Для нее это было в высшей степени непривычно. Но, вспомнив о специфике своей работы, она поняла, что нельзя подходить с привычными мерками к другим людям. Возможно, она зашла слишком далеко в своей откровенности, но все равно его скромность показалась ей слишком старомодной, не соответствующей современным реалиям мира. Видимо, у него есть небольшой пунктик на этот счет, решила она.
Шей окинула его оценивающим взглядом. В одежде он казался не менее привлекательным, чем без нее. Его голос был настолько мелодичным, что возникало ощущение, будто звучал струнный инструмент в руках талантливого музыканта. Он волновал ее даже больше, чем все остальное.
— Если бы ты не орал во всю глотку, — объявила она, желая добиться от него нужной реакции, — то ты непременно услышал бы мое предупреждение.
— Я часто пою, когда принимаю душ, — сказал он. — По-моему, это обычная вещь.
— Я не открывала дверь в ванную. Она уже была открыта. Было весьма неосмотрительно с твоей стороны. Неужели ты не знал, что я должна приехать? Ты вышел из ванной в тот самый момент, когда я подошла к двери. Что мне оставалось делать?
Он повернулся к ней, и она отметила, что он очень высок — сантиметров на пятнадцать выше ее, хотя ее рост был отнюдь не маленьким для женщины. Он был одет в обычные слаксы и спортивную майку без воротника. Рукава, подвернутые до локтей, обнажали его сильные, мускулистые руки.
— Да, Селия сказала мне, что ты должна приехать, но она уверяла меня, что ты приедешь поздно вечером. Что касается твоего поведения, которое смутило нас обоих, то ты могла бы сразу покинуть комнату, а не дожидаться, пока я выйду из ванной. Ты поставила меня в глупейшее положение тем, что спокойно наблюдала за мной, как будто дело происходило в баре со стриптизом.
Шей очень нравилось, как он нахмурил свои темные брови, от этого его сверкающие от гнева голубые глаза казались еще более яркими.
— У меня не было никакого чувства смущения, — сказала она не мудрствуя лукаво.
— А жаль, — ответил он. — Оно должно было появиться у Тебя.
— Почему? Ты что, стесняешься своего тела? Ты считаешь, что человеческое тело — что-то грязное и постыдное?
— Нет, — отрезал он, плотно сжав свои белые зубы.
— В таком случае тебя смутила не твоя нагота, а лично я. Может быть, ты не любишь женщин?
Она мило улыбнулась и села на стул. Не отрывая от него взгляда, Шей подсунула руки под колени и провоцирующе наклонилась вперед, выставляя грудь. Она знала, что, приняв такую позу, она выглядит весьма привлекательной для мужчин. Ее грудь, зажатая руками, образовала глубокое ущелье, которое невозможно было не заметить, тем более что под майкой у нее не было бюстгальтера. Эластичная ткань майки плотно облегала ее тело, не оставляя простора для воображения. Может быть, ей будет стыдно потом за свое поведение, но сейчас она полностью отдалась этой увлекательной игре, чувствуя демоническое напряжение во всем теле.
Он равнодушно окинул ее взглядом и снова повернулся к чайнику, сняв его с плиты.
— Мне нравятся некоторые женщины, — сказал он, подчеркивая ударением слово “некоторые”.
— Но только не честные, независимые и свободомыслящие, — выпалила она, с трудом сдерживая раздражение. — Я вполне могу представить себе тот тип женщин, которые тебе нравятся. Скромные и покорные, как рабыни.
Шей вскочила на ноги и стала ходить по кухне. Она в самом деле разозлилась на него за то, что он так явно равнодушен, но еще больше она злилась на себя за то, что ее почему-то задевает его отношение к ней.
— Послушай, — продолжала она нетерпеливо, — я же сказала, что сожалею о случившемся. Не понимаю, почему ты делаешь из этого трагедию общенационального масштаба. Да, я видела тебя голым, ну и что? Что в этом плохого? Если бы ты оказался на моем месте, то не упустил бы возможности поглазеть на меня или любую другую женщину. И не надо этого отрицать. Я все равно не поверю тебе. Могу добавить к этому, что твои мысли при этом были бы намного вульгарнее, чем мои.
— У меня не бывает вульгарных мыслей о женщинах, а интимные отношения были только с женой, — тихо ответил он.
— Ты женат? — удивленно спросила Шей и огляделась вокруг, как будто желая увидеть это несчастное существо, которое могло быть женой ее сводного брата. Странно. Она почему-то не допускала возможности, что у него может быть жена. Она была абсолютно уверена, что ее мать не упоминала об этом.
— Я был женат.
— Развелся?
— Нет. Она умерла.
Желание Шей продолжать эту игру как-то внезапно померкло, а затем напрочь исчезло. Ее дразнящая улыбка превратилась в скорбную гримасу сожаления. Она выпрямилась на стуле, поправила майку и уставилась невидящим взглядом куда-то за дверь. Во дворе стояла старая машина, которую она не заметила, когда подъехала к дому.
— Извини, — тихо сказала Шей тоном примирения. Наступила тишина, нарушаемая лишь звуком льющейся из чайника воды. — Мать не рассказывала мне о тебе. Я действительно ничего не знала.
— Сахар?
Она резко подняла голову и посмотрела в его голубые глаза.
— Не поняла. Что ты сказал?
— Тебе положить сахар в кофе?
— А.., нет.., нет. Но если есть молоко или сливки, то это было бы неплохо, — добавила она, принимая из его рук большую чашку.
Он подошел к холодильнику и достал оттуда пакет молока. Затем вернулся к столу и поставил пакет перед ней.
— Благодарю, — сказала она, опустив голову.
— Не стоит благодарности, — ответил он сдержанно, наливая себе кофе в чашку.
Пододвинув стул, он сел напротив нее. Некоторое время они сидели молча, и ни один из них не посмел нарушить тишину. Ян смотрел на благоухающую за окном природу и время от времени дул на кофе, стараясь остудить его. Наконец он повернулся к ней и с трудом проговорил:
— Какой-то пьяный водитель врезался в нас однажды ночью. Жена умерла на месте, не приходя в сознание. А у меня не было ни одной царапины. Это случилось почти два года назад. Я знаю по опыту, что лучше сказать все сразу. Это избавляет людей от желания задавать вопросы, а меня — от необходимости на них отвечать.
На кухне вновь воцарилась тишина. Шей показалось, что ее любовь к жизни и всему живому — ничто по сравнению с этой ужасающе бессмысленной смертью. Она глубоко сочувствовала этому человеку, который испытал такое горе. Ей очень хотелось показать ему, что она вовсе не легкомысленное и бездушное существо, не способное понять чужого несчастья.
— Я тоже была замужем, но все кончилось разводом, — задумчиво сказала она. — Но сейчас это все просто материал для статистики, как и судьбы тысяч других людей.
— Как и судьба Мэри.
— Да, — ответила Шей и отхлебнула глоток из чашки.
Она снова посмотрела на него, стараясь, чтобы он не заметил ее взгляда. В профиль черты его лица показались ей более строгими, чем в фас. Может, его блестящие голубые глаза придавали его лицу мягкость, отвлекая внимание от строгих очертаний подбородка? Может, именно эти глаза заставили ее вспомнить свое неудачное замужество? Она никогда не рассказывала кому бы то ни было о своей неудавшейся семейной жизни. Эта тема была закрыта для всех. Одно только упоминание ее девичьей фамилии неизбежно приводило к неприятным воспоминаниям, а то и к болезненным ощущениям. И все же она сказала об этом Яну Дугласу. Почему такое доверие она испытывала к этому человеку, с которым только что познакомилась?
— Где ты живешь? — спросила она наконец, как будто желая заполнить возникшую паузу.
— В Бруксайде, возле Гринвича, — ответил он. — Небольшой городок, в котором живут в основном те, кто работает в Нью-Йорке.
— А чем ты занимаешься? — спросил в свою очередь он.
Его голубые глаза были настолько притягательны, что она с большим трудом смогла сосредоточиться на предмете разговора.
— Чем я занимаюсь? — переспросила она, пытаясь вернуться к действительности. — Ах да, я работаю в галерее. Мы занимаемся художественным творчеством, создаем недорогие произведения искусства, украшения и все такое прочее.
— На Манхэттене?
— Нет, в Вудвилле. Когда мне нужно поехать в город, я еду до Гринвича, а затем пересаживаюсь на пригородный поезд. Но это бывает только один-два раза в неделю.
— Один-два раза в неделю? — удивленно переспросил он. — Что заставляет тебя ездить в Нью-Йорк так часто?
— Я…
Она ответить не успела, как прозвучал автомобильный сигнал. Они повернулись почти одновременно и увидели, что во двор въехал “мерседес”. Из машины вышел седовласый человек, подошел к противоположной дверце машины, открыл ее и протянул руку Селии. Ее мать радостно улыбнулась и грациозно приняла его руку, выходя из машины. Он нежно поцеловал ее в губы, и они направились к дому.
Ян вскочил и пошел к двери, чтобы приветствовать их.
— Я уже подумал, что хозяева решили оставить меня здесь навсегда, — сказал он. — Привет, папа. Привет, Селия, — продолжил он более вежливо и наклонился над ней, чтобы поцеловать в щеку.
— Извини, что мы так задержались. У Селии был огромный список вещей, которые нужно было купить. Боюсь, что вы проголодались. — Джон Дуглас оглядел комнату и заметил Шей. — Привет. Ты, должно быть. Шей?
— О дорогая, я так рада, что ты приехала. — Ее мать оставила мужа и подошла к дочери, чтобы обнять ее. — Как дела?
— Прекрасно, — сказала Шей, целуя мать в мягкие, тщательно причесанные волосы. Она обняла ее, а затем посмотрела в сияющие от счастья глаза. — Что касается тебя, то мне не надо спрашивать, как твои дела. Я и так вижу, что у тебя все прекрасно, — сказала она матери, широко улыбаясь. — Ты прямо сияешь от счастья.
— Это все благодаря Джону, — ответила мать мягким голосом, в котором слышались интонации, свойственные молоденьким девушкам. Она потянула Джона к себе. — Джон, это моя дочь Шей.
Джон непринужденно взял ее за обе руки и внимательно посмотрел на нее. Шей поняла, откуда у Яна такие голубые глаза. Он унаследовал их от отца.
— Шей, ты такая же красивая, как и твоя мать, — ласково сказал Джон и поцеловал ее в щеку. — Прости меня за спешку, но я так страстно желал дать свое имя твоей матери, что даже не успел организовать официальную церемонию бракосочетания. Я думаю, что это простительно. Я просто сгорал от нетерпения.
— Ты сделал ее счастливой, Джон. Мне гораздо приятнее быть свидетелем ее счастья, чем обмениваться формальными комплиментами на официальном бракосочетании, — ответила Шей с такой же мягкой улыбкой.
— Нет, это она сделала меня счастливым, — возразил Джон. — Я испытываю такой прилив счастья, о котором уже давно забыл. Добро пожаловать в наш дом, Шей. Мы всегда будем рады видеть тебя здесь.
— Спасибо.
Он еще раз пожал ей руки, а затем отпустил ее и повернулся к Яну:
— Я вижу, что вы уже познакомились. Это мой сын.
— Да, я уже узнала о нем достаточно много, — сказала Шей, и ее глаза шутливо заблестели. — У меня такое ощущение, что я знаю его уже долгие годы.
— О, я так рада, что вы поладили, — вмешалась Селия. — Мы с Джоном очень надеялись, что вы станете друзьями.
— Ты была бы очень удивлена, мама, если бы знала, как я близко с ним познакомилась, — сказала Шей, многозначительно подмигнув Яну.
Ее мать настороженно посмотрела на дочь, и та потупила глаза, понимая, что допустила ошибку. Теперь Селия будет думать, что ее дочь что-то замышляет. Не нужно было говорить таким многозначительным тоном и так насмешливо. Она была искренне рада, что ее мать чувствует себя счастливой, и ей очень не хотелось испортить этот праздник.
— Когда, вы приехали, мы с Яном беседовали на очень интересную тему, — сказала она с весьма серьезным выражением лица.
— Да, — подтвердил Ян и добавил после небольшой паузы:
— Мы обсуждали чрезвычайно важный вопрос о том, как сознание человека должно руководить его поступками.
— О! — воскликнула Шей, вызывающе приподнимая подбородок и поворачиваясь к нему. — С моим сознанием все в полном порядке. И с моими поступками тоже.
— Тогда, может, стоит обсудить твои моральные принципы?
— Ян… — попытался вмешаться Джон Дуглас.
— О дорогая! — воскликнула Селия. — А я так надеялась…
— Мои моральные принципы вполне нормальны и современны, — парировала Шей, запрокидывая голову, чтобы видеть глаза Яна.
— Ты не смогла мне этого доказать.
— А я ничего и никому не обязана доказывать, — яростно выпалила Шей, не обращая внимания на попытки матери успокоить ее. — Я никогда не доверяла таким узколобым, ограниченным и самодовольным педантам, как ты. — Ее грудь бурно вздымалась, когда она выкрикивала наполненные гневом слова. — Извините меня, — сказала она, направляясь к двери. — Мне нужно принять душ и переодеться к ужину.
Шей взбежала вверх по лестнице, вошла в ванную и включила такую холодную воду, какую только могла выдержать. Но вместо долгожданного успокоения холодный душ лишь усилил приступ охватившего ее гнева.
— Какой дикарь, — пробормотала она, надевая короткую юбку и блузку свободного покроя. Мягкая и тонкая ткань блузки приятно щекотала тело и не скрывала округлые формы груди. Шей собрала волосы в пучок и завязала их на макушке. При этом несколько локонов остались свободными, что придавало особое очарование ее лицу.
Ян Дуглас сочетал в себе все качества, которые она всегда презирала в людях. Он был чересчур рассудительным, чересчур категоричным и слишком правильно говорил о всех вопросах, которые касались морали и нравственности человека. Он осуждал любое проявление свободомыслия и независимости и при этом считал возможным поучать таких, как она.
Шей было уже тридцать лет, и она не могла изменить себя, свой характер и привычки, да и не хотела этого делать, если честно признаться. Ее отец был единственным человеком, который до конца понимал ее. Он всегда поощрял ее чувство свободы, поддерживал ее стремление к независимости в суждениях. Воспитывая в ней терпимость к другим людям и их недостаткам, он часто говорил, что она не должна строго судить других людей. Когда он умер, она потеряла не только любящего отца, но и самого близкого друга, верного союзника.
Она до сих пор помнит его и чувствует, как ей недостает его. Он был врачом, которым восхищались все его пациенты, мужем, которым восторгалась жена, отцом, которого так сильно любила дочь. У них сложились очень редкие по тем временам отношения — открытые и доверительные. Мать Шей всегда была сдержанной и неохотно обсуждала с дочерью некоторые подробности интимной жизни человека. Отец же был предельно откровенным и всегда прямо отвечал на все ее вопросы, даже самые пикантные, причем делал это подробно и обстоятельно. Более того, он всегда ценил ее способность проявлять любознательность и задавать самые разные вопросы, считая это естественным проявлением человеческого любопытства и интереса к жизни. Тем же, кто постоянно упрекал Шей в не совсем правильном поведении, он всегда отвечал, что это нормальное проявление открытости, откровенности и честности. Она все время ощущала его защиту и покровительство.
Более всего Шей ненавидела тех узколобых, ограниченных людей, которые считали себя вправе поучать других, навязывать им собственные стереотипы поведения. Она всеми фибрами души ненавидела ханжество и показную добропорядочность. Теперь она уже нисколько не сомневалась, что Ян Дуглас принадлежит именно к такой категории людей. Жаль, что это так. Человеку с такой внешностью не подходит роль, которую он старательно пытается играть. У него такие чудесные глаза, такой красивый волевой подбородок. Ей казалось, что совершенно невозможно ненавидеть человека со столь красивым телом и лицом, что Нарцисс заплакал бы от зависти.
Вдруг ей пришла в голову мысль, что она сама становится слишком требовательной к человеку, которого только что встретила, и слишком строго судит его, не зная истинных причин его поведения. Эта мысль неприятно поразила ее, и она тут же отбросила ее в сторону.
— Ну его к черту! — раздраженно выкрикнула Шей, брызгая на себя соблазнительно ароматными духами. — Я не просила его высказывать свое мнение о проблемах морали. Мне наплевать, что он обо мне думает. Как только этот дурацкий уик-энд останется позади, я тут же забуду о нем и никогда его не увижу.
С этими мыслями она спускалась вниз по лестнице. Джон и Ян сидели в удобных креслах и потягивали белое вино из больших хрустальных бокалов в форме тюльпана.
— Шей! — воскликнул Джон, поднимаясь со своего кресла. — Выпей с нами немного вина.
Она одарила его лучезарной улыбкой, не обращая внимания на сердито хмурившегося сына.
— Нет, Джон, спасибо, — вежливо отказалась она. — Я думаю, что мама нуждается в моей помощи на кухне.
Резко повернувшись, так что ее короткая юбка взметнулась, она исчезла за дверью кухни.
— Чем я могу тебе помочь? — спросила Шей, оглядывая кухню. Ее мать склонилась над духовкой, пытаясь вытащить оттуда тяжелый противень.
1 2 3 4