Узор оперения на голове птицы напоминает иероглиф «дэ» (добродетель), на крыльях – «и» (справедливость), на спине – «ли» (благовоспитанность), на груди – «жэнь» (человеколюбие), на животе – «синь» (честность).
Зачем добродетель в упадке?
Порицать уходящее поздно,
Лишь грядущее достижимо.
Полно, полно, пора отступиться,
Ныне быть подле трона опасно. Эпиграф – песня блаженного Цзе-юя из страны Чу. В книге изречений древнекитайского мудреца и философа Конфуция (Кун-цзы, Кун-цю; VI-V вв. до н.э.) «Беседы и наставления» рассказано, как, услышав однажды эту песню у ворот своего дома, Конфуций хотел остановить Цзе-юя и поговорить с ним, но тот убежал.
493 год до новой эры. По свидетельству Цзо Цзю-мина Цзо Цзю-мин (V в. до н. э.) – ученый-конфуцианец из княжества Лу.
, Мэн Кэ Мэн Кэ (390–305? гг. до н. э.) – древнекитайский философ Мэн-цзы, последователь Конфуция, уроженец княжества Лу.
, Сыма Цяня Сыма Цянь (145-86? гг. до н. э.) – выдающийся писатель и историограф ранней династии Хань (206– 8 гг. до н. э.), автор знаменитых «Исторических записок».
и других летописцев, ранней весной, когда Дин-гун, князь земли Лу, в тридцатый раз совершил ритуал жертвоприношений «цзяо» Цзяо – ритуальное жертвоприношение из фруктов, сладкого вина, мяса яков, быков, кабанов, баранов и т. д., подносимое на специальном алтаре правителем страны для Верховного Владыки Шанди, духа Великого Единого, для Пяти небесных императоров (Синего на востоке, Красного на юге, Желтого в центре, Белого на западе и Черного на севере), для духов Неба и Земли.
, Конфуций с горсткой учеников, бредущих по обеим сторонам его повозки, покинул родную страну Лу и отправился проповедовать Путь на чужбине.
В окрестностях реки Сышуй зеленели ароматные травы, и, хотя снег на вершинах гор уже растаял, северный ветер, налетавший, словно полчища гуннов, швыряясь песком пустынь, еще доносил воспоминания о суровой зиме. Впереди повозки шел исполненный бодрости Цзы-лу в развевающихся лиловых одеждах, отороченных мехом куницы. За ним в льняных башмаках следовали задумчивый Янь Юань и Цзэн Цань, чей вид выражал рвение и преданность. Воплощенная честность, возница Фань Чи управлял четверкой лошадей и, время от времени украдкой бросая взгляд на постаревшее лицо Мужа Мудрости, ехавшего в повозке, ронял слезу о горькой доле Учителя, обреченного на скитания.
Когда они наконец достигли границ земли Лу, каждый с грустью оглянулся на родную сторону …достигли границ земли Лу, каждый с грустью обернулся на родную сторону… – намек на луского сановника Цзи Хуань-цзы, на три дня забросившего государственные дела из-за развлечений, что и побудило Конфуция покинуть княжество Лу. Княжество Ци, опасаясь усиления соседа, специально прислало в подарок правителю Лу восемьдесят танцовщиц и сто двадцать четыре коня и тем отвлекло Цзи Хуань-цзы от политики. «Не имея власти (топора), невозможно повлиять на сановника», – сокрушается Конфуций.
, но дорога, по которой они пришли, была не видна, сокрытая тенью Черепашьей горы. Тогда Конфуций, взяв в руки лютню, печальным хрипловатым голосом запел:
Я землю Лу хотел узреть,
Но чаща горная ее закрыла,
Без топора в руках
Как совладать с горою Черепашьей?
Еще три дня все дальше и дальше на север пролегал их путь, и вот среди широкого поля послышался голос, поющий мирную, беззаботную песню. Это пел старик в одежде из оленьей шкуры, подпоясанной веревкой, подбирая с тропинки на меже упавшие колоски.
– Что скажешь об этой песне, Ю Ю (542–481 гг. до н. э.; полное имя – Чжун-ю; наст. имя Цзы-лу, букв.: «Путь мудреца») – ученик Конфуция.
? – спросил Конфуций, обернувшись к Цзы-лу.
– В песне старика нет той высокой печали, что звучит в песнях Учителя. Он поет беззаботно, словно птичка, порхающая в небесах.
– Ты прав. Это не кто иной, как ученик покойного Лао-цзы. Зовут его Линь Лэй Зовут его Линь Лэй… – Весь последующий отрывок является цитатой из знаменитого классического даосского трактата «Ле-цзы» (VI-IV вв. до н. э.).
, и ему уже сто лет, но всякий раз с наступлением весны он выходит на межи и неизменно поет песни да собирает колоски. Пусть кто-нибудь из вас пойдет туда и поговорит с ним.
Услышав это, Цзы-гун, один из учеников, бегом бросился к тропинке меж полями и, обратившись к старику, спросил:
– Учитель, вы поете песни и собираете опавшие колосья… Неужели вы ни о чем не жалеете?
Но старик, даже не взглянув на него, продолжал прилежно подбирать колоски и ни на шаг не остановился, не прервал своей песни ни на мгновение. Когда Цзы-гун, последовав за ним, вновь подал голос, старик наконец перестал петь.
– О чем мне сожалеть? – сказал он, пристально поглядев на Цзы-гуна.
– В детстве вы не утруждали себя науками, возмужав, не заботились о чинах, состарившись, оказались один, без жены и детей. И вот теперь, когда близок час кончины, какое же утешение вы находите в том, чтобы собирать колоски и петь песни?
Старик громко рассмеялся:
– То, что я почитаю отрадой, имеют все живущие в мире, но вместо того, чтобы радоваться, напротив, скорбят о том. Да, в детстве я не утруждал себя науками, возмужав, не заботился о чинах, состарившись, оказался один, без жены и детей, и час моей кончины близок. Оттого-то я и весел.
– Люди все желают долгой жизни и печалятся о кончине, как же вы можете радоваться смерти? – вновь спросил Цзы-гун.
– Смерть и рождение – это уход и приход. Умереть здесь – значит родиться там. Мне ведомо, что цепляться за жизнь есть заблуждение. Грядущая смерть, полагаю, ничем не отличается от минувшего рождения.
Сказав так, старик снова запел. Цзы-гун не понял смысла его слов, но, когда, вернувшись, он передал их Учителю, Конфуций сказал:
– Старик весьма красноречив, но, как видно, он еще не до конца постиг сущность Пути.
* * *
Еще много, много дней длилось странствие, и вот они пересекли поток Цзишуй. Шапка из черной ткани на голове Благородного Мужа запылилась, и одежда из лисьего меха поблекла от дождей и ветра.
* * *
– Из страны Лу прибыл мудрец Кун-цю. Должно быть, он преподаст нашему самовластному государю и его супруге урок благодатного Учения и мудрого правления! – так говорили люди на улицах, указывая на повозку, когда она въехала в столицу страны Вэй. Лица этих людей исхудали от голода и усталости, а стены их домов источали скорбь и уныние. Прекрасные цветы этой страны были пересажены во дворец, чтобы услаждать взор властительницы, тучные кабаны отняты у владельцев, чтобы тешить изощренный вкус госпожи, и мирное весеннее солнце напрасно озаряло серые пустынные улицы. А на холме в центре столицы, словно упившийся кровью хищный зверь, над трупом города возвышался дворец, сиявший пятицветной радугой. Звон колокола из глубины дворца, словно звериный рык, гремел на всю страну.
– Что скажешь о звуке этого колокола, Ю? – вновь спросил Конфуций у Цзы-лу.
– Этот звук не похож на мелодии Учителя, исполненные бренностью бытия и словно взывающие к небесам, не похож он и на согласную с волей небес свободную песнь Линь Лэя. Колокол поет об ужасном, славя греховные радости, противные Небу.
– Ты прав. Это Лесной колокол, который в старину велел отлить князь Сян-гун, отняв для этого сокровища и выжав пот своих подданных. При звоне этого колокола эхо передается из одной рощи дворцового сада в другую, производя ужасающий звук. Звон этот столь зловещ еще и потому, что вобрал в себя проклятья и слезы людей, истерзанных деспотом, – объяснил Конфуций.
* * *
Вэйский государь Лин-гун Вэйский государь Лин-гун… – Время правления – 534–493 гг. до н. э.
велел поставить слюдяную ширму и агатовое ложе у самых перил Башни духов Башня духов – Башни как элемент дворцовой архитектуры первоначально выполняли оборонные и ритуальные функции, а впоследствии стали служить площадкой для астрологических наблюдений и любования пейзажем.
, откуда были хорошо видны его владения, и, любуясь весенними полями и горами, спящими под густой дымкой тумана, обменивался чарками ароматного вина, настоянного на благовонных травах, со своей супругой Нань-цзы, облаченной в небесно-голубое платье, подол которого ниспадал светлой радугой-драконом Радуга-дракон. – В дальневосточной мифологии радуга часто идентифицируется с небесным змеем или драконом, покровителем водной стихии.
.
– И в небесах, и на земле потоком льется ясное сияние солнца, отчего же в домах жителей моей страны не видно красивых цветов и не слышно сладостных птичьих голосов? – промолвил князь, недовольно нахмурив брови.
– Это оттого, что народ в избытке восхищения благочестием государя и красотой его супруги приносит сюда все без изъятия красивые цветы и высаживает их в дворцовом саду, – ответил прислуживающий князю евнух Вэн Цюй, как вдруг, нарушив тишину пустых улиц, мелодично прозвенел нефритовый колокольчик повозки Конфуция, проезжавшей под башней.
– Кто это едет в той повозке? Чело его напоминает Яо. Его глаза похожи на глаза Шуня Яо и Шунь (III тыс. до н. э.) – мифические императоры, идеальные правители древности.
. Его затылок подобен затылку Гао Яо Гао Яо – придворный министр Яо и Шуня, мудрый судья.
. Плечи у него точь-в-точь как у Цзы Чаня Цзы Чань – современник Конфуция, первый министр княжества Чжэн, отличался справедливостью и человеколюбием.
, а ноги лишь на три цуня Цунь – мера длины в старом Китае; 3,2 см.
короче, чем ноги Юя Юй (III тыс. до н. э.) – мифический император, в прошлом министр при дворе Яо и Шуня. Вырыв каналы, покончил с наводнениями, получил престол от Шуня и основал государство Ся.
, – удивленно всматривался в пришельца полководец Ван Сунь-май, также находившийся при князе.
– Но каким, однако, печальным выглядит этот человек! Военачальник, ты всеведущ, объясни же мне, откуда он прибыл, – сказала Нань-цзы и, обратившись к полководцу, указала на быстро удалявшуюся повозку.
– В молодые лета В молодые лета… – Слова Ван Сунь-мая являются цитатой из «Родовых анналов Конфуция», входящих в «Исторические записки» Сыма Цяня. Так описал Конфуция, разминувшегося с учениками в княжестве Чжэн, некий местный житель. Далее в описании следуют слова: «Однако он кажется усталым и отчаявшимся, как бродячий пес».
я побывал во многих странах, но, кроме Лао Даня Лао Дань. – См. коммент. Лао-цзы – прозвище древнекитайского философа Ли Даня (Лао Дань; VI-V вв. до н. э.), автора древнейшего даосского трактата «Дао дэ цзин».
.
, что служил летописцем в Чжоу, мне еще не доводилось видеть человека с такой благородной внешностью. Это не кто иной, как Кун-цзы, мудрец Лу, тот самый, что отправился проповедовать Путь, разочаровавшись в правителях у себя на родине. Говорят, когда он родился, в стране Лу явился Цзи-линь, в небесах звучала стройная музыка и небожительницы спускались на землю… У этого человека губы полны, словно у буйвола У этого человека губы полны, словно у буйвола… – В описании внешности Конфуция использованы элементы традиционной портретной символики, сложившейся к I в. н. э. Когда-то это были признаки чудесного происхождения мифических персонажей и их родства с тотемными предками, но впоследствии они получили рационалистическое истолкование в метафорическом или физиогномическом смысле.
, ладони мощны, будто у тигра, спина крепкая, как панцирь черепахи, ростом он девяти чи Чи – мера длины в старом Китае; 32 см.
шести цуней, телом схож с Вэнь-ваном Вэнь-ван (XII в. до н. э.) – правитель страны Чжоу, олицетворение мудрости и милосердия.
. Это несомненно он, – так объяснил Ван Сунь-май.
– Какому же искусству обучает людей мудрец Кун-цзы? – спросил у полководца Лин-гун, осушив чарку, что держал в руке.
– Мудрецом считается тот, кто владеет ключом ко всем знаниям в нашем мире. Он же учит государей разных стран только искусству правления, укрепляющего семью, обогащающего страну и дающего власть в Поднебесной, – вновь пояснил полководец.
– Я искал земной красоты и обрел Нань-цэы. Собрал сокровища отовсюду и воздвиг сей дворец. Теперь мне хотелось бы сверх того установить владычество в Поднебесной, достигнув власти, достойной моей супруги и этого дворца. Во что бы то ни стало пригласите сюда оного мудреца, и пусть он научит меня, как подчинить себе Поднебесную! – И князь взглянул на губы сидевшей напротив него супруги. Ведь что бы ни происходило, он обычно выражал свои мысли не собственными речами, а словами, оброненными Нань-цзы.
– Мне угодно видеть необыкновенных людей нашего мира. Если тот человек с печальным ликом настоящий мудрец, он, верно, покажет мне разные чудеса, – молвила супруга и устремила мечтательный взор вслед далеко уже уехавшей повозке.
* * *
Когда Конфуций и его спутники поравнялись с северными чертогами дворца правительницы, навстречу им выехал чиновник благородного облика в сопровождении многочисленной свиты. Он стегнул кнутом четверку лошадей цюйнаньской породы и, открыв правую парадную дверцу своей кареты, с почтением приветствовал странников.
– Мое имя Чжун Шу-юй, князь Лин-гун приказал мне встретить Учителя. Все края облетел слух, что Учитель отправился ныне проповедовать Путь. В долгом странствии ваш драгоценнейший зонтик, Учитель, истрепался на ветру и глуше звенит колокольчик в упряжи. Почтительно просим вас пересесть в сию карету, навестить дворец и открыть нашему князю мудрость правителей древности, умевших смирять народы и править странами. Для вашего отдохновения в южной стороне Западного сада бьет кристально прозрачный горячий ключ. Для утоления вашей жажды во фруктовом саду дворцового парка, наливаясь нежным соком, зреют лимоны, мандарины, для вашего угощения в клетках и загонах дремлют, покоя толстые, как перины, утробы, кабаны, медведи, леопарды, буйволы и бараны. Нам хотелось бы, чтобы вы прервали бег своей колесницы и оставались в нашей стране два или три месяца, год или десять лет, чтобы вы пролили свет в темные, неразумные наши души и открыли бы незрячие наши очи, – выйдя из кареты, почтительно произнес Чжун Шу-юй.
– Искреннее стремление монарха постичь Путь Трех правителей Три правителя – Юй-ван, правитель страны Ся; Тан-ван, правитель страны Инь; У-ван, правитель страны Чжоу. Иногда вместе с У-ваном называют и другого правителя страны Чжоу, Вэнь-вана (см. коммент. Вэнь-ван (XII в. до н. э.) – правитель страны Чжоу, олицетворение мудрости и милосердия.
).
радует меня превыше всех его богатств и великолепных чертогов. Чтобы насытить жажду роскоши, Цзе и Чжоу Цзе и Чжоу – имена, ставшие нарицательными для правителей-тиранов, поплатившихся за свои пороки. Последний правитель страны Ся, жестокий властелин Цзе-ван (время правления – 1767–1718 гг. до н. э.) был в конце концов изгнан из страны иньским Тан-ваном. Чжоу-ван (время правления – 1154–1122 гг. до н. э.), последний правитель страны Инь, известный своим пристрастием к жестокой красавице Дань-цзи и бесчеловечным правлением, был убит чжоуским У-ваном.
не хватило даже сана Владыки мириад колесниц Владыка мириад колесниц (букв.: «Десяти тысяч колесниц») – правитель, имеющий в своем распоряжении огромную армию; в переносном значении – Сын Неба, император.
, и в то же время государство всего в сто ли не было тесно для мудрого правления Яо и Шуня. Если князь Лин-гун поистине желает избавить Поднебесную от несчастий и печется о благе народа, я без сожаления дал бы схоронить свой прах в этой земле, – так ответил Конфуций.
Затем, следуя за проводниками, странники двинулись в глубь дворцовых строений, и черные башмаки их гулко стучали по шлифованным камням мостовой, на которых не было ни пылинки.
Женщин тонкие запястья
Для шитья даны им свыше… –
пели хором толпы дворцовых служительниц, проходя перед ткацкой палатой, где громко стучали берда, творя парчу. А под сенью персиковой рощи, где цветочные лепестки словно тканым пологом усеяли землю, доносилось из стойла ленивое мычание буйволов.
Вняв совету мудрого Чжун Шу-юя, князь Лин-гун удалил от себя супругу и прочих женщин, чистой водой ополоснув губы, пропитанные пиршественными винами, и, в подобающем облачении встретив Конфуция в отдельной зале, вопрошал его, как править, дабы богатела его держава, росла мощь его войска и стал бы он повелителем всей Поднебесной.
Однако мудрец не промолвил в ответ ни слова о войне, причиняющей вред отчизне и уносящей жизни людские. Не сказал он и о богатстве, ради которого выжимают кровь народа и отнимают его имущество. Торжественны и непреложны были его слова о том, что превыше воинских побед и умножения довольства следует почитать добродетель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Зачем добродетель в упадке?
Порицать уходящее поздно,
Лишь грядущее достижимо.
Полно, полно, пора отступиться,
Ныне быть подле трона опасно. Эпиграф – песня блаженного Цзе-юя из страны Чу. В книге изречений древнекитайского мудреца и философа Конфуция (Кун-цзы, Кун-цю; VI-V вв. до н.э.) «Беседы и наставления» рассказано, как, услышав однажды эту песню у ворот своего дома, Конфуций хотел остановить Цзе-юя и поговорить с ним, но тот убежал.
493 год до новой эры. По свидетельству Цзо Цзю-мина Цзо Цзю-мин (V в. до н. э.) – ученый-конфуцианец из княжества Лу.
, Мэн Кэ Мэн Кэ (390–305? гг. до н. э.) – древнекитайский философ Мэн-цзы, последователь Конфуция, уроженец княжества Лу.
, Сыма Цяня Сыма Цянь (145-86? гг. до н. э.) – выдающийся писатель и историограф ранней династии Хань (206– 8 гг. до н. э.), автор знаменитых «Исторических записок».
и других летописцев, ранней весной, когда Дин-гун, князь земли Лу, в тридцатый раз совершил ритуал жертвоприношений «цзяо» Цзяо – ритуальное жертвоприношение из фруктов, сладкого вина, мяса яков, быков, кабанов, баранов и т. д., подносимое на специальном алтаре правителем страны для Верховного Владыки Шанди, духа Великого Единого, для Пяти небесных императоров (Синего на востоке, Красного на юге, Желтого в центре, Белого на западе и Черного на севере), для духов Неба и Земли.
, Конфуций с горсткой учеников, бредущих по обеим сторонам его повозки, покинул родную страну Лу и отправился проповедовать Путь на чужбине.
В окрестностях реки Сышуй зеленели ароматные травы, и, хотя снег на вершинах гор уже растаял, северный ветер, налетавший, словно полчища гуннов, швыряясь песком пустынь, еще доносил воспоминания о суровой зиме. Впереди повозки шел исполненный бодрости Цзы-лу в развевающихся лиловых одеждах, отороченных мехом куницы. За ним в льняных башмаках следовали задумчивый Янь Юань и Цзэн Цань, чей вид выражал рвение и преданность. Воплощенная честность, возница Фань Чи управлял четверкой лошадей и, время от времени украдкой бросая взгляд на постаревшее лицо Мужа Мудрости, ехавшего в повозке, ронял слезу о горькой доле Учителя, обреченного на скитания.
Когда они наконец достигли границ земли Лу, каждый с грустью оглянулся на родную сторону …достигли границ земли Лу, каждый с грустью обернулся на родную сторону… – намек на луского сановника Цзи Хуань-цзы, на три дня забросившего государственные дела из-за развлечений, что и побудило Конфуция покинуть княжество Лу. Княжество Ци, опасаясь усиления соседа, специально прислало в подарок правителю Лу восемьдесят танцовщиц и сто двадцать четыре коня и тем отвлекло Цзи Хуань-цзы от политики. «Не имея власти (топора), невозможно повлиять на сановника», – сокрушается Конфуций.
, но дорога, по которой они пришли, была не видна, сокрытая тенью Черепашьей горы. Тогда Конфуций, взяв в руки лютню, печальным хрипловатым голосом запел:
Я землю Лу хотел узреть,
Но чаща горная ее закрыла,
Без топора в руках
Как совладать с горою Черепашьей?
Еще три дня все дальше и дальше на север пролегал их путь, и вот среди широкого поля послышался голос, поющий мирную, беззаботную песню. Это пел старик в одежде из оленьей шкуры, подпоясанной веревкой, подбирая с тропинки на меже упавшие колоски.
– Что скажешь об этой песне, Ю Ю (542–481 гг. до н. э.; полное имя – Чжун-ю; наст. имя Цзы-лу, букв.: «Путь мудреца») – ученик Конфуция.
? – спросил Конфуций, обернувшись к Цзы-лу.
– В песне старика нет той высокой печали, что звучит в песнях Учителя. Он поет беззаботно, словно птичка, порхающая в небесах.
– Ты прав. Это не кто иной, как ученик покойного Лао-цзы. Зовут его Линь Лэй Зовут его Линь Лэй… – Весь последующий отрывок является цитатой из знаменитого классического даосского трактата «Ле-цзы» (VI-IV вв. до н. э.).
, и ему уже сто лет, но всякий раз с наступлением весны он выходит на межи и неизменно поет песни да собирает колоски. Пусть кто-нибудь из вас пойдет туда и поговорит с ним.
Услышав это, Цзы-гун, один из учеников, бегом бросился к тропинке меж полями и, обратившись к старику, спросил:
– Учитель, вы поете песни и собираете опавшие колосья… Неужели вы ни о чем не жалеете?
Но старик, даже не взглянув на него, продолжал прилежно подбирать колоски и ни на шаг не остановился, не прервал своей песни ни на мгновение. Когда Цзы-гун, последовав за ним, вновь подал голос, старик наконец перестал петь.
– О чем мне сожалеть? – сказал он, пристально поглядев на Цзы-гуна.
– В детстве вы не утруждали себя науками, возмужав, не заботились о чинах, состарившись, оказались один, без жены и детей. И вот теперь, когда близок час кончины, какое же утешение вы находите в том, чтобы собирать колоски и петь песни?
Старик громко рассмеялся:
– То, что я почитаю отрадой, имеют все живущие в мире, но вместо того, чтобы радоваться, напротив, скорбят о том. Да, в детстве я не утруждал себя науками, возмужав, не заботился о чинах, состарившись, оказался один, без жены и детей, и час моей кончины близок. Оттого-то я и весел.
– Люди все желают долгой жизни и печалятся о кончине, как же вы можете радоваться смерти? – вновь спросил Цзы-гун.
– Смерть и рождение – это уход и приход. Умереть здесь – значит родиться там. Мне ведомо, что цепляться за жизнь есть заблуждение. Грядущая смерть, полагаю, ничем не отличается от минувшего рождения.
Сказав так, старик снова запел. Цзы-гун не понял смысла его слов, но, когда, вернувшись, он передал их Учителю, Конфуций сказал:
– Старик весьма красноречив, но, как видно, он еще не до конца постиг сущность Пути.
* * *
Еще много, много дней длилось странствие, и вот они пересекли поток Цзишуй. Шапка из черной ткани на голове Благородного Мужа запылилась, и одежда из лисьего меха поблекла от дождей и ветра.
* * *
– Из страны Лу прибыл мудрец Кун-цю. Должно быть, он преподаст нашему самовластному государю и его супруге урок благодатного Учения и мудрого правления! – так говорили люди на улицах, указывая на повозку, когда она въехала в столицу страны Вэй. Лица этих людей исхудали от голода и усталости, а стены их домов источали скорбь и уныние. Прекрасные цветы этой страны были пересажены во дворец, чтобы услаждать взор властительницы, тучные кабаны отняты у владельцев, чтобы тешить изощренный вкус госпожи, и мирное весеннее солнце напрасно озаряло серые пустынные улицы. А на холме в центре столицы, словно упившийся кровью хищный зверь, над трупом города возвышался дворец, сиявший пятицветной радугой. Звон колокола из глубины дворца, словно звериный рык, гремел на всю страну.
– Что скажешь о звуке этого колокола, Ю? – вновь спросил Конфуций у Цзы-лу.
– Этот звук не похож на мелодии Учителя, исполненные бренностью бытия и словно взывающие к небесам, не похож он и на согласную с волей небес свободную песнь Линь Лэя. Колокол поет об ужасном, славя греховные радости, противные Небу.
– Ты прав. Это Лесной колокол, который в старину велел отлить князь Сян-гун, отняв для этого сокровища и выжав пот своих подданных. При звоне этого колокола эхо передается из одной рощи дворцового сада в другую, производя ужасающий звук. Звон этот столь зловещ еще и потому, что вобрал в себя проклятья и слезы людей, истерзанных деспотом, – объяснил Конфуций.
* * *
Вэйский государь Лин-гун Вэйский государь Лин-гун… – Время правления – 534–493 гг. до н. э.
велел поставить слюдяную ширму и агатовое ложе у самых перил Башни духов Башня духов – Башни как элемент дворцовой архитектуры первоначально выполняли оборонные и ритуальные функции, а впоследствии стали служить площадкой для астрологических наблюдений и любования пейзажем.
, откуда были хорошо видны его владения, и, любуясь весенними полями и горами, спящими под густой дымкой тумана, обменивался чарками ароматного вина, настоянного на благовонных травах, со своей супругой Нань-цзы, облаченной в небесно-голубое платье, подол которого ниспадал светлой радугой-драконом Радуга-дракон. – В дальневосточной мифологии радуга часто идентифицируется с небесным змеем или драконом, покровителем водной стихии.
.
– И в небесах, и на земле потоком льется ясное сияние солнца, отчего же в домах жителей моей страны не видно красивых цветов и не слышно сладостных птичьих голосов? – промолвил князь, недовольно нахмурив брови.
– Это оттого, что народ в избытке восхищения благочестием государя и красотой его супруги приносит сюда все без изъятия красивые цветы и высаживает их в дворцовом саду, – ответил прислуживающий князю евнух Вэн Цюй, как вдруг, нарушив тишину пустых улиц, мелодично прозвенел нефритовый колокольчик повозки Конфуция, проезжавшей под башней.
– Кто это едет в той повозке? Чело его напоминает Яо. Его глаза похожи на глаза Шуня Яо и Шунь (III тыс. до н. э.) – мифические императоры, идеальные правители древности.
. Его затылок подобен затылку Гао Яо Гао Яо – придворный министр Яо и Шуня, мудрый судья.
. Плечи у него точь-в-точь как у Цзы Чаня Цзы Чань – современник Конфуция, первый министр княжества Чжэн, отличался справедливостью и человеколюбием.
, а ноги лишь на три цуня Цунь – мера длины в старом Китае; 3,2 см.
короче, чем ноги Юя Юй (III тыс. до н. э.) – мифический император, в прошлом министр при дворе Яо и Шуня. Вырыв каналы, покончил с наводнениями, получил престол от Шуня и основал государство Ся.
, – удивленно всматривался в пришельца полководец Ван Сунь-май, также находившийся при князе.
– Но каким, однако, печальным выглядит этот человек! Военачальник, ты всеведущ, объясни же мне, откуда он прибыл, – сказала Нань-цзы и, обратившись к полководцу, указала на быстро удалявшуюся повозку.
– В молодые лета В молодые лета… – Слова Ван Сунь-мая являются цитатой из «Родовых анналов Конфуция», входящих в «Исторические записки» Сыма Цяня. Так описал Конфуция, разминувшегося с учениками в княжестве Чжэн, некий местный житель. Далее в описании следуют слова: «Однако он кажется усталым и отчаявшимся, как бродячий пес».
я побывал во многих странах, но, кроме Лао Даня Лао Дань. – См. коммент. Лао-цзы – прозвище древнекитайского философа Ли Даня (Лао Дань; VI-V вв. до н. э.), автора древнейшего даосского трактата «Дао дэ цзин».
.
, что служил летописцем в Чжоу, мне еще не доводилось видеть человека с такой благородной внешностью. Это не кто иной, как Кун-цзы, мудрец Лу, тот самый, что отправился проповедовать Путь, разочаровавшись в правителях у себя на родине. Говорят, когда он родился, в стране Лу явился Цзи-линь, в небесах звучала стройная музыка и небожительницы спускались на землю… У этого человека губы полны, словно у буйвола У этого человека губы полны, словно у буйвола… – В описании внешности Конфуция использованы элементы традиционной портретной символики, сложившейся к I в. н. э. Когда-то это были признаки чудесного происхождения мифических персонажей и их родства с тотемными предками, но впоследствии они получили рационалистическое истолкование в метафорическом или физиогномическом смысле.
, ладони мощны, будто у тигра, спина крепкая, как панцирь черепахи, ростом он девяти чи Чи – мера длины в старом Китае; 32 см.
шести цуней, телом схож с Вэнь-ваном Вэнь-ван (XII в. до н. э.) – правитель страны Чжоу, олицетворение мудрости и милосердия.
. Это несомненно он, – так объяснил Ван Сунь-май.
– Какому же искусству обучает людей мудрец Кун-цзы? – спросил у полководца Лин-гун, осушив чарку, что держал в руке.
– Мудрецом считается тот, кто владеет ключом ко всем знаниям в нашем мире. Он же учит государей разных стран только искусству правления, укрепляющего семью, обогащающего страну и дающего власть в Поднебесной, – вновь пояснил полководец.
– Я искал земной красоты и обрел Нань-цэы. Собрал сокровища отовсюду и воздвиг сей дворец. Теперь мне хотелось бы сверх того установить владычество в Поднебесной, достигнув власти, достойной моей супруги и этого дворца. Во что бы то ни стало пригласите сюда оного мудреца, и пусть он научит меня, как подчинить себе Поднебесную! – И князь взглянул на губы сидевшей напротив него супруги. Ведь что бы ни происходило, он обычно выражал свои мысли не собственными речами, а словами, оброненными Нань-цзы.
– Мне угодно видеть необыкновенных людей нашего мира. Если тот человек с печальным ликом настоящий мудрец, он, верно, покажет мне разные чудеса, – молвила супруга и устремила мечтательный взор вслед далеко уже уехавшей повозке.
* * *
Когда Конфуций и его спутники поравнялись с северными чертогами дворца правительницы, навстречу им выехал чиновник благородного облика в сопровождении многочисленной свиты. Он стегнул кнутом четверку лошадей цюйнаньской породы и, открыв правую парадную дверцу своей кареты, с почтением приветствовал странников.
– Мое имя Чжун Шу-юй, князь Лин-гун приказал мне встретить Учителя. Все края облетел слух, что Учитель отправился ныне проповедовать Путь. В долгом странствии ваш драгоценнейший зонтик, Учитель, истрепался на ветру и глуше звенит колокольчик в упряжи. Почтительно просим вас пересесть в сию карету, навестить дворец и открыть нашему князю мудрость правителей древности, умевших смирять народы и править странами. Для вашего отдохновения в южной стороне Западного сада бьет кристально прозрачный горячий ключ. Для утоления вашей жажды во фруктовом саду дворцового парка, наливаясь нежным соком, зреют лимоны, мандарины, для вашего угощения в клетках и загонах дремлют, покоя толстые, как перины, утробы, кабаны, медведи, леопарды, буйволы и бараны. Нам хотелось бы, чтобы вы прервали бег своей колесницы и оставались в нашей стране два или три месяца, год или десять лет, чтобы вы пролили свет в темные, неразумные наши души и открыли бы незрячие наши очи, – выйдя из кареты, почтительно произнес Чжун Шу-юй.
– Искреннее стремление монарха постичь Путь Трех правителей Три правителя – Юй-ван, правитель страны Ся; Тан-ван, правитель страны Инь; У-ван, правитель страны Чжоу. Иногда вместе с У-ваном называют и другого правителя страны Чжоу, Вэнь-вана (см. коммент. Вэнь-ван (XII в. до н. э.) – правитель страны Чжоу, олицетворение мудрости и милосердия.
).
радует меня превыше всех его богатств и великолепных чертогов. Чтобы насытить жажду роскоши, Цзе и Чжоу Цзе и Чжоу – имена, ставшие нарицательными для правителей-тиранов, поплатившихся за свои пороки. Последний правитель страны Ся, жестокий властелин Цзе-ван (время правления – 1767–1718 гг. до н. э.) был в конце концов изгнан из страны иньским Тан-ваном. Чжоу-ван (время правления – 1154–1122 гг. до н. э.), последний правитель страны Инь, известный своим пристрастием к жестокой красавице Дань-цзи и бесчеловечным правлением, был убит чжоуским У-ваном.
не хватило даже сана Владыки мириад колесниц Владыка мириад колесниц (букв.: «Десяти тысяч колесниц») – правитель, имеющий в своем распоряжении огромную армию; в переносном значении – Сын Неба, император.
, и в то же время государство всего в сто ли не было тесно для мудрого правления Яо и Шуня. Если князь Лин-гун поистине желает избавить Поднебесную от несчастий и печется о благе народа, я без сожаления дал бы схоронить свой прах в этой земле, – так ответил Конфуций.
Затем, следуя за проводниками, странники двинулись в глубь дворцовых строений, и черные башмаки их гулко стучали по шлифованным камням мостовой, на которых не было ни пылинки.
Женщин тонкие запястья
Для шитья даны им свыше… –
пели хором толпы дворцовых служительниц, проходя перед ткацкой палатой, где громко стучали берда, творя парчу. А под сенью персиковой рощи, где цветочные лепестки словно тканым пологом усеяли землю, доносилось из стойла ленивое мычание буйволов.
Вняв совету мудрого Чжун Шу-юя, князь Лин-гун удалил от себя супругу и прочих женщин, чистой водой ополоснув губы, пропитанные пиршественными винами, и, в подобающем облачении встретив Конфуция в отдельной зале, вопрошал его, как править, дабы богатела его держава, росла мощь его войска и стал бы он повелителем всей Поднебесной.
Однако мудрец не промолвил в ответ ни слова о войне, причиняющей вред отчизне и уносящей жизни людские. Не сказал он и о богатстве, ради которого выжимают кровь народа и отнимают его имущество. Торжественны и непреложны были его слова о том, что превыше воинских побед и умножения довольства следует почитать добродетель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40