Какую же обиду простил от всего сердца Дени? Человек, которому суждено было сыграть столь роковую роль в судьбе всех, кого он любил, де ла Мотт, несомненно, должен был поощрять Люттерлоха, имевшего виды на Агнесу, история которой в этот период времени обозначена в записной книжке словами - "Генриетта Ифигения". Ведь Агнеса первоначально была наречена Генриеттой, а Дени носил имя Блез*.
* Среди заметок имеется небольшая хронологическая таблица событий в том порядке, в каком они происходят:
Блез, род. в 1763 г.
Генриетта де Барр, род. в 1706-7 г.
Ее отец отправился на Корсику в 68 г.
Мать бежала в 68 г.
Отец убит при Б. в 69 г.
Мать умерла в 70 г.
Блеза выгнали в 79 г.
Генриетта Iphigenia, 81 г.
Гибель ла Мотта, 82 г.
Сражение адмирала Родни, 82 г.
Что касается мосье Люттерлоха, "этого законченного негодяя, вдвойне отвратительного из-за того, что он говорил по-английски с немецким акцентом", то, отправив на виселицу де ла Мотта (после того как они оба торжественно поклялись никогда не предавать друг друга, он тотчас же побился об заклад, что де ла Мотт непременно будет повешен), взломав секретер и отличившись разными другими способами, он, по всей вероятности, отправился в Уинчелси, где ему без труда удалось угрозами или посулами склонить Уэстонов к тому, чтобы они попытались заставить Агнесу отдаться в его руки. Она жила у этих людей, и мы знаем, как они противодействовали ее верной привязанности к Дени. Она вынуждена была искать защиты от настойчивых притязаний Люттерлоха и Уэстонов у доктора Барнарда, и вскоре явилась неожиданная помощь. Де Вьоменили, родственники ее матери, внезапно убедились в невинности графини. Быть может (и говоря "быть может", мы повторяем намеки на планы мистера Теккерея, сделанные им в беседах у камина), быть может, они знали, какое состояние Агнеса унаследует в случае, если ее матери будут отпущены грехи; как бы то ни было, они имели свои причины затребовать ее к себе в этот весьма подходящий момент - что они и сделали. По совету доктора Барнарда Агнеса уезжает к этим преуспевающим родственникам, которые теперь, после столь длительного небрежения, так настойчиво ее домогаются. Быть может, когда Дени писал: "О Агнеса, Агнеса! Как быстро промчались годы! Какие удивительные приключения выпали на нашу долю, какие тяжкие удары обрушились на нас, с какою нежною заботой хранило нас провидение с того самого дня, когда твой родитель преклонил колени у маленькой тележки, в которой спала его дочь!" - он вспомнил тот грустный час, когда, спустя много лет возвратившись домой, он узнал, что его возлюбленной там нет.
В то самое время, когда Агнеса едет домой во Францию, Дени вдали от нее сражается на борту "Аретузы" под начальством своего прежнего капитана сэра Ричарда Пирсона, который командовал "Сераписом" в бою с Полем Джонсом. Дени был ранен в самом начале этого сражения, в котором Пирсон вынужден был спустить свой флаг, ибо почти все его люди были убиты или ранены. О дальнейшей судьбе Пирсона, за которой Дени, несомненно, должен был впоследствии следить, в записной книжке мистера Теккерея упоминается несколько раз:
"Серапис", Р. Пирсон, "Мемуары Битсона".
"Джентльменз мэгэзин", 49, стр. 484. Отчет о сражении с Полем Джонсом в 1779 г.
"Джентльменз мэгэзин", 502, стр. 84. Пирсон возведен в рыцарское достоинство, 1780 г.
В 1781 г. командовал
"Аретузой" в сражении
Кемпенфельдта у о-ва
Уэссан, "Марсово поле", ст. Уэссан.
А затем следует вопрос:
Как Пирсону удалось уйти от Поля Джонса?
Однако, прежде чем на него ответить, мы процитируем "историю бедствия", как рассказывает ее сэр Ричард, "в выражениях более возвышенных, нежели те, которые доступны мне", - ведь мистер Теккерей, очевидно, был весьма высокого мнения об этом письме в Адмиралтейство, полагая, что в нем раскрывается характер Пирсона.
После предварительных стычек
Мы сошлись борт о борт от носа до кормы, и когда лапа нашего запасного якоря зацепила его ют, мы оказались так близко по всей длине судна, что стволы наших орудий касались друг друга. В этом положении мы бились от половины девятого до половины одиннадцатого, за каковое время от большого количества разнообразного горючего материала, которым они забрасывали наши палубы, руслени и, короче говоря, все части судна, у нас не менее десяти или двенадцати раз возникали пожары в различных частях корабля, и порой лишь с величайшим трудом и напряжением, какие только можно себе представить, нам удавалось их потушить. Кроме того, пока шло сражение, больший из двух фрегатов беспрестанно крейсировал вокруг нас, ведя продольный огонь по всей длине нашего судна, вследствие чего были убиты или ранены почти все на главной палубе и на шканцах.
Около половины десятого загорелся картуз с порохом, и огонь, перебрасываясь с картуза на картуз по направлению к корме, послужил причиною взрыва, от которого взлетели на воздух все офицеры и матросы, размещавшиеся за грот-мачтой... В десять часов с корабля, стоявшего борт о борт с нами, запросили пощады; услыхав это, я собрал абордажную партию и приказал ей взять противника на абордаж, что и было сделано; однако в ту минуту, когда мои люди взобрались на борт вражеского судна, они обнаружили превосходящую их числом группу матросов, которые находились в укрытии и встретили их с пиками в руках; наши люди тотчас отступили на свое судно, вернулись к орудиям и оставались при них до тех пор, покуда, вскоре после десяти часов, по другую сторону нашей кормы не появился вражеский фрегат, вновь обрушивший на нас бортовой залп, на который мы не могли ответить ни единой пушкой, и тогда я решил, что в том положении, в котором мы находимся, держаться далее без всякой надежды на успех напрасно и бесполезно. Поэтому я спустил свой флаг. В ту же минуту наша грот-мачта рухнула за борт...
Я чрезвычайно сожалею о происшедшем несчастье - о потере корабля военно-морского флота его величества, которым я имел честь командовать, но в то же время льщу себя надеждою, что их сиятельства лорды убедятся, что корабль не был сдан без боя, но что, напротив, употреблены были все средства для его защиты.
"Серапис" и "Графиня Скарборо" некоторое время дрейфовали в Северном море, а затем Поль Джонс привел их на остров Тексел, после чего сэр Джозеф Йорк, наш посол в Гааге, обратился к Генеральным Штатам Нидерландов с просьбой освободить захваченные суда. Высокое собрание отказалось вмешиваться в это дело.
Разумеется, Дени разделил судьбу "Сераписа", и тут тоже встает вопрос: а как удалось уйти от Поля Джонса ему? Заметка, помещенная тотчас же вслед за этим вопросом, показывает, что он лишь чудом спасся от двойного плена.
Несколько моряков недавно прибыли из Амстердама на борту "Летиции" под командованием капитана Марча. Их извлек из трюма корабля голландской Ост-Индской компании капитан капера "Кингстон", который, недосчитавшись нескольких человек из своего экипажа, узнал об их участи от одной певицы, и у которого достало смелости взять это судно на абордаж и обыскать его. Все несчастные были закованы в цепи в трюме, и, если бы не он, их увезли бы в вечное рабство ("Джентльменз мэгэзин", 50, стр. 101).
Теперь вы видите, как сочетаются здесь правда и вымысел? Что, если бы Дени Дюваль, бежав из плена в Голландии, был захвачен судном голландской Ост-Индской компании или похищен вместе с матросами капера "Кингстон"? Дени, закованный в цепи в трюме, то предается воспоминаниям об Агнесе и о садовой стене, которая одна их разделяла, то думает о том, что теперь его влекут в вечное безнадежное рабство. И вдруг - певица и матросы "Кингстона", которые с радостными криками врываются в трюм и освобождают пленников. Легко представить себе, какими были бы эти главы.
Вновь обретя свободу, Дени все еще оставался на морской службе, но совершил свои геройские подвиги далеко не сразу, а напротив, постепенно проходил обычный путь молодого моряка, что соответственно находит свое место в записях.
Он обязан прослужить два года на корабле, прежде чем сможет быть произведен в чин гардемарина. Таких волонтеров обыкновенно препоручают, заботам канонира, который имеет за ними попечение; им с самого начала разрешается ходить по шканцам и носить форму. По достижении пятнадцатилетнего возраста и будучи произведены в чин гардемарина, они получают право обедать за офицерским столом. Для сдачи экзамена на офицерский чин они обязаны досконально изучить навигацию и мореходную астрономию, знать течения, уметь производить суточное счисление пути, определять местоположение корабля по полуденной высоте солнца, знать различные способы определения долготы и места корабля по хронометру и по обсервации луны. На экзамене по практическому кораблевождению они должны показать, как провести судно в назначенное место при самых неблагоприятных условиях ветра, течений и т. п. После этого кандидат получает от капитана свидетельство, а когда представится возможность, то и патент на офицерский чин.
В другой заметке описывается персонаж, познакомиться с которым нам не пришлось:
Моряк старой школы, чья рука привыкла скорее к мазилке для смолы, нежели к квадранту Хедли, кто изучал тайны навигации по Дж. Гамильтону-Муру и составил себе представление о такелаже по знаменитым иллюстрациям, украшающим страницы Дарси Ливера.
Дени был моряком в бурные времена. "В тот год, о котором мы повествуем, - говорится в "Ежегодном обозрении" за 1779 год, - общественные дела являли собою, пожалуй, самое ужасное зрелище изо всех, какие приходилось видеть нашей стране за много веков", - и Дюваль участвовал в некоторых из этих потрясающих событий, с такой быстротою сменявших друг друга в войнах с Францией, Америкой и Испанией. Ему суждено было встретиться с майором Андре, чья судьба возбудила в то время такое живое участие, - говорят, что, подписывая ему смертный приговор, сам Вашингтон заливался слезами. Этот молодой офицер был казнен 2 октября 1780 года. Год спустя Дени довелось присутствовать на процессе и казни человека, которого он знал лучше и в судьбе которого принимал гораздо более горячее участие, - де ла Мотта. Мужество и благородство, с какими тот встретил свою участь, пробудили сочувствие обиженного им Дюваля, а также большей части свидетелей его смерти. Дени писал о нем: "Не считая моего любезного тезки капитана и адмирала, это был первый джентльмен, с которым я свел такое близкое знакомство, - джентльмен, на совести которого было множество пятен и даже преступлений, но который - надеюсь и уповаю - еще не окончательно погиб. Должен признаться, что я питал добрые чувства к этому роковому человеку".
Час Люттерлоха еще не настал; однако, кроме первого процитированного нами письма, из которого мы узнаем, что он погиб вместе с "Ройял Джорджем", судьбу этого дурного человека с судьбою хорошего корабля объединяет еще одна запись * В современных отчетах о гибели "Ройял Джорджа" говорится, что он был переполнен людьми с берега. Мы уже видели, что Люттерлох оказался среди них, взойдя на борт для получения платы за свою измену..
Между тем в записи: "Сражение адмирала Родни, 1782 год" - говорится, что Дюваль будет участвовать в победоносном бою с французской флотилией под командованием графа де Грасса, который сам попал в плен вместе с "Городом Парижем" и четырьмя другими кораблями. "Де Грасс со своею свитой высадился на берег в Саутси-Коммон близ Портсмута. Их привезли в каретах на "Джордж", где вице-адмирал сэр Питер Парке принял графа и его офицеров и за свой счет дал в их честь роскошный обед". Это тоже было любопытным зрелищем для Дени Дюваля, а той же осенью состоялся суд над обоими Уэстонами, когда Дени стал - невольно - орудием наказания своего старого врага Джозефа Уэстона. Об этом имеются две заметки:
1782-3. Дж. Уэстон, всегда ненавидевший Блеза, стреляет в него на Чипсайде.
"Закон о Чернолицых" - 9 Георг II гл. 22. Преамбула гласит: "Поелику многие злоумышленники и нарушители общественного спокойствия вступили в сговор под названием Чернолицых и стакнулись с целью помогать и содействовать друг другу в похищении и истреблении дичи, опустошении охотничьих угодий и рыбных прудов... сим узаконивается, что всякий, кто умышленно или злонамеренно поразит выстрелом какое-либо лицо или лиц в жилом доме или любом ином месте, будет лишен жизни как уголовный преступник, без последнего напутствия священнослужителя".
Действительно, согласно Закону о Чернолицых некий Джозеф Уэстон, выстрелом ранивший человека на Сноу-хилле, был признан виновным и повешен вместе со своим братом. В записной книжке мистера Теккерея по этому поводу приводятся ссылки на следующие источники: "Уэстоны в "Отчетах судебной сессии 1782 г. - стр. 463, 470, 473"; "Джентльмена мэгэзин", 1782; "Подлинные мемуары Джорджа и Джозефа Уэстонов", 1782 и "Ноутс энд Квериз", серия I, т. X.*
* Сюда же относятся и такие записи:
Конокрады. - Некто Сондерс, заключенный в Оксфордскую тюрьму за конокрадство, очевидно принадлежал к шайке, одна часть которой похищала лошадей в северных графствах, другая - в южных, а в средних графствах они сходились и обменивались добычей ("Джентльменз мэгэзин", 39, 165).
1783. Смертная казнь. - На весенней выездной судебной сессии были приговорены к смерти 119 заключенных.
Следующие (по времени) записи касаются одного в высшей степени бескорыстного поступка Дюваля.
Беспорядки в Диле, 1783.
Дил. Здесь произошли большие волнения, вызванные отрядом легких драгун, под начальством полковника Дугласа, численностью в шестьдесят человек, которые глубокой ночью вошли в город, чтобы помочь таможенным чиновникам вскрыть склады и отобрать товар; однако контрабандисты, которые всегда настороже, подняли тревогу, собрались и вступили с ними в отчаянную схватку.
Как нам известно, старик Дюваль, парикмахер, принадлежал к великой партии "макрели", или к тайному сообществу контрабандистов, которое действовало по всему побережью, и нередко можно было услышать намеки на его тайные склады и на прибыль, извлеченную им из так называемых поездок на рыбную ловлю. Вспомнив, что было сказано об этом господине, мы можем легко вообразить увертки, слезы, лживые уверения в нищете и невинности, на которые старик Дюваль, вероятно, не скупился в ту страшную ночь, когда к нему явились таможенные чиновники. Однако его вопли ни к чему не повели, ибо не подлежит сомнению, что Дени, увидев происходящее, тут же выпалил всю правду и, хотя и знал, что лишает себя своего же наследства, отвел чиновников прямо к спрятанным сокровищам, которые они искали.
О своем поведении при этих обстоятельствах Дени уже упоминал, когда он говорил: "С этим делом были связаны обстоятельства, о коих я не мог ничего сказать, не рискуя выдать чужие тайны, в которых был замешан бог знает кто и касательно которых мне следовало держать язык за зубами. Теперь никаких тайн больше нет. Старинное сообщество контрабандистов давно уже распалось, более того, я сейчас расскажу, как я сам помог его уничтожить". Таким образом исчезло все, что заработал старик Дюваль и все будущее состояние Дени, но Дени, разумеется, преуспел на своем поприще и не нуждался в незаконных доходах * Сведения о контрабанде в Сассексе (говорится в записной книжке) можно найти в томе X "Сассекских археологических сборников", стр. 69, 94. Приводятся также ссылки на "Джентльменз мэгэзин", т. VIII, стр. 292, 172..
Однако, прежде чем Дени смог преуспеть, ему пришлось пережить весьма тяжелые времена. Ему суждено было попасть в плен к французам и долгие годы томиться в одном из их арсеналов. Наконец произошла Революция, и он, возможно, был освобожден или - благодаря знанию французского языка и происхождению - нашел способ бежать. Быть может, он отправился на поиски Агнесы, которой он, как нам известно, никогда не забывал и чьи родичи теперь попали в беду, ибо Революция, освободившая его, была беспощадна к "аристократам".
Вот почти все сведения, которыми мы располагаем об этом периоде жизни Дени, а также и о жизни, которую вела вдали от него Агнеса. Но, может быть, как раз в это время Дюваль видел Марию-Антуанетту **, может быть, он нашел Агнесу и помог ее увезти или Агнеса уже раньше успела бежать в Англию, и Дени с Агнесой после долгой разлуки встретились в издавна знакомых им местах - на голубятне фермера Перро, где жили любимцы Агнееы - голуби; в ректорском саду, залитом лучами вечернего солнца; возле старой стены и росшего за нею грушевого дерева; на равнине, с которой они видели огни на французском берегу Ла-Манша, или в мансарде Приората, в окошке которого мерцал свет, обыкновенно угасавший в девять часов вечера.
** В записной книжке имеется следующая заметка:
"Мария-Антуанетта родилась 2 ноября 1755 г., и ее тезоименитство приходится на Fete des Morts День поминовения усопших (франц.)..
Во время похода на Корсику Лотарингским легионом командовал барон де Вьомениль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
* Среди заметок имеется небольшая хронологическая таблица событий в том порядке, в каком они происходят:
Блез, род. в 1763 г.
Генриетта де Барр, род. в 1706-7 г.
Ее отец отправился на Корсику в 68 г.
Мать бежала в 68 г.
Отец убит при Б. в 69 г.
Мать умерла в 70 г.
Блеза выгнали в 79 г.
Генриетта Iphigenia, 81 г.
Гибель ла Мотта, 82 г.
Сражение адмирала Родни, 82 г.
Что касается мосье Люттерлоха, "этого законченного негодяя, вдвойне отвратительного из-за того, что он говорил по-английски с немецким акцентом", то, отправив на виселицу де ла Мотта (после того как они оба торжественно поклялись никогда не предавать друг друга, он тотчас же побился об заклад, что де ла Мотт непременно будет повешен), взломав секретер и отличившись разными другими способами, он, по всей вероятности, отправился в Уинчелси, где ему без труда удалось угрозами или посулами склонить Уэстонов к тому, чтобы они попытались заставить Агнесу отдаться в его руки. Она жила у этих людей, и мы знаем, как они противодействовали ее верной привязанности к Дени. Она вынуждена была искать защиты от настойчивых притязаний Люттерлоха и Уэстонов у доктора Барнарда, и вскоре явилась неожиданная помощь. Де Вьоменили, родственники ее матери, внезапно убедились в невинности графини. Быть может (и говоря "быть может", мы повторяем намеки на планы мистера Теккерея, сделанные им в беседах у камина), быть может, они знали, какое состояние Агнеса унаследует в случае, если ее матери будут отпущены грехи; как бы то ни было, они имели свои причины затребовать ее к себе в этот весьма подходящий момент - что они и сделали. По совету доктора Барнарда Агнеса уезжает к этим преуспевающим родственникам, которые теперь, после столь длительного небрежения, так настойчиво ее домогаются. Быть может, когда Дени писал: "О Агнеса, Агнеса! Как быстро промчались годы! Какие удивительные приключения выпали на нашу долю, какие тяжкие удары обрушились на нас, с какою нежною заботой хранило нас провидение с того самого дня, когда твой родитель преклонил колени у маленькой тележки, в которой спала его дочь!" - он вспомнил тот грустный час, когда, спустя много лет возвратившись домой, он узнал, что его возлюбленной там нет.
В то самое время, когда Агнеса едет домой во Францию, Дени вдали от нее сражается на борту "Аретузы" под начальством своего прежнего капитана сэра Ричарда Пирсона, который командовал "Сераписом" в бою с Полем Джонсом. Дени был ранен в самом начале этого сражения, в котором Пирсон вынужден был спустить свой флаг, ибо почти все его люди были убиты или ранены. О дальнейшей судьбе Пирсона, за которой Дени, несомненно, должен был впоследствии следить, в записной книжке мистера Теккерея упоминается несколько раз:
"Серапис", Р. Пирсон, "Мемуары Битсона".
"Джентльменз мэгэзин", 49, стр. 484. Отчет о сражении с Полем Джонсом в 1779 г.
"Джентльменз мэгэзин", 502, стр. 84. Пирсон возведен в рыцарское достоинство, 1780 г.
В 1781 г. командовал
"Аретузой" в сражении
Кемпенфельдта у о-ва
Уэссан, "Марсово поле", ст. Уэссан.
А затем следует вопрос:
Как Пирсону удалось уйти от Поля Джонса?
Однако, прежде чем на него ответить, мы процитируем "историю бедствия", как рассказывает ее сэр Ричард, "в выражениях более возвышенных, нежели те, которые доступны мне", - ведь мистер Теккерей, очевидно, был весьма высокого мнения об этом письме в Адмиралтейство, полагая, что в нем раскрывается характер Пирсона.
После предварительных стычек
Мы сошлись борт о борт от носа до кормы, и когда лапа нашего запасного якоря зацепила его ют, мы оказались так близко по всей длине судна, что стволы наших орудий касались друг друга. В этом положении мы бились от половины девятого до половины одиннадцатого, за каковое время от большого количества разнообразного горючего материала, которым они забрасывали наши палубы, руслени и, короче говоря, все части судна, у нас не менее десяти или двенадцати раз возникали пожары в различных частях корабля, и порой лишь с величайшим трудом и напряжением, какие только можно себе представить, нам удавалось их потушить. Кроме того, пока шло сражение, больший из двух фрегатов беспрестанно крейсировал вокруг нас, ведя продольный огонь по всей длине нашего судна, вследствие чего были убиты или ранены почти все на главной палубе и на шканцах.
Около половины десятого загорелся картуз с порохом, и огонь, перебрасываясь с картуза на картуз по направлению к корме, послужил причиною взрыва, от которого взлетели на воздух все офицеры и матросы, размещавшиеся за грот-мачтой... В десять часов с корабля, стоявшего борт о борт с нами, запросили пощады; услыхав это, я собрал абордажную партию и приказал ей взять противника на абордаж, что и было сделано; однако в ту минуту, когда мои люди взобрались на борт вражеского судна, они обнаружили превосходящую их числом группу матросов, которые находились в укрытии и встретили их с пиками в руках; наши люди тотчас отступили на свое судно, вернулись к орудиям и оставались при них до тех пор, покуда, вскоре после десяти часов, по другую сторону нашей кормы не появился вражеский фрегат, вновь обрушивший на нас бортовой залп, на который мы не могли ответить ни единой пушкой, и тогда я решил, что в том положении, в котором мы находимся, держаться далее без всякой надежды на успех напрасно и бесполезно. Поэтому я спустил свой флаг. В ту же минуту наша грот-мачта рухнула за борт...
Я чрезвычайно сожалею о происшедшем несчастье - о потере корабля военно-морского флота его величества, которым я имел честь командовать, но в то же время льщу себя надеждою, что их сиятельства лорды убедятся, что корабль не был сдан без боя, но что, напротив, употреблены были все средства для его защиты.
"Серапис" и "Графиня Скарборо" некоторое время дрейфовали в Северном море, а затем Поль Джонс привел их на остров Тексел, после чего сэр Джозеф Йорк, наш посол в Гааге, обратился к Генеральным Штатам Нидерландов с просьбой освободить захваченные суда. Высокое собрание отказалось вмешиваться в это дело.
Разумеется, Дени разделил судьбу "Сераписа", и тут тоже встает вопрос: а как удалось уйти от Поля Джонса ему? Заметка, помещенная тотчас же вслед за этим вопросом, показывает, что он лишь чудом спасся от двойного плена.
Несколько моряков недавно прибыли из Амстердама на борту "Летиции" под командованием капитана Марча. Их извлек из трюма корабля голландской Ост-Индской компании капитан капера "Кингстон", который, недосчитавшись нескольких человек из своего экипажа, узнал об их участи от одной певицы, и у которого достало смелости взять это судно на абордаж и обыскать его. Все несчастные были закованы в цепи в трюме, и, если бы не он, их увезли бы в вечное рабство ("Джентльменз мэгэзин", 50, стр. 101).
Теперь вы видите, как сочетаются здесь правда и вымысел? Что, если бы Дени Дюваль, бежав из плена в Голландии, был захвачен судном голландской Ост-Индской компании или похищен вместе с матросами капера "Кингстон"? Дени, закованный в цепи в трюме, то предается воспоминаниям об Агнесе и о садовой стене, которая одна их разделяла, то думает о том, что теперь его влекут в вечное безнадежное рабство. И вдруг - певица и матросы "Кингстона", которые с радостными криками врываются в трюм и освобождают пленников. Легко представить себе, какими были бы эти главы.
Вновь обретя свободу, Дени все еще оставался на морской службе, но совершил свои геройские подвиги далеко не сразу, а напротив, постепенно проходил обычный путь молодого моряка, что соответственно находит свое место в записях.
Он обязан прослужить два года на корабле, прежде чем сможет быть произведен в чин гардемарина. Таких волонтеров обыкновенно препоручают, заботам канонира, который имеет за ними попечение; им с самого начала разрешается ходить по шканцам и носить форму. По достижении пятнадцатилетнего возраста и будучи произведены в чин гардемарина, они получают право обедать за офицерским столом. Для сдачи экзамена на офицерский чин они обязаны досконально изучить навигацию и мореходную астрономию, знать течения, уметь производить суточное счисление пути, определять местоположение корабля по полуденной высоте солнца, знать различные способы определения долготы и места корабля по хронометру и по обсервации луны. На экзамене по практическому кораблевождению они должны показать, как провести судно в назначенное место при самых неблагоприятных условиях ветра, течений и т. п. После этого кандидат получает от капитана свидетельство, а когда представится возможность, то и патент на офицерский чин.
В другой заметке описывается персонаж, познакомиться с которым нам не пришлось:
Моряк старой школы, чья рука привыкла скорее к мазилке для смолы, нежели к квадранту Хедли, кто изучал тайны навигации по Дж. Гамильтону-Муру и составил себе представление о такелаже по знаменитым иллюстрациям, украшающим страницы Дарси Ливера.
Дени был моряком в бурные времена. "В тот год, о котором мы повествуем, - говорится в "Ежегодном обозрении" за 1779 год, - общественные дела являли собою, пожалуй, самое ужасное зрелище изо всех, какие приходилось видеть нашей стране за много веков", - и Дюваль участвовал в некоторых из этих потрясающих событий, с такой быстротою сменявших друг друга в войнах с Францией, Америкой и Испанией. Ему суждено было встретиться с майором Андре, чья судьба возбудила в то время такое живое участие, - говорят, что, подписывая ему смертный приговор, сам Вашингтон заливался слезами. Этот молодой офицер был казнен 2 октября 1780 года. Год спустя Дени довелось присутствовать на процессе и казни человека, которого он знал лучше и в судьбе которого принимал гораздо более горячее участие, - де ла Мотта. Мужество и благородство, с какими тот встретил свою участь, пробудили сочувствие обиженного им Дюваля, а также большей части свидетелей его смерти. Дени писал о нем: "Не считая моего любезного тезки капитана и адмирала, это был первый джентльмен, с которым я свел такое близкое знакомство, - джентльмен, на совести которого было множество пятен и даже преступлений, но который - надеюсь и уповаю - еще не окончательно погиб. Должен признаться, что я питал добрые чувства к этому роковому человеку".
Час Люттерлоха еще не настал; однако, кроме первого процитированного нами письма, из которого мы узнаем, что он погиб вместе с "Ройял Джорджем", судьбу этого дурного человека с судьбою хорошего корабля объединяет еще одна запись * В современных отчетах о гибели "Ройял Джорджа" говорится, что он был переполнен людьми с берега. Мы уже видели, что Люттерлох оказался среди них, взойдя на борт для получения платы за свою измену..
Между тем в записи: "Сражение адмирала Родни, 1782 год" - говорится, что Дюваль будет участвовать в победоносном бою с французской флотилией под командованием графа де Грасса, который сам попал в плен вместе с "Городом Парижем" и четырьмя другими кораблями. "Де Грасс со своею свитой высадился на берег в Саутси-Коммон близ Портсмута. Их привезли в каретах на "Джордж", где вице-адмирал сэр Питер Парке принял графа и его офицеров и за свой счет дал в их честь роскошный обед". Это тоже было любопытным зрелищем для Дени Дюваля, а той же осенью состоялся суд над обоими Уэстонами, когда Дени стал - невольно - орудием наказания своего старого врага Джозефа Уэстона. Об этом имеются две заметки:
1782-3. Дж. Уэстон, всегда ненавидевший Блеза, стреляет в него на Чипсайде.
"Закон о Чернолицых" - 9 Георг II гл. 22. Преамбула гласит: "Поелику многие злоумышленники и нарушители общественного спокойствия вступили в сговор под названием Чернолицых и стакнулись с целью помогать и содействовать друг другу в похищении и истреблении дичи, опустошении охотничьих угодий и рыбных прудов... сим узаконивается, что всякий, кто умышленно или злонамеренно поразит выстрелом какое-либо лицо или лиц в жилом доме или любом ином месте, будет лишен жизни как уголовный преступник, без последнего напутствия священнослужителя".
Действительно, согласно Закону о Чернолицых некий Джозеф Уэстон, выстрелом ранивший человека на Сноу-хилле, был признан виновным и повешен вместе со своим братом. В записной книжке мистера Теккерея по этому поводу приводятся ссылки на следующие источники: "Уэстоны в "Отчетах судебной сессии 1782 г. - стр. 463, 470, 473"; "Джентльмена мэгэзин", 1782; "Подлинные мемуары Джорджа и Джозефа Уэстонов", 1782 и "Ноутс энд Квериз", серия I, т. X.*
* Сюда же относятся и такие записи:
Конокрады. - Некто Сондерс, заключенный в Оксфордскую тюрьму за конокрадство, очевидно принадлежал к шайке, одна часть которой похищала лошадей в северных графствах, другая - в южных, а в средних графствах они сходились и обменивались добычей ("Джентльменз мэгэзин", 39, 165).
1783. Смертная казнь. - На весенней выездной судебной сессии были приговорены к смерти 119 заключенных.
Следующие (по времени) записи касаются одного в высшей степени бескорыстного поступка Дюваля.
Беспорядки в Диле, 1783.
Дил. Здесь произошли большие волнения, вызванные отрядом легких драгун, под начальством полковника Дугласа, численностью в шестьдесят человек, которые глубокой ночью вошли в город, чтобы помочь таможенным чиновникам вскрыть склады и отобрать товар; однако контрабандисты, которые всегда настороже, подняли тревогу, собрались и вступили с ними в отчаянную схватку.
Как нам известно, старик Дюваль, парикмахер, принадлежал к великой партии "макрели", или к тайному сообществу контрабандистов, которое действовало по всему побережью, и нередко можно было услышать намеки на его тайные склады и на прибыль, извлеченную им из так называемых поездок на рыбную ловлю. Вспомнив, что было сказано об этом господине, мы можем легко вообразить увертки, слезы, лживые уверения в нищете и невинности, на которые старик Дюваль, вероятно, не скупился в ту страшную ночь, когда к нему явились таможенные чиновники. Однако его вопли ни к чему не повели, ибо не подлежит сомнению, что Дени, увидев происходящее, тут же выпалил всю правду и, хотя и знал, что лишает себя своего же наследства, отвел чиновников прямо к спрятанным сокровищам, которые они искали.
О своем поведении при этих обстоятельствах Дени уже упоминал, когда он говорил: "С этим делом были связаны обстоятельства, о коих я не мог ничего сказать, не рискуя выдать чужие тайны, в которых был замешан бог знает кто и касательно которых мне следовало держать язык за зубами. Теперь никаких тайн больше нет. Старинное сообщество контрабандистов давно уже распалось, более того, я сейчас расскажу, как я сам помог его уничтожить". Таким образом исчезло все, что заработал старик Дюваль и все будущее состояние Дени, но Дени, разумеется, преуспел на своем поприще и не нуждался в незаконных доходах * Сведения о контрабанде в Сассексе (говорится в записной книжке) можно найти в томе X "Сассекских археологических сборников", стр. 69, 94. Приводятся также ссылки на "Джентльменз мэгэзин", т. VIII, стр. 292, 172..
Однако, прежде чем Дени смог преуспеть, ему пришлось пережить весьма тяжелые времена. Ему суждено было попасть в плен к французам и долгие годы томиться в одном из их арсеналов. Наконец произошла Революция, и он, возможно, был освобожден или - благодаря знанию французского языка и происхождению - нашел способ бежать. Быть может, он отправился на поиски Агнесы, которой он, как нам известно, никогда не забывал и чьи родичи теперь попали в беду, ибо Революция, освободившая его, была беспощадна к "аристократам".
Вот почти все сведения, которыми мы располагаем об этом периоде жизни Дени, а также и о жизни, которую вела вдали от него Агнеса. Но, может быть, как раз в это время Дюваль видел Марию-Антуанетту **, может быть, он нашел Агнесу и помог ее увезти или Агнеса уже раньше успела бежать в Англию, и Дени с Агнесой после долгой разлуки встретились в издавна знакомых им местах - на голубятне фермера Перро, где жили любимцы Агнееы - голуби; в ректорском саду, залитом лучами вечернего солнца; возле старой стены и росшего за нею грушевого дерева; на равнине, с которой они видели огни на французском берегу Ла-Манша, или в мансарде Приората, в окошке которого мерцал свет, обыкновенно угасавший в девять часов вечера.
** В записной книжке имеется следующая заметка:
"Мария-Антуанетта родилась 2 ноября 1755 г., и ее тезоименитство приходится на Fete des Morts День поминовения усопших (франц.)..
Во время похода на Корсику Лотарингским легионом командовал барон де Вьомениль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20