Сын пожаловался отцу. К гаишникам вышел полковник с друзьями-офицерами, естественно, все в штатских костюмах, представился по всей форме, но получил весьма невежливый отказ. Сдержался, хотя и пообещал разобраться с обидчиками сына «повыше». И тогда гаишник-капитан Арутюнов и два его помощника, лейтенант и сержант, начали избивать Белякова. Кучков и Мухин, конечно же, вмешались, драка получилась нешуточная, выбежали женщины, а потом раздались выстрелы. В результате – четверо убитых, двое раненых. Стрелял один человек, а именно капитан Арутюнов, мастер спорта по стрельбе из спортивного пистолета, бывший чемпион Москвы. Вина его следователями «чистилища» была доказана полностью, в то время как следствие, проведенное местным отделением милиции, посчитало действия Арутюнова правомерными.
Следующим делом «чистилища» было расследование действий старшего лейтенанта юстиции, следователя Тамбовского РОВД Бориса Екимова.
Вечером в субботу, двенадцатого мая, в центре Тамбова к трем девушкам подкатили желтые «Жигули». Два изрядно подвыпивших мужика втащили подруг в машину и увезли за город, на «хату». Двум заложницам чудом удалось бежать, что касается третьей… На следствии пятнадцатилетняя девочка рассказала о пытках, которым она подвергалась, но красноречивее звучит заключение судмедэкспертизы: «При осмотре потерпевшей установлены следующие повреждения: закрытая черепно-мозговая травма, ушиб мягких тканей нижней губы, кровоподтеки нижних конечностей, ссадины рук и коленных суставов, кровоподтеки шеи, спины, колото-резаная рана в области правой молочной железы, ссадины слизистой влагалища и ануса, девственная плева нарушена…» Колотую рану нанес девушке, когда ей удалось вырваться, именно главный насильник Борис Екимов. Догнав несчастную, он пропорол ей грудь осколком стекла.
Но самое интересное началось потом. Казалось бы, улики неопровержимы, вина Екимова и его подельника Абалкина доказана, районный суд приговорил обоих по статье 117-3 (групповое изнасилование несовершеннолетней) к пяти годам лишения свободы (минимальный срок по этой статье), однако областной суд отменил решение районного и дал Екимову всего два года, а Григорий Абалкин и вовсе отделался условным наказанием. Свою потрясающую гуманность судьи объяснили симпатией, которую вызвали у них личности подсудимых. Екимов оказался ударником милицейского труда, а Абалкин – единственным сыном главы администрации области.
И четвертым делом, внесенным Рыковым в список особо важных, оказалось расследование деятельности подпольной мастерской по изготовлению, подгонке и «отмывке» оружия. На счету этой мастерской набралось не менее сотни стволов: пистолетов, винтовок, автоматов, – использованных киллерами для охоты на коммерсантов и строптивцев, отказавшихся сотрудничать с той или иной мафиозной структурой.
– Все это хорошо… – пробормотал Боханов, которого не очень-то впечатляли приведенные сведения ни масштабом, ни размахом, ни логическим обоснованием. – То есть я хотел сказать, случаи эти, в общем-то, рядовые…
– А я бы добавил в этот список еще и бандлик по делу Макаревича, – сказал Музыка, меняя платок. – Вообще дела по деткам высокопоставленных начальников следовало бы выделить в отдельную группу бандликов.
– Мне кажется, бандлик Макаревича – слишком мелкая акция, чтобы присоединять ее к важнякам, – осторожно возразил Завьялов.
Речь шла об уголовном процессе, недавно законченном в столице муниципальным судом Щукина. История началась еще в прошлом году с того, что компания великовозрастных школьников (шестнадцать-семнадцать лет, десятые-одиннадцатые классы), не принятых в местный детский спортклуб, принялась регулярно бить стекла помещений клуба, забрасывать приходящих туда камнями и грязью, ломать и воровать инвентарь. Руководитель клуба Макаревич, не выдержав систематических издевательств, поймал двух подростков и надавал им оплеух. К его несчастью, один из хулиганов оказался внуком заместителя начальника УВД Щукина полковника Романовского. На Макаревича мгновенно завели уголовное дело и передали в муниципальную прокуратуру, где работал брат Романовского. Там оно немного застопорилось, потому что старший помощник прокурора не усмотрел в рукоприкладстве хулиганства, ибо для оплеух имелись серьезные причины. Но прокурор отобрал у него дело, и суд вместо статьи 109 УК – нанесение неопасного для жизни телесного повреждения – припаял Евгению Макаревичу статью 206, часть 2: злостное хулиганство, отличающееся исключительным цинизмом и особой дерзостью. В результате директор спортклуба загремел в колонию усиленного режима на три года, а суд дважды не отрегировал на кассационные жалобы подсудимого, жаждущего справедливости.
– Конечно, мы должны ответить этой судебной банде, – почесал затылок Боханов, – но не в первую же очередь. Есть дела и поважнее.
– Вы абсолютно правы, Владимир Эдуардович, – раздался вдруг негромкий насмешливый голос, и из угла комнаты шагнул к столу неизвестно как там оказавшийся человек. Тарас Витальевич Горшин собственной персоной.
– Граф! – пробормотал ошеломленный Музыка.
Завьялов тоже вздрогнул, внутренне сжимаясь. Горшин, с виду самый обыкновенный молодой человек, то ли студент, то ли учитель одной из провинциальных школ, всегда проникал на квартиру координатора или в его рабочий кабинет без труда, минуя все запоры и сигнализацию, совершенно незаметно, как бесплотный дух. Впрочем, этот человек много чего умел, что было неподвластно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав его возможности, было трудно. Завьялов, как и его коллеги, не считая Рыкова, относились к Горшину с уважением и изрядной долей если не страха, то опасения. Все уже признали его силу, проверили в деле и спорить с ним не пытались, он практически всегда был прав.
Лишь Герман Довлатович Рыков, не только комиссар «Стопкрима» и начальник информбюро ФСБ, но и кардинал Союза Девяти Неизвестных, не удивился бесшумному проникновению Графа в запертое помещение, он з н а л, кто такой Горшин и что его подвигло к созданию «чистилища».
– Есть дела гораздо более важные, – продолжал Тарас Витальевич, – чем предлагаемые уважаемым Германом Довлатовичем к исполнению. Например, действия Чеченской армии свободы на территории России вообще и Москвы в частности. Или кража психотронного оружия из секретных военных лабораторий. Не может не тревожить нас, конечно, и растущая мощь «Купола», постепенно идущего к созданию СС, то есть Сверхсистемы, объединяющей государственные и мафиозные структуры. Вот почему важнейшими проблемами, на мой взгляд, которыми надо заниматься в первую очередь, являются три. Первая: ликвидация руководства ЧАС; вторая: поиск похищенного оружия и наказание похитителей; и третья: развал «Купола», начать который можно с уничтожения его главарей. Не так ли, Герман Довлатович?
Все посмотрели на забившегося по обыкновению в угол кресла Рыкова. Тот бледно улыбнулся, отлично понимая подтекст вопроса, но отрицать правоту Горшина не стал, тем более что и ему, как одному из кардиналов Союза Девяти, было выгодно устранение нынешнего босса «Купола», что способствовало выдвижению на это место еще одной теневой фигуры – Хейно Яановича Носового и сокращению влияния Монарха Тьмы на земную реальность.
– У нас не хватит сил, чтобы заниматься всеми перечисленными проблемами, – сказал Рыков. – Но для того, чтобы нас поддерживало население, необходимо все время возбуждать общественный резонанс, что как раз и делают предложенные мной бандлики. В конце концов, можно пойти на компромисс, заняться, скажем, поиском оружия и одновременно организовывать акции из моего списка.
Горшин сверкнул глазами, отвернулся и сел в пустующее кресло возле камина. Завьялов смотрел на него вопрошающе, потом опомнился и оглядел сосредоточенные лица остальных комиссаров.
– Что ж, господа, принимаем предложение за основу?
* * *
Босс «Купола» имел около двух десятков квартир, расположенных в разных районах города, не считая таковых по области, а также четыре дачи, три из которых были оформлены на подставных лиц. Обычно он собирал совещания в катране, которым был широко известный элитарный клуб «У Шварценеггера» – конспиративная нейтральная территория, где по неписаному закону все встречающиеся не ведут друг против друга никаких войн и хитрых игр – кроме карточных, – но на сей раз Генрих Герхардович пригласил своих директоров к себе на дачу в Подмосковье, расположенную в сорока километрах от столицы по Минскому шоссе.
Руководителей «Купола» было пятеро: один президент и четверо директоров. Лишь президент – Ельшин Генрих Герхардович, молодой, стройный, красивый, с гривой седых волос, сменивший на этом посту прежнего «крестного отца», – не имел клички, все звали его Георгием Георгиевичем (в тесном кругу – Жор Жорычем), остальные носили имена по принадлежности к кабинетам, которыми руководили в официальной жизни: Летчик, Банкир, Мэр, Шериф.
Летчик, бывший заместитель главкома ВВС, работал в Генштабе Министерства обороны, был там вторым лицом и самым молодым генералом, получившим звание еще в возрасте двадцати девяти лет благодаря умению делать карьеру за счет сослуживцев. В «Куполе» он курировал работу военно-промышленного комплекса, а клан, которым он руководил, контролировал до пятидесяти процентов акций ВПК.
Банкир отвечал за финансово-кредитную политику Центробанка, а также – чего никто из его коллег и членов правительства не знал – был главным хавмачманитором мафии, то есть объединял и координировал сеть ее банков.
Мэр, естественно, работал в мэрии столицы и одновременно был главным координатором «Купола» по связям с другими подобными организациями во всех регионах России, странах СНГ и во всем мире. Его клан контролировал всю торговлю в Москве и ряде крупных городов страны, кроме разве что торговли наркотиками, которую контролировала юго-западная группировка – чеченско-таджикско-узбекская мафия.
Шериф, будучи «шпилевым генералом», то есть куратором работы силовых министерств и ведомств, добрался до Генеральной прокуратуры, а посему имел особый статус дженерози – генерала внутренней безопасности, то есть второго лица в «Куполе», хотя с недавних пор явно метил в первые. К тому же он опирался на такую мощную фигуру в официальных кругах, как начальник информационной службы президента Хейно Яанович Носовой, также метивший в директора.
Все они были разными по возрасту, опыту, характеру, физическим силам и складу ума, но сходились в одном – в жажде власти.
– Пора, господа, заняться чисткой конюшен, – весело начал Георгий Георгиевич, одетый по-домашнему – в спортивный костюм; остальные никогда себе этого не позволяли, одеваясь в темные костюмы с галстуками, привыкшие к этой форме одежды и даже дома редко ее снимавшие. – Нам начинает активно мешать «чистилище», вознамерившееся пошерстить наши ряды, а также подняли головы некоторые депутаты Думы, ошибочно полагающие, что они бессмертны и неуязвимы. Кроме того, начинают раздражать и досаждать чеченцы со своими «акциями во имя Аллаха», в результате чего активизируются правоохранительные органы, а нам приходится лавировать и притормаживать свою деятельность. Надо охладить кое-какие горячие чеченские головы, а если получится – взять их сектор под свой контроль.
– Вряд ли получится, – проворчал Шериф, уже не раз сталкивающийся с хорошо организованной разведкой и системой безопасности чеченской группировки.
– Кое-что изменилось в лучшую сторону, – сверкнул зубами Георгий Георгиевич. – Контора, я имею в виду ФСБ, решила послать в Чечню группу перехвата для ликвидации боевиков, сделавших рейд по России и уничтоживших трех офицеров спецназа и известного писателя Кожемякина. Мы можем под этот шумок приговорить кое-кого из конкурентов как в «чистилище», так и в наркобизнесе.
– Кого именно? – полюбопытствовал Шериф.
– Все удачи «Стопкрима» – результат деятельности его секьюрити во главе с неким Тарасом Горшиным по кличке Граф. Его надо убрать в первую очередь. Ну а имена главных наших конкурентов из южной группировки вы и без меня знаете.
– И как же мы их достанем? – с иронией осведомился Мэр.
– Очень просто, – снова показал великолепные зубы президент «Купола». – Натравим на них «чистилище».
– Это несерьезно, – проворчал Банкир.
– Очень даже серьезно. Вот мой план. – И Георгий Георгиевич, он же Генрих Герхардович Ельшин, генерал ФСБ, развернул перед директорами план воздействия на мешающие структуры, подсказанный ему консультантом, о существовании которого знали лишь немногие люди на Земле.
* * *
Они редко собирались вместе, имея возможность установить друг с другом связь из любой точки земного шара, где бы кто из них ни находился. Однако все же случались ситуации, требующие общего обсуждения и принятия решения, и тогда координатор Союза Девяти Неизвестных собирал их в своей резиденции, в храме Гаутамы на Алтае, где он жил уже три сотни лет.
Люди, входящие в состав Союзов Неизвестных, при всех режимах и правительствах ухитрялись сохранять кресла советников президентов, помощников премьер-министров, приближенных царей и королей, экспертов людей власти разного калибра.
Эти люди являли собой реальные правительства стран, о существовании которых не догадывались даже такие специальные структуры, как федеральные агентства безопасности, внешняя разведка и контрразведка, имеющие высокопрофессиональные бюро анализа и сбора информации, если только в них не работали сами Неизвестные, что случалось частенько. Если же кто и начинал догадываться о теневой деятельности известных политических фигур, об ином порядке вещей, то в скором времени исчезал с властного горизонта, уходил в отставку, переводился на другую работу, а то и вообще «случайно» погибал в авто– или авиакатастрофе.
Кардиналы Союзов Неизвестных влияли на любые серьезные события в мире, хотя непосредственно в них и не участвовали. Они предпочитали управлять королями, царями и президентами, а не быть ими. Эти люди корректировали ход истории так, как считали нужным, и власть их была велика, хотя и ограничена в первую очередь – законами «запрещенной реальности», во вторую – иерархами, выходцами из этой самой реальности. И все же кардиналы Союзов Неизвестных, Посвященные в тайны Внутреннего Круга человечества, так давно влияли на жизнь Земли, что стали считать себя едва ли не богами. Психика их изменилась (не без влияния просачиваний в наш мир «проекций» Монарха Тьмы, «отца» человечества, задумавшего новое Изменение), и вместо сохранения информации и контроля над опасными знаниями они стали контролировать бытие, социум, подгоняя его под свои вкусы и пристрастия. В результате войны на планете стали происходить все чаще, масштаб их вырос, а жестокость отдельных сражающихся сторон перешла все допустимые границы. Ибо все чаще начали сталкиваться интересы Союзов, вдруг почувствовавших тягу к абсолютной власти.
Не стал исключением среди них и Союз Девяти Неизвестных, допустивший распад империи СССР (тогда он был Союзом Семнадцати Неизвестных), а ныне правивший Россией. Входили в него уже упомянутый нами Рыков, координатор Союза Бабуу-Сэнгэ – настоятель храма Гаутамы, Головань – заместитель директора Международного института стратегических исследований, Мурашов – секретарь Совета безопасности, главный военный эксперт при правительстве, Юрьев – советник президента по национальной безопасности, Блохинцев – член-корреспондент Академии наук (проживал в Новосибирске), Носовой – начальник информслужбы президента, Грушин – директор Национального банка и отец Мефодий – помощник премьера по связям с религиозными конфессиями и Православной Церковью (жил в Ярославле).
Все они собрались в этот ясный майский вечер сначала во внутреннем дворе храма Гаутамы, олицетворявшем его третий уровень, недоступный даже монахам, а потом в келье настоятеля, оборудованной по последнему слову охранно-сигнализирующей техники.
Бабуу-Сэнгэ, удивительно похожий на будду, чьи скульптуры украшали все покои храма и сторожили четыре угла кельи, меднолицый, желтоглазый, бесстрастный, поднял руку с медальоном, на котором были выгравированы Конгокай и Тайдзокай-мандалы, сказал негромко, сразу переходя на метаязык:
– Начнем, братья. Собрал я вас по нескольким причинам, достаточно тревожным в отдельности.
1 2 3 4 5 6 7 8
Следующим делом «чистилища» было расследование действий старшего лейтенанта юстиции, следователя Тамбовского РОВД Бориса Екимова.
Вечером в субботу, двенадцатого мая, в центре Тамбова к трем девушкам подкатили желтые «Жигули». Два изрядно подвыпивших мужика втащили подруг в машину и увезли за город, на «хату». Двум заложницам чудом удалось бежать, что касается третьей… На следствии пятнадцатилетняя девочка рассказала о пытках, которым она подвергалась, но красноречивее звучит заключение судмедэкспертизы: «При осмотре потерпевшей установлены следующие повреждения: закрытая черепно-мозговая травма, ушиб мягких тканей нижней губы, кровоподтеки нижних конечностей, ссадины рук и коленных суставов, кровоподтеки шеи, спины, колото-резаная рана в области правой молочной железы, ссадины слизистой влагалища и ануса, девственная плева нарушена…» Колотую рану нанес девушке, когда ей удалось вырваться, именно главный насильник Борис Екимов. Догнав несчастную, он пропорол ей грудь осколком стекла.
Но самое интересное началось потом. Казалось бы, улики неопровержимы, вина Екимова и его подельника Абалкина доказана, районный суд приговорил обоих по статье 117-3 (групповое изнасилование несовершеннолетней) к пяти годам лишения свободы (минимальный срок по этой статье), однако областной суд отменил решение районного и дал Екимову всего два года, а Григорий Абалкин и вовсе отделался условным наказанием. Свою потрясающую гуманность судьи объяснили симпатией, которую вызвали у них личности подсудимых. Екимов оказался ударником милицейского труда, а Абалкин – единственным сыном главы администрации области.
И четвертым делом, внесенным Рыковым в список особо важных, оказалось расследование деятельности подпольной мастерской по изготовлению, подгонке и «отмывке» оружия. На счету этой мастерской набралось не менее сотни стволов: пистолетов, винтовок, автоматов, – использованных киллерами для охоты на коммерсантов и строптивцев, отказавшихся сотрудничать с той или иной мафиозной структурой.
– Все это хорошо… – пробормотал Боханов, которого не очень-то впечатляли приведенные сведения ни масштабом, ни размахом, ни логическим обоснованием. – То есть я хотел сказать, случаи эти, в общем-то, рядовые…
– А я бы добавил в этот список еще и бандлик по делу Макаревича, – сказал Музыка, меняя платок. – Вообще дела по деткам высокопоставленных начальников следовало бы выделить в отдельную группу бандликов.
– Мне кажется, бандлик Макаревича – слишком мелкая акция, чтобы присоединять ее к важнякам, – осторожно возразил Завьялов.
Речь шла об уголовном процессе, недавно законченном в столице муниципальным судом Щукина. История началась еще в прошлом году с того, что компания великовозрастных школьников (шестнадцать-семнадцать лет, десятые-одиннадцатые классы), не принятых в местный детский спортклуб, принялась регулярно бить стекла помещений клуба, забрасывать приходящих туда камнями и грязью, ломать и воровать инвентарь. Руководитель клуба Макаревич, не выдержав систематических издевательств, поймал двух подростков и надавал им оплеух. К его несчастью, один из хулиганов оказался внуком заместителя начальника УВД Щукина полковника Романовского. На Макаревича мгновенно завели уголовное дело и передали в муниципальную прокуратуру, где работал брат Романовского. Там оно немного застопорилось, потому что старший помощник прокурора не усмотрел в рукоприкладстве хулиганства, ибо для оплеух имелись серьезные причины. Но прокурор отобрал у него дело, и суд вместо статьи 109 УК – нанесение неопасного для жизни телесного повреждения – припаял Евгению Макаревичу статью 206, часть 2: злостное хулиганство, отличающееся исключительным цинизмом и особой дерзостью. В результате директор спортклуба загремел в колонию усиленного режима на три года, а суд дважды не отрегировал на кассационные жалобы подсудимого, жаждущего справедливости.
– Конечно, мы должны ответить этой судебной банде, – почесал затылок Боханов, – но не в первую же очередь. Есть дела и поважнее.
– Вы абсолютно правы, Владимир Эдуардович, – раздался вдруг негромкий насмешливый голос, и из угла комнаты шагнул к столу неизвестно как там оказавшийся человек. Тарас Витальевич Горшин собственной персоной.
– Граф! – пробормотал ошеломленный Музыка.
Завьялов тоже вздрогнул, внутренне сжимаясь. Горшин, с виду самый обыкновенный молодой человек, то ли студент, то ли учитель одной из провинциальных школ, всегда проникал на квартиру координатора или в его рабочий кабинет без труда, минуя все запоры и сигнализацию, совершенно незаметно, как бесплотный дух. Впрочем, этот человек много чего умел, что было неподвластно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав его возможности, было трудно. Завьялов, как и его коллеги, не считая Рыкова, относились к Горшину с уважением и изрядной долей если не страха, то опасения. Все уже признали его силу, проверили в деле и спорить с ним не пытались, он практически всегда был прав.
Лишь Герман Довлатович Рыков, не только комиссар «Стопкрима» и начальник информбюро ФСБ, но и кардинал Союза Девяти Неизвестных, не удивился бесшумному проникновению Графа в запертое помещение, он з н а л, кто такой Горшин и что его подвигло к созданию «чистилища».
– Есть дела гораздо более важные, – продолжал Тарас Витальевич, – чем предлагаемые уважаемым Германом Довлатовичем к исполнению. Например, действия Чеченской армии свободы на территории России вообще и Москвы в частности. Или кража психотронного оружия из секретных военных лабораторий. Не может не тревожить нас, конечно, и растущая мощь «Купола», постепенно идущего к созданию СС, то есть Сверхсистемы, объединяющей государственные и мафиозные структуры. Вот почему важнейшими проблемами, на мой взгляд, которыми надо заниматься в первую очередь, являются три. Первая: ликвидация руководства ЧАС; вторая: поиск похищенного оружия и наказание похитителей; и третья: развал «Купола», начать который можно с уничтожения его главарей. Не так ли, Герман Довлатович?
Все посмотрели на забившегося по обыкновению в угол кресла Рыкова. Тот бледно улыбнулся, отлично понимая подтекст вопроса, но отрицать правоту Горшина не стал, тем более что и ему, как одному из кардиналов Союза Девяти, было выгодно устранение нынешнего босса «Купола», что способствовало выдвижению на это место еще одной теневой фигуры – Хейно Яановича Носового и сокращению влияния Монарха Тьмы на земную реальность.
– У нас не хватит сил, чтобы заниматься всеми перечисленными проблемами, – сказал Рыков. – Но для того, чтобы нас поддерживало население, необходимо все время возбуждать общественный резонанс, что как раз и делают предложенные мной бандлики. В конце концов, можно пойти на компромисс, заняться, скажем, поиском оружия и одновременно организовывать акции из моего списка.
Горшин сверкнул глазами, отвернулся и сел в пустующее кресло возле камина. Завьялов смотрел на него вопрошающе, потом опомнился и оглядел сосредоточенные лица остальных комиссаров.
– Что ж, господа, принимаем предложение за основу?
* * *
Босс «Купола» имел около двух десятков квартир, расположенных в разных районах города, не считая таковых по области, а также четыре дачи, три из которых были оформлены на подставных лиц. Обычно он собирал совещания в катране, которым был широко известный элитарный клуб «У Шварценеггера» – конспиративная нейтральная территория, где по неписаному закону все встречающиеся не ведут друг против друга никаких войн и хитрых игр – кроме карточных, – но на сей раз Генрих Герхардович пригласил своих директоров к себе на дачу в Подмосковье, расположенную в сорока километрах от столицы по Минскому шоссе.
Руководителей «Купола» было пятеро: один президент и четверо директоров. Лишь президент – Ельшин Генрих Герхардович, молодой, стройный, красивый, с гривой седых волос, сменивший на этом посту прежнего «крестного отца», – не имел клички, все звали его Георгием Георгиевичем (в тесном кругу – Жор Жорычем), остальные носили имена по принадлежности к кабинетам, которыми руководили в официальной жизни: Летчик, Банкир, Мэр, Шериф.
Летчик, бывший заместитель главкома ВВС, работал в Генштабе Министерства обороны, был там вторым лицом и самым молодым генералом, получившим звание еще в возрасте двадцати девяти лет благодаря умению делать карьеру за счет сослуживцев. В «Куполе» он курировал работу военно-промышленного комплекса, а клан, которым он руководил, контролировал до пятидесяти процентов акций ВПК.
Банкир отвечал за финансово-кредитную политику Центробанка, а также – чего никто из его коллег и членов правительства не знал – был главным хавмачманитором мафии, то есть объединял и координировал сеть ее банков.
Мэр, естественно, работал в мэрии столицы и одновременно был главным координатором «Купола» по связям с другими подобными организациями во всех регионах России, странах СНГ и во всем мире. Его клан контролировал всю торговлю в Москве и ряде крупных городов страны, кроме разве что торговли наркотиками, которую контролировала юго-западная группировка – чеченско-таджикско-узбекская мафия.
Шериф, будучи «шпилевым генералом», то есть куратором работы силовых министерств и ведомств, добрался до Генеральной прокуратуры, а посему имел особый статус дженерози – генерала внутренней безопасности, то есть второго лица в «Куполе», хотя с недавних пор явно метил в первые. К тому же он опирался на такую мощную фигуру в официальных кругах, как начальник информационной службы президента Хейно Яанович Носовой, также метивший в директора.
Все они были разными по возрасту, опыту, характеру, физическим силам и складу ума, но сходились в одном – в жажде власти.
– Пора, господа, заняться чисткой конюшен, – весело начал Георгий Георгиевич, одетый по-домашнему – в спортивный костюм; остальные никогда себе этого не позволяли, одеваясь в темные костюмы с галстуками, привыкшие к этой форме одежды и даже дома редко ее снимавшие. – Нам начинает активно мешать «чистилище», вознамерившееся пошерстить наши ряды, а также подняли головы некоторые депутаты Думы, ошибочно полагающие, что они бессмертны и неуязвимы. Кроме того, начинают раздражать и досаждать чеченцы со своими «акциями во имя Аллаха», в результате чего активизируются правоохранительные органы, а нам приходится лавировать и притормаживать свою деятельность. Надо охладить кое-какие горячие чеченские головы, а если получится – взять их сектор под свой контроль.
– Вряд ли получится, – проворчал Шериф, уже не раз сталкивающийся с хорошо организованной разведкой и системой безопасности чеченской группировки.
– Кое-что изменилось в лучшую сторону, – сверкнул зубами Георгий Георгиевич. – Контора, я имею в виду ФСБ, решила послать в Чечню группу перехвата для ликвидации боевиков, сделавших рейд по России и уничтоживших трех офицеров спецназа и известного писателя Кожемякина. Мы можем под этот шумок приговорить кое-кого из конкурентов как в «чистилище», так и в наркобизнесе.
– Кого именно? – полюбопытствовал Шериф.
– Все удачи «Стопкрима» – результат деятельности его секьюрити во главе с неким Тарасом Горшиным по кличке Граф. Его надо убрать в первую очередь. Ну а имена главных наших конкурентов из южной группировки вы и без меня знаете.
– И как же мы их достанем? – с иронией осведомился Мэр.
– Очень просто, – снова показал великолепные зубы президент «Купола». – Натравим на них «чистилище».
– Это несерьезно, – проворчал Банкир.
– Очень даже серьезно. Вот мой план. – И Георгий Георгиевич, он же Генрих Герхардович Ельшин, генерал ФСБ, развернул перед директорами план воздействия на мешающие структуры, подсказанный ему консультантом, о существовании которого знали лишь немногие люди на Земле.
* * *
Они редко собирались вместе, имея возможность установить друг с другом связь из любой точки земного шара, где бы кто из них ни находился. Однако все же случались ситуации, требующие общего обсуждения и принятия решения, и тогда координатор Союза Девяти Неизвестных собирал их в своей резиденции, в храме Гаутамы на Алтае, где он жил уже три сотни лет.
Люди, входящие в состав Союзов Неизвестных, при всех режимах и правительствах ухитрялись сохранять кресла советников президентов, помощников премьер-министров, приближенных царей и королей, экспертов людей власти разного калибра.
Эти люди являли собой реальные правительства стран, о существовании которых не догадывались даже такие специальные структуры, как федеральные агентства безопасности, внешняя разведка и контрразведка, имеющие высокопрофессиональные бюро анализа и сбора информации, если только в них не работали сами Неизвестные, что случалось частенько. Если же кто и начинал догадываться о теневой деятельности известных политических фигур, об ином порядке вещей, то в скором времени исчезал с властного горизонта, уходил в отставку, переводился на другую работу, а то и вообще «случайно» погибал в авто– или авиакатастрофе.
Кардиналы Союзов Неизвестных влияли на любые серьезные события в мире, хотя непосредственно в них и не участвовали. Они предпочитали управлять королями, царями и президентами, а не быть ими. Эти люди корректировали ход истории так, как считали нужным, и власть их была велика, хотя и ограничена в первую очередь – законами «запрещенной реальности», во вторую – иерархами, выходцами из этой самой реальности. И все же кардиналы Союзов Неизвестных, Посвященные в тайны Внутреннего Круга человечества, так давно влияли на жизнь Земли, что стали считать себя едва ли не богами. Психика их изменилась (не без влияния просачиваний в наш мир «проекций» Монарха Тьмы, «отца» человечества, задумавшего новое Изменение), и вместо сохранения информации и контроля над опасными знаниями они стали контролировать бытие, социум, подгоняя его под свои вкусы и пристрастия. В результате войны на планете стали происходить все чаще, масштаб их вырос, а жестокость отдельных сражающихся сторон перешла все допустимые границы. Ибо все чаще начали сталкиваться интересы Союзов, вдруг почувствовавших тягу к абсолютной власти.
Не стал исключением среди них и Союз Девяти Неизвестных, допустивший распад империи СССР (тогда он был Союзом Семнадцати Неизвестных), а ныне правивший Россией. Входили в него уже упомянутый нами Рыков, координатор Союза Бабуу-Сэнгэ – настоятель храма Гаутамы, Головань – заместитель директора Международного института стратегических исследований, Мурашов – секретарь Совета безопасности, главный военный эксперт при правительстве, Юрьев – советник президента по национальной безопасности, Блохинцев – член-корреспондент Академии наук (проживал в Новосибирске), Носовой – начальник информслужбы президента, Грушин – директор Национального банка и отец Мефодий – помощник премьера по связям с религиозными конфессиями и Православной Церковью (жил в Ярославле).
Все они собрались в этот ясный майский вечер сначала во внутреннем дворе храма Гаутамы, олицетворявшем его третий уровень, недоступный даже монахам, а потом в келье настоятеля, оборудованной по последнему слову охранно-сигнализирующей техники.
Бабуу-Сэнгэ, удивительно похожий на будду, чьи скульптуры украшали все покои храма и сторожили четыре угла кельи, меднолицый, желтоглазый, бесстрастный, поднял руку с медальоном, на котором были выгравированы Конгокай и Тайдзокай-мандалы, сказал негромко, сразу переходя на метаязык:
– Начнем, братья. Собрал я вас по нескольким причинам, достаточно тревожным в отдельности.
1 2 3 4 5 6 7 8