А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Если обстоятельства позволят, я отдам приказ о сосредоточении войск, по крайней мере, за восемь недель до начала операций».
Приготовления, требующие более долгого времени, должны быть начаты немедленно, с таким расчетом, чтобы они могли быть закончены к 15 мая.
Должны быть приняты самые строгие предосторожности, чтобы не возбудить никаких подозрений».
После этого вступления директива №21 намечает стратегические идеи кампании:
«Главная масса русской армии должна быть раздавлена ударом наших танков; путь к отступлению остальной части армии в глубь России должен быть отрезан.
Быстрое преследование отступающей армии позволит нам достигнуть той черты, откуда русский воздушный флот уже не сможет угрожать территории Великой Германии. Первой целью является захват и удержание территории, лежащей к западу он линии Волга-Архангельск. В случае необходимости, последний промышленный район России, – Урал, – будет ликвидирован авиацией».
«В виду того, что болота Припяти разрезают театр военных действий на две части, центр тяжести наших армий – две армейские группы – будет находиться к северу от болот.
Из этих двух групп южная будет иметь главной задачей уничтожение боевой силы русской армии. Северная группа возьмет Ленинград и Кронштадт. Затем наши силы будут сосредоточены против Москвы, – важного центра сообщений и вооружения.
Группа армий, действующая к югу от Припяти, займет Украину.
Только полный разгром русской армии сделает возможным одновременное достижение этих целей.
Финляндия и Румыния прикрывают фланги».
Знаменательное совпадение: три полководца, в разное время напавшие на Россию, были все три великими стратегами. План Карла XII был хорош. План Наполеона – хорош. План Гитлера – хорош.
Директива №21 содержит только основные принципы, но они верны, они классически построены и они сильны. Гитлер отлично понял своего главного неприятеля: пространство. Следовательно, надо было захватить неприятельскую армию раньше, чем она сможет уйти в необозримые просторы России. Надо было не сражаться, но уничтожать. Точно так же понимали свои задачи и Карл XII и Наполеон. Гитлер, конечно, изучил их кампании и он точно установил причину их поражения. Эти великие полководцы не смогли схватить неприятеля, так как они были бессильны против пространства.
Он, Гитлер, обладал нужным для этого оружием: скоростью. Тот самый маневр, который не удался Карлу XII вследствие медлительности Левенгаупта и не удался Наполеону из-за чрезмерного расстояния между флангами Великой Армии – этот маневр Гитлер рассчитывал провести успешно при помощи танковых армий. Он предполагал прорвать центр неприятельской армии, предупредить ее отступление глубоким проникновением в тыл неприятеля и, наконец, захватить русскую армию в плен по частям. Цели географические он считал второстепенными и, в согласии с Клаузевицем, давал предпочтение задачам стратегическим. Когда генерал Гальдер высказал мнение, что главными целями кампании должны быть Украина, Москва и Ленинград, Гитлер ему возразил, что главная цель – это помешать русской армии отступить и тем избежать уничтожения. «Самое существенное, – сказал он, – это чтобы русские не смогли восстановить свои силы в тылу, создав новый фронт».
Задача прорыва русского фронта возложена была на группу армии центра, вверенную фон Беку. Ему придали большую часть танков и в частности весь боевой корпус, который совершил прорыв французской армии под Седаном. Но было предусмотрено, что после прорыва русского фронта эта группа будет разделена, и части ее будут присоединены к крайним группам. Левое крыло будет помогать фон Леебу при взятии Ленинграда, а правое – фон Рундштедту при завоевании Украины. Центр задержится перед Москвой до того момента, когда будут достигнуты цели на севере, и тогда германские силы сомкнут вокруг столицы гигантское кольцо.
Таким образом война против СССР, как ее замышлял Гитлер, должна была стать триумфом маневра – кампания сводилась к одной гигантской битве. Как легкий боксер, Гитлер хотел избежать долгой изнурительной борьбы с тяжеловесом СССР; он должен был поразить противника уже в первом кругу силой и точностью удара своей правой руки. Но в двух пунктах Гитлер ошибся: во-первых, эшелонирование русской обороны в глубину и во времени превысило его расчеты; во-вторых, он недостаточно учел еще одного неприятеля, который парализовал скорость его танков: местные условия, почву и дороги России.
Директива №21 заканчивалась следующими словами:
«Нужно иметь в виду, что все приказания, которые будут отданы главнокомандующими на основании этой инструкции, суть лишь меры предосторожности на тот случай, если бы СССР изменил свое отношение к нам. Число офицеров, которые будут вначале вести подготовительную работу, должно быть минимальным. Дальнейшие, сотрудники должны быть намечены возможно позже и лишь постольку, поскольку они будут совершенно необходимы для данной задачи. Иначе мы рискуем, что наши планы будут обнаружены (момент проведения плана еще не назначен), из чего для нас возникнут серьезные политические и военные невыгоды».
Этот параграф не простая формальность. В декабре 1940 г., когда война с Англией еще не была окончена, решение начать в следующем году войну против России еще не окончательно утвердилось в уме Гитлера. Он мечтал, как мы видели, о Гибралтаре, о Северной Африке, об островах в Атлантике. Он снова колебался между Западом и Востоком и имел в виду на всякий случай обе комбинации. Но фатальным для него было то, что Россия представляла для каждого подобного ему ума неотразимую привлекательность. Ее безмерность манила завоевателей, они видели в ней страну для эпопеи.
В 1707 году Карл XII находился в том же положении, что и Гитлер. Герцог Мальборо, которого Англия послала к нему, чтобы отвратить его от союза с Францией, войдя в кабинет короля Швеции, увидел большую карту России. «А! – воскликнул он, – Россия, какое великолепное поле битвы для такого полководца, как Ваше Величество». Эти слова, быть может, были решающими.
Гитлер не имел возле себя соблазнителя. Наоборот, те немногие, кто смел давать ему советы, пытались отговорить его от русской авантюры. Но эти робкие предостережения, подобно советам Коленкура Наполеону, могли только укрепить его в принятом решении. Таким образом он привык всегда чувствовать себя правым.
27 декабря адмирал Рэдер представил свои возражения. «Главнокомандующий морскими силами, – говорится в протоколе, – снова требует самой полной концентрации наших сил против главного нашего неприятеля – Англии. С одной стороны, Англия улучшила свое положение благодаря военным неудачам итальянцев в восточной части Средиземного моря и благодаря помощи США. С другой стороны, она может получить смертельный удар из-за прекращения ее заокеанской торговли. Наши усилия по постройке подводных лодок и созданию мощной гидроавиации далеко недостаточны. Наш военный потенциал целиком должен быть посвящен борьбе с Англией; всякое распыление сил в ущерб флоту и авиации затягивает войну и ставит под удар конечный успех. Поэтому главнокомандующий морскими силами выдвигает самые серьезные возражения против кампании в России до поражения Англии».
Фюрер ответил, что темп постройки подводных лодок (от 16 до 18 в месяц) был действительно очень слаб. «Тем не менее, – сказал он, – последний континентальный противник должен быть сокрушен прежде, чем мы будем готовы с Англией. Поэтому армия должна, получить необходимое. После этого мы сосредоточим все наши усилия на авиации и флоте».
Конец 1940 и начало 1941 годов были трагическими для Великобритании.
Лондон постепенно разрушался бомбами германских самолетов и его измученное население каждую ночь наполняло галереи подземной дороги, причем усталость и страх делали его все более похожим на полудикие орды Востока. Ковентри было разрушено в один налет, и Мидлэнд, этот британский Рур, сердце всей индустрии, в особенности военной, начинал зиять страшными ранами. Воздушные тревоги были так часты, что они могли совершенно парализовать производство, если бы не был отдан приказ продолжать работы и во время налета, несмотря на опасность. В гавани, уже полуразрушенные и разрушаемые все далее, приходили разгружаться только подводные лодки, действовавшие стаями, по «тактике волков». Англия шаталась под ударами, которые она не могла возвращать и тем не менее ее воля к борьбе не ослабевала.
Гитлер изумлялся; потом ему показалось, что он понял. Англия была тверда, потому что она надеялась на помощь. Надежда не помощь Америки, которая раскачивалась так медленно, не могла быть достаточной для того, чтобы так стойко держаться. Единственно реальной могучей военной поддержкой, которую она ожидала, была помощь России.
Геринг, Кайтель, Иодль и Риббентроп подтвердили в Нюрнберге эту версию совершенно единогласно. «Гитлер проникся в начале 1941 г. убеждением, что между Англией и СССР существовало тайное соглашение. Он не мог иначе объяснить ожесточенное и по-видимому безнадежное сопротивление англичан…».
Заключение вытекало само собой: когда Россия будет разбита, – Англия капитулирует.
8 января 1941 года Гитлер заявил Риббентропу:
«Англия держится только надеждой на помощь Америки и России. Дипломатическая подготовка англичан в Москве ясна: цель Англии – это бросить СССР на нас. Одновременная интервенция России и Америки была бы слишком тяжела для нас. Поэтому надо уничтожить угрозу еще в зародыше».
Кайтель приводит еще другой довод, который побудил фюрера напасть на Россию.
«Наша сухопутная армия, – сказал он, – стояла без дела. После поражения Франции у нее „не было противника в Европе и было очевидно, что мы не могли ее держать бесконечно в состоянии мобилизации, но без употребления. Это показалось фюреру исключительно благоприятным случаем для того, чтобы покончить с большевизмом. Он сказал, что после того, как советская опасность будет устранена, он демобилизует армию и будет продолжать войну исключительно силами морского и воздушного флота“.
Решение было принято Гитлером в феврале – это засвидетельствовано Герингом.
«Фюрер, – сказал он, – сообщил мне, что он решил предупредить нападение русских, нанеся Советскому Союзу решительное поражение».
«Он изложил мне свои доводы в виде пяти пунктов:
1) Сосредоточение советских войск в Польше продолжается безостановочно.
2) Воздушные силы в западных областях СССР становятся все более многочисленными.
3) Сведения, полученные ОКБ о росте военной промышленности СССР, принимают угрожающий характер.
4) Экономическое давление Советского Союза также непрерывно растет.
5) Требования Молотова в Берлине по поводу Финляндии и Балкан раскрывают план экспансии СССР и окружения Германии, для нас нестерпимый.
«Я просил времени на размышление, – продолжает Геринг, – а на другой день представил фюреру мои возражения. Он выслушал их спокойно.
Я подчеркнул, что мы уже находимся в войне с мировой державой – Великобританией; что вторая мировая держава – Соединенные Штаты несомненно вступят – рано или поздно – в войну, и что было бы весьма неблагоразумно идти одновременно против третьей мировой державы – России.
Я не сомневался в том, что германские армии победят русскую армию. Но я заявил фюреру, что занятие такой громадной страны, как Россия, потребует таких усилий, которые нас значительно и надолго ослабят.
Я отметил также, что война на востоке принудит воздушные силы Германии прекратить или по крайней мере сократить налеты на Англию как раз в тот момент, когда они достигли полной силы и когда неприятель выказывает явные признаки истощения.
Я предложил фюреру обратный план. Он состоял в том, чтобы укрепить наш союз с Москвой, обратить его в военное сотрудничество и толкнуть СССР на Индию. Фюрер ответил мне, что вводить большевизм в нищие и голодные массы индусов представляет собой такую ответственность, которую он никогда на себя не возьмет.
Ни один из моих аргументов не мог поколебать фюрера». 3 февраля 1941 года, в Берлине состоялся военный совет. В архивах Нюрнберга есть протокол его под номером 872 P.S. Присутствовали: Гитлер, Кайтель, Иодль, Браухич, Гальдер и несколько офицеров Главного Штаба.
Гальдер дал картину, – впрочем, крайне элементарную – Красной армии. Он определил ее силу в 100 пехотных дивизий, 25 конных и 30 танковых. «Нашу силы, – сказал Гальдер, – почти таковы же по численности, но значительно выше по качеству. Советские пехотные дивизии имеют несколько больших танков, но эти танки посредственного качества. Русская артиллерия многочисленна, но материальная часть и командование стоят на низком уровне. Укрепления спешно возводятся. Стратегические планы советского командования неизвестны, но надо считаться с тем, что отступление Красной армии из Украины и из Прибалтики сомнительно в виду того, что эти районы имеют большое значение».
Затем заговорил Гитлер. Он энергично настаивал на необходимости полного окружения главных сил советской армии.
«Важно, – сказал он, – уничтожить большую часть неприятельской армии, а не обратить ее в бегство. Нужного результата мы можем достигнуть, маневрируя на флангах возможно большими силами».
Генералы не возражали. Не было ничего похожего на дебаты, происходившие во время обсуждения плана кампании во Франции. Главный Штаб стал мягким и податливым. Когда Браухич сделал робкое замечание о мерах предосторожности, какие необходимо будет принять на западе. Гитлер обрезал его словами:
«Когда Барбаросса начнется, весь свет затаит дыхание и будет выжидать».
В уме Гитлера война с Россией была уже решена. Но Англия еще не знала, что она спасена. Ожидание нашествия немцев становилось все более напряженным, и каждый вечер солдаты Домашней Обороны перед сном повторяли наставления для борьбы с парашютистами и танками. В Германии были даны приказы продолжать приготовления к высадке; войскам внушалось, что удар по Англии предстоит в самом скором времени. Более того: Гитлер приказал распространять слухи, что сосредоточение германских сил на востоке является ловушкой, чтобы уверить Англию, будто готовится конфликт с Россией: «Я хочу, – заявил Гитлер, – чтобы операция Барбаросса была самой большой неожиданностью в истории. Она должна во всех отношениях превзойти все предшествующее».
Дипломатические события продолжали идти своим чередом. Документы Нюрнберга периодически отмечают признаки натянутых отношений, и для внимательного наблюдателя было очевидно, что германо-советское сотрудничество угасает. Однако, официально отношения оставались по-прежнему дружественными. Это было необходимым условием для сюрприза, который подготовлял Гитлер.
11 января 1941 года было подписано экономическое соглашение – последний листок на дереве эфемерной дружбы, взращенном Московским пактом 23 августа 1939 г. Как русская, так и германская печать одинаково подчеркивали по этому случаю, что англосаксам не удалось испортить отношений между Германией и СССР. И 22 января в британской Палате Общин государственный вице-секретарь Батлер признал, что правительство Его Величества потерпело неудачу в своих попытках установить политическое сотрудничество с Советским Союзом.
Несколько дней спустя возник новый кризис в советско-финляндских отношениях. СССР известил Финляндию, что он не допустит ее союза с какой либо державой, помимо СССР. Берлин не реагировал.
1 марта немцы вступили в Болгарию. СССР холодно заявил, что это произошло без его согласия и что вопрос этот никогда не затрагивался в советско-германских переговорах. В действительности этот новый шаг Германии был пощечиной Советскому Союзу, так как Молотов в Берлине заявил о включении Болгарии в зону влияния СССР.
В течении марта германская разведка получила два донесения о мобилизации советских сил на западе Союза; третье донесение сообщало о значительном улучшении отношений между Англией и СССР.
В Балканских государствах русско-германское соперничество происходило открыто. 20 марта Германия заявила о своем крупном успехе: Югославия примкнула к пакту трех держав. Но спустя неделю правительство Стоядиновича было свергнуто военным переворотом, поддержанным общественным мнением.
Гитлер снова разрубил узел. Он решился на войну на Балканах. Следствием этого была, как мы видели, отсрочка плана Барбаросса. Наступление на Россию должно было начаться 15 мая, теперь оно было отложено на шесть недель. Документ А. 20-27 гласит: «Все меры, которые могут рассматриваться как агрессивные, отменяются по приказу фюрера».
Если бы СССР хотел войны или чувствовал себя готовым, то германо-советский конфликт разразился бы в этот момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26