Он должен содержать Эйхмана в надежном месте, пока я не извещу, что настала пора передать его начальнику израильской полиции.
Я позвонил домой и сказал жене, что вернулся и буду дома после обеда. Она не удивилась и ни о нем меня не спросила. В 9:15, отдав последние распоряжения, я отправился в Иерусалим к главе правительства. Мне нужно было попасть в его кабинет до десяти утра, когда правительство собирается на еженедельное заседание. Если заседание начнется, то уже нельзя будет вызвать Бен-Гуриона, не привлекая внимания всех присутствующих.
Я подгонял бедного водителя всю дорогу, и он доставил меня в канцелярию Бен-Гуриона в 9:50. Политический секретарь Ицхак Навон не нуждался в разъяснениях: он понял, что я не стал бы беспокоить главу правительства за считанные минуты до заседания без крайне важной причины. Спустя минуту я уже входил в кабинет. Бен-Гурион удивился, увидев меня, и спросил, когда я вернулся. Я ответил, что прибыл два часа назад и у меня для него сюрприз. Старик посмотрел на меня с еще большим удивлением: мы никогда не пользовались в беседах столь возвышенным языком. Я рассмеялся:
– Я привез с собой Адольфа Эйхмана. Вот уже два часа он находится на земле Израиля, и, если вы одобрите, мы передадим его полиции.
Бен-Гурион ответил не сразу. Хотя ему и было известно, что мы напали на след преступника, он, видимо, не верил в удачу.
– Вы убеждены, что это – он? – спросил Бен-Гурион.
Я рассказал, что мы неоспоримо опознали Эйхмана, да он и сам признался. Опознаны члены его семьи. Его сыновья носят фамилию Эйхман. Бен-Гурион покачал головой и попросил, чтобы мы не предпринимали официальных шагов, пока кто-либо из знавших Эйхмана не удостоверит его личность. Глава правительства уполномочил меня передать пленника полиции и обратиться в суд за получением ордера на его арест, как только он будет опознан свидетелями.
От Бен-Гуриона я поехал к моей дочери, учившейся и работавшей в Иерусалиме. Мы обнялись, и дочь спросила:
– Где ты был?
– Далеко...
Она махнула рукой и прекратила расспросы. По дороге в Тель-Авив водитель не умолкал и засыпал меня вопросами. Он хотел знать, что будет, когда наша тайна станет достоянием общественности.
Я поехал на работу. Вскоре пришел Анкор и доложил, что Эйхман в надежном месте. Врач был с ним, пока немца не посадили в камеру. Анкор проверил охрану, предусмотрены ли необходимые меры предосторожности на месте – все было в порядке!
Я отправил Анкора к начальнику полиции Иосефу Нахмиасу с сообщением о том, что Эйхман у нас в руках и согласно указаниям главы правительства будет передан полиции, а затем предан суду. Нахмиас был поражен. Он вызвал начальника отдела главного управления полиции и попросил Анкора повторить сообщение в его присутствии. Они договорились, что Анкор приедет в управление завтра утром и отвезет обоих инспекторов туда, где содержится Эйхман. Они пригласят с собою судью и на месте получат ордер на арест – так проще сохранить дело в тайне.
В то утро Хаги находился в Хайфе. Он вернулся в Тель-Авив после обеда и тут же явился ко мне. Мы обсуждали с ним две проблемы. Текст сообщения, которое глава правительства сделает в кнессете. Бен-Гурион хочет оповестить парламентариев о доставке Эйхмана в Израиль в тот момент, когда свидетели опознают арестованного. А потом мы стали гадать, кто бы мог быть этим свидетелем.
Хаги вспомнил о Моше Агми из Кфар-Гилади, который встречался с Эйхманом в Вене в 1938 году как уполномоченный еврейского агентства «Сохнут». Вспомнили мы и Бено Коэна – бывшего сопредседателя сионистской организации Германии в тридцатые годы.
Решили воспользоваться услугами обоих и начать с Агми. Действовать надо срочно, так как наша тайна известна немалому числу людей, не имеющих навыка хранить секреты разведки.
Хаги собрался было в Кфар-Гилади, но оказалось, что в тот день Агми находился в Тель-Авиве. Хаги созвонился с ним и пригласил на срочную встречу в кафе «Лидия» на площади Масарика. Там он рассказал Моше о нашей миссии и о том, что надо опознать Эйхмана. Агми, конечно, разволновался.
Они встречались дважды в октябре 1938 года в Вене. Он попросил приема у Эйхмана в связи с делами школ, готовивших еврейскую молодежь к репатриации. Канцелярия Эйхмана находилась в замке Ротшильда. Эйхман в форме СС принял сохнутовца с нескрываемым презрением. Он приказал Агми стоять по стойке «смирно» и не приближаться, сохраняя дистанцию минимум в четыре метра. Он спросил, кто Агми такой, и потребовал представить ему планы подготовки молодежи в течение сорока восьми часов. Аудиенция длилась не больше десяти минут. Два дня спустя Агми привез планы, а Эйхман предостерег его: он должен заниматься только подготовкой к репатриации и ничем иным. В конце беседы Эйхман сказал, что связь с Агми поручена офицеру по фамилии Гюнтер.
Прошло немало лет с тех пор, и Агми мог забыть, как выглядел Эйхман. Да и внешность его изменилась. Поэтому Хаги посоветовал Агми попытаться опознать немца, расспрашивая его о тех встречах в Вене, намеренно путая имена, чтобы Эйхман поправлял его.
Затем они поехали к Эйхману. Сперва Агми понаблюдал за ним в окошко двери, но не узнал его. Тогда Агми пустили в камеру. Он назвал свое прежнее имя – Моше Ауэрбух – и спросил, помнит ли Эйхман их встречу в Вене в 1938 году. Арестант ответил, что без очков не может узнать никого. Принесли очки. Он пригляделся к Агми и сказал, что не узнает его. Стали беседовать о Вене 1938 года и об их встрече, причем Моше путал имена. Эйхман тут же поправлял его и стал припоминать подробности их беседы.
Теперь Агми уже не сомневался, что перед ним Эйхман: никто другой не мог знать, о чем они говорили в 1938 году.
Хаги тут же позвонил мне домой и сообщил о результатах очной ставки.
Бено Коэна в тот день найти не удалось.
Вечером я доложил Бен-Гуриону, что один очевидец опознал Эйхмана.
Оставалось еще одно дело – дело чести. Перед тем, как официально объявить на весь мир о поимке Эйхмана, мы были обязаны сообщить об этом доктору Бауэру. С февраля 1960 года он не получил от нас никакой информации, хотя несколько раз обращался с вопросами к Реувену Харпазу.
Сейчас я намеревался послать депешу Реувену о том, что он получит от Анкора важное сообщение 23 мая. Я хотел, чтобы Фриц Бауэр узнал о поимке Эйхмана на два часа раньше, чем об этом сообщит кнессету Бен-Гурион.
Бен-Гурион, получив мое сообщение о встрече Агми с Эйхманом, решил оповестить членов кнессета на следующий же день – 23 мая в 16:00.
Получив нашу телеграмму, Реувен понял, что мы сумели поймать Эйхмана. Он тут же связался с доктором Бауэром и попросил встретиться с ним в городе утром. Бауэр разволновался и поинтересовался поводом для встречи. Реувен ответил, что до утра не сможет ничего сообщить, но весть – хорошая.
В 9:15 утра 23 мая Реувен получил вторую шифрованную телеграмму от Анкора: Эйхман доставлен в Израиль, но сообщить об этом Бауэру можно в 14:00. Реувен тут же позвонил Бауэру и попросил о встрече в 13:00 во Франкфурте в каком-либо ресторане. Договорившись, он сел в машину и поехал во Франкфурт. При въезде в город один из скатов автомобиля лопнул – только чудо спасло Реувена от катастрофы.
Из-за аварии он опоздал на встречу на полчаса. Бауэр уже начал волноваться. Реувен не стал даже мыть перепачканные руки, а быстро подсел к столику прокурора и сказал ему, что мы поймали и доставили в Израиль Эйхмана, и вскоре глава правительства заявит об этом официально.
Бауэр растрогался до слез и хотел в ту же минуту сообщить новость одному человеку. Этот человек, по словам прокурора, был с самого начала в курсе дела. Пришлось попросить прокурора соблюдать осторожность и не называть имя Эйхмана, пока не опубликовано официальное сообщение израильского правительства.
36. Арьегард
Арьергард оперативной группы покинул Аргентину до того, как сообщение Бен-Гуриона поставило аргентинские власти перед совершившимся фактом.
Сразу после отлета «Британии» Эуд и Габи вернулись на «Тиру», где их с нетерпением ждали Эли и Дина. Наволновались эти двое достаточно, потому что Габи и Эуд отсутствовали целых четыре часа. Собравшись снова вместе, друзья поздравили себя с большим успехом и порадовались за Ицхака, попавшего с корабля на бал – из такси на самолет. Этот способ отлета как нельзя лучше подходил к его легенде, которую он рассказывал в Аргентине повсюду: дескать, он – сын богатых родителей, распоряжается неограниченными средствами и всю жизнь только и делает, что ездит по свету, нанимая автомобили и виллы, притом все так готовы ему услужить, что без него не взлетают даже самолеты.
Рано утром четверка принялась убирать дом. Только сейчас они поняли, как ждали этой минуты. Освободив виллу, они поехали в Буэнос-Айрес в наше убежище «Рамим», где жили Шалом и Менаше. Рафаэль Арнон к тому времени уже покинул страну, получив свои документы, исправленные Шаломом. Менаше собирался уехать из Аргентины ночью, после того как вернет ключи от всех наших убежищ. Дина и Шалом заказали места в самолете курсом на Монтевидео, чтобы вылететь в Уругвай 22 мая.
Габи, Эуд и Эли купили железнодорожные билеты в Чили. Они не хотели лететь самолетом, так как в последние дни слишком часто бывали в аэропорту. Им посчастливилось достать места в спальном вагоне, обычно в здешних местах такие билеты заказывали за месяц вперед. Железнодорожный агент посоветовал Эуду поехать на вокзал: бывает, что кто-нибудь отказывается от билетов в последнюю минуту. Эуд так и сделал и достал три билета. Путешествие должно было продлиться сорок часов.
Вот уже несколько недель они не ели вкусно и в спокойной обстановке. Теперь же решили отметить завершение операции в хорошем ресторане. Официанты, слава Богу, не знали причину веселья этой компании, но заразились их смехом и обслуживали отлично. Одного официанты не понимали: почему сеньора не ест лакомства, в изобилии поставленные на стол. Если бы им и попытались объяснить, что она соблюдает кошер, вряд ли официанты поняли бы, в чем дело.
22 мая компания рассталась. В Мендозе, пограничном городе Аргентины и Чили, нашим троим путешественникам пришлось еще раз поволноваться. Больше суток они не слушали новостей и не могли знать, как их встретят на границе. Но все обошлось. Никаких особых проверок не было.
Поздней ночью они приехали в Сантьяго. Здесь жила знакомая израильтянка. Был, правда, поздний час, но ребята позвонили ей и договорились о встрече на утро. Знакомой решили рассказать, что путешествовали по Латинской Америке и заглянули в Сантьяго, чтобы полюбоваться Тихим океаном. Весь следующий день они гуляли, решив на завтра направиться в Вальпараисо. Однако на другой день газеты сообщили о сильном землетрясении в южной части Чили, примерно в шестистах километрах от Сантьяго. Парни решили послать домой телеграмму, что они живы и здоровы, но не хотели делать это в присутствии спутницы. Наконец Эуд изловчился забежать на почту и дать телеграмму на частный адрес: с ними все в порядке, но самолеты не летают и придется подождать в Чили с неделю. Телеграмму он подписал псевдонимом, который знали только в оперативной группе.
По дороге из Вальпараисо в столицу Эуд заглянул в газету, которую читал некий господин, и увидел имя Эйхмана, напечатанное гигантскими буквами через всю полосу. На остановке Эуд сошел и купил все газеты, какие только были в киоске. Вернувшись в автобус, он громко спросил:
– Что это за Эйхман такой?
Их спутница ответила:
– Пишут, что его схватили.
– Но кто он?
Она начала объяснять, какую роль играл Эйхман в нацистской Германии, и добавила:
– Бен-Гурион известил кнессет, что Эйхмана обнаружила израильская служба безопасности, и сейчас он находится под арестом в Израиле. Может быть, вы поймали его? – улыбнулась она.
– Эх, если бы! – вздохнул Эуд.
Было удивительно, что сообщение опубликовано в тот час, когда парни еще находились в Южной Америке. Решили поскорее улететь, и с помощью своей знакомой раздобыли два билета на самолет в Монтевидео и один в Рио-де-Жанейро. Договорились, что Эуд и Эли полетят вместе, а Габи – один.
Самолет с Эудом и Эли стоял в Буэнос-Айресе около сорока пяти минут на заправке, и наши сотрудники изо всех сил старались не привлекать к себе внимания, ведь Эуд провел здесь, в аэропорту, долгие часы и мог нарваться на знакомого. Но все шло благополучно. Во время полета Эуд и Эли обсуждали на иврите сообщения газет. Вдруг Эуд заметил чемодан, принадлежавший пассажиру, сидевшему по соседству. На чемодане была наклейка с именем: М. Зореа. Стало ясно, что с ними летит генерал Зореа, но он то ли не слышал их беседу, то ли сделал вид, что не слышит.
Генерал встретил по дороге еще двоих оперативников из нашей группы: в Сан-Пауло, садясь в лайнер курсом на Европу, Дина и Шалом заметили генерала, прибывшего из Монтевидео. Они не удержались и нашли удобный момент поговорить.
– Вашу страну сейчас упоминают во всех газетах! – сказал Шалом.
– Что вы имеете в виду?
– Я прочитал известие об Эйхмане.
– Ах, это! – ответил Зореа и принялся объяснять Дине и Шалому, какую роль сыграл Эйхман в истреблении евреев в Европе.
– Я была в Европе во время войны и видела зверства нацистов, – заметила Дина.
– Тогда вы понимаете, кем был Эйхман.
– Между прочим, в одной из газет пишут, что Эйхмана доставили в Европу в том самолете, который привозил в Аргентину официальную делегацию.
– Не может быть, чтобы я не знал о похищении Эйхмана. Не все, о чем пишут в газетах, правда. Дайте мне ваш адрес. Я попытаюсь выяснить, как это было на самом деле, и сообщу вам.
На этом беседа закончилась, пассажиров пригласили занимать места.
37. Предостережение убийцам
В тот день, когда Эйхмана доставили в Израиль, два старших офицера управления полиции – начальник следственного отдела Матитьягу Села и Шмуэль Рот, исполнявший обязанности начальника уголовного отдела, – получили приказ явиться к генеральному инспектору. Шеф был взволнован и сообщил им, что Эйхмана поймали и доставили в Израиль. Теперь начали волноваться и подчиненные, Посовещавшись, трое полицейских офицеров обговорили порядок составления ордера на арест преступника.
Шмуэлю Роту не надо было объяснять значение свершившегося. На другой день инспекторы вместе с судьей Ядидом Алеви приехали к месту заключения Эйхмана, и Рот был поражен, до какой степени преступник невзрачен: как и многие другие, он представлял себе Эйхмана совсем не таким.
Рот перевел на немецкий язык вопрос судьи – кто таков задержанный.
Немец без колебаний ответил:
– Я Адольф Эйхман.
Судья подписал ордер на арест.
Полиция была заинтересована в том, чтобы Эйхмана опознал хотя бы еще один очевидец, тем более, что мы не располагали отпечатками его пальцев. Полиция попросила Бено Коэна срочно приехать.
Бено поехал вместе с Эфраимом Гофштетером, которого к тому времени назначили главой отдела 06, специально созданного для сбора материалов по делу Эйхмана. Бено рассказал Гофштетеру, что видел эсэсовца в Берлине до второй мировой войны, когда тот появился на собрании активистов сионистского движения. Гофштетер попросил Бено поговорить с немцем о том собрании и умышленно путать имена людей, чтобы Эйхман мог его поправить.
Когда Бено и Эфраим вошли в камеру, Эйхман побелел как полотно, видимо, решив, что сейчас его выведут на казнь. Гофштетер спросил Бено на иврите, знаком ли ему арестованный. Бено ответил, что не может его опознать. Тогда Эфраим спросил Эйхмана, знаком ли ему этот господин, и указал на Бено. Эйхман пожаловался, что отобрали его очки.
– Это господин Бено Коэн, – сказал Гофштетер.
– Имя мне ничего не говорит.
– А вы помните палестинское бюро в Берлине?
– Конечно, я его хорошо помню.
– И не припоминаете господина Коэна?
– Нет.
Бено узнал голос и акцент Эйхмана. Когда Гофштетер снова спросил Коэна, узнает ли он арестованного, Бено твердо ответил:
– Да, я его знаю. Это сотрудник СС Адольф Эйхман.
Немец кивнул, и Гофштетер спросил его:
– Помните, как весной 1939 года вы созвали совещание представителей еврейских организаций на улице Принца Альберта в Берлине?
– Нет, меня перевели в Берлин только в сентябре 1939 года. Впрочем, возможно, я и раньше бывал в столице на разного рода совещаниях.
Тут вмешался Бено:
– На том совещании присутствовали доктор Пауль Эпштейн, доктор Лилиенфельд, председатель еврейской общины, Гейнрих Шталь и Отто Гирш.
– Отто Гирш? – переспросил Эйхман. – Да, он, помнится, говорил на швабском наречии и постоянно вмешивался.
Бено спросил о судьбе Пауля Эпштейна. Эйхман осекся и сказал:
– Страшная судьба. Его расстреляли. Но это было после того, как меня перевели в Венгрию.
Бено продолжал вспоминать имена сионистских лидеров Берлина, и Эйхман отвечал со знанием дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Я позвонил домой и сказал жене, что вернулся и буду дома после обеда. Она не удивилась и ни о нем меня не спросила. В 9:15, отдав последние распоряжения, я отправился в Иерусалим к главе правительства. Мне нужно было попасть в его кабинет до десяти утра, когда правительство собирается на еженедельное заседание. Если заседание начнется, то уже нельзя будет вызвать Бен-Гуриона, не привлекая внимания всех присутствующих.
Я подгонял бедного водителя всю дорогу, и он доставил меня в канцелярию Бен-Гуриона в 9:50. Политический секретарь Ицхак Навон не нуждался в разъяснениях: он понял, что я не стал бы беспокоить главу правительства за считанные минуты до заседания без крайне важной причины. Спустя минуту я уже входил в кабинет. Бен-Гурион удивился, увидев меня, и спросил, когда я вернулся. Я ответил, что прибыл два часа назад и у меня для него сюрприз. Старик посмотрел на меня с еще большим удивлением: мы никогда не пользовались в беседах столь возвышенным языком. Я рассмеялся:
– Я привез с собой Адольфа Эйхмана. Вот уже два часа он находится на земле Израиля, и, если вы одобрите, мы передадим его полиции.
Бен-Гурион ответил не сразу. Хотя ему и было известно, что мы напали на след преступника, он, видимо, не верил в удачу.
– Вы убеждены, что это – он? – спросил Бен-Гурион.
Я рассказал, что мы неоспоримо опознали Эйхмана, да он и сам признался. Опознаны члены его семьи. Его сыновья носят фамилию Эйхман. Бен-Гурион покачал головой и попросил, чтобы мы не предпринимали официальных шагов, пока кто-либо из знавших Эйхмана не удостоверит его личность. Глава правительства уполномочил меня передать пленника полиции и обратиться в суд за получением ордера на его арест, как только он будет опознан свидетелями.
От Бен-Гуриона я поехал к моей дочери, учившейся и работавшей в Иерусалиме. Мы обнялись, и дочь спросила:
– Где ты был?
– Далеко...
Она махнула рукой и прекратила расспросы. По дороге в Тель-Авив водитель не умолкал и засыпал меня вопросами. Он хотел знать, что будет, когда наша тайна станет достоянием общественности.
Я поехал на работу. Вскоре пришел Анкор и доложил, что Эйхман в надежном месте. Врач был с ним, пока немца не посадили в камеру. Анкор проверил охрану, предусмотрены ли необходимые меры предосторожности на месте – все было в порядке!
Я отправил Анкора к начальнику полиции Иосефу Нахмиасу с сообщением о том, что Эйхман у нас в руках и согласно указаниям главы правительства будет передан полиции, а затем предан суду. Нахмиас был поражен. Он вызвал начальника отдела главного управления полиции и попросил Анкора повторить сообщение в его присутствии. Они договорились, что Анкор приедет в управление завтра утром и отвезет обоих инспекторов туда, где содержится Эйхман. Они пригласят с собою судью и на месте получат ордер на арест – так проще сохранить дело в тайне.
В то утро Хаги находился в Хайфе. Он вернулся в Тель-Авив после обеда и тут же явился ко мне. Мы обсуждали с ним две проблемы. Текст сообщения, которое глава правительства сделает в кнессете. Бен-Гурион хочет оповестить парламентариев о доставке Эйхмана в Израиль в тот момент, когда свидетели опознают арестованного. А потом мы стали гадать, кто бы мог быть этим свидетелем.
Хаги вспомнил о Моше Агми из Кфар-Гилади, который встречался с Эйхманом в Вене в 1938 году как уполномоченный еврейского агентства «Сохнут». Вспомнили мы и Бено Коэна – бывшего сопредседателя сионистской организации Германии в тридцатые годы.
Решили воспользоваться услугами обоих и начать с Агми. Действовать надо срочно, так как наша тайна известна немалому числу людей, не имеющих навыка хранить секреты разведки.
Хаги собрался было в Кфар-Гилади, но оказалось, что в тот день Агми находился в Тель-Авиве. Хаги созвонился с ним и пригласил на срочную встречу в кафе «Лидия» на площади Масарика. Там он рассказал Моше о нашей миссии и о том, что надо опознать Эйхмана. Агми, конечно, разволновался.
Они встречались дважды в октябре 1938 года в Вене. Он попросил приема у Эйхмана в связи с делами школ, готовивших еврейскую молодежь к репатриации. Канцелярия Эйхмана находилась в замке Ротшильда. Эйхман в форме СС принял сохнутовца с нескрываемым презрением. Он приказал Агми стоять по стойке «смирно» и не приближаться, сохраняя дистанцию минимум в четыре метра. Он спросил, кто Агми такой, и потребовал представить ему планы подготовки молодежи в течение сорока восьми часов. Аудиенция длилась не больше десяти минут. Два дня спустя Агми привез планы, а Эйхман предостерег его: он должен заниматься только подготовкой к репатриации и ничем иным. В конце беседы Эйхман сказал, что связь с Агми поручена офицеру по фамилии Гюнтер.
Прошло немало лет с тех пор, и Агми мог забыть, как выглядел Эйхман. Да и внешность его изменилась. Поэтому Хаги посоветовал Агми попытаться опознать немца, расспрашивая его о тех встречах в Вене, намеренно путая имена, чтобы Эйхман поправлял его.
Затем они поехали к Эйхману. Сперва Агми понаблюдал за ним в окошко двери, но не узнал его. Тогда Агми пустили в камеру. Он назвал свое прежнее имя – Моше Ауэрбух – и спросил, помнит ли Эйхман их встречу в Вене в 1938 году. Арестант ответил, что без очков не может узнать никого. Принесли очки. Он пригляделся к Агми и сказал, что не узнает его. Стали беседовать о Вене 1938 года и об их встрече, причем Моше путал имена. Эйхман тут же поправлял его и стал припоминать подробности их беседы.
Теперь Агми уже не сомневался, что перед ним Эйхман: никто другой не мог знать, о чем они говорили в 1938 году.
Хаги тут же позвонил мне домой и сообщил о результатах очной ставки.
Бено Коэна в тот день найти не удалось.
Вечером я доложил Бен-Гуриону, что один очевидец опознал Эйхмана.
Оставалось еще одно дело – дело чести. Перед тем, как официально объявить на весь мир о поимке Эйхмана, мы были обязаны сообщить об этом доктору Бауэру. С февраля 1960 года он не получил от нас никакой информации, хотя несколько раз обращался с вопросами к Реувену Харпазу.
Сейчас я намеревался послать депешу Реувену о том, что он получит от Анкора важное сообщение 23 мая. Я хотел, чтобы Фриц Бауэр узнал о поимке Эйхмана на два часа раньше, чем об этом сообщит кнессету Бен-Гурион.
Бен-Гурион, получив мое сообщение о встрече Агми с Эйхманом, решил оповестить членов кнессета на следующий же день – 23 мая в 16:00.
Получив нашу телеграмму, Реувен понял, что мы сумели поймать Эйхмана. Он тут же связался с доктором Бауэром и попросил встретиться с ним в городе утром. Бауэр разволновался и поинтересовался поводом для встречи. Реувен ответил, что до утра не сможет ничего сообщить, но весть – хорошая.
В 9:15 утра 23 мая Реувен получил вторую шифрованную телеграмму от Анкора: Эйхман доставлен в Израиль, но сообщить об этом Бауэру можно в 14:00. Реувен тут же позвонил Бауэру и попросил о встрече в 13:00 во Франкфурте в каком-либо ресторане. Договорившись, он сел в машину и поехал во Франкфурт. При въезде в город один из скатов автомобиля лопнул – только чудо спасло Реувена от катастрофы.
Из-за аварии он опоздал на встречу на полчаса. Бауэр уже начал волноваться. Реувен не стал даже мыть перепачканные руки, а быстро подсел к столику прокурора и сказал ему, что мы поймали и доставили в Израиль Эйхмана, и вскоре глава правительства заявит об этом официально.
Бауэр растрогался до слез и хотел в ту же минуту сообщить новость одному человеку. Этот человек, по словам прокурора, был с самого начала в курсе дела. Пришлось попросить прокурора соблюдать осторожность и не называть имя Эйхмана, пока не опубликовано официальное сообщение израильского правительства.
36. Арьегард
Арьергард оперативной группы покинул Аргентину до того, как сообщение Бен-Гуриона поставило аргентинские власти перед совершившимся фактом.
Сразу после отлета «Британии» Эуд и Габи вернулись на «Тиру», где их с нетерпением ждали Эли и Дина. Наволновались эти двое достаточно, потому что Габи и Эуд отсутствовали целых четыре часа. Собравшись снова вместе, друзья поздравили себя с большим успехом и порадовались за Ицхака, попавшего с корабля на бал – из такси на самолет. Этот способ отлета как нельзя лучше подходил к его легенде, которую он рассказывал в Аргентине повсюду: дескать, он – сын богатых родителей, распоряжается неограниченными средствами и всю жизнь только и делает, что ездит по свету, нанимая автомобили и виллы, притом все так готовы ему услужить, что без него не взлетают даже самолеты.
Рано утром четверка принялась убирать дом. Только сейчас они поняли, как ждали этой минуты. Освободив виллу, они поехали в Буэнос-Айрес в наше убежище «Рамим», где жили Шалом и Менаше. Рафаэль Арнон к тому времени уже покинул страну, получив свои документы, исправленные Шаломом. Менаше собирался уехать из Аргентины ночью, после того как вернет ключи от всех наших убежищ. Дина и Шалом заказали места в самолете курсом на Монтевидео, чтобы вылететь в Уругвай 22 мая.
Габи, Эуд и Эли купили железнодорожные билеты в Чили. Они не хотели лететь самолетом, так как в последние дни слишком часто бывали в аэропорту. Им посчастливилось достать места в спальном вагоне, обычно в здешних местах такие билеты заказывали за месяц вперед. Железнодорожный агент посоветовал Эуду поехать на вокзал: бывает, что кто-нибудь отказывается от билетов в последнюю минуту. Эуд так и сделал и достал три билета. Путешествие должно было продлиться сорок часов.
Вот уже несколько недель они не ели вкусно и в спокойной обстановке. Теперь же решили отметить завершение операции в хорошем ресторане. Официанты, слава Богу, не знали причину веселья этой компании, но заразились их смехом и обслуживали отлично. Одного официанты не понимали: почему сеньора не ест лакомства, в изобилии поставленные на стол. Если бы им и попытались объяснить, что она соблюдает кошер, вряд ли официанты поняли бы, в чем дело.
22 мая компания рассталась. В Мендозе, пограничном городе Аргентины и Чили, нашим троим путешественникам пришлось еще раз поволноваться. Больше суток они не слушали новостей и не могли знать, как их встретят на границе. Но все обошлось. Никаких особых проверок не было.
Поздней ночью они приехали в Сантьяго. Здесь жила знакомая израильтянка. Был, правда, поздний час, но ребята позвонили ей и договорились о встрече на утро. Знакомой решили рассказать, что путешествовали по Латинской Америке и заглянули в Сантьяго, чтобы полюбоваться Тихим океаном. Весь следующий день они гуляли, решив на завтра направиться в Вальпараисо. Однако на другой день газеты сообщили о сильном землетрясении в южной части Чили, примерно в шестистах километрах от Сантьяго. Парни решили послать домой телеграмму, что они живы и здоровы, но не хотели делать это в присутствии спутницы. Наконец Эуд изловчился забежать на почту и дать телеграмму на частный адрес: с ними все в порядке, но самолеты не летают и придется подождать в Чили с неделю. Телеграмму он подписал псевдонимом, который знали только в оперативной группе.
По дороге из Вальпараисо в столицу Эуд заглянул в газету, которую читал некий господин, и увидел имя Эйхмана, напечатанное гигантскими буквами через всю полосу. На остановке Эуд сошел и купил все газеты, какие только были в киоске. Вернувшись в автобус, он громко спросил:
– Что это за Эйхман такой?
Их спутница ответила:
– Пишут, что его схватили.
– Но кто он?
Она начала объяснять, какую роль играл Эйхман в нацистской Германии, и добавила:
– Бен-Гурион известил кнессет, что Эйхмана обнаружила израильская служба безопасности, и сейчас он находится под арестом в Израиле. Может быть, вы поймали его? – улыбнулась она.
– Эх, если бы! – вздохнул Эуд.
Было удивительно, что сообщение опубликовано в тот час, когда парни еще находились в Южной Америке. Решили поскорее улететь, и с помощью своей знакомой раздобыли два билета на самолет в Монтевидео и один в Рио-де-Жанейро. Договорились, что Эуд и Эли полетят вместе, а Габи – один.
Самолет с Эудом и Эли стоял в Буэнос-Айресе около сорока пяти минут на заправке, и наши сотрудники изо всех сил старались не привлекать к себе внимания, ведь Эуд провел здесь, в аэропорту, долгие часы и мог нарваться на знакомого. Но все шло благополучно. Во время полета Эуд и Эли обсуждали на иврите сообщения газет. Вдруг Эуд заметил чемодан, принадлежавший пассажиру, сидевшему по соседству. На чемодане была наклейка с именем: М. Зореа. Стало ясно, что с ними летит генерал Зореа, но он то ли не слышал их беседу, то ли сделал вид, что не слышит.
Генерал встретил по дороге еще двоих оперативников из нашей группы: в Сан-Пауло, садясь в лайнер курсом на Европу, Дина и Шалом заметили генерала, прибывшего из Монтевидео. Они не удержались и нашли удобный момент поговорить.
– Вашу страну сейчас упоминают во всех газетах! – сказал Шалом.
– Что вы имеете в виду?
– Я прочитал известие об Эйхмане.
– Ах, это! – ответил Зореа и принялся объяснять Дине и Шалому, какую роль сыграл Эйхман в истреблении евреев в Европе.
– Я была в Европе во время войны и видела зверства нацистов, – заметила Дина.
– Тогда вы понимаете, кем был Эйхман.
– Между прочим, в одной из газет пишут, что Эйхмана доставили в Европу в том самолете, который привозил в Аргентину официальную делегацию.
– Не может быть, чтобы я не знал о похищении Эйхмана. Не все, о чем пишут в газетах, правда. Дайте мне ваш адрес. Я попытаюсь выяснить, как это было на самом деле, и сообщу вам.
На этом беседа закончилась, пассажиров пригласили занимать места.
37. Предостережение убийцам
В тот день, когда Эйхмана доставили в Израиль, два старших офицера управления полиции – начальник следственного отдела Матитьягу Села и Шмуэль Рот, исполнявший обязанности начальника уголовного отдела, – получили приказ явиться к генеральному инспектору. Шеф был взволнован и сообщил им, что Эйхмана поймали и доставили в Израиль. Теперь начали волноваться и подчиненные, Посовещавшись, трое полицейских офицеров обговорили порядок составления ордера на арест преступника.
Шмуэлю Роту не надо было объяснять значение свершившегося. На другой день инспекторы вместе с судьей Ядидом Алеви приехали к месту заключения Эйхмана, и Рот был поражен, до какой степени преступник невзрачен: как и многие другие, он представлял себе Эйхмана совсем не таким.
Рот перевел на немецкий язык вопрос судьи – кто таков задержанный.
Немец без колебаний ответил:
– Я Адольф Эйхман.
Судья подписал ордер на арест.
Полиция была заинтересована в том, чтобы Эйхмана опознал хотя бы еще один очевидец, тем более, что мы не располагали отпечатками его пальцев. Полиция попросила Бено Коэна срочно приехать.
Бено поехал вместе с Эфраимом Гофштетером, которого к тому времени назначили главой отдела 06, специально созданного для сбора материалов по делу Эйхмана. Бено рассказал Гофштетеру, что видел эсэсовца в Берлине до второй мировой войны, когда тот появился на собрании активистов сионистского движения. Гофштетер попросил Бено поговорить с немцем о том собрании и умышленно путать имена людей, чтобы Эйхман мог его поправить.
Когда Бено и Эфраим вошли в камеру, Эйхман побелел как полотно, видимо, решив, что сейчас его выведут на казнь. Гофштетер спросил Бено на иврите, знаком ли ему арестованный. Бено ответил, что не может его опознать. Тогда Эфраим спросил Эйхмана, знаком ли ему этот господин, и указал на Бено. Эйхман пожаловался, что отобрали его очки.
– Это господин Бено Коэн, – сказал Гофштетер.
– Имя мне ничего не говорит.
– А вы помните палестинское бюро в Берлине?
– Конечно, я его хорошо помню.
– И не припоминаете господина Коэна?
– Нет.
Бено узнал голос и акцент Эйхмана. Когда Гофштетер снова спросил Коэна, узнает ли он арестованного, Бено твердо ответил:
– Да, я его знаю. Это сотрудник СС Адольф Эйхман.
Немец кивнул, и Гофштетер спросил его:
– Помните, как весной 1939 года вы созвали совещание представителей еврейских организаций на улице Принца Альберта в Берлине?
– Нет, меня перевели в Берлин только в сентябре 1939 года. Впрочем, возможно, я и раньше бывал в столице на разного рода совещаниях.
Тут вмешался Бено:
– На том совещании присутствовали доктор Пауль Эпштейн, доктор Лилиенфельд, председатель еврейской общины, Гейнрих Шталь и Отто Гирш.
– Отто Гирш? – переспросил Эйхман. – Да, он, помнится, говорил на швабском наречии и постоянно вмешивался.
Бено спросил о судьбе Пауля Эпштейна. Эйхман осекся и сказал:
– Страшная судьба. Его расстреляли. Но это было после того, как меня перевели в Венгрию.
Бено продолжал вспоминать имена сионистских лидеров Берлина, и Эйхман отвечал со знанием дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27