— Чистое Сердце покинул земли команчей и пошел по пути охоты при восходе третьего солнца месяца падающих листьев . Тридцать солнц последовало за этим, люди теперь живут едва лишь при начале луны перелетной дичи . За этот короткий промежуток времени случилось многое, что требует присутствия Чистого Сердца среди племени, для которого он приемный сын. Топор войны был глубоко зарыт в продолжении десяти лун между команчами прерий и апачами-бизонами, теперь он внезапно был вырыт на великом совете, и апачи готовы вступить на путь войны под предводительством самых мудрых и самых опытных вождей племени. Говорить ли мне о тех новых надругательствах, которые апачи осмелились совершить над команчами — родным племенем Чистого Сердца? Но к чему? Сердце брата моего крепко, и он будет повиноваться велениям отцов и будет сражаться за них.
Чистое Сердце наклонил голову в знак согласия.
— Никто не сомневался в Чистом Сердце, — продолжал вождь, — однако вожди не требуют помощи Чистого Сердца в войне против апачей. Апачи — это старые сплетницы, и дети команчей без нашей помощи могут прогнать их ударами хлыстов, но положение становится все серьезнее, и вот теперь не столько в силе Чистого Сердца, хотя он известен как наводящий страх воин, нуждаются отцы его, сколько в присутствии на великом совете племени. Длинные Ножи и гачупины также вырыли топор войны. И те и другие предлагают команчам заключить союз. Союз с бледнолицыми не особенно приятен краснокожим, тем не менее смущение велико, они не знают, с кем заключить союз, кому оказать помощь.
Черный Олень умолк.
— Да, положение серьезно, — отвечал Чистое Сердце, — можно сказать, оно требует безотлагательного решения.
— Вожди разделились во мнениях и не могут решить, что лучше, — вновь начал индеец, — и вот они со всей поспешностью снарядили Черного Оленя и отправили его на поиски брата, мудрость которого известна, и решили последовать совету брата.
— Я очень молод, — отвечал Чистое Сердце, — чтобы взять на себя смелость высказать в таком деле решающее мнение и склонить чашу весов в ту или иную сторону. Племя команчей царствует в прериях, вожди его — опытные воины, они лучше меня могут принять решение, которое сохранит и честь, и интересы племени.
— Брат мой молод, но мудрость говорит его устами. Ваконда вложил в его грудь речи, которые произносит язык. Все вожди питают великое уважение к Чистому Сердцу.
Юноша покачал головой, как бы протестуя против такого лестного мнения о себе.
— Если уж вожди так настаивают на этом, то я скажу, что не подам своего мнения раньше этого охотника, который лучше меня знает прерии.
— О-о-а! — отвечал Черный Олень. — Бледнолицый охотник мудр, мнение его хорошо, вождь слушает его.
Транкиль увидел, что, таким образом, он вынужден принять участие в беседе. Он и не думал, однако, взять на себя хоть часть тяжелого бремени ответственности, от которой Чистое Сердце хотел освободиться, однако он знал, что не в обычаях прерии отказываться от участия в совете, особенно по такому важному делу, а потому, подумав несколько минут, решился, наконец, сказать свое слово.
— Команчи, — начал он, — самые страшные воины прерий, никто не должен осмеливаться совершать набеги на их земли охоты. Объявить апачам войну — их долг и право. Апачи — воры, бродяги, трусы, но к чему ввязываться им в раздоры бледнолицых? Длинные ли Ножи, гачупины ли — все белые во все времена и во всех обстоятельствах всегда ожесточенные враги краснокожих, которых они избивают повсюду, где встречают, под самым пустым предлогом и главным образом потому, что они индейцы. Когда гиены рвут в прериях друг друга, разве индейцы пытаются развести их? Конечно нет, пусть они бьются. Чем больше падет их, тем меньше останется воров и разбойников в прерии. Для краснокожих бледнолицые — гиены, изменившие свое обличье. Пусть их себе уничтожают друг друга. Какая сторона ни победит, убитые в любом случае уменьшат собою число врагов индейцев. Эта война между бледнолицыми длится уже десять лет, война ожесточенная, неумолимая. До сего времени команчи не становились ни на ту, ни на другую сторону, зачем вмешиваться им в настоящую минуту? Каких бы обещаний бледнолицые ни надавали им, они, даже в случае полного исполнения их, все-таки будут менее выгодны для них, чем их настоящее вмешательство — оно делает краснокожих особенно страшными в глазах белых. Я кончил.
— Да, — заговорил тогда Чистое Сердце, — ты говоришь верно, Транкиль. Команчи должны следовать твоим словам. Вмешательство с их стороны было бы делом неразумным, ведущим к печальным последствиям, и, совершив его, вожди тотчас же пожалели бы об этом.
Черный Олень внимательно выслушал речи канадца. По-видимому, они произвели на него впечатление. Он выслушал также и Чистое Сердце. Когда Чистое Сердце кончил, вождь немного помедлил и затем отвечал так:
— Сахем счастлив услышать слова братьев. Они доказывают, что Черный Олень решил правильно и подал в совете вождей то же мнение, какое высказали только что его братья. Белые охотники рассудили как мудрые люди, и вождь благодарит их.
— Я и на совете вождей готов поддержать то мнение, которое выразил сейчас белый охотник, так как только оно и должно быть принято, — заметил Чистое Сердце.
— Вождь думает так же. Пойдет ли Чистое Сердце за Черным Оленем к вигвамам нашего племени? — спросил индеец.
— Я как раз думал пуститься завтра в путь, чтобы вернуться к моей матушке. Если мой брат подождет меня, то мы отправимся вместе.
— Я подожду.
— Хорошо, завтра, как только покажется солнце, мы вместе отправимся к селениям команчей.
Совещание окончилось. Транкиль, однако, тщетно старался объяснить себе, каким образом могло случиться, что Черный Олень, которого он оставил среди пауни, оказался вдруг влиятельным вождем племени команчей. Не меньше занимали его и отношения между ним и Чистым Сердцем. Все эти вопросы вертелись в его голове, и он дал себе слово при первом же удобном случае расспросить Черного Оленя о событиях его жизни со времени их разлуки.
Ланси вернулся с лошадьми, и охотники вместе с Кармелой принялись за завтрак, приготовленный Поющей Птичкой, которая прислуживала всем и подавала кушанья с невыразимым изяществом.
Глава VIII. ВОЗВРАЩЕНИЕ КВОНИАМА
Завтрак был не долог; каждый из участвующих, занятый своими собственными мыслями, уничтожал пищу быстро и молча.
Транкиль хотя и не решался обратиться с прямым вопросом ни к Черному Оленю, ни к Чистому Сердцу, тем не менее сильно желал узнать, благодаря какому странному стечению обстоятельств эти два человека, столь разные по происхождению, сошлись вместе и завязали между собой такие близкие отношения.
Для него оставалось загадкой, каким образом белый молодой человек, получивший, по-видимому, некоторое образование, мог так решительно порвать всякие отношения с людьми своего цвета кожи, начать вести образ жизни индейцев и даже, так сказать, ассимилироваться среди одного из их племен.
Но тигреро слишком хорошо знал обычаи прерии, чтобы завести разговор о таком щекотливом предмете — это могло бы не понравиться обоим его друзьям и обнаружить в нем любопытство, совершенно недостойное старого траппера. Он ломал поэтому голову над тем, как бы добыть ему хотя бы искорку, которая чуть-чуть осветила бы истину, и в то же время не выспрашивать о том, что интересует его главным образом.
Кармела свела с Поющей Птичкой самую тесную дружбу. Как только кончился завтрак, она увела ее в шалаш, и обе начали там болтать о разных пустяках.
В то же самое время, согласно принятому меж охотниками решению, Чистое Сердце и Транкиль взяли карабины и, покинув поляну, разошлись в противоположные стороны, чтобы настрелять дичи.
Черный Олень и Ланси остались охранять женщин, хотя едва ли можно было ожидать нападения. Оба они растянулись рядом на земле, спали или курили с тою наружной апатией и небрежной ленью, которые свойственны людям, смотрящим на болтовню, как на пустую трату сил и энергии, а они ведь так дороги и каждую минуту могут понадобиться в полной мере.
Несколько часов протекло таким образом, ничто не нарушало спокойствия и тишины, царивших в лагере на поляне. Лишь время от времени из шалаша раздавались взрывы веселого смеха двух молодых женщин. Этот смех так. шел к полуденному теплу, тишине и свету, заливавшим поляну, так дополнял их, что даже губы суровых обитателей прерии невольно складывались в улыбку.
Солнце уже сильно склонилось к западу, когда вернулись Чистое Сердце и Транкиль. Оба они словно сговорились и появились в одно и то же время, сгибаясь под тяжестью убитой дичи. Чистое Сердце, кроме того, вел еще на аркане лошадь, намереваясь предложить ее Черному Оленю, который пришел пешком.
Появление этого животного обеспокоило охотников, и они принялись строить догадки: как могло оно попасть сюда?
Конь оказался ручным, он очень близко подпустил к себе Чистое Сердце и, даже почувствовав на шее аркан, не стал ни биться, ни брыкаться.
Что особенно возбудило беспокойство его новых владельцев, так это то, что он был оседлан совсем по-мексикански.
Транкиль решил после некоторого размышления, что вольные стрелки напали на конвой, сопровождавший караван с серебром, и во время битвы животное, потеряв своего седока, умчалось в лес.
Но возникал вопрос: кто вышел победителем из этой битвы?
На это уже не мог ответить никто, даже в виде догадки.
После довольно долгого обсуждения решено было наконец, что с наступлением ночи Черный Олень отправится на разведку, тогда как остальные удвоят свою бдительность, опасаясь нечаянного нападения как со стороны пограничных бродяг, так и со стороны мексиканцев. Правда, хотя охотники наши были известны как той, так и другой стороне, но ведь куда может завести упоение победой!
Страх этот был справедлив по отношению к мексиканским солдатам, но совершенно не оправдывался по отношению к людям, которыми предводительствовал Ягуар.
Солнце уже совсем село за потемневшую цепь гор, возвышавшихся на горизонте, как вдруг послышались почти совершенно пропадавшие в мягкой листве шаги приближавшейся лошади.
Охотники схватили оружие и встали, прислонившись к стволам гигантских дубов, росших на поляне. Они приготовились к нападению. В это время два раза раздался крик совы.
— Ничего, — сказал Транкиль, — можно опять спокойно сесть у костра, это — друг.
Действительно, несколько секунд спустя сухие сучья затрещали уже на опушке поляны, кусты раздвинулись и из них появился Квониам.
Поклонившись в знак приветствия присутствующим общим поклоном, негр спрыгнул с лошади и сея у костра рядом с канадцем.
— Ну что? — обратился к нему тот. — Что нового?
— Очень много чего, — отвечал негр.
— Ага! Стало быть, вы собрали сведения?
— Мне не нужно собирать сведений, мне достаточно насторожить уши на один час и я получу столько сведений, сколько, обращаясь с расспросами, не узнаешь и за год.
— Ого! — отвечал на это канадец. — Ну, подкрепляйте свои силы, а когда подкрепите, сообщите нам, что вам удалось узнать.
— Отлично. Вам предстоит узнать многое.
— Ну так ешьте, не теряя времени, да рассказывайте.
Негр не заставил себя просить более и приступил к уничтожению дичи, которую Транкиль припрятал было про запас, а Чистое Сердце теперь снова разложил на траве.
Охотники горели нетерпением узнать новости, принесенные Квониамом, предполагая, что за последние дни должно было случиться много чрезвычайно важного. Несмотря на все мучившее их любопытство, они ничуть не обнаружили его и терпеливо ждали, пока негр кончит свой ужин. Понимая, что творится в душе присутствующих, Квониам не стал испытывать их терпение до конца и быстро покончил с едой.
— Ну, теперь я в вашем распоряжении, — сказал он, вытирая рот подолом своей рубахи, — и готов отвечать на ваши расспросы.
— Мы не будем обращаться с расспросами к вам, — отвечал Транкиль, — ваше дело рассказать нам в коротких по возможности словах, что случилось с вами и чему вы были свидетелем.
— Ну, пусть будет так, таким образом все будет яснее, и вам будет легче вывести необходимое для вас заключение.
— Совершенно справедливо, мой друг. Ну, начинайте, мы слушаем.
— Вы знаете, почему я оставил вас? — начал Квониам.
— Да, мне уже говорили, и я одобрил ваши действия.
— Тем лучше, потому что я уже начинал думать, что напрасно уехал, не предупредив никого из вас. Я даже хотел вернуться.
— Вот это было бы напрасно.
— Теперь я и сам вижу это и могу поздравить себя с тем, что продолжал путь вперед. Отсюда до асиенды дель-Меските не так уж далеко, конь у меня хороший, и если ехать все прямо, как летают птицы, то можно доехать за восемь часов.
— Ход хороший.
— Да, не плох! Да мне хотелось еще и поскорее попасть к вам, некогда было терять время в дороге. Когда я прибыл на асиенду, то все там были в волнении: рабочие, вакерос , все были собраны на дворе и говорили и кричали все сразу, капатас и мажордом бледные и растерянные, раздавали оружие, распоряжались возведением баррикад перед воротами, установкой пушек на лафеты, словом, принимали все меры предосторожности, как люди, ожидающие с минуты на минуту нападения. Сначала я ничего не мог понять: все шумели, женщины плакали, дети кричали, мужчины ругались. Можно было подумать, что все сошли с ума, так как все метались бесцельно в ужасе. Наконец, переходя от одного к другому, расспрашивая, разузнавая, я узнал вот что… сказать по правде, я понял тогда причину всеобщего ужаса — дело было действительно нешуточное.
— Говорите же скорее, в чем дело, — воскликнул наконец Чистое Сердце, не удержав своего волнения.
Квониаму за всю его жизнь и не снилось быть оратором. Добрый негр от природы был скромен и даже испытывал некоторые затруднения при выражении своих мыслей. Прерванный охотником, он сразу остановился и пришел в такое замешательство, что не мог подобрать ни одного слова.
Транкиль, который хорошо знал своего черного приятеля, вмешался и заметил, обращаясь к Чистому Сердцу:
— Пусть он говорит как хочет, иначе он никогда не дойдет до конца. Квониам рассказывает по-своему, если его перебить, он теряет нить, путается и никак не может вновь собраться с мыслями.
— Это правда, — подтвердил и негр, — не знаю, отчего это происходит, но ничего не могу с этим поделать. Как только меня перебьют, так все у меня тут и мешается, — сказал он, повертев около лба рукой, — и я уже ничего не могу разобрать.
— Это происходит от вашей скромности, мой друг.
— Правда?
— Я уверен в этом. Так что не смущайтесь более и продолжайте, вас не будут перебивать.
— Я вот и хочу продолжать, да не могу припомнить, на чем я остановился.
— На том, что вы начали расспрашивать людей на асиенде, — сказал Транкиль, бросив на Чистое Сердце взгляд, который тот сейчас же понял.
— Да, да… ну, вот что узнал я. На караван с серебром, который конвоировал капитан Мелендес, напали пограничные бродяги, или вольные стрелки, как их теперь называют, и после ожесточенной схватки все мексиканцы были перебиты.
— Все?! — воскликнул Транкиль, весь похолодев от ужаса.
— Все! — повторил Квониам. — Никто не остался в живых, резня была страшная.
— Говорите тише, друг мой, — заметил старый охотник, обернувшись к шалашу, — Кармела может услышать.
Негр кивнул головой.
— Но, — продолжал он уже гораздо тише, — эта победа не принесла пользы и вольным стрелкам, так как мексиканцы бросили деньги, которые они везли с собой, в пропасть, откуда их нельзя уже вытащить.
— Славно, черт возьми! — не мог сдержать восклицания канадец. — Но капитан Мелендес все-таки храбр!
— Был храбр, хотели вы сказать, верно? — поправил Квониам.
— Да, правда, — печально промолвил охотник.
— Эта победа словно огонь в порох бросила. Весь Техас поднимается, города и деревни возмутились, мексиканцев истребляют, как диких зверей.
— Есть у вас еще какое-нибудь столь же важное и серьезное известие?
— Есть еще и поважнее этого, вы и не предполагаете еще такого. Ягуар теперь во главе настоящей армии и водрузил знамя независимости Техаса. Он поклялся, что до тех пор не сложит оружия, пока совершенно не освободит страну от поработителей и не прогонит последнего мексиканца по ту сторону границы.
Слушатели остолбенели от ужаса и изумления.
— Все? — спросил наконец Транкиль.
— Нет еще, — ответил Квониам.
— Так что, у вас есть еще дурные вести?
— Вы сами увидите какие, друзья мои, когда я кончу.
— Так говорите скорее.
— Вот что я узнал еще. Полагая, что вы желаете узнать новости как можно скорее, я поспешил окончить мои дела с капатасом и вернуться сюда. Поймать его, однако, было трудно, так как он был завален делами. Когда же я его изловил, он, вместо того, чтобы уплатить причитающиеся мне деньги, отвечал, что об этом некогда пока и думать, но что мне надо поскорее вернуться к вам и сказать, чтобы вы поскорее ехали на асиенду, так как присутствие ваше в подобных обстоятельствах необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35