Гуляй, поколь воля!
Торна, бойка дорога.Вот обогнул Нежит старую ель и бредет — колыбаются сивые космы. Подвигается тихо, толчет грязи по мху и болоту, хлебнул болотной водицы, поле идет, другое идет, неприкаянный Нежит, без души, без обличья.То он переступит медведем, то утишится тише тихой скотины, то перекинется в куст, то огнем прожигает, то как старик сухоногий — берегись, исказнит! — то разудалым мальцом и уж опять, как доска, вон он — пугало пугалом.Доли не чаять и не терять — Нежитова доля.Далее день. Вечереет.В теплых гнездах ладят укладываться на ночь.Ночь обымает.Ночь загорелась.Затянули на буйвищах Буйвище — кладбище (гноище). (АМР)

устяжные песни.Веет с жальников Жальники — общие могилы. (АМР)

медом и сыченой брагой.Легкая лодка скользнула в ракитник. Раздвинула куст Волосатка Волосатка — домовиха. (АМР)

, пустилась Домовиха по полю ко двору к Домовому.
Гуляй, поколь воля!
В ночнине кони в поле кочуют, зоблют.Сел Нежит в мягкую траву, закатил болотные пялки, загукал Гукать — кликать, звать, закликать. (АМР)

Весну.А на позов из бора отукает Див.
Гуляй, поколь воля!
Подливает вода — колыхливая речка, подплывает к самым воротам.Разъяренилась песня.А там за рекою старики стали в круг, изогнулись, трогают землю, гадают: пусть провещает Судина!И волшанские жеребья Волшанские жеребья — вещие. Волшан, Волот — волхв Волот Волотович — собеседник премудрого царя Давыда Евсеевича в «Стихе Иерусалимском» и в «Книге голубиной». См.: П. А. Бессонов. Калики перехожие. М., 1861. Волот — великан. Волотоман — исполин. (АМР)

кинуты.Слышит ярое сердце, чует судьбу, похолодело…Резвый жеребий Резвый жеребий — решительный. (АМР)

выпал — злая доля выпала ярому сердцу.Яром туманы идут. Поникает поток. Петуха не добудишься.Дуб развертывает свежие листья.И матерь-земля родит буйную зель Зель — молодая озимь до колошенья. (АМР)

.
Гуляй, поколь воля! Коловертыш Коловертыш — помощник ведьмы. См.: В. Н. Бондаренко. Очерки Кирсановского уезда. (АМР)

Широкая, уныло день и ночь течет Булат-река, тиноватая, в крутых обсыпчатых берегах с пугливою рыбою.Умылись наши путники в речке, переехали речку Соловьиным перевозом и вошли в густой лес. И всю ночь до зари пробирались они лесом по темным, тайным дорогам. Всю ночь вела их дорога то сквозь трущобы, то пропастями.И трижды далеко петухи пропели — трижды клевуны пропели.Взошла заря.А на заре, в подсвете, в восходе солнца девять кудрявых дубов остановили их путь.У девяти дубов, между двенадцатью корнями стоит избушка на курьей ножке.Тихо обошли они дубы вокруг избушки, робко заглянули в три окна. Но тихо: не повернулась к ним избушка, ее не повернула куриная нога. И в окнах ни души, не слышно крика, ни шума, ни суетни, — знать, покинула ведьма избушку!На крыше сидела серая сова — чертова птица, а у курьей ноги, у дверей, пригорюнясь, сидел Коловертыш: трусик не трусик, кургузый и пестрый, с обвислым, пустым, вялым зобом.— Лейла, какой печальный Коловертыш!— Слепой, как птица сова?— Сова не сова, а глазастый и зоркий: днем и ночью разбирает дорогу.— А это что у него за мешок?— Это зоб, туда он все собирает, что ведьма достанет: масло, сливки — и молоко, всю добычу. Наберет полон зоб и тащит за ведьмой, а дома все вынет из зоба, как из мешка, ведьма и ест: масло, сливки и молоко.— Вот чудеса: Коловертыш!— Да, Коловертыш.Они поднялись по ступенчатой лестнице к двери, чуть приотворили дверь — на мышиный глазок, но Коловертыш остановил их.— Нет ведьмы, — сказал Коловертыш, — нет хозяйки: парившись в печке, задохнулась Марина уж тридцать три года.— Эко несчастье!— Бедняжка! Неужто задохнулась в печке?— Тридцать три года! — взгрустнул Коловертыш.— А ты сам Коловертыш?— Я сам Коловертыш, а бывало-то…— Что, что бывало?— А бывало-то, месяц стареет и ведьма стареет, месяц молодеет и ведьма молодеет, вчера она старая кваша — и не посмотришь, а завтра посмотрит и сделает пьяным. А горька, как сажа, сладка, как мед, надменна, как вепрь, язвительна, как слепень, ядовита, как змея. Разрывала Марина оковы, что твою нитку, захочет — змея уймет, его ярое жало, а захочет — суше ветра иссушит, суше вихря, суше подкошенной травы. Вот была она какая!— Марина-ведьма! — подхватила Лейла.— Марина-ведьма, уж тридцать три года…И, вспомнив Марину-ведьму, свою хозяйку, о себе рассказал Коловертыш, как ему скучно, — закрылись все радости, встретились напасти! — и не знает он, что ему делать, — ничего не видит от несносной печали! — и куда ему деться, оголодал он! — без Марины-ведьмы, без своей хозяйки.— А как тебя сделала ведьма? — допытывалась Лейла.— Из собаки сделала, мудрено меня сделала ведьма: ощенилась наша собака Шумка — Шумку волки съели! — взяла ведьма место — там, где щенята у Шумки лежали, пошептала, перетащила в избу в задний угол под печку, а через семь дней я на белый свет и вышел. Я — Коловертыш, вроде собачьего сына… Съешьте меня, Бога ради, мне скучно!— Что ты… мы вовсе не серые волки! Да полно, чего горевать, ну, чего? Ты и другую найдешь, ну, не Марину, ты другую найдешь… Шумку! — растрогалась Лейла, хотела утешить беднягу, который вроде собачьего сына.Коловертыш был неутешен: трусик не трусик, кургузый и пестрый, с обвислым, пустым, вялым зобом, — бултыхал Коловертыш пустым, вялым зобом.— Кого нет, того негде взять… Съешьте меня, Бога ради, мне скучно! — не унимался бедняга, капали крупные слезы из собачьего, верного глаза.Лейла туркнулась в дверь. И они попали в избушку.У самых дверей — ступа, из ступы, как заячье ухо, торчал залежанный войлок: видно, в ступе свил себе прочно ночное гнездо Коловертыш, и рядом со ступой помело длинное, под потолок, и кочерга, а по углам пустая посуда, — в пустую посуду Коловертыш выкладывал когда-то из своего зоба добычу: масло, сливки и молоко, — а на стене, в красном углу болтался замызганный, лысый воловий хвост и ожерельем висели вокруг сушеные змеи, кузнечики, песьи кости, ящерицы, акулье перо и рога оленьи, а на треногом столе — корки, крошки и черепки, а у печки — громовый камень, угли, кремень, кресало, горшок золы: — знать, у печки распоряжалась сова. И везде паутина — по щелям, по потолку, по углам.Вот где жила ведьма Марина: старела, как месяц стареет и молодела, как молодел старый месяц, а горька, как сажа, сладка, как мед, надменна, как вепрь, язвительна, как слепень, ядовита, как змея, захочет — змея уймет, его ярое жало, а захочет — суше ветра иссушит, суше вихря, суше подкошенной травы.— Съешьте меня, Бога ради, мне скучно! — тянул свое Коловертыш, кряхтел за дверью, у курьей ноги.Вот где живет Коловертыш, ничем неутешен и никогда — ни днем под солнцем, ни ночью под месяцем, ни ранними росами, ни вечерней зарею, без Марины-ведьмы, без своей хозяйки, верный ведьмин помощник — Коловертыш, который вроде собачьего сына.Постояли они в избушке, поглядели, подумали, — и за порог. И у девяти кудрявых дубов опять постояли, поглядели, подумали да, напившись ключевой воды у обожженного молнией среднего мокрецкого дуба, дальше — в недальний, неближний трудный путь по тернистой, унылой тропинке за широкую Булат-реку искать море, Море-Океан.— Прощайте! Прощай, Коловертыш!Коловертыш не тронулся с места, и лишь сова вспорхнула на оклик…— А ведьмины кости, косточки, костки черный ворон в поле унес, Ворон Воронович, уж тридцать три года, а собаку Шумку… Шумку волки съели, уж тридцать три года! — кричала вдогонку сова — чертова птица, серая, кричала с задавленным хохотом. Ховала Ховала — олицетворение зарницы. Ховать — прятать, хоронить. (АМР)
Ховалы — зарницы. См.: А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения. (АМР)

Наволокло, — небо нахмурилось.Подымалась гроза, становилась из краю в край, закипала облаком…Поднялись ветреницы, полетели с гор, нагнали ветер и вихрь.Ветры воюют.И гремучая туча угрюмо стороною прошла.Не припустило дождем.И осталась земля-хлебородница не умытая, не напоена.Не переможешь жары, некуда спрятаться.И ходило солнце по залесью, сушило в саду шумливую яблонь, а в поле цветы, и жаркое село.Угревный день сменился душной ночью.По топучим болотам зажглись светляки, а на небе звезда красная — одна — вечерняя звезда.Поднялся Ховала из теплой риги, поднял тяжелые веки и, ныряя в тяжелых склоненных колосьях, засветил свои двенадцать каменных глаз, и полыхал.И полыхал Ховала, раскаляя душное небо.Казалось, там — пожар, там разломится небо на части, и покончится белый свет.Пустить бы голос через темный лес! — Не заслышат, да и нет такого голоса.И куда-то скрылся Индрик-зверь. Индрик-зверь — мать зверям — землю забыл. А когда-то любил свою землю: когда в засуху мерли от жажды, копал Индрик рогом коляную землю, и выкопал ключи, достал воды, пустил воду по рекам, по озерам.
Или пришло время последнее: хочет зверь повернуться?
И куда-то улетела Страфиль-птица. Страфиль-птица — мать птицам — свет забыла. А когда-то любила свой свет: когда нашла грозная сила, и мир содрогнулся, Страфиль-птица победила силу, схоронила свет свой под правое крыло.
Или пришло время последнее: хочет птица встрепенуться?И куда-то нырнул Кит-рыба. Кит-рыба — мать рыбам — покинул землю. А когда-то любил свою землю: когда строили землю, лег Кит в ее основу и с тех пор держит все на своих плечах.
Или пришло время последнее: хочет рыба сворохнуться?
Грозят страшные очи, ныряет Ховала. С пути его не воротишь…И омлела на небе звезда вечерняя. Мара-Марена Мара-Марена — Морана, богиня смерти, зимы, ночи. См.: А. А. Потебня. Объяснения. (АМР)
Марена — чучело, кукла, символизирующая уходящую зиму и ее умирание. Обряд сожжения (потопления) Марены совершается в одно из последних воскресений Великого Поста. (Подробное описание обрядового канона и его вариаций см. Толстая С. М. Вариативность формальной структуры обряда (Купала и Марена). — Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 576. (ТЗС, XV). Тарту, 1982. С. 72—89.) Вынос чучела обычно сопровождается характерной припевкой: «Смерть несем из села, новое лето — в село». Таким образом, содержанием обряда становятся похороны Смерти, и именно это, по-видимому, обуславливает появление Марены в одной из финальных сказок ремизовского цикла. Образ Мары-Марены оказывается напрямую связанным с тайной преодоления смерти, которая открывается прошедшим через испытания Алалею и Лейле. «Я чувствовал обреченность человека, его непоправимую долю — цепные лады, минор-мажор. Девятая симфония Бетховена — а в природе Мару-Марену, опечаленную сестру мою на весенних дорогах» ( Кодрянская Н. Алексей Ремизов. Париж, 1959. С. 88).

Охватила заря край земли — вечереется день — вечерняя тихо заря поблекает.Смородина-речка дремлет. Голубые, огретые солнцем, отлились ее вешние воды.Прошли к берегу по воду девки: зноятся лица, поизмята шитая рубаха, примучились плечи.Не за горами горячей поре. Уж довольно морозу пугать с перезимья! — полегли все морозы, заснули в стрекучей крапиве.Пойдут хороводы. Заиграют песни.Полетят за густым белым облаком сквозь зарю, с вечерней зари до белого дня, купальские песни.По край болота жили лягушки, — квакчут.И тихо рассыпались звезды, ну — свечи, повитые золотом нелитым, нетянутым.
Идет по луговьям, по ниве Мара-Марена, кукует тихо и грустно, кукует, изнемает тоскою дорогу.Шумят на шатучей осине листья без ветра.Клокочет кипуч-ключ горючий.Идет Мара-Марена, не топчет травы, не ломает цветов. С половины пути она оглянулась, — загляделись печальные очи, — далеко звездой просветила.Зеленеют луговья, наливается колосом нива.Боровая ягода зреет.Бряк под окошком!Там кто-то клянет и клянется. Зачем там клянутся Землею и Солнцем! Положи ни во что эту знойную клятву. Не будет от клятвы корысти.Взглянет Мара-Марена, просветит — скрасит весь свет и погубит.Все пойдет по ее.Все погибнет.Мара-Марена — в одной руке серп, в другой зеленый венок. Она сердце иссушит, подкосит вековое, разорвет неразрывное, вздует ветры, засыпет сыпучим снегом теплое солнце, размахает крепкие дубы.И затмится на радости день.И не уведает милый о милой, забудут: я ли тебя, ты ли меня…
Идет Мара-Марена, замутила Смородину-речку, открывает кувшинки и дальше идет, восходит на горы — горы толкутся — и дальше долиной, по большому полю.И взмывала вослед ей непогожая туча с большим дождем, непроносная.Камнем шибается к звездам птица Могуль Птица Могул — в былине-сказке о «Ваньке-Удовкине сыне» помогает Ваньке в благодарность за сохранение птенцов. (АМР)

, и счастье-перо, кипя смолою, падает счастливому.Стой! Не приунять, не укротить безповинного сердца, бьет через край.Там волк, зачуяв смерть свою, завыл.И смыкается небо с землею. Марун Марун — морской Бог (mare). Я нашел изображение его (сучок) на острове Вандрок (Оландские острова) на скалах осенью 1910 года. (АМР)

Заморилась ильинская муха, заросла путь-дорога. Озимое поле вспахали, счастливо засеяли.Не оттянуться осенней поре. Падает желтый осенний лист.Вихорь, прогнав полевые ветры, стал на полете.И мглистое утро окуталось тихим дождем.Мглисто и тихо. Боже, как тихо!Или уж с моря вышли белоснежные ветровы сестры — Буря, Вьюга, Метель, и идут к нам сестры быстрой рекою, через озера, через гремучий ключ, по белому камню, по черным корням, по мхам и болотам, несут стужу с ненастьем и по пути подымают погоду и раздувают желтые листья.— А где, Алалей, живут сестры?— На море, где-то там, у Студеного моря. А давай у оленя спросим!Олень — вихорь-Олень стоял у сосны: увядала сосна, разломанная молнией в щепы.— Оленюшка, — попросила Лейла, — расскажи нам о ветровых сестрах, о Буре, Вьюге, Метели!Знал Олень про сестер, и рассказал по-оленьи о сестрином море, и как зовут остров, и о царе Маруне.
Далеко на море — не на Студеном, на Варяжском — есть острова Оланда — скалистый остров Бурь-бурун. Четыре рыбы держат остров: две одноглазые Флюндры и две крылатые Симпы. Царь Бурь-буруна, властитель Оланда — Марун. Трон его крепкий из алого мха, царский венец из лунного ягеля, меч и щит из гранита. Сидит царь Марун на острой скале высоко над морем, слушает волны. А вокруг него — змеи, над ним — альбатросы, и по морю мимо проплывают печальные белые бриги и шкуны. А он неподвижен на своем алом троне, лунный, как мох-ягель, пасть раскрыта — он слушает волны. Никто не взойдет на скалы, никто не ступит на берег, никто не обойдет весь остров, и только бесстрашный, вызывающий смерть, викинг Сталло Сталло — Stahlmann — стальной человек, закованный в латы, лопарский богатырь. Конечно, такого богатыря баюкал в лесу олень, не человек. Русские лопари. М., 1890. А. Ященко. Несколько слов о русской Лапландии. Этнограф. Обоз. 1892, кн. XXII. (АМР)

, закованный в сталь, бросает бесстрашно якорь. А царь Бурь-буруна, властитель Оланда — Марун не видит ни печального белого брига, ни альбатросов, ни змей, ни викинга Сталло, слепой, он слушает волны. Далеко на море — не на Студеном, на Варяжском — есть острова Оланда — скалистый остров Бурь-бурун. Там и проводят летние дни белоснежные ветровы сестры Буря, Вьюга, Метель.— Сестры уж вышли, плывут, веют ненастьем, — провещал вихорь-Олень.— Я непременно хочу увидеть Маруна!— Увидим, увидим, Лейла.— И альбатроса, и бесстрашного викинга Сталло!— Увидим, увидим, Лейла.Куталось мглистое утро тихим дождем. Падали желтые листья.Мглисто и тихо. Боже, как тихо! Рожаница Рожаница — см.: Акад. А. Н. Веселовский . Судьба-доля в народных представлениях славян. Разыскания. XII—XVII. Вып. 5. Спб., 1889. (АМР)

Укатилось солнце за горы. Зажглись на облаках звезды — ясные и тусклые по числу людей, рожденных от века.А от Косарей по Становищу Косари — народное название головы Млечного пути. (АМР)
Становище — Млечный путь. (АМР)

души усопших — из звезд светлее светлых, охраняя пути солнца, повели Денницу к восходу.И сама Обида-Недоля, не смыкая слезящихся глаз, усталая, день исходив от дома к дому, грохнулась на землю и под терновым кустом спит.Родимая звезда, блеснув, украсила ночное небо.
«Мать Пресвятая, позволь положить тебе требу, вот хлебы и сыры и мед, — не за себя, мы просим за нашу Русскую землю.Мать Пресвятая, принеси в колыбель ребятам хорошие сны, — они с колыбели хиреют, кожа да кости, галчата, и кому они нужны, уродцы? А ты постели им дорогу золотыми камнями, сделай так, чтобы век была с ними да не с кудластой рваной Обидой, а с красавицей Долей, измени наш жалкий удел в счастливый, нареки наново участь бесталанной Руси.Посмотри, вон растерзанный лежень лежит, — это наша бездольная, наша убогая Русь, ее повзыскала Судина, добралась до голов: там, отчаявшись, на разбой идут, там много граблено, там хочешь жить, как тебе любо, а сам лезешь в петлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19