумаем кратчайший путь в Турцию.
Фон Шалловей взял со стола железнодорожное расписание и подошел с ним к крупномасштабной карте на стене.
– Через час скорый поезд отправляется в Штутгарт. Там вы сможете пересесть на Восточный экспресс. Штутгартский скорый иногда немного опаздывает, но я сделаю так, что экспресс подождет вас. Теперь посмотрим – мы можем доставить вас на станцию Фридрихштрассе… Нет. Давайте посадим вас на скорый у зоологического сада.
Холмс, этот ходячий железнодорожный справочник, прервал фон Шалловея:
– Штутгартский поезд не останавливается у зоологического сада.
– На этот раз остановится, – заверил шеф полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21