— Я готов вас выслушать.
— Я не задержу вас, сеньор, и прежде всего позвольте вручить вам письмо.
— Благодарю, — ответил граф, взял письмо и положил его на стол.
— Генерал дон Себастьян Гверреро, — продолжал полковник, — согласен отдать вам руку своей дочери, но он покорнейше просит поторопиться с совершением брачной церемонии.
— Я не вижу к тому ни малейшего препятствия.
— Кроме того, он желает, чтобы церемония, на которую генерал собирается пригласить всех своих родственников и друзей, непременно была совершена в Магдалене отцом Серафимом.
— На это, полковник, я имею кое-какие возражения.
— Слушаю вас, сеньор.
— Я ничего не имею против совершения церемонии отцом Серафимом, но настаиваю, чтобы этот обряд был совершен не в Магдалене, а у меня в лагере, из которого я не хочу и не могу удаляться.
Полковник нахмурил брови, но граф, не обратив на это никакого внимания, невозмутимо продолжал:
— Генерал может приглашать друзей и родственников, сколько ему будет угодно, но, к несчастью, мы с ним не в таких хороших отношениях, как хотелось бы, и потому нам обоим необходимо остерегаться. Ввиду этого я прошу генерала прислать мне десять заложников из лучших семейств государства. Они найдут у меня приличный и сносный прием, встретят радушное отношение. По окончании венчания и по уходу гостей я их немедленно отпущу. Я должен предупредить вас, полковник, что при малейшем подозрении в измене все заложники сейчас же будут расстреляны.
— О! — вскричал полковник. — Неужели вы не доверяете честному слову генерала Гверреро!
— Мсье, — сухо ответил граф, — к сожалению, я уже испытал на своей шкуре то, что вы называете мексиканской честностью. Оставим это в стороне. Это мои условия, и я не намерен делать ни малейшей уступки и равнодушно отношусь к тому, как примет их генерал.
— Хорошо, сеньор, — сказал полковник, смущенный решительным тоном графа, — я постараюсь в точности передать генералу ваши суровые условия.
Дон Луи поклонился.
— Но я не ручаюсь, что он их примет, — заметил полковник.
— Как угодно!
— Но неужели нельзя подыскать другого средства, чтобы уладить это дело?
— Я такого средства не вижу.
— Ну, а если генерал согласится на ваши условия, хотя это и маловероятно, укажите мне способ поскорее дать вам знать об этом.
— Пришлите ко мне отца Серафима и заложников.
— Когда же вам угодно назначить брачную церемонию?
— Два часа спустя после прибытия заложников.
— Позвольте мне удалиться, сеньор, чтобы передать ваш ответ моему командиру.
— Сделайте одолжение. Полковник вышел.
Граф, уверенный, что его ультиматум будет принят, приказал выстроить хижину, которая должна была служить капеллой, потом написал записку и послал ее с Корнелио к Анжеле.
Записка эта заключала в себе следующее:
Я получил ответ вашего отца, он благоприятен. Вероятно, нас обвенчают завтра. Да хранит Вас Бог!
Граф Пребуа-Крансе.
Отослав записку, граф накинул плащ и вышел осмотреть посты и проверить, все ли часовые на своих местах.
Ночь была теплая и светлая, небо усеяно звездами, воздух наполнен благоуханием цветов, иногда до слуха графа долетали звуки веселой музыки из Магдалены.
Лагерь был безмолвен, авантюристы, утомленные продолжительным переходом, спали в своих шалашах, наскоро устроенных из древесных ветвей, лошади и мулы ели свой корм, часовые с ружьем на плече медленно ходили вдоль рвов.
Удостоверившись, что все в порядке, граф облокотился о насыпь и, устремив взгляд на расстилающуюся перед ним равнину, ничего не слышал и ничего не замечал. Он замечтался. Время от времени, когда перекликались часовые, он машинально приподнимал голову, но потом снова погружался в свои бесконечные мысли. Можно было подумать, что он спит.
В таком состоянии, полулежа на насыпи, пребывал он в продолжении почти двух часов, как вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече.
Этого слабого прикосновения было достаточно, чтобы вернуть графа к окружающей действительности.
Он обернулся и увидал приподнимающуюся над насыпью голову человека.
Это был Курумилла.
— Тс-с! — прошептал вождь, приложив палец к губам. Граф кивнул головой и придвинулся поближе.
— Ну? — спросил он его еле слышно.
— Завтра на вас нападут.
— Ты уверен?
Индеец в ответ лишь улыбнулся.
— Когда?
— Ночью.
— В котором часу?
— За час до восхода луны.
— Кто?
— Бледнолицые.
— О-о!
— Прощайте.
— Ты уходишь?
— Да.
— Увижу я тебя еще?
— Может быть.
— Когда?
— Завтра.
— А Валентин?
— Он придет.
Этот лаконичный разговор утомил Курумиллу, ему редко приходилось так много говорить. Отрицательно помотав головой в знак того, что он больше не хочет продолжать разговора, индеец сполз с насыпи.
Граф смотрел, как он прополз змеей среди кустов, не произведя ни малейшего шороха.
Вся сцена произошла так быстро и так неожиданно, что граф спросил самого себя, уж не галлюцинация ли это?
Но вдруг до него донесся крик совы — это был условный сигнал между ним и Валентином. Он понял: Курумилла извещает его о своей безопасности и в то же время посылает ему последнее предостережение.
— Опять измена, — печально прошептал граф и поник головой.
ГЛАВА XIV. Петушиный бой
Направляясь в Магдалену, граф Пребуа-Крансе имел в виду двоякую цель: во-первых, войти в сношения с богатыми асиендадос и мелкими ранчерос, недовольными мексиканским правительством, и попытаться привлечь их на свою сторону, указав на все выгоды независимости, а затем воспользоваться стратегическим положением Магдалены, чтобы держать генерала Гверреро в постоянном страхе, беспокоя его мнимыми атаками на каждый из трех важнейших городов Соноры.
Как только была объявлена война, генерал выпустил воззвание к населению Мексики, составленное в таких пышных выражениях, что только глупцы могли поддаться его влиянию.
Жители Соноры остались равнодушными к призыву своего правительства, не выразив ни малейшего желания вмешиваться в личное соперничество генерала, которое тот пытался возвести в степень национального вопроса. Жители Соноры отлично помнили, что когда французы высадились в их городе и проходили по его улицам, то поведение авантюристов было безупречно и не вызвало ни одной жалобы.
Генерал, видя неуспех своих начинаний, решил прибегнуть к другим средствам, он немедленно приступил к усиленному рекрутскому набору, а затем, не довольствуясь этим, заключил союз с индейцами племен яки и опата и усилил ими численность своей армии.
Он намеревался привлечь на свою сторону также и апачей, но те еще на забыли жесткого урока, полученного ими от французов, и ушли в свои прерии, не желая слушать никаких новых предложений.
Между тем генерал Гверреро успел собрать многочисленную армию, насчитывающую до двенадцати тысяч человек — цифра эта должна показаться огромной, если принять во внимание малочисленность французского отряда.
Нельзя обойти молчанием того факта, что генерал сильно побаивался французов, но старался маскировать страх постоянными передвижениями своих войск, не позволяя себе при этом близко подходить к французским аванпостам.
Он старательно следил за всеми действиями графа, чтобы быть в состоянии дать своевременный отпор его отряду.
Читателю может показаться странным, что жители Латинской Америки, почти поголовно принадлежащие к потомкам испанцев, до сих пор сохранили какой-то суеверный страх перед европейскими завоевателями, хотя со времени покорения прошло несколько столетий. Смелые подвиги первых героических авантюристов еще не забыты, и в эпоху борьбы за независимость не раз случалось, что при одном появлении небольшого испанского отряда тысячи мексиканских инсургентов обращались в постыдное бегство.
То же самое повторилось и теперь. Триста французских авантюристов, затерянных в чужой стране и не умевших даже объясниться на ее языке, удачно выдерживали натиск двенадцатитысячной армии, во главе которой стояли прославленные полководцы. Но этого мало, горсть французов не только заставляла трепетать всю Сонору, но в то же время наводила страх на центральное мексиканское правительство.
Неслыханная дерзость и безрассудство предпринятой графом экспедиции еще более усиливали внушаемый им страх. Затея дона Луи была до такой степени безумна, что рассудительные люди не допускали даже и мысли о том, чтобы граф действовал без союзников, которые ждали только удобного момента для открытого выступления.
Граф старательно поддерживал эти взгляды с помощью своих шпионов и лазутчиков. Смелость его атак, решительность всех действий и, наконец, взятие без единого выстрела Магдалены — все это увеличивало опасения мексиканского правительства и мешало ему начать энергичные военные действия.
Было около пяти часов утра, когда фрессада, закрывавшая вход в палатку графа, была кем-то приподнята снаружи и в палатку вошел человек.
Этот неожиданный визит разбудил графа, он протер глаза и, схватив пистолет, спросил твердым голосом:
— Кто тут?
— Это я! — отвечал гость. — Кто же может войти, кроме меня?
— Валентин! — радостно вскричал граф, отбрасывая пистолет в сторону. — Добро пожаловать, брат, я ждал тебя с нетерпением.
— Спасибо, — сказал охотник. — Разве Курумилла не предупредил тебя нынче о моем приходе?
— Да, — рассмеялся граф, — он сделал это, несмотря на свое обычное молчание.
— Таков уж у него характер. Ну, я пришел сообщить тебе кое-какие сведения, о которых случайно забыл сегодня утром, но это, кажется, к лучшему.
Граф спал совершенно одетым, завернувшись в сарапе.
— Садись на бутаку, — сказал он охотнику, — давай потолкуем.
— Лучше выйдем наружу.
— Как хочешь, — ответил ему Луи, подозревая, что охотник недаром предлагает прогуляться на воздухе.
Друзья вышли из палатки.
— Капитан де Лавиль, — обратился охотник к молодому человеку, ходившему взад и вперед перед палаткой, — дайте нам, пожалуйста, десять всадников для конвоя, атакже двух лошадей для меня и для графа.
— Сейчас?
— Если это возможно.
— Разумеется.
— Мы уезжаем из лагеря? — спросил Луи, когда они остались вдвоем.
— Да, мы едем в Магдалену, — сказал охотник.
— В настоящую минуту такая поездка не очень уместна.
— Почему?
— Я жду ответа от генерала.
— Ты спокойно можешь ехать, — с насмешливой улыбкой заметил охотник, — ответа ты все равно не получишь. Приезд полковника имел единственную цель — усыпить твою бдительность.
— О-о! Ты уверен?
— Абсолютно.
В эту минуту подъехал конвой.
Луи и Валентин вскочили на лошадей.
Было около шести часов утра. Поле казалось пустынным, при каждом порыве ветра деревья качали своими сырыми от обильной речной росы ветвями, и с них то и дело сыпался крупный дождь на кустарник. Солнце мало-помалу испаряло густой туман, поднимавшийся к небу, птицы, притаившиеся в листве, пробуждались и уже оглашали воздух своим пением.
Друзья ехали молча, несколько опережая свою свиту. Поводья их лошадей оставались не натянутыми, глаза всадников рассеянно блуждали по великолепному пейзажу, расстилавшемуся перед ними.
Скоро за поворотом дороги показались первые домики селения, весело выглядывавшие из густых зарослей флорибондуса и дикого винограда.
Луи поднял голову.
— Недурно, — проговорил он, как бы отвечая на собственный вопрос. — Генерал Гверреро ловко подшутил надо мной. Очевидно, полковник Суарес являлся только затем, чтобы разглядеть мой лагерь и узнать его расположение.
— Вне всякого сомнения.
— Куда же мы теперь едем?
— Смотреть петушиный бой.
— Смотреть петушиный бой? — удивленно спросил граф. Охотник многозначительно посмотрел на графа.
— Магдалена славится своими петушиными боями, которые устраивают в день храмового праздника.
— А-а! — равнодушно произнес Луи.
— Уверен, они тебя заинтересуют, — насмешливо добавил Валентин.
Граф понял, что его друг говорит все это только для вида, из боязни быть подслушанным, и перестал расспрашивать, надеясь на скорые объяснения.
Между тем они въезжали в Магдалену, дома уже начали отпирать, и их обитатели, только-только пробудившиеся от сна, весело приветствовали французов дружескими кивками головы.
Проехав две или три улицы, наши всадники по знаку Валентина остановились перед домом, не очень привлекательным на вид, который тем самым резко выделялся среди остальных зданий и невольно останавливал на себе внимание чужестранца.
— Здесь, — сказал охотник.
Друзья спешились. Валентин отдал строгий приказ всем остальным спутникам не сходить с лошадей и не трогаться с места до возвращения графа, затем он осторожно постучал в дверь, которая сейчас же отворилась. Граф и охотник вошли, и дверь снова захлопнула чья-то невидимая рука.
Войдя в дом, охотник провел своего товарища в квадратную комнату, затворил за собой дверь и запер ее на ключ, который сейчас же спрятал в карман.
— Делай, как я, — сказал он графу, и сняв с себя вигоневую шляпу и сбросив с плеч сарапе, облекся в плащ и надел на голову широкую соломенную шляпу. Граф последовал его примеру.
Оба старательно укутались в новые плащи и надвинули по самые глаза шляпы, затем через потайную дверь в стене они проникли в соседний дом, прошли его насквозь и, не встретив ни души, снова очутились на улице.
Между тем, вид Магдалены совершенно изменился. Улицы наполнились толпами народа, на каждом шагу дети и взрослые бросали петарды и пускали в воздух ракеты, отовсюду неслись веселые крики и раздавались взрывы громкого смеха.
Во всей Латинской Америке, а в Мексике в особенности, ни один сколько-нибудь приличный праздник не обходится без петард и фейерверков, этим знаменуется обыкновенно самый разгар праздников. Нам припоминается по этому поводу довольно характерный анекдот.
Через какое-то время после окончательного изгнания испанцев из Мексики король Фердинанд однажды утром обратился к одному богатому мексиканцу, находящемуся при дворе, со следующим вопросом:
— Сеньор Луи де Серда, что теперь делают ваши соотечественники в Мексике?
— Государь, — важно отвечал тот, почтительно кланяясь королю, — они бросают петарды.
— А! — произнес король и отошел в сторону.
Спустя несколько часов король снова подошел к дворянину — было около двух часов пополудни.
— Ну, — весело спросил он, — что же делают мексиканцы в настоящую минуту?
— Государь, — ответил мексиканец столь же важно, — они продолжают бросать петарды.
Король молча улыбнулся, но ничего не возразил. Вечером он в третий раз повторил свой прежний вопрос, и дворянин еще раз с невозмутимым хладнокровием ответил Фердинанду:
— Ваше величество, они все еще забавляются петардами, всей душой отдавшись этому занятию.
Тогда король уже не мог сохранять свою серьезность и разразился громким смехом. Факт этот интересен особенно потому, что король Фердинанд никогда не отличался веселым нравом.
В характере мексиканцев следует отметить три черты: любовь к верховой езде, страсть к зрелищам вроде петушиного боя и увлечение бросанием петард. Нам кажется, что последняя особенно сильно укоренилась у них — трудно даже сказать, какое громадное количество пороха идет для приготовления этих метательных снарядов.
Итак, по всем улицам и площадям Магдалены раздавались непрерывные взрывы петард, на каждом шагу они попадали под ноги наших героев, но те не обращали на них ни малейшего внимания, так как уже успели хорошо освоиться с мексиканскими обычаями. Они с трудом пробирались среди пестрой толпы, состоявшей из индейцев, негров, метисов, самбо, испанцев, мексиканцев и североамериканцев, которые в буквальном смысле веселились до упаду.
Наконец друзья добрались до узенького переулка и здесь остановились.
— Как?! — сказал Луи. — Значит, мы действительно приехали смотреть петушиный бой?
— Конечно, — с улыбкой ответил Валентин. — Положись на меня, я уверен, ты непременно заинтересуешься.
— Странная, однако, идея пришла тебе в голову, — возразил граф, беспечно пожимая плечами.
— Ладно, ладно, — со смехом сказал Валентин, — там будет видно… Однако мы уже у цели нашего путешествия.
Разговор на этом прервался.
Все слои мексиканского общества одинаково страстно увлекаются верховой ездой, устройством фейерверков и петушиными боями. В этих трех пунктах сходятся интересы президента республики и простого гражданина, командира целой армии и ее рядового, высшего служителя церкви и скромного пономаря. Черные, белые, метисы и индейцы — словом, все население страны неудержимым потоком стремится поглядеть петушиный бой, имеющий для них особенно притягательную силу.
Арены для петушиных боев устраиваются следующим образом. Выбирают большую площадку позади какого-нибудь дома и огораживают ее забором. Посредине воздвигается круглый амфитеатр от пятидесяти до шестидесяти футов в диаметре, стены его редко имеют меньше двадцати футов в высоту, они строятся из кирпичей, тщательно оштукатуренных твердым цементом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24