Не говоря уже о том, что возникнет угроза ликвидации нашей организации.— А что вы предпримете, если «Нью-Йорк таймс» завтра опубликует документы, где будут указаны адреса, места, даты, сообщения об убийствах и роли правительства в этом? Помните то дело в Майами? А заваруху с профсоюзами? Что тогда?— Это шантаж, — мрачно произнес Смит.— Типичная для КЮРЕ вещь.— Вымогательство!— Ваше любимое дело.— Неприкрытая угроза!— В том-то и дело, дорогуша.Смит свернул с шоссе к мотелю, стоявшему на окраине Уайт-плейнз, и, достав ключ, открыл дверь номера, который организация арендовала круглый год. Он помог Римо добраться до номера, находившегося в задней части здания, невидимой с улицы, уложил его в постель и только тогда ушел. Через двадцать пять минут он вернулся в сопровождении человека в темном костюме с саквояжем в руке.Доктор внимательно осмотрел Римо.Однако Римо не желал иметь с ним дело.— Я не нуждаюсь и его помощи, — прошипел он Смиту. — Только Чиун поставит меня на ноги.Доктор отозвал Смита в сторону.— Этого человека необходимо госпитализировать, — тихо сказал он. — Плечевые связки разорваны. Мышцы правого бедра превращены в лохмотья. Он должен страшно мучиться. Откровенно говоря, вы совершенно напрасно привезли его сюда. Вы должны были вызвать машину «скорой помощи» прямо на место аварии.Смит согласно кивал.— Подлатайте его, пожалуйста, как сможете, пока я буду уговаривать его лечь в больницу.Доктор кивнул.Невзирая на явное неодобрение Римо, врач наложил ему на плечи повязку, что ограничивало движения, но гарантировало, что разорванные мышцы срастутся правильно. Он также туго перевязал ему правое бедро и, наконец, извлек из саквояжа шприц.— Я сделаю вам обезболивающий укол.Римо мотнул головой:— Нет.— Но ведь у вас невыносимая боль. А это облегчит ее.— Никаких уколов, — повторил Римо. — Вспомните, Смитти, тот гамбургер, из-за которого я попал в больницу. Никаких уколов и никаких лекарств.Смит посмотрел на врача и покачал головой.— Он справится с болью, доктор. Не надо уколов.Смит проводил доктора до двери, поблагодарив за помощь.— Не стоит, — ответил тот. Он приехал сюда весьма неохотно и лишь потому, что его шеф намекнул, что в случае отказа в один прекрасный день могут возникнуть трудности с получением лицензии на частную практику. Шефу, в свою очередь, намекнули, что у него не будет проблем с заинтересовавшейся им налоговой инспекцией, если он пришлет доктора в мотель ровно через три минуты.Когда Смит вернулся, Римо сидел на постели.— О'кей, Смитти, где она?— Что?— Моя подводная лодка.— Не все сразу.— Любому, кто может вызвать врача на дом, не составит труда отправить меня на подлодке в Северную Корею.И с этими словами Римо закрыл глаза.Скоро он отправится в Синанджу. Он сделал все, что мог. Теперь надо предупредить Чиуна о покушении, которое готовит Нуич. И лишь во сне он позволил себе вспомнить, что это ему нанесли три первых удара камикадзе Нуича и что, согласно древнему обычаю Синанджу, четвертый удар будет смертельным.А потом наступит очередь Чиуна. Глава одиннадцатая Капитану подлодки «Дартер» Ли Энрайту Лихи все представлялось очень забавным. Тайком заплыть во вражеские воды, высадить старика, ровесника Конфуция, и скрытно убраться восвояси. И что за тип был этот старикан! Хотел, видите ли, смотреть «мыльные оперы» и сердился, что на подлодке нет телевизора, показывающего «Пока Земля вертится».Капитану Лихи все это представлялось забавным, настолько забавным, что он решил поделиться с приятелями в баре офицерского клуба в Минданао, где находилась небольшая военно-морская база США, предназначенная для дозаправки подводных лодок.Но не успел он дойти до самого интересного — до «мыльных опер», когда его тронул за плечо младший офицер.— Сэр.— В чем дело? — сердито спросил Лихи.— Вас к телефону, сэр.— Скажите, что я подойду через минуту.— Это из Вашингтона, сэр.Офицер говорил настойчиво.Момент был упущен — офицеры, до этого внимательно слушавшие, отвлеклись, возобновив свои разговоры. «Черт возьми», — подумал Лихи. Вслух же он сказал, что опять небось придется везти какого-нибудь деда, помешанного на «мыльных операх». Но реплика не произвела ожидаемого эффекта, и капитан Лихи отправился к телефону.Официальный представитель военно-морского ведомства сообщил, что ему вменяется в обязанность взять на борт пассажира с секретными инструкциями. Лихи должен будет выполнять эти инструкции и хранить все в строжайшей тайне.Ему было приказано немедленно вернуться на лодку и ждать прибытия пассажира.До крайности разозленный, сжав зубы, даже не допив виски, капитан Лихи вышел из бара и направился к пирсу в ста ярдах от клуба, где «Дартер» заправляли топливом и готовили к рейсу. Заправочные шланги уже были отсоединены, и «Дартер» был готов к отплытию.Капитан Лихи взошел по трапу на борт, где был встречен вахтенным офицером.— У нас на борту пассажир, — сказал тот.Лихи кивнул:— Еще один Чарли Чан?— Нет, сэр, на этот раз — американец. Молодой. Мне кажется, он ранен. Ходит с палкой. Я зафиксировал в судовых документах его прибытие, сэр.— Хорошо, лейтенант. Пойду погляжу, что еще за птицу прислали нам, на ночь глядя.Капитан Лихи через люк спустился вниз и постучал в дверь пассажирской каюты.— Да?— Это капитан.— Что вам нужно?— Хочу поговорить с вами.— Ну, если настаиваете...Лихи открыл дверь и увидел, что новый пассажир лежит на койке в шортах. Его плечи и правое бедро скрывали бинты. Около откидного письменного столика стояла трость. Одежда пассажира валялась на полу.— Только не говорите мне, что вам нужно в Раск, в Центр по реабилитации.Он улыбнулся собственной шутке, на которую пассажир не отреагировал.— Нет, мне нужно в Синанджу.Пассажир кивком головы указал на стол.— Обо всем сказано в инструкциях.Лихи вскрыл запечатанный конверт со штампом «совершенно секретно» Инструкции были те же, что и в предыдущем рейсе, когда переправляли старика-корейца.— Ваш багаж на борту? — поинтересовался Лихи.— Я путешествую без багажа.— Это что-то новенькое.— И я не люблю «мыльные оперы», — заметил Римо.— Это тоже что-то новенькое.— А еще новенькое в том, что я не люблю болтовню и предпочитаю одиночество. В еде я неприхотлив, предпочитаю ничем не приправленный рис. Не буду жаловаться и на спертый воздух, шум или скуку. Главное — поскорее добраться до Синанджу.— И я того же мнения.— Всего хорошего, — сказал Римо. — Я устал.И капитан Лихи больше не видел и не слышал своего пассажира до тех пор, пока они не вошли в Западно-Корейский залив. Тогда он снова зашел в каюту, чтобы сообщить о всплытии.— Мне нужна надувная лодка и человек, который доставит меня на берег, — сказал Римо. — Я не могу грести и плыть.— Понятно. А вам потребуется помощь на берегу?— Нет, — ответил Римо. — Меня встретят.— Сомневаюсь, — возразил капитан. — Мы прибыли раньше расчетного времени. И вам, возможно, придется долго ждать на берегу того, кто, как вы рассчитываете, должен вас встречать.— Кто-нибудь там будет, — упрямо ответил Римо, пытаясь большим пальцем одной ноги нацепить на пятку другой туфлю из мягкой итальянской кожи.И потому капитан Лихи не так уж удивился, когда лодка приблизилась к берегу и он, глядя в перископ, увидел на прибрежном песке старика-корейца в ярко-красном парчовом кимоно, устремившего взор на «Дартер». Он ходил по берегу взад-вперед, явно не замечая холода.— Ну, конечно, он здесь, — пробормотал Лихи. — Он здесь с тех пор, как мы его тут высадили. И этот второй псих тоже собирается высадиться тут, и оба будут ждать, пока я не привезу еще двоих, чтобы у них была компания для бриджа. Вся страна рехнулась!— Простите, не расслышал, сэр? — произнес старший помощник.— Всплывайте и готовьтесь к доставке груза на берег, — приказал Лихи. — Пока он не надумал превратиться в чайник.— Есть, сэр! — ответил офицер, но, отойдя в сторону, пробормотал: — Чайник? — и решил, что за капитаном Лихи надо приглядывать. Глава двенадцатая — Вот я и здесь... — сказал Римо, ковыляя по мелкой воде к прибрежным скалам.Позади двое матросов в резиновой лодке уже возвращались на корабль.Чиун шагнул к Римо, его лицо осветилось улыбкой.— Да, — сказал он. — Здесь. Это — жемчужина Востока. — Он театрально взмахнул руками: — Сияющий источник вселенской мудрости, Синанджу!Римо огляделся. Слева были голые скалы, справа — еще более голые, безлюдные скалы. Холодные волны пенились у берега.— Ну и дыра! — сказал Римо.— Подожди, ты еще не видел наш рыбный сарай! — сказал Чиун.Опираясь на трость, Римо захромал к Чиуну. В его туфлях хлюпала вода, но он не чувствовал холода. Чиун прищурился, заметив вдруг трость в руке Римо.— Ай-и-и-и!Его левая рука сверкнула в тусклом свете ноябрьского дня. Ребро ладони ударило в трость. Дерево разлетелось, Римо едва успел перенести вес на левую ногу, чтобы не упасть в воду. Он стоял, сжав в правой руке обломок трости, другая половина качалась на волнах, собираясь уплыть в океан.— Черт возьми, Чиун! Мне без трости не обойтись.— Не знаю, чему тебя успели научить в Америке, пока меня не было, но ни один из учеников Мастера Синанджу никогда не будет пользоваться тростью! Люди увидят и скажут: «Смотрите, вот ученик Мастера Синанджу, такой молодой, а ходит, опираясь на палку! Как глуп Мастер, он пытался научить этот бледный кусок свиного уха». Они станут смеяться надо мной, а я такого не потерплю. Что с тобой случилось? Зачем тебе трость?— Мне нанесли три удара, папочка, — сказал Римо. — Разбили оба плеча и правую ногу.Чиун вгляделся в лицо Римо, стараясь уяснить, понимает ли тот, что означают эти три удара. Плотно сжатые губы Римо подсказали: понимает.— Ладно, направимся в мой дворец, — сказал Чиун, — и там позаботимся о тебе. Идем.Он повернулся и пошел вдоль берега. Римо, опираясь на левую ногу и волоча правую, заковылял следом. Но он отставал, и расстояние между ними все увеличивалось.Наконец, Чиун остановился и огляделся по сторонам, будто осматривая свои владения. Римо догнал его. Чиун молча продолжил свой путь, только медленнее, так что Римо мог идти рядом. Ярдов через пятьдесят они остановились на небольшой возвышенности.— Вот, — сказал Чиун, показывая вдаль. — Новое помещение для разделки рыбы.Римо увидел лачугу, сколоченную из выловленных в море обломков досок и бревен. Крыша была покрыта толем и покоилась на деревянных столбиках. Казалось, что взмах хвоста любой сардины-недоростка сметет жалкое сооружение в море.— Ну и развалина, — сказал Римо.— А-а-а, это тебе так кажется, а на самом деле все продумано. Жители Синанджу построили этот дом для работы, а не для показухи. Главное — его назначение. Пойдем, я покажу тебе. Хочешь посмотреть?— Папочка, — сказал Римо, — лучше пойдем к тебе.— Ах, да. Ты американец до кончиков ногтей. Не желаешь поучиться мудрости у других. А если тебе когда-нибудь понадобится знание о том, как устроено здание для разделки рыбы? Вдруг когда-нибудь ты окажешься без работы? Ты скажешь себе: «Ага, я знаю, как устроено помещение для разделки рыбы!» И может быть, тебе не придется просить подаяния. Но нет, для этого надо обладать даром видеть будущее, чего ты лишен. И обладать трудолюбием, которого у тебя еще меньше. Что ж, транжирь свое время, как беззаботный кузнечик, которому зимой будет нечего есть.— Чиун, пожалуйста, пойдем к тебе, — попросил Римо, который еле стоял, превозмогая сильную боль.— Конечно, — сказал Чиун. — Меня не удивляет твоя лень. И это не дом, а дворец!Он повернулся и пошел по грязной песчаной дороге к скоплению домиков в нескольких сотнях ярдов поодаль.Римо ковылял следом, стараясь не отставать.— По-моему, ты говорил мне, папочка, что каждый раз, когда ты входишь в деревню, твой путь устилают лепестками цветов? — спросил Римо, заметив, что дорога, ведущая к центру деревни, пуста и что Чиун, несмотря на свое величие, больше напоминал обычного старика, вышедшего погулять.— Я временно отменил эту церемонию, — произнес Чиун официальным тоном.— Почему?— Потому, что ты американец и можешь это неправильно понять. Люди хотели соблюсти обычай и протестовали, но, в конце концов, мне удалось их убедить. А мне не нужны лепестки цветов, как лишнее доказательство любви ко мне жителей деревни.На улице они никого не встретили. Машин тоже не было. В нескольких лавках Римо видел людей, но никто не вышел приветствовать Чиуна.— Ты уверен, что это Синанджу? — спросил Римо.— Да. Почему ты спрашиваешь?— Потому что деревня, которую кормил ты и веками кормила твоя семья, могла бы оказать тебе побольше почтения.— Я временно отменил почести, — сказал Чиун. Римо заметил, что его тон стал не столько официальным, сколько извиняющимся. — Потому...— Потому, что я американец. Я знаю.— Верно, — сказал Чиун. — Но помни, что даже если они и не вышли на улицу, то все равно люди все видят. Ты бы лучше шел прямо и не ставил меня в неловкое положение, а то сейчас похож на преждевременно состарившегося человека.— Я постараюсь, папочка, не осрамить тебя, — сказал Римо и усилием воли заставил себя идти, почти не хромая, и хотя каждое движение причиняло ему невыносимую боль, он даже слегка размахивал руками в такт ходьбе.— Вот и дворец моих предков, — сказал Чиун.Римо посмотрел и вспомнил дом, который однажды видел в Калифорнии, построенный хозяином из отходов, битых бутылок и жестянок, пластмассы и старых покрышек, а также обломков ящиков.Дом Чиуна напомнил Римо тот дом, только здесь материал был поразнообразнее, среди деревянных лачуг дом Чиуна выделялся тем, что был сделан из камня, стекла, стали, дерева, гранита и раковин. Это было одноэтажное низкое здание, напоминавшее американский фермерский домик, каким он мог представиться в наркотическом дурмане.— Это... это... тут действительно есть, на что посмотреть, — сказал Римо.— В этом доме мои предки жили веками, — сказал Чиун. — Конечно, я перестроил его много лет назад. Установил ванну — неплохая идея, которую я позаимствовал у вас на Западе. А также устроил кухню с печью. Видишь, Римо, я не против хороших идей.Римо был рад услышать это, ибо хотел подать Чиуну хорошую идею — все разломать и построить заново. Но решил промолчать.Чиун подвел Римо к парадной двери, судя по всему, деревянной. Она была сплошь покрыта раковинами моллюсков, устриц и мидий и напоминала песчаный пляж после отлива.Дверь была тяжелой, и Чиун с видимым усилием отворил ее. Потом, словно извиняясь, взглянул на Римо.— Знаю, знаю, — сказал Римо. — Ты отменил ритуал открытия дверей.— Как ты догадался?— Я же американец, — ответил Римо.Снаружи дом казался непрезентабельным, и потому он не ожидал увидеть внутри то, что предстало его взгляду. Каждый квадратный сантиметр пола был чем-то заставлен: кувшины, вазы и блюда, статуи и мечи, маски и корзины, груды подушек вместо кресел, низкие лакированные деревянные столики, разноцветные камни в стеклянных сосудах.Чиун суетился, демонстрируя свои богатства.— Ну, Римо, что ты об этом думаешь?— Не нахожу слов!— Я так и знал, — заметил Чиун. — Все это награды Мастера Синанджу. От правителей со всех концов света. От Птолемея. От шейхов тех многочисленных стран, где добывают нефть, от китайских императоров, когда они вспоминали, что надо платить по счетам. От племен Индии. От великих когда-то народов черной Африки.— Кто это дешево от тебя отделался, расплатившись этими кувшинами с разноцветными камнями? — спросил Римо, глядя на сосуд, стоявший в углу комнаты, фута полтора высотой, наполненный тяжелыми камнями.— Какой ты все-таки американец! — сказал Чиун.— По-моему, кого-то из твоих предков здорово надули.— Этот кувшин был договорной платой.— Кувшин с камнями?!— Кувшин с неограненными алмазами.Римо пригляделся — и точно: неотшлифованные алмазы, самый маленький из которых был два дюйма в поперечнике.— Но я и не ждал, что ты поймешь, — сказал Чиун. — Для тебя, человека с западным складом мышления, весь мир поделен пополам: на то, что блестит, и то, что не блестит. Для тебя — стекло. Для Мастера Синанджу — алмаз. Потому что мы не гонимся за внешним блеском, а зрим в корень и видим истинную ценность.— Как и в случае со мной? — спросил Римо.— Даже Мастера Синанджу иногда ошибаются. Неотшлифованный алмаз может оказаться просто камнем.— Чиун, я хочу спросить тебя кое о чем.— Спрашивай о чем угодно.— Я хотел спросить... — И тут Римо почувствовал, что силы покидают его, терпение достигло предела, правая нога стала подгибаться, волевой порыв иссяк и в плечевых суставах появилась жгучая боль. Он открыл рот, но не успел вымолвить ни слова и рухнул на пол.Он не помнил, как ударился об пол. Не помнил, как его подняли.Он помнил только, как пришел в себя и огляделся. Он лежал раздетый на подушках в небольшой освещенной солнцем комнате, накрытый тонкой шелковой простыней.Чиун стоял рядом и, когда Римо открыл глаза, склонился к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14