– Тогда используем другой подход. Кто, по вашему мнению, мистер Мак, может располагать организацией и людьми для нападения на клуб «Нонпарель»?
– Если мы говорим конкретно о китайской группировке, можно назвать только одно имя.
– Чу Санфу? – Холмс скорее утверждал, чем спрашивал.
– Точно, – согласился Макдональд. – Этому тигру достаточно поманить пальцем, и к его услугам будет сотня людей.
– Я слышал, – задумчиво произнес Холмс, – что Чу теперь не так активен, как раньше.
– Он очень старается создать такое впечатление. И все же не следует пересекать ему дорогу. Доказательством своего могущества Чу Санфу неизменно избирает груды трупов.
Я больше не мог сдерживаться:
– Господа, что это за восточное чудовище?! И как получилось, что я никогда раньше не слышал об этом Чу Санфу?!
Глядя на огонь, Холмс ответил мне мечтательным голосом:
– Китайцы загадочны и сдержанны, дорогой Ватсон. Они беззаветно преданы обычаям родной земли. Сама структура их общества – строго охраняемая тайна. Эти люди полностью замкнуты, они совершенно не терпят вмешательства посторонних, и хотя их жизнь проходит как будто на наших глазах, на самом деле она тщательно скрыта.
Макдональд согласно кивнул:
– Долгие годы Чу безраздельно властвует в китайской общине. Опиумные притоны, игорные дома, контрабанда наркотиков – все это контролируется им. Он также занимается крупными экспортно-импортными операциями, которые, насколько нам известно, законны. Но последнее время, если говорить о его незаконной деятельности, он ушел в подполье. Да, Чу Санфу по-прежнему распоряжается жизнью и смертью людей, но теперь он стал много осторожней и его враги просто исчезают. В водах устья Темзы.
Мечтательная задумчивость Холмса исчезла. Он проницательно смотрел на инспектора:
– Что, по мнению Скотленд-Ярда, заставило старого дьявола изменить образ действий?
Макдональд оставил без внимания вопрос моего друга. Он сказал уклончиво:
– Я также опасаюсь войны банд и хотел бы знать причины схватки в клубе «Нонпарель».
– Вы предлагаете сделку, мистер Мак? – Холмс поднялся и вытряхнул в камин остатки табака из трубки.
– Совершенно верно, – без колебаний ответил инспектор.
– Вы рискуете. Я знаю не так уж много, а ваша агентура в китайском квартале, несомненно, превосходит мою.
– И все же, мистер Холмс, я предлагаю обмен информацией.
– Хорошо. – Пальцы Холмса потянулись к персидской туфельке за очередной порцией табака. – Я думаю, что Доусон был нанят для охоты за древним произведением искусства, которое хочет заполучить Чу Санфу.
Инспектор с минуту обдумывал услышанное.
– Вероятно, это произведение обладает огромной ценностью?
– Если это и так, то речь не о художественной ценности вещи. Это не Мона Лиза и не маска Тутанхамона.
– Очень странно, мистер Холмс. Но ваша версия крайне заманчива, ведь Чу Санфу владеет одной из крупнейших в мире коллекций восточного искусства.
Я редко видел Шерлока Холмса в таком изумлении.
– Неужели? Но предмет, который я имел в виду, не восточного происхождения.
– Гм… Трудно сказать, что еще хранится в сокровищнице Чу. Я думаю, что коллекционеры – это особая порода людей.
– Очень точное наблюдение, мистер Мак, – заметил Холмс.
– У меня к вам еще один небольшой вопрос. Если этот предмет был у Доусона, а Чу охотился за ним, у кого из них он сейчас?
– К сожалению, мне это неизвестно.
– Но вы, конечно, постараетесь узнать? – Ответом Макдональду послужил энергичный кивок Холмса.
– Что ж, сэр, – продолжал Макдональд, – вот новость, заинтересовавшая наших людей: Морис Ротфилс, знаменитый международный банкир, собирается жениться весной.
– Я слышал об этом, – воскликнул я, довольный тем, что мне удалось вступить в разговор. – Знаю даже, что невеста Ротфилса – китайская принцесса.
– Верно, доктор, – отозвался Макдональд. – Женившись, Ротфилс получит титул и будет вместе со своей супругой представлен ко двору. Наше особое отделение весьма озабочено этим браком. Дело в том, что эта китайская принцесса – дочь Чу Санфу.
Холмс застыл с трубкой в руке:
– Вы настоящий клад, мистер Мак. Теперь понятно, почему тигр пытается спрятать свои когти. – Заметив мой удивленный взгляд. Холмс дополнил свое заявление: – Чем презреннее бандит, тем респектабельнее прикрытие, в котором он нуждается. Вспомните: Генри Морган, который разграбил Панаму и был грозой Карибского моря, стал губернатором Ямайки.
– Не слишком уважаемым, – упрямо заметил я.
– Туше! – ответил мой друг.
Почувствовав, что колодцы информации опустели, Макдональд поднялся:
– Не буду больше отнимать у вас время, мистер Холмс. Мы еще свяжемся, сэр?
– Надеюсь, что очень скоро, – ответил мой друг.
Потом официальный и неофициальный детективы обменялись рукопожатиями. Сделка была заключена.
Следующие три дня не принесли ничего нового. Я редко виделся со своим другом и полагаю, что он собирал информацию, посещая странные и страшные места города. Некоторое время журналы обмусоливали подробности сражения в Сохо. Потом это событие исчезло со страниц печати. Руководство клуба «Нонпарель» заявило, что заведение едва не стало жертвой ограбления. Ничего противозаконного в клубе обнаружено не было, и Доусон и его люди были официально признаны невиновными. Два раненых китайца через переводчика заявили, что они обычно поставляют в клуб товар и во время побоища оказались там совершенно случайно. Солидный торговец-азиат подтвердил их слова, признав, что оба были его работниками. В качестве доказательства была предъявлена копия заказа на два китайских ковра. Китайцы были отпущены за отсутствием улик, и дело лопнуло как мыльный пузырь. Скотленд-Ярд понимал, что перестрелка была серьезным событием, но никто не мог доказать этого. Пришлось сделать вид, будто ничего не произошло.
Холмса раздражало бездействие в ожидании новых событий. Он стал резок и раздражителен. Но утром четвертого дня я заметил острый блеск в глазах моего друга. Прежний Холмс, облегченно улыбаясь, поприветствовал меня за завтраком:
– Надеюсь, дорогой Ватсон, что вы свободны и готовы пуститься в путешествие.
– Конечно, Холмс.
– Тогда мы отправляемся в Берлин.
Он подал мне телеграмму:
«Дорогой мистер Холмс!
Из письма Линдквеста я узнал о его договоре с вами. Я со своей стороны согласен. Не смогли бы вы приехать в Берлин: здесь есть новые сведения о Птице. Я, конечно, возмещу ваши расходы и расходы вашего коллеги. Готов принять вас в любое время.
Васил Д'Англас».
Я слегка разволновался:
– А что, если дело улажено самим владельцем Золотой Птицы?
Холмс подхватил мою мысль:
– Линдквеста нет, Баркера – тоже, а мы с вами ничего не добились, – он подавил смешок. – Это горькая правда, дружище, но не забывайте: незаменимых нет.
Холмс не любил долгих сборов, и неожиданные отъезды были привычными для него. Опыт походной жизни пригодился мне и на сей раз: я уложил свои вещи в считанные минуты. Доктор Вагнер, как всегда, согласился взять на себя моих пациентов. И мы с Холмсом пустились в путь.
В проливе штормило, поезд задержался, и мы попали в Берлин поздно ночью. Но в отеле «Бристоль-кемпинг» Холмса всегда ждал номер со всеми удобствами.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что Холмс уже ушел. В этом, конечно, не было ничего нового: замечательный мозг моего друга был укомплектован встроенным будильником, и великий сыщик просыпался именно в тот час, который определил для себя с вечера. Думаю, что в ту ночь Холмсу удалось отдохнуть, ведь в берлинской гостинице не было ни бесчисленных папок досье, ни химических реактивов, ни обширной библиотеки – ничего из того, чем этот неутомимый человек развлекал себя по ночам на Бейкер-стрит.
Он вернулся поздним утром, когда я уже плотно позавтракал и откровенно скучал, не зная, чем занять себя.
– Дорогой Ватсон, надеюсь, вы уже проснулись.
– Только для того, чтобы обнаружить, что меня покинули.
– Старина, вы так сладко спали, что я не решился разбудить вас. В любом случае требовалась кое-какая подготовительная работа, и я освободил вас от нудных поисков в Мельдвезенском архиве.
Я вспомнил об уникальном справочном аппарате берлинской полиции, которым так восхищался Холмс. Подробнейшая картотека преступлений и преступников занимала в штаб-квартире полиции на Александерплац сто восемьдесят комнат.
– Кого вы проверяли?
– Д'Англаса, естественно. Мы ничего не знаем об этом человеке, кроме того, что нам сообщил Линдквест. Возможно, у нашего работодателя темное прошлое. Но если это и так, берлинской полиции это неизвестно. Кстати, инспектор Шмидт шлет вам сердечный привет.
Я хорошо помнил инспектора. Невысокий человек со шрамом на правой щеке и неприятным взглядом ярко-голубых глаз. Этот тип имел наглость высмеять мои выводы в связи с делом «Изумруда Мидаса», но был вынужден извиниться, когда Холмс подтвердил правильность моих рассуждений. Я пробормотал что-то невразумительное и, посмотрев на часы, предложил пойти на встречу с Д'Англасом.
6
СТРАННЫЙ КЛИЕНТ
Пока экипаж вез нас в Вест-Энд, я снова и снова поражался необычному сходству широких бульваров Берлина с улицами Лондона и Парижа. Тщеславный гонор немцев украсил их столицу сверхсовременными зданиями, но там и тут, радуя взгляд, встречались старинные дома, исторические усадьбы, многочисленные сады и парки, не говоря уже об утонченных ночных клубах и первоклассных ресторанах.
Проезжая по Унтер ден Линден, я с улыбкой думал, что в этот солнечный день город принарядился и стал особенно гостеприимным. Но Холмс вернул меня к реальности, на безукоризненном немецком велев вознице остановить экипаж неподалеку от кайзерского дворца. Пора было заняться делом.
– Ни слова, старина, – пресек Холмс мои расспросы. – Маршрут мы обсудим несколько позже. А пока что я должен проделать небольшой трюк, чтобы проверить мои подозрения.
Холмс извлек из кармана золотой портсигар, украшенный огромным аметистом. Вряд ли, преподнося моему другу эту драгоценную безделушку, король Богемии догадывался, каким образом будет использовать Холмс зеркальную плоскость внутри портсигара.
Предлагая мне папиросу, Холмс повернул откинутую крышку так, чтобы зеркало давало максимальный обзор происходящего сзади. Я было отказался, потом передумал и потянулся за папиросой. Вся эта игра была проделана с единственной целью: не возбуждая подозрений, дать возможность Холмсу обнаружить соглядатаев, если за нами следили.
Наконец Холмс захлопнул крышку портсигара и от души расхохотался:
– Мне жаль малого, который сидит на козлах, наши преследователи велели ему остановиться посреди улицы, начисто перекрыв движение. И теперь каждый проезжающий считает своим долгом сообщить вознице все, что думает по этому поводу. Очевидно, пассажиры не разрешают трогать, пока мы с вами стоим на месте. А, вот и полицейский! – Холмс взглянул на свои часы. – У нас есть немного времени. Давайте подождем дальнейших событий. Жаль было бы упустить такое развлечение. – На лице Холмса играла так хорошо знакомая мне озорная улыбка.
Осторожно кинув взгляд назад, я увидел описанную Холмсом сцену. Берлинский полицейский обращался к вознице большого закрытого экипажа. В окошке кареты показалось узкоглазое лицо, громко зазвучала китайская речь вперемежку с немецкой. Диалог, проходивший на неизвестных мне языках, был абсолютно понятен. Пассажир закрытого экипажа пытался сбить с толку офицера потоком китайских слов, а страж порядка требовал, чтобы возница сыграл роль переводчика. Но несчастный только пожимал плечами, в который раз доказывая, что понимает своих пассажиров не лучше, чем офицер. Полицейский решительно указал пальцем на дорогу.
Понукая лошадь, возница тронул свой экипаж, не обращая внимания на доносившиеся из него крики негодования. Теперь Холмс дал команду нашему кучеру, мы отъехали от тротуара и скромно пристроились позади экипажа китайцев. Холмс громко хохотал, я присоединился к нему. Преследователи неожиданно превратились в преследуемых, и наше веселье усилилось, когда в заднем окне закрытого экипажа появились две головы и мрачно уставились на нас. Китайцы увеличили скорость: мы, по указанию Холмса, сделали то же самое, и вскоре оба экипажа во весь дух неслись по улице.
Холмсу наконец надоела эта игра, и, повинуясь новому приказанию, наш возница на полном скаку осадил лошадь и направил экипаж в одну из боковых улиц. Китайцы с разгону пролетели вперед, и мы с легкостью избавились от них.
Вскоре после этого мы расплатились с возницей и вышли на углу какого-то сквера. Судя по выражению лица кучера, Холмс отвалил ему такие чаевые, что парень не отказался бы и впредь ежедневно катать парочку сумасшедших англичан.
Остаток пути мы проделали пешком: мой друг редко называл посторонним истинное место следования, полагая, что чем меньше народу владеет информацией, тем она сохраннее.
– Здесь, в Берлине, не часто встретишь китайца, – рассуждал Холмс. – Это облегчает наше положение в том случае, если слежка возобновится.
– А когда вы заметили, что за нами следят?
– Как только мы покинули «Бристоль-кемпинг». Появление этих двоих было для меня сюрпризом, Ватсон. Разумно предположить, что они следовали за нами из Лондона. Вопрос в том, где они присоединились к нам!
Я не понял последней фразы своего друга. И Холмс терпеливо объяснил:
– Видите ли, Ватсон, если бы два китайца следили за Бейкер-стрит, я узнал бы об этом еще в Лондоне.
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Я хочу сказать, что все китайцы прекрасно знали, что мы собрались ехать в Берлин. Меня больше всего интересует, каким образом они или – что вероятнее – человек, отдающий им приказы, получил такую информацию.
Рассуждения Холмса прервались, так как мы прибыли на место. Район, где жил Васил Д'Англас, отличался изысканной роскошью. Но довольно скромное жилище нашего клиента в этом респектабельном месте казалось просто лачугой. С выражением явного изумления Холмс взялся за изящный дверной молоток.
– Ватсон, я ожидал большего. Коллекционирование произведений искусства – занятие состоятельных людей. Может быть, Д'Англас – всего лишь посредник, но тогда он дал бы нам адрес своего офиса.
Дверь открыл широкоплечий молодой человек, одетый в ливрею. Холмс, вручил ему свою карточку. Нас провели в небольшой холл. Высокий потолок терялся в полумраке. Обшитые деревом стены поглощали слабый свет, струящийся из узких, как в средневековом замке, окон. Как мне показалось, в доме царила атмосфера сумрачной тайны.
Забрав наши пальто и шляпы, привратник удалился по витой лестнице, ведущей из холла на второй этаж. Вскоре он вернулся, чтобы пригласить нас наверх. Мне пришло в голову, что этот человек не говорит по-английски, так как он не произнес ни слова. Его широкое лицо покрывал загар, и я решил, что слуга Д'Англаса турок или хорват.
В кабинете хозяина дома жарко полыхал камин. Несмотря на солнечный день, воздух в помещении был прохладным, и я обрадовался теплу от горящих поленьев.
Когда молчаливый проводник закрыл за собой дверь, из обитого декоративной тканью кресла поднялась долговязая фигура. Д'Англас оказался человеком болезненного вида: его длинное нескладное тело разительно не соответствовало толстому носу и широким отвисшим, как у обжоры, губам. Глаза же нашего клиента, темные и полные страдания, глубоко запали, превратив это непропорциональное лицо в подобие ужасной маски.
– Какой сюрприз, мистер Холмс, – произнес он очень низким, но приятным голосом. – Я был приятно поражен, когда Ахмет принес вашу визитную карточку. А это, конечно, доктор Ватсон, – добавил он, окинув меня тяжелым взглядом. – Присаживайтесь, джентльмены, и расскажите, что привело вас в Берлин.
Д'Англас указал на свободные кресла, и я заметил, что кисти его рук слишком крупны и узловаты, а ноги неестественно велики. Ужасная сутулость довершала уродство этого человека, совершенно не гармонирующее с его изящными манерами.
Услышав вопрос хозяина, Холмс ничем не выразил своего удивления: я по мере сил постарался последовать примеру своего великого друга. Холмс бесстрастно рассматривал этого человека и окружающую обстановку, и я знал, что каждая морщинка на некрасивом лице Д'Англаса была запечатлена фотографической памятью детектива. От его проницательного взгляда не укрылось, что наш клиент серьезно болен. Необычная внешность этого человека была неестественной, также как и усилия, с которыми ему давалось каждое движение. Он производил впечатление раненого слона. Мне неожиданно показалось, что я понял причину его страданий.
Удобно устроившись, Холмс осторожно коснулся вопроса, который беспокоил нас обоих:
– Как вы узнали из письма Нильса Линдквеста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21