Или хуже, – заключил Пьетро Скубичи.Почему-то жирный пакет с жареным перцем не пачкал его темного костюма.– А как вы поживаете? – спросил Верильо у Франсиско Сальваторе.– Прекрасно, благодарю, дон Доминик. И жена прекрасно, и дети. Прекрасна жизнь под солнцем. Приезжайте к нам как-нибудь.– Приеду, – ответил Доминик Верильо, – приеду.– И у меня все хорошо, дон Доминик, – вступил в разговор Толстяк О'Брайен.– Очень хорошо! Самое главное – здоровье. Здесь у нас во всей округе стоят чудесные деньки. Хорошая погода – стало быть, будет хорошее вино.– А хорошее вино делает хорошую погоду, – сказал Пьетро Скубичи и улыбнулся.Все улыбнулись заодно с ним.Вот так они болтали в нанятых авто о здоровье, погоде и семье. Беседа потекла в ином, более важном русле, когда Гуглиельмо Марконне, он же «Эпплз Доннелли», сказал Витторио Паллеллио, «что на Майями-Бич не найдешь хорошей отбивной». Они сидели в четвертой по счету машине. Гуглиельмо Марконне был из Дулута, а Витторио Палледлио – из Майами-Бич.– Нет, у вас хорошие бифштексы, – сказал Витторио Паллеллио. – Вы, наверное, не там искали.– Именно там, дон Витторио.– А я говорю, не там, Гуглиельмо.– Я заглядывал в «Бока дель Соль».– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.– Еще я был… как называется это место, похожее на магазин подержанной мебели?– Весь ваш город такой, Гуглиельмо.– Мне и там не повезло. И в «Бока дель Соль» тоже.– В «Бока дель Соль» нет хороших бифштексов.– Я знаю. Мне там подали очень плохой.Так болтали представители Далласа, Нового Орлеана, Чикаго, Рочестера, Портленда, Канзас-сити, Кливленда, Колумбуса, Цинциннати, Луисвиля, Денвера, Феникса, Норфолка, Чарлстона, Лас-Вегаса, Сан-Франциско, Филадельфии и Уиллинга.Караван автомашин двигался вперед, но поскольку все машины были разного цвета, на караван они не походили. Только дон Доминик Верильо знал, куда они едут, и время от времени указывал шоферу, куда повернуть, стараясь при этом не оторваться от идущих позади машин. Наконец дон Доминик Верильо велел водителю остановиться возле небольшого художественного салона в Гринвич-Виллидж.Он быстро вышел из машины и открыл дверцу Пьетро Скубичи, Франсиско Салваторе и Толстяку О'Брайену, приговаривая:– Обойдемся без формальностей. Нет времени.Водитель – Вилли-Сантехник Палумбо – тоже выскочил и, ощупывая пачку банкнот в кармане, забежал в салон, в витрине которого были выставлены платья и картины.Не успев открыть дверь, он выпалил:– Я хочу купить натюрморт с клубникой за пять тысяч долларов.– Проходите в комнату за прилавком, – говорил тем временем гостям Доминик Верильо, – в комнату за прилавком.И повторял пассажирам каждой подъезжающей машины:– В комнату за прилавком.Через сорок секунд вместе с последним из гостей он зашел в салон, на вывеске которого значилось: «Ева Флинн».Привлекательная хозяйка была занята беседой с Вилли-Сантехником.– О Боже! – воскликнула она. – Сколько посетителей! Это чудесно! Я знала, что это случится именно так.Она тряхнула копной рыжих волос, откинув голову назад, и положила руку на бедро, обтянутое заляпанными краской джинсами.– Этот натюрморт вот здесь, у дверей, – сказал Вилли-Сантехник. – Вот здесь. Да, вот этот. А вот деньги. Только я хотел узнать, чего тут моди… моги… Ну, как же это… а, мотивация!– Мотивация, – поправила женщина.– Ага, чего это такое и что вы думаете про себя и этого… Гагина?– Гогена?– Ага, его.– Я рада, что вас это интересует, – сказала женщина. Она возбужденно вертела головой вслед шествовавшим мимо нее посетителям, направлявшимся в заднюю комнату, где стояли картины с ее парижскими зарисовками.– Мне следует помочь им, как вы считаете?– Нет, – успокоил ее шофер, – они просто зашли посмотреть. Я покупаю этот, ну как его, так что занимайся мной.– Конечно. Знаете, я вам открою одну тайну. Вы мой первый покупатель. Все так внезапно, – она кивнула в сторону задней комнаты. – Они что, банкиры?– Они из «Америкэн Киваниз Интернейшнл».– Забавно. Такие вежливые! Так вот, Гоген видел жизнь, Гоген видел цвет по-другому…И рыжеволосая художница пустилась в объяснения, что такое цвет как форма искусства, а Вилли-Сантехник соглашался, стараясь не забыть четыре других, приготовленных заранее, вопроса. Он должен их задать, как только она притормозит. Но до этого так и не дошло.В это время в задней комнате дон Доминик Верильо поднял руки, призывая к тишине и давая понять, что времени на формальности нет. Он стоял перед зелено-голубым полотном с изображением ночного парка.– В прошлом году я уже говорил вам, что наркотики становятся серьезной проблемой. Я говорил, что по всей Америке мелкие оптовики ввозят и продают героин. Этим бизнесом занимаются многие ваши люди. И они больше занимаются наркотиками, чем работой на вас. Многие потеряли к вам всякое уважение и утратили чувство долга, потому что независимая торговля стала приносить им больше денег.– Сколько героина вы можете достать? Чемодан? Не больше. Ни один из вас не смог бы наполнить героином багажник автомобиля. Качество тоже сомнительное. Вам продают сахар, песок, муку. Подмешивают стрихнин. А если приходит чистая неразбавленная партия, клиенты с непривычки хватают смертельные дозы. Чтобы достать денег, наркоманы воруют все, что попадает под руку. Растет преступность. Растет число полицейских. А чем больше фараонов, тем больше приходится давать отступных. Если дела с героином пойдут так и дальше, это нас прикончит.Послышались возгласы одобрения. Кое-кто из присутствующих с тревогой стал поглядывать за дверь. Их вполне могла услышать хозяйка салона.– Не обращайте на нее внимания, – сказал дон Доминик.– Но она может услышать, – возразил Толстяк О'Брайен.– Она сейчас в иных мирах. Эти художники тоже себя одуряют, только на свой манер. Итак, мы собрались, чтобы поговорить о героине. В прошлом году я посвятил вас в свои планы. Встречи проходили в ваших так называемых безопасных офисах и домах, но не прошло и недели, как информация попала туда, куда не должна была попасть. Я говорил, что смогу поставить тонны героина. Вы сомневались. И вот теперь я готов принимать заказы.– Вы хотите сказать, героин действительно должен прибыть? – спросил Франсиско Салваторе.– Он уже здесь, – сказал дон Доминик Верильо. – Сорок семь тонн. Очищенный на девяносто восемь процентов. Мы собираемся формовать из него таблетки, чтобы их можно было делить на части, и фасовать в пузырьках – пусть смахивает на лекарство. Будем продавать по дешевке, чтобы его можно было даже курить, как во Вьетнаме.– Вам надо в корне разрушить существующую структуру рынка наркотиков, а когда избавитесь от независимых торговцев, вы сможете взвинтить цену. Вы полностью завладеете целыми городами! Да, именно, завладеете. Америка распрощается с блестящими целлофановыми пакетиками.– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – послышались восторженные возгласы «капо мафиози».Пьетро Скубичи поцеловал Доминику Верильо руку, но дон Доминик понимал, что это не столько дань уважения, сколько желание поскорее начать торговаться.– И ведь никто из вас не знал, так? Сорок семь тонн, а никто не пронюхал! Теперь понимаете, кого остерегаться, а кого нет, где безопасно, а где нет? Я готов принять от вас заказы, а через шесть месяцев мы встретимся опять. Таким же образом, как и сегодня.– У вас, должно быть, здорово все налажено! – восхитился Пьетро Скубичи, который имел почетное право заказывать первым.– Лучше не бывает, – ответил дон Доминик.И Скубичи заказал тонну для Нью-Йорка. Семьсот фунтов было заказано для Лос-Анджелеса, двести для Бостона, шестьсот для Детройта, триста для Далласа, триста для Нового Орлеана, семьсот для Филадельфии, тонна для Чикаго. Кливленд заказал триста, Колумбус – сто и Цинциннати – сто. Сан-Франциско заказал двести фунтов, Канзас-Сити – столько же. По пятьдесят фунтов заказали Денвер, Феникс, Норфолк, Роли, Чарлстон, Лас-Вегас и Уиллинг.Дон Доминик подсчитывал в уме. Почти четыре тонны. Шестимесячная норма, обычно потребляемая всей страной. Он был доволен. Объем заказов вырастет, как только он подтвердит делом, что может выполнить их.– Мы доставим вам героин, – сказал он. – На нем будут этикетки местных аптек. Вы не отличите его от аспирина, пенициллина или питьевой соды. Господа, это отличная сделка, – он улыбался, как и подобало человеку, который только что продал товара на сто шестьдесят миллионов тем, кто продаст его за восемьсот.– Дон Доминик, дон Доминик, дон Доминик! – на дона Доминика Верильо снова хлынул поток восторга и лести. Он прощался с каждым, стоя на пороге, пока они выходили в зал салона, а потом на улицу, где их ждали машины. Художница лишь мельком глянула на них.Скубичи вышел последним.– Пьетро, – сказал дон Доминик, – я люблю вас как отца. Я испытываю к вам величайшее уважение и хочу дать один совет.– Семья Скубичи всегда принимала советы дона Доминика Верильо.– Как я уже говорил остальным, если сразу не слишком завышать цену, потом можно будет все полностью взять под контроль. Я говорю это потому, что желаю вам блага.– Хороший совет, но только если будет и следующая партия.– А почему вы сомневаетесь, что будет?– Я старый человек, дон Доминик. Кто знает, доживу ли я до второй партии?– На самом деле вас не это волнует, – сказал Верильо.– Если я скажу, что меня волнует, вы будете смеяться. Я сам смеялся. По-моему, это просто недостойно вашего слуха.– Я высоко ценю все ваши слова.Старик медленно кивнул.– Моя Анджела верит в звезды. Звезды тут – звезды там. У нее свои игры. А я слушаю. Помните, она сказала, что вы женитесь? И вы женились. И что ваша жена умрет. И, добрая ей память, она умерла. А помните, как она сказала, что вы станете капо всех капо? Вы им стали. Может, это совпадение. Ведь еще она говорила, что у вас родится дочь, но детей так и не было. Вы знаете, так говорили звезды.Дон Доминик непроизвольно схватил старика за плечи. Но тут же спохватился и отпустил.– Так вот, – продолжал Пьетро Скубичи, сжимая в руках пакет с жареным перцем. – В этот раз она точно рехнулась. Я ведь говорил вам в прошлом году, что это дело, которое вы задумали, – не самое лучшее.– И что? – спросил Верильо.– Знаете, бывает, Анджела говорит, что такой-то день надо переждать, и если ее слушать – придется ждать целую вечность. Я и не ждал, потому что звезды – это звезды, а бизнес – это бизнес. Но на этот раз Анджела очень боится, Она говорит… обещайте не смеяться. Она говорит, что вы идете против какого-то бога.Дон Доминик не мог сдержать смеха, но поспешил извиниться, как только справился с приступом веселья.– Это ерунда, конечно, – сказал Пьетро.– Расскажите мне об этом боге.– Это не совсем Бог, а вроде как святой. Такие боги были давно.– Зевс, Юпитер, Апполон?– Нет, вроде как китайский, – сказал Скубичи, – с ума сойти. Анджела ходила к этой старой леди в Гринвич-Виллидж, потому что сама не смогла толком разобрать расположения звезд. А вернулась совсем сбитая с толку. Как это называется у евреев, когда они оплакивают умерших? Ну, сидят на ящиках, не бреются и все такое?– Шива, – сказал Верильо.– Да. Это он. Так и звучит.– Шива? Что ж, буду остерегаться восточных богов, – сказал Верильо.Пьетро Скубичи улыбнулся и пожал плечами.– Я же говорю, все это глупости. Просто иногда Анджела… – и его голос постепенно стих, потому что они вышли из салона, где Вилли-Сантехник заплатил за выбранную картину пять тысяч долларов.Дон Доминик Верильо решил вечером посмотреть в энциклопедии, что это за бог – Шива. Глава шестая Римо Уильямс ждал в тихой приемной Доминика Верильо – председателя городского «Совета Содействия» Гудзона, – постукивая записной книжкой по колену. За окном, в утреннем тумане, пропитанном угарным газом и заводским дымом, виднелись расплывчатые контуры небоскребов Нью-Йорка. В противоположном окне просторной приемной, обшитой деревянными панелями, был виден Ньюарк – здания, сгрудившиеся вдали словно сгусток отчаяния, но он думал о них с теплом.Сейчас он в Гудзоне, расположенном между Ньюарком и Нью-Йорком, на пересеченном реками Гудзон и Хакенсак пятачке земли. Отсюда начинается Америка… В воздухе слегка пахло сосной; привлекательная строго одетая секретарша листала толстенную и довольно потрепанную книгу.На стене висел натюрморт с клубникой, который был куплен накануне за пять тысяч долларов, о чем Римо знать не мог. Но если бы ему сказали – поверил бы. Видение мира художником – это нечто большее, чем просто взгляд вокруг. Он управляет своими чувствами.План действий прост, как начало любой катастрофы, подумал Римо. Пусть в городе узнают о его появлении. Он станет всем надоедать, всех пугать и раздражать. Кто-то непременно на него выйдет. И тогда этот кто-то заговорит. Принцип очень прост: в отличие от киногероев, люди – и храбрые, и трусливые – готовы рассказать все, лишь бы только избавиться от боли. Таинственная техника допросов у русских – это просто избиение кулаками. Генрих VIII бил палками. Чингисхан приказывал бить ногами.Только болваны из Голливуда, да еще Гитлер, считали, что надо обязательно прижигать раскаленным углем, дробить кости, сдирать кожу. Настоящие профессионалы просто бьют.А если никто не выйдет на него, то Римо сам начнет поиски, начнет с самого вероятного кандидата – шефа полиции Брайана Дугана, человека сообразительного и доброго, но – вора. Согласно информации КЮРЕ, он заплатил за свое место восемьдесят тысяч долларов. Такие деньги не платят за то, чтобы блюсти в городе закон и порядок. А если главарь не Дуган, то есть еще Верильо и Гассо, и Палумбо, и мэр, и главный редактор городской газеты, и другие, чьи имена дал ему Смит.Но это – вторая стадия. А пока – первая: брать интервью и вызывать беспокойство. Первым в списке стоял Верильо, который, согласно информации КЮРЕ, был или главной фигурой мафии Гудзона, а может, и всей страны, или простой пешкой на службе у мафии.Эта информация напоминала донесение, полученное немецким генштабом, о том, что союзники собираются высадиться в Нормандии шестого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года. Сообщалось точное время и место десанта. К несчастью, генштабу сообщили еще тридцать девять других географических точек – от Норвегии до Балкан – и точных дат – с 1943 по 1946 годы. Вот вам и разведка!– Нашла! – воскликнула секретарша. – Нашла!Римо улыбнулся.– Что же вы нашли?– Шиву. Я искала Шиву.И она начала читать: «Шива. Один из трех основных богов индуизма, известен также как Разрушитель, или Дестроер».Она подняла глаза на посетителя.Римо, разумеется, заинтересовался. Он уже слышал эти слова.– По-моему, его еще называли Разрушителем миров… – и он медленно прочитал по памяти, – «Я – Шива…» – но дальше вспомнить не смог.В это время открылась дверь, и из кабинета выглянул джентльмен с волевым лицом.– Джоан, можно вас на секунду? О, добрый день! Вы, вероятно, из журнала? Я приму вас через минуту.– Я нашла для вас Шиву, – сказала секретарша.– Разрушитель миров; я – Шива, Дестроер… – произнес Римо.– Что? – спросил Верильо, и его глаза расширились от изумления.– Пытаюсь припомнить цитату. Вспомнил! «Я – Шива-Дестроер, смерть и разрушитель миров».– Вы Шива? – мрачно переспросил Верильо.Римо засмеялся.– Я? Нет. Я Римо Барри, журналист. Мы с вами беседовали вчера вечером по телефону.– Прекрасно. Я к вашим услугам через минуту. Джоан!Римо наблюдал, как секретарша взяла блокнот и карандаш и исчезла в кабинете. Через пять минут пригласили и его, и пришлось с притворным усердием записывать банальные рассуждения Верильо. В Гудзоне – те же проблемы, что и в других городах: свертывание промышленности, рост преступности и, конечно же, утрата надежды на лучшее будущее.Но Верильо верил в великое будущее Гудзона – он потратил почти полчаса, расписывая свои проекты. А потом пригласил Римо пообедать в казино «У озера».Об оптимистическом взгляде на будущее он продолжал распространяться и за устрицами, запеченными в тесте, и за телятиной по-голштински. Когда Римо заказал рис, просто рис, Верильо чрезвычайно удивился. Почему один рис? Это восточный обычай? Специальная диета?– А вы не можете допустить, что я просто люблю рис, мистер Верильо?– Нет, – ответил Доминик Верильо.– Со временем к нему привыкаешь…– А когда вы начинали его есть, он ведь вам не нравился, не так ли?– Да, не особенно.– Тогда почему вы продолжали его есть?– А почему вы едите моллюсков, запеченных в тесте?– Потому что я люблю их.Римо улыбнулся, а Верильо засмеялся.Римо пожал плечами:– Что я могу добавить к тому, что вы мафиози?Верильо расхохотался.– Знаете, если бы это не было так смешно, это было бы серьезно. Я полагаю, что итальянская община страдает из-за алчности некоторых итальянцев. Страдают доктора, юристы, зубные врачи, преподаватели, продавцы, трудяги, вроде меня. Я просто уверен, что всякий раз, как ФБР не может раскрыть преступление, оно норовит арестовать первого попавшегося под руку итальянца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15