В такие дни она не могла усидеть на месте и бродила по замку, как неприкаянная, витая мыслью где-то так далеко, что не замечала никого, даже сталкиваясь носом к носу с кем-нибудь из обитателей замка. В течение прошедшей зимы барышня не раз обнаруживала такое волнение и беспокойство.
Аркнэн объяснял это отсутствие прогулок верхом, которые она так любила, а также волнениями плоти, которые беспокоят девушек, даже принадлежащих к самым лучшим семьям. Но все это, слава Богу, его не касается! Его, Аркнэна, роль сводилась в данный момент к тому, чтобы быть берейтором и телохранителем миловидной барышни и хорошенько затягивать подпругу ее седла. Проделав это последнее, наш Аркнэн вытащил из кармана трубку и попросил у м-ль де Фреваль разрешения дать небольшой отдых своей еще больной пояснице. Анна-Клавдия с улыбкой дала свое согласие и сама села подле Аркнэна на стволе поваленного дерева. Во время таких привалов Аркнэн очень любил поговорить с м-ль де Фреваль на занимавшие его темы. На этот раз дым его трубки ему несомненно напомнил дымки, вылетевшие из дула его пистолетов во время нападения на карету, потому что он завел речь о встрече с разбойниками.
Послушать его, так выходило, что больше всего он сожалеет о том, что был сброшен с седла в самом начале схватки и не мог разглядеть лица знаменитого атамана, о подвигах которого ходило столько рассказов. Будучи сам честнейшим человеком в мире и неспособный ни на какое воровство, г-н Аркнэн был полон снисходительности и даже восхищения к тем, кто присваивают себе чужое имущество вооруженной рукою, с помощью в некотором роде военных приемов. Аркнэн питал к джентльменам с большой дороги уважение, которое он не в силах был побороть в себе. Зато он испытывал глубокое презрение к мелким воришкам и карманникам, которые действуют как настоящие мошенники, путем хитрости и проворства рук, которые очищают карманы прохожих, обманно проникают в дома, чтобы похитить оттуда драгоценности и деньги, и тащат все, что попадется им под руку. Эти лоскутники вызывали крайнее отвращение у Аркнэна, но он не мог отказать в уважении, и даже больше, чем уважении, людям, которые, на большой дороге или в лесу, приставляют пистолет к виску путешественника, и, учинив свое дело, вступают в перестрелку с жандармерией, образуют отряды и открыто сражаются, ведя своего рода партизанскую войну. Они ведут себя так, как наши солдаты вели бы себя во вражеской стране. Они изобретательны на всякие хитрости и затеи и умеют при случае не щадить своей жизни. Они применяют по отношению к публике, у которой они вымогают деньги, вольности может быть, достойные порицания, но не содержащие в себе ничего резкого. Это не простые грабители, но люди более высокой породы, вовсе не плуты и не мошенники, от которых их отделяет и над которыми возвышает их звание Разбойников.
Их предводители часто являются настоящими сказочными героями, каковым был, например, тот, что руководил нападением на карету, – Аркнэн очень печалился, что проворонил его визит в Эспиньоли, куда тот явился под именем кавалера де Бреж. Не раз расспрашивал он г-на де Вердло об этом посещении, по поводу которого м-ль де Фреваль всегда хранила молчание, так же как и сегодня она ничего не ответила на вновь рассказанную Аркнэном историю с каретой.
Между тем Аркнэн докурил свою трубку и вытряхивал из нее пепел на ствол поваленного дерева. Он мысленно видел уже это дерево, поставленным прямо и очень подходящим служить виселицей для знаменитого атамана, о котором он только что вел речь, если когда-нибудь удастся захватить его в плен. Но Аркнэн не успел высказать эту мысль, так как м-ль де Фреваль встала и смотрела на открывавшуюся перед ними с высоты Пригорка широкую панораму. Аркнэн показал на ней пальцем далекую точку:
– Вы видите, сударыня, вот то большое дерево. Так вот, если подойти к нему, то можно различить колокольню Бурвуазэна, куда мне нужно будет как-нибудь съездить вновь. Кум мой Морэн обещал окончательно успокоить мою совесть насчет моей проклятой жены. Пусть Бог примет ее душу, а земля тело, ибо м-ль Гогота сгорает от нетерпения и пристает ко мне, бедняга! Мадемуазель знает почему…
И сьер Аркнэн, почесав себе затылок, прибавил:
– В конце концов, он добьется-таки правды, мой куманек Морэн. Это тертый калач, и он знает все, что делается кругом гораздо лучше, чем эта старая сорока г-н де ла Миньер, который всюду сует свой длинный нос. О, мой Морэн рассказал мне презанятные вещи относительно этого г-на де Шаландр, которому принадлежит большой замок От-Мот, но я не болтун и говорю только, когда меня спрашивают! По-видимому, этому г-ну де Шаландру известно много такого, что могло бы представить интерес для королевских драгун…
Аркнэн искоса поглядывал на м-ль де Фреваль. Та погрузилась в привычную для нее задумчивость и, казалось, совсем позабыла о присутствии Аркнэна, но вдруг очнулась и вскочила на лошадь. День начинал клониться к вечеру. М-ль де Фреваль и Аркнэн медленно спустились с Пригорка, затем, когда стала позволять дорога, пришпорили лошадей и возвратились в Эспиньоли кратчайшим путем. Перед замком они встретились с г-ном Куафаром. Он держал в руке большой тюк контрабандного табака, только что купленный им у коробейника. Не проходило недели, чтобы кто-нибудь из этих господ не появлялся в замке. Г-н Куафар всегда покупал у них что-нибудь, угощал их кружкой вина и долго о чем-то тихо переговаривался с ними.
Вышло так, что м-ль де Фреваль не осталась долго в неведении относительного этого г-на де Шаландр, о котором Аркнэн сделал загадочное сообщение на Высоком Пригорке: вести о нем привез г-н де ла Миньер. После своего визита г-н де ла Миньер, которого Аркнэн так непочтительно называл «сорокой», не появлялся больше в Эспиньолях, ибо зима держала его взаперти в своем гнезде, где он жил, зарывшись в перьях и в пухе и перебирая клювом скудные вести, которые доходили к нему в заточение. Г-н де ла Миньер был в большой досаде, что он вынужден сидеть таким образом взаперти и не может ходить из дома в дом, собирая свой обычный корм из сообщений, слухов и мелких фактов, которым он питал свое любопытство. Зимою г-н де ла Миньер, посаженный на голодную диету, должен был довольствоваться тем, что приносили ему добрые души. Он принимал посетителей в своей комнате, так жарко натопленной, что только он один мог выносить ее тропическую температуру; все двери и окна в ней были обиты войлоком, а сам он со всех сторон был обставлен ширмами. Г-н де ла Миньер разделял вместе с г-ном де Вердло любовь к ярко пылающему камину, у горячего огня которого оба они жарились. Эти предосторожности мало охраняли его от острых болей, которыми он страдал. В одиночестве накаленной комнаты г-н де ла Миньер наблюдал, как на ногах у него то растет, то убывает опухоль, мазал ее бальзамами и мазями, и с нетерпением ожидал момента, когда ему снова можно будет приняться за сбор новостей. Это случалось с первым весенним теплом, освобождавшим его от самых жестоких его страданий и позволявшим возобновить свои разведки. Тогда можно было видеть, как г-н де ла Миньер выходит из своей скорлупы, задирает нос, вбирает в себя воздух и чует в нем притягательный запах ближнего.
Несколько раз в течение мертвого сезона, в часы, когда он не был всецело поглощен пластырями и припарками, г-н де ла Миньер принимался размышлять о своем посещении Эспиньолей. М-ль де Фреваль произвела на него очень сильное впечатление. Он находил эту девушку весьма соблазнительной, и мысленно рассматривал ее так, как может смотреть на девушек только человек, который относится без большого уважения к их добродетели, особенно когда они появились неизвестно откуда. М-ль де Фреваль, по его мнению, должна была причинять много хлопот этому простаку г-ну де Вердло. Это предположение очень забавляло раньше г-на де ла Миньер, но затем, по возвращении из Эспиньолей, в долгие дни одиночества в комнате, заставленной ширмами, когда Вернонс погружался в зимнее оцепенение, мысли его мало-помалу стали принимать другой оборот. В конце концов, этому болвану Вердло не приходилось так уже жаловаться на присутствие в своем доме красивой девушки, сидящей за его столом или у его камина и живущей под его крышей. Наступает момент, когда зрелище юности действует живительно, и мало-помалу в мозгу г-на де ла Миньер стал зарождаться один заманчивый план. Раз м-ль де Фреваль удовлетворялась жизнью в Эспиньолях, куда не заглядывала ни одна живая душа, где все были отрезаны от мира, и где царила беспросветная скука, то почему бы ей не согласиться променять общество г-на де Вердло на другое общество, которое доставит ей больше развлечения и больше удовольствия? И разве г-н де ла Миньер неспособен предложить е такого общества, которое было бесконечно предпочтительнее всякого другого, ибо состояло ничуть не меньше, чем из его собственной персоны?
Словом, г-н де ла Миньер решил сделать попытку сочетаться законным браком, и с этой целью бросил свои взоры на Анну-Клавдию де Фреваль.
Вот эти-то планы, над которыми он так много размышлял, побудили г-на де ла Миньер с первыми признаками весны отправиться в Эспиньоли. У него не было намерения сразу выложить начистоту занимавшие его мысли; он предполагал лишь подготовить почву и издали намекнуть на них. На всякий случай, однако, он велел освидетельствовать свой костюм и освежить парик. Он велел также заново окрасить свою карету. Ему оставалось только подождать погожего дня, чтобы тронуться в путь. Такой день вскоре наступил, и г-н де ла Миньер торжественно подкатил в своей заново окрашенной карете к воротам эспиньольского замка.
Г-н де ла Миньер остался однако сильно раздосадованным, когда узнал от г-на де Вердло, что м-ль де Фреваль нет сейчас в замке. Она поехала кататься верхом с Аркнэном, но наверное скоро возвратится. Это заверение, вполне удовлетворившее г-на де ла Миньер, не прогнало однако его дурного настроения. Неприлично молодой девушке разъезжать верхом в обществе какого-то Аркнэна. Она может встретиться Бог знает с кем. Как это живут в Эспиньолях, ничего не зная о происходящем кругом. Г-н де ла Миньер собирался сделать г-ну де Вердло подробное сообщение об этом и поджидал лишь возвращения м-ль де Фреваль, чтобы и она с пользой для себя выслушала его. У г-на де ла Миньер были на этот раз важные известия, полученные им, несколько дней тому назад, непосредственно из уст г-на де Шазо, стоявшего в Вернонсе с сильным отрядом драгун, и уже в силу этого обстоятельства хорошо осведомленного во множестве вещей.
Но м-ль де Фреваль не показывалась, и г-н де ла Миньер начинал терять терпение. Он приехал в Эспиньоли не для того, чтобы вести беседу с одним только г-ном де Вердло. Где могла пропадать так долго эта маленькая наездница? Если она удостоится когда-нибудь чести быть его женой, то он сумеет ввести в должные рамки эти наезднические замашки и неприличные поездки. Что за странная мысль рыскать по полям в то время, как ла Миньер ожидает в замке! Виданное ли это дело? А от этого болвана Вердло никакого толку. И г-н де ла Миньер лишь одним ухом слушал сетования г-на де Вердло, жаловавшегося на получение нового письма от своей невестки Морамбер. Маркиз все повесничал и проказил. Он водил теперь знакомство только с шалопаями и распутниками. Повествуя г-ну де ла Миньер о непристойном поведении брата, г-н де ла Вердло не совершал нескромности, – просто у него был скудный запас новостей, и если он знал что-нибудь, то всегда готов был поделиться своими сведениями, не задумываясь о том, удобно ли или неудобно распространять их. Таким образом, будучи мало знакомым с г-ном де ла Миньер, он посвящал его в такие подробности своих семейных дел, которые ему лучше было бы хранить про себя, ибо г-н де ла Миньер не преминет воспользоваться этими признаниями и раззвонит их всем и каждому. Покамест он ограничивался тем, что рассеянно укладывал их в дальний уголок своей памяти, откуда при случае он извлечет их, но предпочел бы, чтобы предметом разговора г-на де Вердло была м-ль де Фреваль и чтобы он рассеял тьму, окутывавшую происхождение молодой девушки. Г-н де ла Миньер собирался уже завести речь об этом, как вдруг на дворе раздался стук копыт, и через мгновенье в комнате появилась м-ль де Фреваль.
На ней был верховой костюм – костюм молодого человека или пажа. Он состоял из серого камзола с красными обшлагами, жилета с металлическими пуговицами и панталон, заправленных в ботфорты. Ее ненапудренные волосы были подобраны под маленькую треуголку с золотым галуном. В этом наряде у Анны-Клавдии было высокомерное и надменное выражение лица, вся она дышала силой и отвагой. Увидя ее, г-н де ла Миньер сделал гримасу и пришел в некоторое замешательство. Если в душе своей старый селадон был взволнован красотой и грацией молодой девушки, то он чувствовал себя смущенным перед этой особой, правда, радующей взор, но нисколько не похожей на тех невинных девиц, что краснеют при первом слове и неспособны проявить своей воли и своих симпатий, – не похожей на блеющую овечку, которая рада совсем не покидать овчарни, и у которой только и есть забота, что заглядывать в глаза пастуху, согласуя свое поведение с его желаниями. Г-н де ла Миньер плохо представлял ее себе в роли хозяйки его городского дома в Вернонсе, приносящей ему настойку и оправляющей стеганое одеяло. Так же трудно было представить ее водящей компанию с местными кривляками и жеманницами. Г-н де ла Миньер не сомневался только в скандале, который произведет в тамошнем обществе появление этой наездницы в высоких сапогах со шпорами, с дерзким взглядом и решительной походкой.
Однако, как ни был раздосадован г-н де ла Миньер препятствиями на пути к осуществлению его брачных планов, он не счел возможным обойтись без нескольких комплиментов по адресу м-ль де Фреваль. Она выслушала их с совершеннейшим равнодушием. Возбуждение, разлитое по лицу ее, когда она входила в комнату, – несомненно, результат быстрой езды и свежего воздуха – вдруг угасло и уступило место выражению меланхолическому и мечтательному. Печаль ее несколько оживила надежды г-на де ла Миньер. Все-таки м-ль де Фреваль наверное погибала от скуки в этих Эспиньолях, где жизнь была на редкость бесцветна и однообразна. И вот, отложив осуществление своих планов до более благоприятного времени, г-н де ла Миньер рассудил, что лучше предоставить это юное существо действию скуки: она станет от этого более кроткой, тем более, что у него было припасено средство еще усилить эту скуку, положив конец прогулкам верхом по окрестностям. Средство это заключалось в предупреждении г-на де Вердло, что прогулки могут стать очень опасными и причинить большие неприятности, притом нисколько не воображаемые, так как, согласно сообщению г-на де Шазо, шайка атамана Столикого вновь появилась в окрестностях и не далее, чем несколько дней тому назад, остановила почтовую карету, ограбила пассажиров, убила ямщика и двух лошадей. Но г-н де Шазо доверил г-ну де ла Миньер еще кое-какие сведения, настолько любопытные, что последний не может не поделиться ими с г-ном де Вердло.
Они касаются того самого г-на де Шаландр, чей замок От-Мот расположен между Бурвуазэном и Сен-Рарэ. Г-н Шаландр унаследовал его от своего двоюродного брата, графа де Грамадек, который никогда не жил в нем, так как владел еще другими, более значительными поместьями. Г-н де Шаландр вступил во владение замком От-Мот лишь после долгих споров с другими наследниками Грамадека, и окончательное соглашение, уступившее ему замок, состоялось пять или шесть лет тому назад. С тех пор г-н де Шаландр лишь изредка появлялся там, приезжая и уезжая совершенно неожиданно. Он жил преимущественно в Париже, где вел жизнь рассеянную, понтируя за карточным столом и часто будучи счастливым в игре. Однако, удача в картах вещь неверная, и возникает вопрос, откуда г-н де Шаландр черпал средства для оплаты своих проигрышей. Кошелек у игроков дырявый, и экю недолго задерживаются в нем. Из кошелька г-на де Шаландр должно было сыпаться их особенно много, ибо он был не только игроком, но и большим гулякой. Известно было, что он ведет весьма грязные и темные знакомства, и за ним подозревались делишки, с характером которых очень охотно познакомился бы г-н лейтенант полиции. Среди этих делишек было одно, о котором не отваживались говорить слишком громко, а только передавали друг другу на ушко. При этом давали понять, что о нем можно было бы узнать, пожалуй, побольше, если бы захватить г-на Шаландр в замке От-Мот, куда он совершал иногда таинственные наезды. Пожалуй, его можно было бы застать там в обществе одной загадочной личности, с которой он показывался иногда в игорном доме или в театре, и подлинное существо которой определить было нелегко, – личности, по поводу которой сведения расходились, и которая по временам исчезала, так что никто не знал, что с нею делалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Аркнэн объяснял это отсутствие прогулок верхом, которые она так любила, а также волнениями плоти, которые беспокоят девушек, даже принадлежащих к самым лучшим семьям. Но все это, слава Богу, его не касается! Его, Аркнэна, роль сводилась в данный момент к тому, чтобы быть берейтором и телохранителем миловидной барышни и хорошенько затягивать подпругу ее седла. Проделав это последнее, наш Аркнэн вытащил из кармана трубку и попросил у м-ль де Фреваль разрешения дать небольшой отдых своей еще больной пояснице. Анна-Клавдия с улыбкой дала свое согласие и сама села подле Аркнэна на стволе поваленного дерева. Во время таких привалов Аркнэн очень любил поговорить с м-ль де Фреваль на занимавшие его темы. На этот раз дым его трубки ему несомненно напомнил дымки, вылетевшие из дула его пистолетов во время нападения на карету, потому что он завел речь о встрече с разбойниками.
Послушать его, так выходило, что больше всего он сожалеет о том, что был сброшен с седла в самом начале схватки и не мог разглядеть лица знаменитого атамана, о подвигах которого ходило столько рассказов. Будучи сам честнейшим человеком в мире и неспособный ни на какое воровство, г-н Аркнэн был полон снисходительности и даже восхищения к тем, кто присваивают себе чужое имущество вооруженной рукою, с помощью в некотором роде военных приемов. Аркнэн питал к джентльменам с большой дороги уважение, которое он не в силах был побороть в себе. Зато он испытывал глубокое презрение к мелким воришкам и карманникам, которые действуют как настоящие мошенники, путем хитрости и проворства рук, которые очищают карманы прохожих, обманно проникают в дома, чтобы похитить оттуда драгоценности и деньги, и тащат все, что попадется им под руку. Эти лоскутники вызывали крайнее отвращение у Аркнэна, но он не мог отказать в уважении, и даже больше, чем уважении, людям, которые, на большой дороге или в лесу, приставляют пистолет к виску путешественника, и, учинив свое дело, вступают в перестрелку с жандармерией, образуют отряды и открыто сражаются, ведя своего рода партизанскую войну. Они ведут себя так, как наши солдаты вели бы себя во вражеской стране. Они изобретательны на всякие хитрости и затеи и умеют при случае не щадить своей жизни. Они применяют по отношению к публике, у которой они вымогают деньги, вольности может быть, достойные порицания, но не содержащие в себе ничего резкого. Это не простые грабители, но люди более высокой породы, вовсе не плуты и не мошенники, от которых их отделяет и над которыми возвышает их звание Разбойников.
Их предводители часто являются настоящими сказочными героями, каковым был, например, тот, что руководил нападением на карету, – Аркнэн очень печалился, что проворонил его визит в Эспиньоли, куда тот явился под именем кавалера де Бреж. Не раз расспрашивал он г-на де Вердло об этом посещении, по поводу которого м-ль де Фреваль всегда хранила молчание, так же как и сегодня она ничего не ответила на вновь рассказанную Аркнэном историю с каретой.
Между тем Аркнэн докурил свою трубку и вытряхивал из нее пепел на ствол поваленного дерева. Он мысленно видел уже это дерево, поставленным прямо и очень подходящим служить виселицей для знаменитого атамана, о котором он только что вел речь, если когда-нибудь удастся захватить его в плен. Но Аркнэн не успел высказать эту мысль, так как м-ль де Фреваль встала и смотрела на открывавшуюся перед ними с высоты Пригорка широкую панораму. Аркнэн показал на ней пальцем далекую точку:
– Вы видите, сударыня, вот то большое дерево. Так вот, если подойти к нему, то можно различить колокольню Бурвуазэна, куда мне нужно будет как-нибудь съездить вновь. Кум мой Морэн обещал окончательно успокоить мою совесть насчет моей проклятой жены. Пусть Бог примет ее душу, а земля тело, ибо м-ль Гогота сгорает от нетерпения и пристает ко мне, бедняга! Мадемуазель знает почему…
И сьер Аркнэн, почесав себе затылок, прибавил:
– В конце концов, он добьется-таки правды, мой куманек Морэн. Это тертый калач, и он знает все, что делается кругом гораздо лучше, чем эта старая сорока г-н де ла Миньер, который всюду сует свой длинный нос. О, мой Морэн рассказал мне презанятные вещи относительно этого г-на де Шаландр, которому принадлежит большой замок От-Мот, но я не болтун и говорю только, когда меня спрашивают! По-видимому, этому г-ну де Шаландру известно много такого, что могло бы представить интерес для королевских драгун…
Аркнэн искоса поглядывал на м-ль де Фреваль. Та погрузилась в привычную для нее задумчивость и, казалось, совсем позабыла о присутствии Аркнэна, но вдруг очнулась и вскочила на лошадь. День начинал клониться к вечеру. М-ль де Фреваль и Аркнэн медленно спустились с Пригорка, затем, когда стала позволять дорога, пришпорили лошадей и возвратились в Эспиньоли кратчайшим путем. Перед замком они встретились с г-ном Куафаром. Он держал в руке большой тюк контрабандного табака, только что купленный им у коробейника. Не проходило недели, чтобы кто-нибудь из этих господ не появлялся в замке. Г-н Куафар всегда покупал у них что-нибудь, угощал их кружкой вина и долго о чем-то тихо переговаривался с ними.
Вышло так, что м-ль де Фреваль не осталась долго в неведении относительного этого г-на де Шаландр, о котором Аркнэн сделал загадочное сообщение на Высоком Пригорке: вести о нем привез г-н де ла Миньер. После своего визита г-н де ла Миньер, которого Аркнэн так непочтительно называл «сорокой», не появлялся больше в Эспиньолях, ибо зима держала его взаперти в своем гнезде, где он жил, зарывшись в перьях и в пухе и перебирая клювом скудные вести, которые доходили к нему в заточение. Г-н де ла Миньер был в большой досаде, что он вынужден сидеть таким образом взаперти и не может ходить из дома в дом, собирая свой обычный корм из сообщений, слухов и мелких фактов, которым он питал свое любопытство. Зимою г-н де ла Миньер, посаженный на голодную диету, должен был довольствоваться тем, что приносили ему добрые души. Он принимал посетителей в своей комнате, так жарко натопленной, что только он один мог выносить ее тропическую температуру; все двери и окна в ней были обиты войлоком, а сам он со всех сторон был обставлен ширмами. Г-н де ла Миньер разделял вместе с г-ном де Вердло любовь к ярко пылающему камину, у горячего огня которого оба они жарились. Эти предосторожности мало охраняли его от острых болей, которыми он страдал. В одиночестве накаленной комнаты г-н де ла Миньер наблюдал, как на ногах у него то растет, то убывает опухоль, мазал ее бальзамами и мазями, и с нетерпением ожидал момента, когда ему снова можно будет приняться за сбор новостей. Это случалось с первым весенним теплом, освобождавшим его от самых жестоких его страданий и позволявшим возобновить свои разведки. Тогда можно было видеть, как г-н де ла Миньер выходит из своей скорлупы, задирает нос, вбирает в себя воздух и чует в нем притягательный запах ближнего.
Несколько раз в течение мертвого сезона, в часы, когда он не был всецело поглощен пластырями и припарками, г-н де ла Миньер принимался размышлять о своем посещении Эспиньолей. М-ль де Фреваль произвела на него очень сильное впечатление. Он находил эту девушку весьма соблазнительной, и мысленно рассматривал ее так, как может смотреть на девушек только человек, который относится без большого уважения к их добродетели, особенно когда они появились неизвестно откуда. М-ль де Фреваль, по его мнению, должна была причинять много хлопот этому простаку г-ну де Вердло. Это предположение очень забавляло раньше г-на де ла Миньер, но затем, по возвращении из Эспиньолей, в долгие дни одиночества в комнате, заставленной ширмами, когда Вернонс погружался в зимнее оцепенение, мысли его мало-помалу стали принимать другой оборот. В конце концов, этому болвану Вердло не приходилось так уже жаловаться на присутствие в своем доме красивой девушки, сидящей за его столом или у его камина и живущей под его крышей. Наступает момент, когда зрелище юности действует живительно, и мало-помалу в мозгу г-на де ла Миньер стал зарождаться один заманчивый план. Раз м-ль де Фреваль удовлетворялась жизнью в Эспиньолях, куда не заглядывала ни одна живая душа, где все были отрезаны от мира, и где царила беспросветная скука, то почему бы ей не согласиться променять общество г-на де Вердло на другое общество, которое доставит ей больше развлечения и больше удовольствия? И разве г-н де ла Миньер неспособен предложить е такого общества, которое было бесконечно предпочтительнее всякого другого, ибо состояло ничуть не меньше, чем из его собственной персоны?
Словом, г-н де ла Миньер решил сделать попытку сочетаться законным браком, и с этой целью бросил свои взоры на Анну-Клавдию де Фреваль.
Вот эти-то планы, над которыми он так много размышлял, побудили г-на де ла Миньер с первыми признаками весны отправиться в Эспиньоли. У него не было намерения сразу выложить начистоту занимавшие его мысли; он предполагал лишь подготовить почву и издали намекнуть на них. На всякий случай, однако, он велел освидетельствовать свой костюм и освежить парик. Он велел также заново окрасить свою карету. Ему оставалось только подождать погожего дня, чтобы тронуться в путь. Такой день вскоре наступил, и г-н де ла Миньер торжественно подкатил в своей заново окрашенной карете к воротам эспиньольского замка.
Г-н де ла Миньер остался однако сильно раздосадованным, когда узнал от г-на де Вердло, что м-ль де Фреваль нет сейчас в замке. Она поехала кататься верхом с Аркнэном, но наверное скоро возвратится. Это заверение, вполне удовлетворившее г-на де ла Миньер, не прогнало однако его дурного настроения. Неприлично молодой девушке разъезжать верхом в обществе какого-то Аркнэна. Она может встретиться Бог знает с кем. Как это живут в Эспиньолях, ничего не зная о происходящем кругом. Г-н де ла Миньер собирался сделать г-ну де Вердло подробное сообщение об этом и поджидал лишь возвращения м-ль де Фреваль, чтобы и она с пользой для себя выслушала его. У г-на де ла Миньер были на этот раз важные известия, полученные им, несколько дней тому назад, непосредственно из уст г-на де Шазо, стоявшего в Вернонсе с сильным отрядом драгун, и уже в силу этого обстоятельства хорошо осведомленного во множестве вещей.
Но м-ль де Фреваль не показывалась, и г-н де ла Миньер начинал терять терпение. Он приехал в Эспиньоли не для того, чтобы вести беседу с одним только г-ном де Вердло. Где могла пропадать так долго эта маленькая наездница? Если она удостоится когда-нибудь чести быть его женой, то он сумеет ввести в должные рамки эти наезднические замашки и неприличные поездки. Что за странная мысль рыскать по полям в то время, как ла Миньер ожидает в замке! Виданное ли это дело? А от этого болвана Вердло никакого толку. И г-н де ла Миньер лишь одним ухом слушал сетования г-на де Вердло, жаловавшегося на получение нового письма от своей невестки Морамбер. Маркиз все повесничал и проказил. Он водил теперь знакомство только с шалопаями и распутниками. Повествуя г-ну де ла Миньер о непристойном поведении брата, г-н де ла Вердло не совершал нескромности, – просто у него был скудный запас новостей, и если он знал что-нибудь, то всегда готов был поделиться своими сведениями, не задумываясь о том, удобно ли или неудобно распространять их. Таким образом, будучи мало знакомым с г-ном де ла Миньер, он посвящал его в такие подробности своих семейных дел, которые ему лучше было бы хранить про себя, ибо г-н де ла Миньер не преминет воспользоваться этими признаниями и раззвонит их всем и каждому. Покамест он ограничивался тем, что рассеянно укладывал их в дальний уголок своей памяти, откуда при случае он извлечет их, но предпочел бы, чтобы предметом разговора г-на де Вердло была м-ль де Фреваль и чтобы он рассеял тьму, окутывавшую происхождение молодой девушки. Г-н де ла Миньер собирался уже завести речь об этом, как вдруг на дворе раздался стук копыт, и через мгновенье в комнате появилась м-ль де Фреваль.
На ней был верховой костюм – костюм молодого человека или пажа. Он состоял из серого камзола с красными обшлагами, жилета с металлическими пуговицами и панталон, заправленных в ботфорты. Ее ненапудренные волосы были подобраны под маленькую треуголку с золотым галуном. В этом наряде у Анны-Клавдии было высокомерное и надменное выражение лица, вся она дышала силой и отвагой. Увидя ее, г-н де ла Миньер сделал гримасу и пришел в некоторое замешательство. Если в душе своей старый селадон был взволнован красотой и грацией молодой девушки, то он чувствовал себя смущенным перед этой особой, правда, радующей взор, но нисколько не похожей на тех невинных девиц, что краснеют при первом слове и неспособны проявить своей воли и своих симпатий, – не похожей на блеющую овечку, которая рада совсем не покидать овчарни, и у которой только и есть забота, что заглядывать в глаза пастуху, согласуя свое поведение с его желаниями. Г-н де ла Миньер плохо представлял ее себе в роли хозяйки его городского дома в Вернонсе, приносящей ему настойку и оправляющей стеганое одеяло. Так же трудно было представить ее водящей компанию с местными кривляками и жеманницами. Г-н де ла Миньер не сомневался только в скандале, который произведет в тамошнем обществе появление этой наездницы в высоких сапогах со шпорами, с дерзким взглядом и решительной походкой.
Однако, как ни был раздосадован г-н де ла Миньер препятствиями на пути к осуществлению его брачных планов, он не счел возможным обойтись без нескольких комплиментов по адресу м-ль де Фреваль. Она выслушала их с совершеннейшим равнодушием. Возбуждение, разлитое по лицу ее, когда она входила в комнату, – несомненно, результат быстрой езды и свежего воздуха – вдруг угасло и уступило место выражению меланхолическому и мечтательному. Печаль ее несколько оживила надежды г-на де ла Миньер. Все-таки м-ль де Фреваль наверное погибала от скуки в этих Эспиньолях, где жизнь была на редкость бесцветна и однообразна. И вот, отложив осуществление своих планов до более благоприятного времени, г-н де ла Миньер рассудил, что лучше предоставить это юное существо действию скуки: она станет от этого более кроткой, тем более, что у него было припасено средство еще усилить эту скуку, положив конец прогулкам верхом по окрестностям. Средство это заключалось в предупреждении г-на де Вердло, что прогулки могут стать очень опасными и причинить большие неприятности, притом нисколько не воображаемые, так как, согласно сообщению г-на де Шазо, шайка атамана Столикого вновь появилась в окрестностях и не далее, чем несколько дней тому назад, остановила почтовую карету, ограбила пассажиров, убила ямщика и двух лошадей. Но г-н де Шазо доверил г-ну де ла Миньер еще кое-какие сведения, настолько любопытные, что последний не может не поделиться ими с г-ном де Вердло.
Они касаются того самого г-на де Шаландр, чей замок От-Мот расположен между Бурвуазэном и Сен-Рарэ. Г-н Шаландр унаследовал его от своего двоюродного брата, графа де Грамадек, который никогда не жил в нем, так как владел еще другими, более значительными поместьями. Г-н де Шаландр вступил во владение замком От-Мот лишь после долгих споров с другими наследниками Грамадека, и окончательное соглашение, уступившее ему замок, состоялось пять или шесть лет тому назад. С тех пор г-н де Шаландр лишь изредка появлялся там, приезжая и уезжая совершенно неожиданно. Он жил преимущественно в Париже, где вел жизнь рассеянную, понтируя за карточным столом и часто будучи счастливым в игре. Однако, удача в картах вещь неверная, и возникает вопрос, откуда г-н де Шаландр черпал средства для оплаты своих проигрышей. Кошелек у игроков дырявый, и экю недолго задерживаются в нем. Из кошелька г-на де Шаландр должно было сыпаться их особенно много, ибо он был не только игроком, но и большим гулякой. Известно было, что он ведет весьма грязные и темные знакомства, и за ним подозревались делишки, с характером которых очень охотно познакомился бы г-н лейтенант полиции. Среди этих делишек было одно, о котором не отваживались говорить слишком громко, а только передавали друг другу на ушко. При этом давали понять, что о нем можно было бы узнать, пожалуй, побольше, если бы захватить г-на Шаландр в замке От-Мот, куда он совершал иногда таинственные наезды. Пожалуй, его можно было бы застать там в обществе одной загадочной личности, с которой он показывался иногда в игорном доме или в театре, и подлинное существо которой определить было нелегко, – личности, по поводу которой сведения расходились, и которая по временам исчезала, так что никто не знал, что с нею делалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21