В глубине первого от улицы двора строение расступается, давая проход во второй, крытый двор. За вторым двором прячется третий. Большое хозяйство, и каждому нужно место. Без малого семь десятков народа живет в Изяславовой руке. Одним он отец, другим деверь и тесть, третьим старший брат или родной дядя, меньшим дед, и всем – хозяин.
По возвращении с судного веча Заренка так спряталась, что мать ее насилу нашла. Хозяйка Изяслава родом чудинка. Она высокого роста, под стать мужу. Лицом белая, сероглазая, волосы льняные. Изяслав черноволосый, его лицо и руки навек темны от угля и железа. Муж и жена рядом как ночь и день, а живут ладно, душа в душу.
Заренка забилась в теплой избе за родительскую кровать и натащила на себя меховую рухлядь. Раскопала мать. Лежит девушка, дышит часто, слез нет, а плакать хочется.
– Ой, матынька, – шепчет она, – горько мне, навечно его из Города выгнали, навечно нас разлучили…
Мать легла на постель, притянула дочку, баюкает ее, как дитя, утешает:
– Ты моя малая, ты моя неразумная, не один есть на свете такой парень, как Одинец, мы еще лучшего тебе найдем.
Самой же до слез жаль дочь, жаль пылкого и быстрого девичьего сердца, которое сразу не вылечишь никаким словом, никаким убеждением. А дочь жмется к матери, просит:
– Помоли тятю, он все может, чего ни захочет…
Легко сказать, а как сделать? Заренка последнее дитя, самое любимое отцом. Ох, худо… А о чем отца молить? Сделанного назад не вернешь, нурманна не поднимешь, чтоб ему на свет не родиться было, окаянному!..
Изяславова хозяйка Светланка не любит нурманнов. У них что купец, то и боец-разбойник. Кто же не знает, что повсюду творят дикие нурманны во всех землях?! Они если и с товарами придут для торга, то сами только и разглядывают, не сподручнее ли невзначай напасть и силой барыш взять, а не торгом. В Городе и в новгородских пригородах нурманны тихие: знают новгородскую силу. А дальше, во всех землях, по варяжскому берегу и другим, всюду, куда можно приплыть на лодьях и в земли подняться по рекам, нурманны хуже черной чумы. Они, ничем не брезгуя, грабят имения, бьют старых, а молодых ловят в рабство.
Светланка была малой девочкой, когда на их село напали нурманны. Мало кто уцелел. После того отец Светланки бросил пепелище и ушел в Новгород. И этот ярл-князь Гольдульф был такой же разбойный купец. Две морские лодьи имел, как про него сказал нурманнский торговый староста. Немало зла наделал людям Гольдульф. Мать не может признаться дочери, что ей самой Одинец милее сделался после того, как разбил нурманнскую голову. Но как и парню и дочери помочь?
За думами и утешениями хозяйка чуть было не пропустила свой час. Хорошо, что меньшая сноха спохватилась. Вбежала и зовет:
– Маменька, не время ли мужиков к столу кричать?
Светланка выскочила во двор и видит по Солнышку – уже пора.
2
Столы, длинные и узкие, поставлены в два ряда. С одной стороны к ним вплотную приставлен малый стол, для хозяина и его старшего сына. Остальные домочадцы садятся на скамьи как кому вздумается. Женщины с мужиками вместе не едят, им не до того. Пока одни по дворам скликают мужиков, другие расставляют миски, по одной на четверых, раскладывают горками хлеб, резанный на ломти, и бросают ложки. В мисках дымится горячее варево из мяса, капусты и разных кореньев.
Голодные мужики собираются быстро, чуть не бегом, садятся, разбирают ложки и ждут, краем глаза следя за хозяином, когда он к своей миске протянет ложку. Тут же все разом берутся. Едят без спешки, однако и отставать от других тоже не приличествует.
А хозяйки от печи целятся коршунами, следят, все ли на столах имеется. Заметят, что хлебушко убыл, подкладывают. Которые успели и миску опорожнить, тем предлагают: не добавить ли?
За первым блюдом хозяйки, без перерыва, подают второе: крошенную ножами вареную говядину, или баранину, или свинину, или дичину. За вторым блюдом подают третье – кашу.
Как всегда, утоляя первый голод, мужики ели горячее молча. За вторым блюдом заговорили и мужики и женщины. Об одном речь, об Одинце, который еще вчера здесь сидел, за общим столом. Никто его не хулит, все жалеют. Такой шум поднялся, что Изяслав не утерпел – прикрикнул. Заренка стояла, прижавшись к теплой печи, и не сводила глаз с отца.
За третьим блюдом хозяйки начали поторапливать тех мужиков, которые отстали от других, но не могут от миски оторваться, хотя уж чуть дышат. Пусть едят, не жалко. Но женщинам самим хочется скорее сесть за стол. Они тоже с утра голодны. От душистого запаха горячего, от каши с только что давленным зеленым конопляным маслом у них слюнки текут. Пора мужикам от стола – да из избы, чтобы дать свободу хозяйкам с малыми детьми.
Таков порядок и у Изяслава и во всех новгородских домах. Что в доме, то все принадлежит хозяйкам. И к погребным запасам и к съестному в клетях прикасается лишь женская рука.
Мужик в женские дела не входит. Без хозяйки муж голодный насидится, но не прикоснется к печной заслонке, не поднимет творила в погребе, не сунется в хлебный ларь. Таков обычай. Не зря говорится, что без хозяйки нет хозяину ни ковша, ни куска. Хозяйка в почете.
Изяслав почитал Светланку за умелое и рачительное домоправство. Но одного почета мало. Любил муж жену поначалу за женскую красоту, а с годами еще больше полюбил за разумный, добрый нрав, за совет, за удачных, ладных детей. Изяслав не противился, когда после стола Светланка его удержала, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Заренка к отцу молча приласкалась, как полевая повилика. А Светланка прямо спросила:
– Как же мы теперь будем с Одинцом-то?
Изяславу не понравилось, нахмурился. Ему и самому Одинец был хорош, но теперь ничего не поделаешь. Добро еще, что парень живым и на свободе остался, а в Город ему ходу не будет. Он должен Городу пятнадцать фунтов серебра – где же ему их взять?
Заренка шепчет:
– А ты, тятенька, его выкупи, выкупи, родимый!
Изяслав рассердился и даже отвел от себя рукой дочь:
– Эк придумала! Где же я такое место серебра возьму?!
Горько заплакала Заренка. Отцовское сердце как свеча тает от дочерних слез.
– Опомнись, доченька, – сказал Изяслав. – Если бы было у меня так много серебра и я бы его Городу отдал, что Одинцу делать? Нурманны его кровники. Вернется Одинец, и придется ему во дворе сидеть без выхода. Если его нурманны зарежут, с них ответа не будет. А Одинец убьет или кого-нибудь из них ранит в защите, ему придется отвечать за вторую кровь. Наша Правда иноземных гостей строго охраняет.
Заренка вскипела, слезы пропали:
– Коли так, я за ним побегу, найду его и с ним еще дальше уйду!
Ох уж вы, детушки! Малы вы – и заботы малые, подросли – и заботы выросли. Не знает Изяслав, что делать с дочерью: не то сердиться, не то ласкать. Подумал он, что пора бы девушку отдать замуж, но ничего не сказал, только покачал головой и пошел из избы. Дня оставалось мало, а работы много. Ужо ночью с женой на одной подушке будет додумывать, как дочернему горю помогать. Одинец парень хороший, и мастер из него будет, но характером он непокорен, самоволен и упрям. И без наложенной на Одинца виры не раз и не два подумал бы Изяслав, брать его в зятья иль не брать.
3
Вечером пятеро нурманнов подошли к воротам двора старшины Славенского конца Ставра. Постучали калиточным кольцом, и за тыном глухо отозвались псы.
Ставр держал фризонских собак, которые хороши не только для медвежьей и кабаньей охоты, а и для двора. Они ворчат не громко, но такими голосами, что сразу отбивают охоту войти даже днем. А ну как псы спущены с привязки?
У боярина дом двухъярусный, и нурманнов провели в верхнюю светлицу.
Ставр владел и огнищами на близких к Городу землях и держал рыбные ловли на Волхове и Ильмене. Но главное его богатство шло от торговли. Он повсюду в Городе и в Новгородских землях старался скупать бобровые, собольи, куньи, выдровые, рысьи и беличьи меха. Меха давали Ставру иноземные товары, которыми он торговал в Городе. И еще Ставр торговал серебром, давая его в рост под большие прибыли малым купцам, которые вели дело на заемные деньги.
Кроме серебра и мехов боярин не брезговал и всеми другими грубыми товарами. Простые, тяжелогрузные товары Ставр уступал на месте иноземным купцам: мед, воск, сало, кожи, товары валяные, щепные, гончарные, железные. А дорогие меха мог бы тоже сбывать в Новгороде, но их он предпочитал отправлять к Грекам. Так барыши большие.
К Грекам путь дальний. От Ильменя поднимаются по Ловати и волоками тащатся в Днепр. Уходят по большой воде после вскрытия рек, чтобы вернуться в Город до зимы. Сверху до Киева везде по рекам и по Днепру живут люди рода славяно-русского. В самом Киеве сидит князь и правит делами согласно с лучшими людьми избранного веча по Правде, сходной с Новгородской. Потому-то от Новгорода и до Киева мирно, и торговые лодьи ходят без опаски, среди своих.
Пониже Киева лесам конец. Там степи, заросшие травами, которые скроют коня со всадником. И плыть надобно не вразбивку, а стаями, держать крепкую стражу: только и смотри, чтобы не налетели неведомые разбойничьи люди.
Внизу Днепра живут первые по пути Греки, то будет уже на берегу моря-Понта. Кто не хочет плыть дальше через море, может этим Грекам продавать товары с хорошими барышами. Смелый же пускается на полудень прямо через Понт.
Ставр плавал через Понт, где двадцать дней не видно берега, до великого города Восточного Рима – Византии. Выручил большие прибыли и за одно лето сильно разбогател.
Светлица в доме Ставра с ясными окнами. В оконницы вставлены не пузырь и не слюда, а стекло, которое ничуть не затемняет дневного света. Лавки покрыты мягкими коврами. В углу поставец с зеркалом, в котором человек может увидеть свое живое отражение. Почетных гостей Ставр угощает не из ковшей, а из высоких стеклянных кубков, оправленных золотыми веточками и проволоками. Все это привезено из Восточного Рима самим хозяином. Умеют и новгородские мастера делать красивые кубки и ясные зеркала, но боярину Ставру не нравится своя работа. Он не любит жить простым укладом, как Изяслав или Гюрята.
Ставр усадил нурманнов на скамьи. К ним вышла дочь боярина, девушка со строгим, красивым лицом, и поднесла по обычаю, с поклоном и поцелуем, дорогое иноземное вино. Последнему поклонилась отцу и покинула покой.
Вбежали босые слуги в длинных белых рубахах и расставили блюда с дичиной, со сладкими медовыми закусками, жбаны пива, вина, крепкого меда. Притащили жареную и вареную кобылятину, до которой нурманны большие охотники.
Ставр хорошо понимал по-нурманнски, а нурманнские гости разумели по-русски. Никто из нурманнов не напомнил боярину нынешний суд и его, боярина, нежданную болезнь.
Они беседовали о Восточном Риме. Ставр пристально приглядывался к римским порядкам. Там не так как в Новгороде. Там простые людины послушны. Всем правит самовластный кесарь, слушая советов тамошних больших людей. А чтобы держать народ в послушании, кесарям служат хорошие дружины из иноземцев. Иноземные дружинники живут в Риме в отдельных крепостях, кроме кесаря и больших людей никого не знают и не общаются с простыми людинами. Обычай разумный – дружинникам не жалко бить людей при усмирении непокорных.
Нурманны не удивлялись рассказам Ставра. Они слыхали о римской жизни. В иноземных кесарских дружинах служат не одни варяги со славянами. С ними вперемежку и нурманны держат римский народ в подчинении кесарям. Кесари платят хорошо, а все же служба – подневольное дело. Нурманны не любят послушания, им бы самим устроиться господами.
Не в первый раз ведет Ставр с нурманнами кривые речи, пряча в словах недомолвки и намеки.
Глава четвертая
1
Под могилу убитого нурманнского ярла Гольдульфа Город отвел место часах в двух хода от городского тына. Хорошее место, видное, на ильменском берегу, чтобы покойнику было свободно.
День выпал ясный и теплый, со светлым, добрым Солнышком. На небо глядя, скажешь, что Лето обратно вернулось на Землю. Но на ракитнике вялы битые заморозками, по-осеннему печально опущенные редкие листья, березы уже сбрасывают желтую листву, побурела огрубевшая трава – отава.
Нет, не скоро Лето вернется. Уже запирает близкая Морена – Зима Небо железным ключом. Уже более нет с Неба выхода веселому грому с золотыми молниями, от которых бежит вся нечистая злая сила.
С сивера на полудень тянут косяки пролетной водяной птицы. Курлычат длинноносые журки, глаголят гусиные стаи. Все стронулись со своих выводных гнездовий. Вон и лебеди. Они, в отличие от других крылатых, плывут в небесном море семьями, в стаи не сбираются. У кого острый глаз, тот отличит по серому перу молодых от стариков.
Откуда же тянет несметная птичья сила? Отовсюду. Одни с Новгородских Земель, другие от нурманнов, от лопарей – карелов, из-за веси. Иные же совсем неизвестно откуда. Как бы далеко ни забредали вольные новгородские охотники, всегда весной и осенью над их головами проходили пролетные птицы. Как видно, есть на далеком сивере неведомые земли.
Мир велик. Одно Солнышко его знает, ему одному сверху все видно. Нурманны рассказывают, что на сивере за их землей лежит предел всему миру. Там океан-море льется вниз в бездонную черную ямину, в которой гибель человеку и всему живому. Там сидит злой бог Утгарда – Локи и ждет неминуемого конца белого света.
Новгородцы не верят россказням нурманнов. Нет ни черной ямины, ни злого Локи. Есть доброе Солнышко – Дажьбог, оно сильнее всех, и ему не будет конца.
А нурманны верят. Они молча шли с телом ярла Гольдульфа к месту, отведенному для погребения. Были они в кольчугах и бронях, со щитами, копьями, мечами, с луками и колчанами, полными стрел.
Носилки с Гольдульфом везли четверо коротко остриженных рабов с железными ошейниками, одетых в грязные льняные кафтаны. И еще пятерых рабов, связанных сыромятными ремнями, нурманны гнали с собой.
Они двигались воинским строем, кабаньей головой. В первом ряду двое, за ними трое, потом четверо. В каждом ряду прибавлялся один боец – до десятка. Потом строй убавлялся по одному человеку и заканчивался, как впереди, двумя бойцами.
Посторонних не было никого. Нурманны не любят, чтоб на их похоронные обряды смотрели чужие.
Новгородские старшины сдержали слово. Березовые, сосновые и еловые стволы, очищенные от сучьев, были сложены костром. Он возвышался как холм, на три человеческих роста и шагов на сорок по окружности. Для подтопки были готовы колотая щепа и береста.
Все нурманны, кто находился в то время в Новгороде, пришли на похороны ярла Гольдульфа. Собралось до полутора сотен. Они встали перед костром полукругом.
Друг и торговый товарищ Гольдульфа, ярл Агмунд, владетель фиорда Хуммербакен, сбросил с носилок покрывало и посадил мертвеца, чтобы он видел всех и его видели все.
Владетель фиорда Сноттегамн, ярл Свибрагер, славившийся как скальд – певец-хранитель преданий, протянул руки к Гольдульфу и запел:
Дети Вотана,
слушайте песнь,
слушайте слова,
Вотан с нами.
Нам сильные Норны
И воля Вотана
измерили меру
и дней и часов.
Избегнуть Судьбины
никто не старайся,
урочное время
нам только дано.
Скальд умолчал о битвах, в которых участвовал Гольдульф, о добыче, которую он захватывал, о богатстве, скопленном мечом и торговлей. Что во всем этом, когда Вотан отказал Гольдульфу в достойной смерти, не дал ему лечь в сражении! Свибрагер не мог воспеть смерть Гольдульфа, и, напоминая холодному трупу о непреложности судьбы, которой боятся даже боги, он утешал ярла, убитого кулаком новгородского простолюдина:
Тайны не скрою
от храброго мужа,
что пользы не будет
бороться с Судьбою.
Перед носилками поставили на колени связанного раба, молодого, светловолосого, сильного. Свибрагер вцепился в короткие волосы раба, поднял его опущенную голову и закричал:
– Смотри, могущественный Гольдульф! Вот твой убийца! Вот русский, Одинец! Насладись его кровью!
Свибрагер проткнул острым толстым мечом шею нареченного Одинца. Кровь хлынула на труп.
Гольдульф бесстрастно смотрел тусклыми, мертвыми глазами на ярла-скальда, который зарезал с теми же словами и второго раба.
Но Агмунд, который поддерживал труп ярла, воскликнул:
– Гольдульф принял жертвы и узнал убийцу! Смотрите, рана на голове ярла сделалась влажной!
Кровью трех последних рабов окропили костер, чтобы она поднялась в Валгаллу с Гольдульфом. Великий Вотан любит запах человеческой крови.
2
Гольдульфа на черном суконном плаще подняли на костер. Рядом с ярлом положили его оружие, в ногах – тела зарезанных рабов. Господин и рабы. Вестфольдинги-нурманны, дети племени фиордов, уверены, что таким, из господ и рабов, Вотан создал мир и таким мир будет до своего конца. Сын племени фиордов – господин. И там, где он еще не правит, он будет править. Он – Сила. Сила правит и будет править миром до последнего часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
По возвращении с судного веча Заренка так спряталась, что мать ее насилу нашла. Хозяйка Изяслава родом чудинка. Она высокого роста, под стать мужу. Лицом белая, сероглазая, волосы льняные. Изяслав черноволосый, его лицо и руки навек темны от угля и железа. Муж и жена рядом как ночь и день, а живут ладно, душа в душу.
Заренка забилась в теплой избе за родительскую кровать и натащила на себя меховую рухлядь. Раскопала мать. Лежит девушка, дышит часто, слез нет, а плакать хочется.
– Ой, матынька, – шепчет она, – горько мне, навечно его из Города выгнали, навечно нас разлучили…
Мать легла на постель, притянула дочку, баюкает ее, как дитя, утешает:
– Ты моя малая, ты моя неразумная, не один есть на свете такой парень, как Одинец, мы еще лучшего тебе найдем.
Самой же до слез жаль дочь, жаль пылкого и быстрого девичьего сердца, которое сразу не вылечишь никаким словом, никаким убеждением. А дочь жмется к матери, просит:
– Помоли тятю, он все может, чего ни захочет…
Легко сказать, а как сделать? Заренка последнее дитя, самое любимое отцом. Ох, худо… А о чем отца молить? Сделанного назад не вернешь, нурманна не поднимешь, чтоб ему на свет не родиться было, окаянному!..
Изяславова хозяйка Светланка не любит нурманнов. У них что купец, то и боец-разбойник. Кто же не знает, что повсюду творят дикие нурманны во всех землях?! Они если и с товарами придут для торга, то сами только и разглядывают, не сподручнее ли невзначай напасть и силой барыш взять, а не торгом. В Городе и в новгородских пригородах нурманны тихие: знают новгородскую силу. А дальше, во всех землях, по варяжскому берегу и другим, всюду, куда можно приплыть на лодьях и в земли подняться по рекам, нурманны хуже черной чумы. Они, ничем не брезгуя, грабят имения, бьют старых, а молодых ловят в рабство.
Светланка была малой девочкой, когда на их село напали нурманны. Мало кто уцелел. После того отец Светланки бросил пепелище и ушел в Новгород. И этот ярл-князь Гольдульф был такой же разбойный купец. Две морские лодьи имел, как про него сказал нурманнский торговый староста. Немало зла наделал людям Гольдульф. Мать не может признаться дочери, что ей самой Одинец милее сделался после того, как разбил нурманнскую голову. Но как и парню и дочери помочь?
За думами и утешениями хозяйка чуть было не пропустила свой час. Хорошо, что меньшая сноха спохватилась. Вбежала и зовет:
– Маменька, не время ли мужиков к столу кричать?
Светланка выскочила во двор и видит по Солнышку – уже пора.
2
Столы, длинные и узкие, поставлены в два ряда. С одной стороны к ним вплотную приставлен малый стол, для хозяина и его старшего сына. Остальные домочадцы садятся на скамьи как кому вздумается. Женщины с мужиками вместе не едят, им не до того. Пока одни по дворам скликают мужиков, другие расставляют миски, по одной на четверых, раскладывают горками хлеб, резанный на ломти, и бросают ложки. В мисках дымится горячее варево из мяса, капусты и разных кореньев.
Голодные мужики собираются быстро, чуть не бегом, садятся, разбирают ложки и ждут, краем глаза следя за хозяином, когда он к своей миске протянет ложку. Тут же все разом берутся. Едят без спешки, однако и отставать от других тоже не приличествует.
А хозяйки от печи целятся коршунами, следят, все ли на столах имеется. Заметят, что хлебушко убыл, подкладывают. Которые успели и миску опорожнить, тем предлагают: не добавить ли?
За первым блюдом хозяйки, без перерыва, подают второе: крошенную ножами вареную говядину, или баранину, или свинину, или дичину. За вторым блюдом подают третье – кашу.
Как всегда, утоляя первый голод, мужики ели горячее молча. За вторым блюдом заговорили и мужики и женщины. Об одном речь, об Одинце, который еще вчера здесь сидел, за общим столом. Никто его не хулит, все жалеют. Такой шум поднялся, что Изяслав не утерпел – прикрикнул. Заренка стояла, прижавшись к теплой печи, и не сводила глаз с отца.
За третьим блюдом хозяйки начали поторапливать тех мужиков, которые отстали от других, но не могут от миски оторваться, хотя уж чуть дышат. Пусть едят, не жалко. Но женщинам самим хочется скорее сесть за стол. Они тоже с утра голодны. От душистого запаха горячего, от каши с только что давленным зеленым конопляным маслом у них слюнки текут. Пора мужикам от стола – да из избы, чтобы дать свободу хозяйкам с малыми детьми.
Таков порядок и у Изяслава и во всех новгородских домах. Что в доме, то все принадлежит хозяйкам. И к погребным запасам и к съестному в клетях прикасается лишь женская рука.
Мужик в женские дела не входит. Без хозяйки муж голодный насидится, но не прикоснется к печной заслонке, не поднимет творила в погребе, не сунется в хлебный ларь. Таков обычай. Не зря говорится, что без хозяйки нет хозяину ни ковша, ни куска. Хозяйка в почете.
Изяслав почитал Светланку за умелое и рачительное домоправство. Но одного почета мало. Любил муж жену поначалу за женскую красоту, а с годами еще больше полюбил за разумный, добрый нрав, за совет, за удачных, ладных детей. Изяслав не противился, когда после стола Светланка его удержала, чтобы поговорить с глазу на глаз.
Заренка к отцу молча приласкалась, как полевая повилика. А Светланка прямо спросила:
– Как же мы теперь будем с Одинцом-то?
Изяславу не понравилось, нахмурился. Ему и самому Одинец был хорош, но теперь ничего не поделаешь. Добро еще, что парень живым и на свободе остался, а в Город ему ходу не будет. Он должен Городу пятнадцать фунтов серебра – где же ему их взять?
Заренка шепчет:
– А ты, тятенька, его выкупи, выкупи, родимый!
Изяслав рассердился и даже отвел от себя рукой дочь:
– Эк придумала! Где же я такое место серебра возьму?!
Горько заплакала Заренка. Отцовское сердце как свеча тает от дочерних слез.
– Опомнись, доченька, – сказал Изяслав. – Если бы было у меня так много серебра и я бы его Городу отдал, что Одинцу делать? Нурманны его кровники. Вернется Одинец, и придется ему во дворе сидеть без выхода. Если его нурманны зарежут, с них ответа не будет. А Одинец убьет или кого-нибудь из них ранит в защите, ему придется отвечать за вторую кровь. Наша Правда иноземных гостей строго охраняет.
Заренка вскипела, слезы пропали:
– Коли так, я за ним побегу, найду его и с ним еще дальше уйду!
Ох уж вы, детушки! Малы вы – и заботы малые, подросли – и заботы выросли. Не знает Изяслав, что делать с дочерью: не то сердиться, не то ласкать. Подумал он, что пора бы девушку отдать замуж, но ничего не сказал, только покачал головой и пошел из избы. Дня оставалось мало, а работы много. Ужо ночью с женой на одной подушке будет додумывать, как дочернему горю помогать. Одинец парень хороший, и мастер из него будет, но характером он непокорен, самоволен и упрям. И без наложенной на Одинца виры не раз и не два подумал бы Изяслав, брать его в зятья иль не брать.
3
Вечером пятеро нурманнов подошли к воротам двора старшины Славенского конца Ставра. Постучали калиточным кольцом, и за тыном глухо отозвались псы.
Ставр держал фризонских собак, которые хороши не только для медвежьей и кабаньей охоты, а и для двора. Они ворчат не громко, но такими голосами, что сразу отбивают охоту войти даже днем. А ну как псы спущены с привязки?
У боярина дом двухъярусный, и нурманнов провели в верхнюю светлицу.
Ставр владел и огнищами на близких к Городу землях и держал рыбные ловли на Волхове и Ильмене. Но главное его богатство шло от торговли. Он повсюду в Городе и в Новгородских землях старался скупать бобровые, собольи, куньи, выдровые, рысьи и беличьи меха. Меха давали Ставру иноземные товары, которыми он торговал в Городе. И еще Ставр торговал серебром, давая его в рост под большие прибыли малым купцам, которые вели дело на заемные деньги.
Кроме серебра и мехов боярин не брезговал и всеми другими грубыми товарами. Простые, тяжелогрузные товары Ставр уступал на месте иноземным купцам: мед, воск, сало, кожи, товары валяные, щепные, гончарные, железные. А дорогие меха мог бы тоже сбывать в Новгороде, но их он предпочитал отправлять к Грекам. Так барыши большие.
К Грекам путь дальний. От Ильменя поднимаются по Ловати и волоками тащатся в Днепр. Уходят по большой воде после вскрытия рек, чтобы вернуться в Город до зимы. Сверху до Киева везде по рекам и по Днепру живут люди рода славяно-русского. В самом Киеве сидит князь и правит делами согласно с лучшими людьми избранного веча по Правде, сходной с Новгородской. Потому-то от Новгорода и до Киева мирно, и торговые лодьи ходят без опаски, среди своих.
Пониже Киева лесам конец. Там степи, заросшие травами, которые скроют коня со всадником. И плыть надобно не вразбивку, а стаями, держать крепкую стражу: только и смотри, чтобы не налетели неведомые разбойничьи люди.
Внизу Днепра живут первые по пути Греки, то будет уже на берегу моря-Понта. Кто не хочет плыть дальше через море, может этим Грекам продавать товары с хорошими барышами. Смелый же пускается на полудень прямо через Понт.
Ставр плавал через Понт, где двадцать дней не видно берега, до великого города Восточного Рима – Византии. Выручил большие прибыли и за одно лето сильно разбогател.
Светлица в доме Ставра с ясными окнами. В оконницы вставлены не пузырь и не слюда, а стекло, которое ничуть не затемняет дневного света. Лавки покрыты мягкими коврами. В углу поставец с зеркалом, в котором человек может увидеть свое живое отражение. Почетных гостей Ставр угощает не из ковшей, а из высоких стеклянных кубков, оправленных золотыми веточками и проволоками. Все это привезено из Восточного Рима самим хозяином. Умеют и новгородские мастера делать красивые кубки и ясные зеркала, но боярину Ставру не нравится своя работа. Он не любит жить простым укладом, как Изяслав или Гюрята.
Ставр усадил нурманнов на скамьи. К ним вышла дочь боярина, девушка со строгим, красивым лицом, и поднесла по обычаю, с поклоном и поцелуем, дорогое иноземное вино. Последнему поклонилась отцу и покинула покой.
Вбежали босые слуги в длинных белых рубахах и расставили блюда с дичиной, со сладкими медовыми закусками, жбаны пива, вина, крепкого меда. Притащили жареную и вареную кобылятину, до которой нурманны большие охотники.
Ставр хорошо понимал по-нурманнски, а нурманнские гости разумели по-русски. Никто из нурманнов не напомнил боярину нынешний суд и его, боярина, нежданную болезнь.
Они беседовали о Восточном Риме. Ставр пристально приглядывался к римским порядкам. Там не так как в Новгороде. Там простые людины послушны. Всем правит самовластный кесарь, слушая советов тамошних больших людей. А чтобы держать народ в послушании, кесарям служат хорошие дружины из иноземцев. Иноземные дружинники живут в Риме в отдельных крепостях, кроме кесаря и больших людей никого не знают и не общаются с простыми людинами. Обычай разумный – дружинникам не жалко бить людей при усмирении непокорных.
Нурманны не удивлялись рассказам Ставра. Они слыхали о римской жизни. В иноземных кесарских дружинах служат не одни варяги со славянами. С ними вперемежку и нурманны держат римский народ в подчинении кесарям. Кесари платят хорошо, а все же служба – подневольное дело. Нурманны не любят послушания, им бы самим устроиться господами.
Не в первый раз ведет Ставр с нурманнами кривые речи, пряча в словах недомолвки и намеки.
Глава четвертая
1
Под могилу убитого нурманнского ярла Гольдульфа Город отвел место часах в двух хода от городского тына. Хорошее место, видное, на ильменском берегу, чтобы покойнику было свободно.
День выпал ясный и теплый, со светлым, добрым Солнышком. На небо глядя, скажешь, что Лето обратно вернулось на Землю. Но на ракитнике вялы битые заморозками, по-осеннему печально опущенные редкие листья, березы уже сбрасывают желтую листву, побурела огрубевшая трава – отава.
Нет, не скоро Лето вернется. Уже запирает близкая Морена – Зима Небо железным ключом. Уже более нет с Неба выхода веселому грому с золотыми молниями, от которых бежит вся нечистая злая сила.
С сивера на полудень тянут косяки пролетной водяной птицы. Курлычат длинноносые журки, глаголят гусиные стаи. Все стронулись со своих выводных гнездовий. Вон и лебеди. Они, в отличие от других крылатых, плывут в небесном море семьями, в стаи не сбираются. У кого острый глаз, тот отличит по серому перу молодых от стариков.
Откуда же тянет несметная птичья сила? Отовсюду. Одни с Новгородских Земель, другие от нурманнов, от лопарей – карелов, из-за веси. Иные же совсем неизвестно откуда. Как бы далеко ни забредали вольные новгородские охотники, всегда весной и осенью над их головами проходили пролетные птицы. Как видно, есть на далеком сивере неведомые земли.
Мир велик. Одно Солнышко его знает, ему одному сверху все видно. Нурманны рассказывают, что на сивере за их землей лежит предел всему миру. Там океан-море льется вниз в бездонную черную ямину, в которой гибель человеку и всему живому. Там сидит злой бог Утгарда – Локи и ждет неминуемого конца белого света.
Новгородцы не верят россказням нурманнов. Нет ни черной ямины, ни злого Локи. Есть доброе Солнышко – Дажьбог, оно сильнее всех, и ему не будет конца.
А нурманны верят. Они молча шли с телом ярла Гольдульфа к месту, отведенному для погребения. Были они в кольчугах и бронях, со щитами, копьями, мечами, с луками и колчанами, полными стрел.
Носилки с Гольдульфом везли четверо коротко остриженных рабов с железными ошейниками, одетых в грязные льняные кафтаны. И еще пятерых рабов, связанных сыромятными ремнями, нурманны гнали с собой.
Они двигались воинским строем, кабаньей головой. В первом ряду двое, за ними трое, потом четверо. В каждом ряду прибавлялся один боец – до десятка. Потом строй убавлялся по одному человеку и заканчивался, как впереди, двумя бойцами.
Посторонних не было никого. Нурманны не любят, чтоб на их похоронные обряды смотрели чужие.
Новгородские старшины сдержали слово. Березовые, сосновые и еловые стволы, очищенные от сучьев, были сложены костром. Он возвышался как холм, на три человеческих роста и шагов на сорок по окружности. Для подтопки были готовы колотая щепа и береста.
Все нурманны, кто находился в то время в Новгороде, пришли на похороны ярла Гольдульфа. Собралось до полутора сотен. Они встали перед костром полукругом.
Друг и торговый товарищ Гольдульфа, ярл Агмунд, владетель фиорда Хуммербакен, сбросил с носилок покрывало и посадил мертвеца, чтобы он видел всех и его видели все.
Владетель фиорда Сноттегамн, ярл Свибрагер, славившийся как скальд – певец-хранитель преданий, протянул руки к Гольдульфу и запел:
Дети Вотана,
слушайте песнь,
слушайте слова,
Вотан с нами.
Нам сильные Норны
И воля Вотана
измерили меру
и дней и часов.
Избегнуть Судьбины
никто не старайся,
урочное время
нам только дано.
Скальд умолчал о битвах, в которых участвовал Гольдульф, о добыче, которую он захватывал, о богатстве, скопленном мечом и торговлей. Что во всем этом, когда Вотан отказал Гольдульфу в достойной смерти, не дал ему лечь в сражении! Свибрагер не мог воспеть смерть Гольдульфа, и, напоминая холодному трупу о непреложности судьбы, которой боятся даже боги, он утешал ярла, убитого кулаком новгородского простолюдина:
Тайны не скрою
от храброго мужа,
что пользы не будет
бороться с Судьбою.
Перед носилками поставили на колени связанного раба, молодого, светловолосого, сильного. Свибрагер вцепился в короткие волосы раба, поднял его опущенную голову и закричал:
– Смотри, могущественный Гольдульф! Вот твой убийца! Вот русский, Одинец! Насладись его кровью!
Свибрагер проткнул острым толстым мечом шею нареченного Одинца. Кровь хлынула на труп.
Гольдульф бесстрастно смотрел тусклыми, мертвыми глазами на ярла-скальда, который зарезал с теми же словами и второго раба.
Но Агмунд, который поддерживал труп ярла, воскликнул:
– Гольдульф принял жертвы и узнал убийцу! Смотрите, рана на голове ярла сделалась влажной!
Кровью трех последних рабов окропили костер, чтобы она поднялась в Валгаллу с Гольдульфом. Великий Вотан любит запах человеческой крови.
2
Гольдульфа на черном суконном плаще подняли на костер. Рядом с ярлом положили его оружие, в ногах – тела зарезанных рабов. Господин и рабы. Вестфольдинги-нурманны, дети племени фиордов, уверены, что таким, из господ и рабов, Вотан создал мир и таким мир будет до своего конца. Сын племени фиордов – господин. И там, где он еще не правит, он будет править. Он – Сила. Сила правит и будет править миром до последнего часа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52