Он не слышал, как Чиун объявил, что храбрость Римо превзошла мастерство Нуича, что тот умер не от удара, а от страха и что теперь жители деревни поймут, наконец, что Мастер поступил мудро, остановив свой выбор на Римо.Римо не слышал, как жители деревни провозгласили вечную преданность Чиуну и восславили Римо, у которого оказалось сердце корейского льва в теле белого человека.Он не видел, как жители деревни поволокли тело Нуича к заливу, чтобы бросить в воду на съедение крабам, и не слышал, как Чиун приказал солдатам председателя осторожно отнести Римо в дом Чиуна и как председатель обещал больше не вмешиваться в дела Синанджу и положить конец воровству губернатора, забиравшего деньги, которые Чиун посылал в Синанджу.Когда его поднимали солдаты, Римо на мгновение пришел в себя и услышал голос Чиуна, снова громкий и требовательный, который приказывал: «Осторожно!» И перед тем как глаза его вновь закрылись, он успел заметить, что ноготь указательного пальца левой руки Чиуна испачкан чем-то красным.Кроваво-красным.Это была кровь, совсем свежая. Глава семнадцатая Когда Римо вновь открыл глаза, ему показалось, что в спальню набилась вся деревня.Рядом стоял Чиун, который настойчиво убеждал односельчан, что их никто не обманывает:— Он только снаружи американец. Внутри этого лучшего из белых людей — настоящий кореец, который еще не до конца показал себя.Римо оглядел комнату, заполненную плосколицыми деревенскими жителями, которые только что были готовы отправить на тот свет не только Римо, но и Чиуна, кормившего их долгие годы, и произнес:— Я хочу кое-что вам сказать.Он вновь оглядел комнату, пока Чиун переводил его слова на корейский. Присутствующие обратились во внимание.— Я — американец, — произнес Римо.Чиун перевел.— И горжусь этим, — продолжал Римо.Чиун добавил что-то по-корейски.— В следующий раз, когда будете рассуждать о слабаках-американцах, вспомните о том, что именно американец, белый американец победил боль.Чиун выпалил несколько слов.— А Нуич — не просто кореец, а уроженец Синанджу — как раз и оказался трусом и заслужил смерть.Чиун буркнул еще что-то.— И все вы заслуживаете того же, потому что вы просто стая неблагодарных, кусающих руку дающего очернителей, которых надо бы отправить к праотцам на съедение рыбам. Если рыбы станут вас жрать.Чиун сказал что-то еще, и лица жителей деревни расплылись в улыбках, они захлопали в ладоши. Чиун выпроводил всех и остался вдвоем с Римо.— Мне кажется, моя речь в переводе несколько потеряла в выразительности, — заметил Римо.— Я перевел им все твои грубости, — ответил Чиун. — Хотя, конечно, пришлось кое-что изменить, чтобы точнее передать смысл твоих высказываний.— Например?— Чтобы им было понятно, я сказал, что ты продемонстрировал сердце корейца, а Нуич подпал под влияние реакционного империализма. И что я бы не выбрал себе в сыновья какого-нибудь слабака, тем более — белого... Ну, и так далее. Все было переведено точно так, как ты говорил.В дверь постучали. Чиун открыл. На пороге стоял председатель Ким Ир Сен.— А, вы проснулись, — сказал он Римо по-английски со слащавым восточным акцентом.— Да. Хорошо, что вы говорите по-английски, — ответил Римо.— Почему?— Потому что нам нужно поговорить, а я не хочу, чтобы мои слова переводил Чиун.— Он еще очень слаб, — вмешался Чиун. — Может быть, в другой раз?— Нет, именно сейчас, — возразил Римо. — Пхеньян — город продажных женщин... — начал он.— Нам это известно, — ответил Ким Ир Сен. — Если вам хочется увидеть добродетельный город, то поезжайте в Мангендэ, на мою родину. Это достойное место.— Если там люди похожи на местных, — заметил Римо, — значит, они такая же дрянь!— Люди везде одинаковы, — сказал Ким Ир. — Даже в Синанджу. Да и в Америке, я полагаю.Чиун кивнул. Римо окончательно разозлился, сообразив, что никак не получается оскорбить Сена.— Я был во Вьетнаме, — заявил наконец Римо. — И перебил множество вьетнамцев!— Недостаточно много, — заметил Ким Ир. — Вьетнамцы — как птичий помет. Насколько я понимаю, Ханой ничуть не лучше Сайгона. Удивительно, как эти катышки помета вообще отличают друг друга.— Я бы вообще стер с лица земли весь вьетнамский коммунистический сброд, — сказал Римо.Ким Ир Сен пожал плечами.— Что ж, неплохая идея. Вьетнам — единственная известная мне страна, где во время войны население увеличивалось. Надеюсь, вы не имели дела с какой-нибудь вьетнамкой? Они все заразные, знаете ли.— О, черт! — сказал Римо, отвернулся и стал смотреть в окно на бледное холодное корейское небо.— Я отбываю, — услышал он слова Ким Ир Сена.— Сделайте так, чтобы деньги Синанджу больше не присваивались вашими вороватыми чиновниками, — сказал Чиун.— Да. Я лично прослежу за этим.Чиун кивнул и проводил председателя до двери, где обратился к нему театральным шепотом:— Не расстраивайтесь из-за его слов. В душе он кореец.— Я знаю, — сказал Ким Ир Сен.Чиун закрыл дверь.— Ну? — спросил Римо.— Что «ну»?— По-моему, тебе есть что сказать. Говори.— Я рад, что ты поднял этот вопрос, Римо, Ты нанес Нуичу неудачный удар, на дюйм ниже, чем надо. Раньше я бы простил тебе такую небрежность, так как твое извращенное американское восприятие обрекало тебя на небрежность и халтуру. Но теперь я не могу простить этого. Когда ты поправишься, придется отработать этот удар. К счастью, жители деревни знали, что ты ранен, поэтому они были к тебе снисходительны. Ты не опозорил Дом, но мы должны быть уверены, что этого не произойдет и в будущем.— Это все, что ты собирался мне сказать?— А что еще?— Почему твой ноготь был в крови?— Мой ноготь?— Да. Ноготь указательного пальца левой руки.— Тебе это померещилось в бреду, — сказал Чиун.— Ты прикончил Нуича, разве нет?— Римо, как ты можешь говорить такое! Ты же знаешь, что Мастер никогда не поднимет руку на жителя деревни. А я Мастер. Ну, может быть, на те несколько секунд, когда Нуич провозгласил себя Мастером, я таковым не был, но...— Не рассказывай мне сказок, — перебил Римо. — Ты был Мастером и остаешься Мастером, и если ты пырнул Нуича, то не имел права.— Если я что-то сделал не так, то отвечу перед своими предками. Но все это день вчерашний и день сегодняшний. Поговорим о завтрашнем дне. О том дне, когда ты, Римо, станешь Мастером Синанджу.Чиун широко раскинул руки, словно стремясь охватить комнату со всеми ее вазами, кувшинами и прочей утварью.— Только представь, Римо, когда-нибудь все это будет твоим!— Верни обратно Нуича, — сказал Римо, и впервые за много дней смех не вызвал у него боли.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14